Полет над гнездом кукушки

ЧЕМ ПАХНУТ ПОЭТЫ

Поэты не пахнут клубникой со сливками.
Ни патокой грез, ни пломбиром оваций
Поэты не пахнут…Я слишком счастливая,
Чтоб через платочек с тобой целоваться!

В буржуйских кафешках, разя одиночеством,
Труп женщины ластится к трупу мужчины…
А я люблю сало  с начинкой чесночною –
И жизнь, с ее горькой смертельной начинкой

К истории сделана лишь предыстория:
Ни Бородина, ни Бориса и Глеба…
Так вот вам! На трезвую приторность тортика –
Хмельной аромат бородинского хлеба.


ШИЗОФРЕНИЯ

В голове моей – боль и каша.
Мысли магмой вулканной булькают…
Закипает солянка мозга –
Болевая, как соль, струна…

Заблудилась среди букашек,
Между буднями, ноутбуками,
Саундтреками… Лают моськи
На зарвавшегося слона.

Может быть, я шизофреничка…
Ангел с демоном – двойня жуткая!
Между Азией и Европой
Затесался славянский Бог…

Промежутков боюсь – панически.
Возвращаюсь в свой промежуток:
На двух стульях одною…
Робко
Балансирует дура-боль.

У любви – ни варианта жалости.
Неспроста говорят: «До гроба».
За обрывок луча держись,
Даже если весь мир померк…  

Отпустите меня, пожалуйста!
Отпустите меня – оба!
Отпустите меня – в жизнь!

Отпустите меня – в смерть…






СИНИЕ ПТИЧКИ (ЦИКЛ)

-1-
Бухло закончилось – и люди разошлись.
Хребет Майдана битой гадостью заплеван.
С тоской собачьей, мордой кверху, воет высь,
Как дифтерию, отдирая с горла пленку.

Завис над городом небесно-синий сон…
Синичка, юностью пометив подоконник,
Расправит крылья и помчится на Сион –
Клевать глаза на ветхой выцветшей иконе.

А я останусь в спазматической глуши,
Где имитацией оргазма ткутся будни
И буду ждать, держась за свечечку души,
Что ты придешь.
Чуть-чуть ослепнешь…
И разбудишь.

-2-
Синие птички,
Черные свечки.
Четки-синички…
Счет на увечья.

Птички-синички,
Черные ранки…
Берег поникший
В синей огранке.

Рифы, кораллы,
Судно до Рая…
Перебирала,
Перебираю,
Недобираю…

Память – и паперть.
Паперть – и дамба.
Дай мне поспать и
Выспаться дай мне!
Вырваться дай мне…

По водостокам –
Спевкой и стычкой….
Как вы жестоки,
Птички-синички!

Как вы прекрасны,
Как бесполезны…
Маленький праздник
Раненых лезвий.

Сны расписные…
Вечер – и вечность.
Небо весны – и
Синие свечи…


СТОН

Гулкий церковный орган квартиры…
Как решето, – на руке рука.
В небе застрелены облака –
Солнце просвечивает сквозь дыры.

На крапиве – кровяные струпья.
След от ожога – и вновь ожог.
Даль застегнулась на сапожок…
Замок любви возведен на трупах.

Боженька, детка, пошли мне манны!
С кожи земли, как с души тоску,
Поле сдираю по стебельку –
И обнажается мама-магма.

Остов планеты – стальной и голый.
Лопнул бессмысленный всхлип: «За что?»
Сердце на сердце,  – как решето.
Со стороны раздается голос…

Странный, далекий, органный, мой…
Вот ты, оказывается, какой…

СТИХИЯ

Окрыленные кленами дали
Обнимая ладонями леса,
Пью счастливое пойло печали
Из Офельиных лапок принцессы.

Слух баюкает терпкая гамма
Заблудившейся в сумраке ели…
Надоели Ромео и Гамлет –
Все герои любви надоели!

Мир пластмасс, автобаз, банков, химий
Растворился в органике клена…
Что осталось? – Безумно плохие,
Как во время любви разделенной,

Стихи-и-Я…

МУЛЬТФИЛЬМ

«Я цинична, как все поэты». –
Ее голос был непреклонен.
В поле пасся огарок лета,
Паруса – и гора костей…

«Я тебе повторять не буду!».
Мысли множились, словно клоны…
Вдруг припомнился тихий Будда,
Как спасение в суете.

А вдали – облака, гитары…
Воспаленная соль объятий.
Жаркий лепет губного «Ave»  –
И Аляски курантный бой…

Что ей Будда и Че Гевара?
Что ей роза, и крест, и якорь?
Что ей маленький мальчик Авель,
Если это – ее любовь?!

Как в припадке или ознобе,
Трясся уличный полустанок.
Голова по нагой брусчатке
Покатилась, как спелый мяч…

Мне, наверно, положен Нобель
За спокойную ее старость,
За двуликий ее Крещатик,
За насмешливый ее плач.

Я уйду – и на этом точка.
Даже если и запятая
Распахнет свой оскал ушастый,
Я убью ее, как жука.

Моя девочка-одиночка!
Моя грешная и святая!
Остов лестницы груб и шаток…
Я скажу тебе: «Ну, пока».

Ни сединочки у виска.
Ни кровиночки…
«Облакаааа!
Белогривые лошадки!..»


ТАНЕЦ

Рассекая крылышком полумглу,
Танцевала бабочка по стеклу.

Голый крест готический – рамы шест.
Распиналась бабочка по душе.

Лик в грязи автобусной – луч и плач.
Эта сука-бабочка  – наш палач.

Боль цветная, черная – Бог взасос…
Бабочка крещеная – наш Христос.

Два крыла: смирение и разбой.
Двойня – дура-бабочка:
Мы с тобой.

Над обрывом высится
Хрупкий мост…
Бабочка – провидица
Грез и слез

В мире мерзопакостном тьмы и зла,
Где страдает ангел в лице козла;

Где наценки в храме – да на свечу…
«Мама мыла раму»…
В окно хочу!

Чтобы ни мороза и ни огня…

Танцевала бабочка
Без меня.

ШУЛЯВКА

Девочка Шулявка –
Страсти без обмана.
Крохотная главка
Женского романа.

Новые поломки,
Старые гитары…
За бензоколонкой –
Грудка стеклотары.

Как озябший зяблик,
Как прыжок без планки…
Юная раззява –
Бабушка Шулявка.

Как зима без снега,
Как весна без далей –
Битая телега
Пролетарских зданий.

Ветхая телега.
Битая дорога.
Альфа и Омега –
Колыбель на дрогах.

Длинная дорога.
Долгая разлука.
Девка-недотрога…
Запах стрел и лука.

Та, что плач не прячет
За оправу спеси…

Край моих горячих
И рабочих песен.

ОБЩЕСТВО

Спелая нотка ласкового цинизма…
Взгляд королевы – сладенький, свысока.
Знала бы ты, подруга, как адски низко
Над головой взрываются облака.

«Девочка – незае…на: это видно.
Держит сосиску пальчиками двумя».
Это когда уже ничего не стыдно:
Как под мужчину, лечь под каток – плашмя.

Желтое небо ходит за синим солнцем.
Бродят за сердцем солнечным луч и плач…
В голое небо трепетно рвутся сосны
Над черепичным черепом нищих дач.

Стих родился с двуликой душой ребенка.
Перское счастье девок – бандит и борт.
Если б ты знала, как высоко, сестренка, –
Как высоко мы падаем мордой в торт!

Переборов тяжелую бронь парада,
Маршалы льнут к садовому лепестку…
Девочка – не затрахана: это правда.
В рюмке – вискарь.
«Сок – детям!»

Земля – в соку…



ЖРИЦА

Полежи со мной просто так…
Вслед за травами всходят травы.
Миг затишья на всех фронтах
Как преддверье большой расправы…

С тылом – ясно: они, они…
Мелкий глянец дешевых стаек.
Словно бабочку на огни, –
Приглашаю на черный танец.

Людно… Спрятаться б – в паранджу!
Жизнь как жизнь: зависает, глючит.
Ляг ровнее, как я лежу,
На горячий матрас колючек.

Где-то: башни, мосты, цветы,
Пепсикольный фонтан девчонок…
Безысходка – и все. И ты…
И красивый чужой ребенок.

Взорван лагерь. Упал пятак
Решкой кверху… Пожар на Ниле.
Полежи со мной – просто так,

Чтобы вместе похоронили…

АЛЬПИНИСТКА

                        Юрию Крыжановскому


И вот, опять спускаюсь с гор,
Как вор: к живым еще покойникам…
Спят, пьют, поют и пьяный ор
Снимают на чужую «Конику».

В отрепьях травяной трухи
Равнина, – как спина китовая…
Христос простил мне все стихи –
Грехи, что с неба надиктовывал…

Пролег, как мина, волчий вой
От Станислава – и до Харькова…
Сам знаешь, это каково:
Кровь рифмой из себя выхаркивать.

Застенок страсти – Интернет
И скорбь, как ширь, – необозримая…
И ты – артист, ты – марионет-
Ка собственных поддатых зрителей.

Безвольным бабьим «Мой, прости!» –
Так чистоплюйски, по-пилатовски –
Опять не мочь тебя спасти
От этого мирка патлатого!

А ты орешь: «Моя! Спаси!
Возьми с собой на Альпы синие!..»

О Господи, иже еси,
Как омерзительно – бессилие…

  
ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ

И небо – до крика – тихое…
И поле – до крови – русское.
Захочешь когда, – прости меня
За крылья, за то, что струсила.

Отвага – до страха – сильная
И воля – до боли – горькая…
Мы жили слишком красиво и,
Наверно, умрем изгоями.

Свобода –  пробел меж путчами,
Державами и парашами.
Звон… Ветер-звонарь в попутчики
Напрашивается, напрашивается…

А после, – как смех, плачевное
На «Ё» первой буквы «общество»…
Положь меня в психлечебницу:
Уж лучше валяться овощем,

Чем так…

РАСПЯТИЕ

В тюрьме, во тьме, как в трюме, шарила
Ползком по карцерному дну
Душа, разбитым полушарием
Простукивая тишину.

В застенок логоса и голоса
Забилось «Господи, прости!»
Мой мозг, как разновидность глобуса,
Висит на волоске оси.

За тихим краешком безумия
Смеются о своем одном
Красивые и белозубые
Березки за моим окном…

В плаще из крапивы и щавеля –
То с пирогом, то с батогом –
Земля стремительно вращается
Кругом, кругом, кругом, кругом!

Кругом – и шагом марш: до выстрела,
До первой сходки на заре…

И только крест упрямо высится
На старой маленькой горе.
  
ТЕРТЫЕ ЯБЛОКИ

«Я представляю, что она тебе втирает, эта дура», –
Так, вероятно, говорила обо мне твоя подруга.
Ромашки-ласточки, как в зеркало, глядят в нагое дуло
И убивают по ошибке не кого-то, а друг друга.

А я – «поэт»: на стирку с тёркой передавленное слово.
Да, гены пальцем на раздавишь, и «втирать» – в моей природе.
Любовь – из тех, что даже мачо превращают в полулоха, –
Торчит с распятыми руками, как болван на огороде.

А после солнца, когда вечер лезет в озеро купаться,
И забывается с тоски состав словарного запаса,
И слушать пастора и мэра на базар выходит паства, –

Мне светят звезды – заиконно, словно яблоки для Спаса.

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА

Первой любви посвящается

Последних героев – пруд пруди.
А первый – всегда один.
Здравствуй, праведник.
Здравствуй, князь.
Здравствуй, мой господин.

Как делишки? Давно не виделись!
Снова в тебе ощущается нечто знаковое…
Женщины, брат, что в Виннице, что в Витебске,
Что на Аляске – анатомически одинаковы.

Живешь? Жрешь? Ржешь? Врешь?
Собачки лают…
Казаки клепают свое послание
К чертям собачьим… Привет Аглае
И московскому православию.

Тетива ли, игла ли – моя струна:
Махорка в стоге махровых тел…
Из тебя получилась замечательная жена,
Как ты и хотел, князь,
Как ты и хотел…

А я раздробилась на отражения,
Дубликаты
И галереи…
И они говорят мне: «Женя,
Ну, как ты?!
Выбирай, типа, быстрее!»

По мановенью волшебной спички
Лента расправилась в анаконду…
Помнишь, как ты жалел меня,
Истеричку и еретичку,
За то одно лишь, что я когда-то
Являлась тебе Джокондой?

На этом все кончилось. Детям – комиксы.
Взрослым – змея под кожу.
Мой труп – под клеенкой в соседней комнате…
Спаси, Бог, спасителя, благодетеля,
Спонсора, «папика» моего – Рогожина!
Спасибо…

С остальным – ясно: коровки, пастушки
И домик с колонкой в Боярке…
И небо, подбитое черною тушью,
Как после падения Боинга.

И ты – располневший, румяный и не в психушке:
Не Христос, а – приходской поп.
И дождь… И я… Живая!
Лежу – и смеюсь в подушку.
Лечу и плачу, лечу и лью, лечу и плюю –
В гроб.

ТАК…

                          Ю.К.

– Любовь это как?
– Да так, мол, и так.

Висеть на крюках. Гореть на мостах.
Держась за звезду, – лететь за бедой.
Держась за пиз… пистолетик худой, –
Стрелять – не в упор. Потупив свой взор,
Убить разговор – и смыться, как вор.
Хватаясь за Цель, молиться на Цер-
ковь, биться о цепь – в плену офице-
ром, раненым в лоб… Креститься на гроб.
Дух – в обручах скоб… Отпой меня, поп!
За поручни-дни – за все помяни!
За ник – и за нимб… Молиться на пни,
Когда ни дерев… Течет Те-те-рев.
Так, берег презрев, сменяет свой гнев
На милость река… Ревут облака.
Тоска – высока: осечка с виска –
И срыв, и с обры-ва – в омут… Коры
С березы, игры стрекоз и сырых
Ухватистых трав – так хочется! В храм –
Так хочется! Прав – не надо. Поправ
Хибары теней – в хоромы огней!
Нежней и нежней, нужней и – нож с ней…
Не бред – и не брод. Не глаз – и не бровь.
Не брань – и не бронь…

– Так это?..
– Любовь!