Алексей Конаков

Бла-бла-годарности


Богатые идиосинкразиями и волосами неформалы, пузырящиеся по кочегаркам и полуподвалам Отечества, и до сих пор полагают, что столь ценимый ими русский рок — бунтует против властей предержащих. Даже если они правы, то правы неправотой, ибо не понимают, что верное следствие («бунт против власти») возводится на совершенно эфемерном фундаменте (якобы «политическая сознательность»). В чем же дело? Скажу здесь крамольную вещь: русский рок вообще никогда не интересовался политикой, но только искусством как таковым. Его протест — эстетический по своей сути (а-ля будетляне); его бескомпромиссная борьба всегда ограничивалась сладостным вгрызанием в дебелое тело попсы. Однако так уж испокон веков устроена Россия, что самой популярной, самой рейтинговой фигурой является как раз фигура власти. (Любопытным эхом данного закона выступают легонько бередящие политическую память фамилии иных российских поп-див: Алла Пугачева, Маша Распутина.) И потому, практически невольно, атака на попсу оказывается атакой на власть. Вся антиправительственная риторика Юрия Шевчука есть лишь стилистическое продолжение его яростной схватки с поп-музыкой (Путин заменяет Киркорова); в некотором смысле, в том, что ныне лидер ДДТ ораторствует на митингах, более всего виноваты советские вокально-инструментальные ансамбли.

Подытоживая, повторим: главная попса двухтысячных носит имя «Путин». Риторический вопрос: снились ли его рейтинги князьям и краснобаям отечественной эстрады? Вся интрига будущих выборов — будет ли второй тур? — с неописуемой легкостью переводится большинством россиян на язык какого-нибудь музыкального конкурса, а-ля «Евровидение». И, само собой разумеется, что определенные «референтные группы», взращенные на том же Шевчуке, не упускают случая позубоскалить над столь выпирающей архипопсовостью премьерской фигуры. Наиболее заметным явлением такого рода стал шквал благодарственных стишков «спасибо Путину за это», захлестнувших русский интернет в октябре 2011-го года. Воспроизвести по памяти пару примеров не составит труда: «Отдельно мухи от котлеты, спасибо Путину за это», «Леса горят зимой и летом, спасибо Путину за это» и т. д. Младое и незнакомое с советской действительностью племя безыскусно наслаждалось самой свежестью фронды. Люди же, хоть немного хлебнувшие из совка, понимали в придачу и цитатную основу игры: ремейкинг старой застойной хохмы «Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это». Природа яда, таким образом, оказывается не только кон-, но и интертекстуальной, а имя Путина нечувствительно (и по-маяковски легко) приравнивается к печально знаменитой коммунистической партии СССР.

Комильфотствуя понемножку, и я хотел бы по возможности присоединить к восторженному хору благодарностей свой собственный дрожащий (не стой на ветру!) тенорок. Стихи, впрочем, я писать не стану, да и фигуру Путина постараюсь объехать подальше деревянным, с суконной подкладкой, конем. В приводимом ниже тексте (который, увы, только начинается здесь) хвала моя собирается потрогать двух других, немногим менее популярных, чем наш премьер-министр, людей. Чуть неуклюжая звезда первого из них, кажется, уже неминуемо спускается к подслеповатому закату на каком-нибудь юрфаке, а чуть вульгарная звезда второй — еще, бьюсь об заклад, очень долго будет одаривать нас своим утомительным светом. (Очевидно, окончания при числительных уже выдали читателю, что речь пойдет о мужчине и женщине; следуя старосветским манерам, пропустим вперед даму.) Ксения Собчак воспринимается людьми по-разному; одни обличают ее гламурной пустышкой, другие вообще отказывают в праве называться личностью, считая очередным кунштюком шоу-бизнеса. Нас это, впрочем, не должно смущать, ибо ничуть не уменьшает, скажем так, эвристической ценности объекта «К. Собчак». Уверен, будущие гуманитары еще не раз возблагодарят сию парадоксальную женщину, невольно играющую роль лакмуса, эндоскопа, исследовательского зонда в теле социума эпохи нулевых.

Речь, однако, не об этом. Лично я, благодаря Ксении Собчак, стал чуть-чуть лучше понимать Горького, за что и желаю прилюдно сказать ей «спасибо». Разъясню ситуацию подробнее. Один из знаменитых рассказов М. Горького, «Страсти-мордасти», повествует (пересказываю назло эрудитам!) о торговце квасом, ночью спасшим из грязной лужи пьяную бабу с разрубленным напополам лицом. За спасение, за гостинцы ее сухоногому Леньке проспавшаяся хочет «отблагодарить» героя единственным понятным ей способом. А так как чудовищный шрам на безносом лице способен уничтожить любой намек на вожделение, предлагает прикрыть свою «рожу» платком. Герой, как и положено, отказывается. Но здесь-то мне и вспомнилась Ксения Собчак! Она ведь тоже имеет вполне приятное, потребное тело при довольно страшном лице, с челюстью, делающей похожей ее на лошадь*. Однако, случись ей «благодарить» мужчину, стала ли бы она прикрываться платком? Конечно нет! Акула шоу-бизнеса, она просто встала бы в коленно-локтевую, скрывающую лицо, позу. Именно после таких соображений — и раскрывается перед нами весь гуманизм Горького, вспыхивают его слова об отношении к женщине, как мериле цивилизации! Ведь он — предпочел придумать какой-то нездешний платок, но оставил-таки даму лежать на спине, даже не мысля расположить ее — унизительно-животно —раком!

Вторым адресатом моей как-бы-эпистолы является куда более внушительный, во всех отношениях, человек; герой интернета и телевизора почище Ксении Собчак, но плюс к этому — онер экономических пасьянсов и политологических криптограмм. Наверное, каждый второй высоколобец с удовольствием подтвердит, что Дмитрий Медведев если в чем и преуспел, то в создании атмосферы бреда и фантасмагории вокруг ускоренной модернизации, российской нанотехнологизации, президентской администрации и т. п., и т. д. Притом, если в начале властвования проявления абсурда носили спорадический и хотя бы отчасти объяснимый характер (Сколково, энергосберегающие лампы), то под конец они просто хлынули мутным потоком. Вспомним движение «Отличницы» («девственницы за модернизацию!»), всенародно прославившихся медведевцев А. Бухало и Н. Будило, откровенный фарс с бадминтоном и, наконец, 146% «волшебника» В. Чурова на выборах. Стилистика такой власти лучше всего описывается в терминах перманентной инверсии, оксюморонов и тавтологий. (При этом наиболее кричащей тавтологией двухтысячных являлся сам «тандем», с Медведевым, откровенно дублирующим, повторяющим Путина.) И — чего греха таить! — более всего кремлевские инициативы последних лет походили не на политический, а, скорее, на арт-проект в стиле каких-нибудь «Коллективных действий».

Концептуалисты помянуты здесь не зря, ибо человеком, лучше всего эксплицировавшим всю корявость, тавтологичность и воинствующую непрофессиональность русского общественно-политического устройства был главный наш концептуалист от литературы — Д. А. Пригов. Его письмо — с рифмами типа «считается — просчитается», с нарочитым проглатыванием слогов в угоду размеру («милицанер», «прездент»), с путаными инверсиями и нелепыми «довесками» — было непосредственной калькой, почти детективным слепком с абсурдной, донельзя исковерканной действительности. Впрочем, существует одна проблема, мешающая адекватно воспринимать творчество поэта: несмотря на то, что Д. А. Пригов живописал преимущественно эпоху застоя, его ходы и методы кажутся актуальными и ныне, от них все чего-то ждут. Гигантскому приговскому зданию, иными словами, не хватает завершения, убедительного венца. Здесь-то, эстетствуя, и надо бы принести благодарность Д. Медведеву, переименовавшему милицию в полицию, в результате чего самый знаменитый приговский персонаж-концепт — «Милицанер» — стал-таки окончательной легендой, обретшей место во вполне закончившейся эпохе. В самом деле, жест Медведева столь глуп социально, но столь значим художественно, что заставляет подозревать в нем чуть ли не агента, сознательно «работающего» на Пригова.

Здесь можно задать еще такой вопрос: а что связывает между собой наших сиятельных героев, К. Собчак и Д. Медведева? Во-первых, конечно же — отчество, имя отца (подобно тому, как связывает оно Карлсона и Буратино в старой загадке). Во-вторых (непотребно и расточительно используя в качестве дешевой аллегории саму литературу), можно вспомнить знаменитую интертекстуальную теорию М. Риффатерра о взаимодействии двух текстов через третий («интерпретанту»). Точно так же в современном российском сознании Ксения Собчак и Дмитрий Медведев относятся не напрямую, а через третьего человека, чуть отстоящего в стороне (но во главе угла). Человек этот вполне узнаваемо пахнет Петербургом, Университетом, Анатолием Собчаком, дешевой попсятиной и глубоким провинциализмом. Это, как все уже догадались, Владимир Путин, коего никак не удается объехать на деревянном коне, и который и есть — интерпретанта К. Собчак и Д. Медведева (продолжая городить огород, можно поговорить об интертекстуальных связях и между любимыми игрушками этих двух: «ipad 2» и «дом 2»). Но, кроме шуток — может быть, вся страшная сила Путина в том и состоит, что он всегда является «третьим текстом», непременным условием любой связи — между Кудриным и е-мобилем, Навальным и яблоком, юной птушницей и солдатом срочником, алкашом и алкашом в магазине?..

В заключение отмечу, что если над данными ерническими абзацами и витает какой-либо пафос, то это пафос поисков иной оптики. (При этом «серьезная» русская литература, так или иначе поминаемая выше, и по сей день отлично работает в качестве мощного остраняющего контекста — по-человечески любопытно сталкивать друг с другом К. Собчак и М. Горького, высекая искру нового видения! — но вряд ли следует заимствовать у нее методологию.) Надо понимать, что в наше время нет ничего более стандартного, чем объявлять самым реалистичным письмом абсурдизм или, под старую сурдинку, интерпретировать действительность в терминах алогизма! Обаятельный Д. А. Пригов просто довел до завершения то, что начинали еще ранние советские авторы в диапазоне от Д. Хармса до М. Булгакова. Теперь, когда взятый под охрану «господами полицейскими» приговский Милицанер окончательно стал музейным экспонатом (при том, что свою аналитическую ценность он утратил уже давно), явно пришло время разработки альтернативного инструментария. Абсурд, пацаны, более не канает! Он сделал свою работу и должен быть оставлен — без сожаления. Квазиэкзистенциальное камюшничанье («абсурдность жизни» и т. д.) в текущей ситуации является сейчас самым, быть может, реакционным способом мышления. Времена вообще никогда не повторяются, и даже «новый застой» требует новых подходов.
Теги: Алексей Конаков

К списку номеров журнала «ТРАМВАЙ» | К содержанию номера