На стеклянном стуле. Стихотворения

ДЕЛЬФИНЫ

Смирившись с тем, что "влюблён" - это статус, а молоко бывает птичьим,
пересмотрев в сотый раз "Бездну" и другие любимые фильмы,
погружаешься в пучину фантастического безразличия,
а там - дельфины.

И так они ластятся к тебе, так пробуют тебя на запах,
словно выясняют, сколько в тебе рассеяно пыльцы света,
а ты не помнишь себя от счастья, потому что не будет уже никакого "завтра",
будет - вера

в то, что нет ничего разумного, есть только смерть и танцы,
не захочется больше выяснять, какими чувствами ты болен:
чувствам бесполезно сообщать, как они называются,
болезням - тем более.

Дельфины подбрасывают тебя в тёплый космос, курлычат что-то, наверное, радуются.
привыкаешь к невесомости, к мягким плавникам, а вдалеке сквозь рыхлый пар виднеются
твои детские книжки, утонувший брат, любимая девушка под капельницей,
фабрика Уолта Диснея.

НА ЗАОБЛАЧНОЙ СТАНЦИИ

после меня ничего не останется,
после меня совершится потоп.
матовый свет на заоблачной станции,
голый простор,

воздух былого, что угли за пазухой,
блики пространства, туманы времён.
станет о жизни мне кто-то рассказывать,
но без имён,

словно о музыке без композиторов
или о небе, не знающем птиц.
вдоль голосов этих, тёмных, пронзительных
буду идти

в белую мглу, где свободой очерчено
то, до чего не касается взгляд,
дальше, чем всё, что имеет значение,
дальше, чем ад.

детством пахнёт и любовями рыжими,
слово, теплея, вздохнёт чуть вольней,
станет беззвучным, но чутким и слышимым,
будто во мне.

так полоса из живого молчания
перечеркнёт и надежду, и страх,
чтоб отпустить за пределы отчаянья -
дальше, чем рай.

НА СТЕКЛЯННОМ СТУЛЕ

сидишь на стеклянном стуле и называешь это бессмертием.
другой бы назвал попроще: бессоницей или оставил бы без названия.
осмысливать собственное существование становится делом третьим.
это словно играть с Богом на раздевание

и неожиданно выиграть, а потом
вспоминать, кто же был твой соперник, оглядываясь растерянно.
пока жизнь не раскрылась и нет повода думать, что она цветок,
можно ухаживать за другими растениями.

на стеклянном стуле на заснеженной поляне под открытым замёрзшим небом
сидишь, будто веришь в то, что небо открытое, а стул стеклянный.
если вдруг спросят тебя о тех, кто захоронен в тишине твоего снега,
сменить поляну.

так вот сидишь, сидишь и начинает порой казаться,
что будущее тебя потеряло, а прошлого никогда и не было.
все печали этого мира умещаешь в паре абзацев,
заполненных пробелами.

долго дышишь на небо, пока на нём не проявляются
надписи самого глубинного содержания,
чтобы их прочитать,
прикладываешь к небу ладони, и на твоих пальцах
отпечатывается пустота.

теперь-то и ты понимаешь, что даже те, кто не спит - давно уснули,
что в этом гипнотическом мерном гуле
не спать невозможно.
вот проснутся они, а ты сидишь на стеклянном стуле,
просто сидишь на стеклянном стуле

и улыбаешься.

МАТЬ

сказал архангел: "твою мать".
мать вышла тихо.

теперь бы мне не переврать:

была портнихой
и шила белым по живому
без лекала,
да зашивалась
и по новой начинала.

была солдаткой
и ждала себе любого,
ждала безвылазно
и, в общем, бестолково.
и дождалась, представьте, евнуха,
который
наобещал, нагородил
холмы и горы.
была с ним скромною,
разнузданной,
распятой.
война случилась,
ахтунг!
евнуха - в солдаты.
ушла солдатка тем же днём,
в глухом полесье
пропала без вести по сводкам местной прессы.

была дикаркой,
в куклу евнуха иголки
вгоняла, ведьма.
с лешим гнали самогонку,
он подбивал её не раз на шуры-муры -
она тушила об несчастного окурок
и пропадала на четыре ночи кряду,
а он курил кальян со "спайсом" вкуса мяты.

была работницей она (дефис крестьянкой)
и с бригадиром целовалась после пьянки,
а бригадир потом ходил суров, потерян,
ей говорил, что, мол, женат,
жене, мол, верен,
и снова пил и верен был
на сеновале,
потом допился до чертей,
не ел, не спал он,
мечтал о чистых отношениях и браке,
но вот решил: "да ну её, заразу, нахер".

была весёлой продавщицей, "бизнес-леди",
худой прыщавый паренёк всё ею бредил,
кидал открытки ей на множество емэйлов,
она хотела не его,
она хотела
того охранника,
что под покровом ночи
хотел её,
нет, делал вид, что очень хочет.

была невестой, белоснежной, круглолицей,
жених что надо,
он начальник всех милиций,
и года два, а может пять, не в этом дело,
существовали,
совмещались,
тело в тело.
когда казалось - вот он рай,
бери в ладошку,
она осталась без него
со мной и кошкой.

была собой:
порой стеснительной
излишне,
живой, напевною.
была, да тихо вышла.
легка походка и тепла, что шубка лисья.
Бог милосерден:
я на свет не появился.