Наталия Черных

Живые частицы Елены Ванеян

Елена Ванеян. «ПОСВЯЩАЕТСЯ ТЕБЕ», Москва, «Виртуальная галерея», 2010, - 98 стр., иллюстрации Станислава Величко. ISBN 987-5-98181-064-0


*
  Первая книга стихов. Елена Ванеян – филолог, ученица покойной Л. М. Трауберг. Для меня стихи Елены Ванеян встали на одну полку с репродукциями Пиросмани и томиком переводных стихов Константы Галчински. «У каждой бабочки — свой покровитель, у каждого дерева сердце — справа». Можно поговорить о детском, чистом, видении мира. О наивности письма. Но стихи Елены Ванеян — отнюдь не наивная поэзия.

*
Бывает редкий и тяжёлый дар, который переворачивает в поэте весь человеческий айсберг, и зритель-читатель замирает в ужасе от явившейся ему неземной стройности мира. Кошка пишет письмо, царапая лапой в углу. По бумаге? Легко представить, если прочитать стихотворение «Письмо из Вифлеема».

Кошка-мать царапает коряво,
Притулившись в уголочке хлева:
«Что за шерстка у зверей кудрявых!
Что за плащ у милой Приснодевы!

Животное-человек-животное; вот цепочка мироздания по Елене Ванеян: «когда стоишь на задних лапах». Францисканский плащ — не более чем прикрытие человеческого зверя: «мне нравится быть этой Леной смешной». Стихи — почти лубочные, почти игровые — о великом. Они идут не благодаря, а сквозь. И вот это неумолимое, космическое сквозь - уравнивает судьбы человека и котёнка, человека и птички. Сила — в огромной тяге внутри этих на первый взгляд небольших стихов. На пространстве одной публикации возникает насыщенный и перенасыщенный мир, исследованием которого можно увлечься всерьёз.

Загадочный, двойственный образ кошки: страстный и кроткий. Она предвещает смерть (часто гибель), но и является символом души.

Жертвенная и вместе агрессивная птица. Образ птицы вызывает в памяти стихотворения Елены Шварц.

Растения, служащие орудиями и имеющие общий разум, хотя каждое растение индивидуально.

Но стоит ли исследовать? Ведь здесь время — совсем не человеческое время. И опыт — не совсем человеческий опыт. Человек как Божия кошка. Как Божий кипрей. Его (Христово) Делание, (с)Тяжание. И это «Божие тяжание» я назвала бы и свойством, и новизной стихов Ванеян. Бог к человеку — и человек к животному, порой забывая, как это: Бог — к животному (как к человеку).

Человек к человеку в этих стихах говорит редко; и почти всегда через время-память. Умершая мама (хотя она на самом деле есть), девчонки («картошка сварилась»). Возникает пространство, в котором много животных и растений, но куда нет доступа людям. Если есть, то лишь как в маскараде: в зверином образе (львёнок, малиновка). «Я» поэта осознаёт себя как райского зверя. Но человеческая суть выступает из границ звериной тени. Оборотень наоборот. Единственный человек среди животных и растений. Адам до создания Евы, Адам-садовник.

*
В лучших стихах ритм немного зыбкий, медленный (хотя строки небольшие), как в пруду при тихом ветре. Он раскачивает цепь лодочек-видений, идущих одна за другой. Если бы возможно было определение «визионерская метафора», «апокалиптичсекая» (в исходном значении: Апокалипсис Иоанна Богослова), я назвала бы такую метафору визионерской или апокалиптической:

Ещё несёт Господь безлюдными местами
В зелёном угольке, украшенном золой,
Жнеца с серпом, солдатиков с цветами,
И мотылька с порхающей иглой.

Из «Пейзажного парка. Гатчина»

Жнец с серпом, мотылёк с порхающей иглой, запах небесного битума — эти образы без остатка умещаются во внятные чувству небесные отпечатки. Они иной природы. Их нельзя назвать стилизацией, и в них нет ничего намеренного. Вот эти: жнец, солдатики, мотылёк с иглой — невыдуманные. Они родились из глубочайшей огненной тревоги, как и стихи. Порой они кажутся съедобными. Порой и картины Пиросмани напоминают мне сахарную выпечку. Стихотворение как живая частица. Частица как живое существо, обладающее душой, слившейся навсегда с душами других частиц.

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера