Андрей Пермяков

Правильно, что люди умирают. Стихотворения

***
Пишу рассказы, читаю рассказы, пишу рассказы
Подбираю фразы, подбираю фразы, думаю о высоких берегах реки.
Хочу, чтоб вот эти двое, кто подерутся, сразу
Оказались на расстоянии вытянутой руки.

Чтоб иногда шел снег. Или всегда, когда нужно, шел снег.
Шел сам собою: не я написал, а он шёл,
Чтобы рассказы читал любимый небольшой человек
И чтоб человек иногда говорил: «Хорошо».

Чтобы ветви несильно качались на сильном ветру.
(в окошке и вправду рыжие ветки качаются)
Отчего-то не думаю о том, что умру.
(ночь не кончается, март никогда не кончается)
Вообще не думаю что умру.
Вру.

В ОДНУ РЕКУ


«Сдается полдома на лето или надолго».
Объявления на остановке похожи на неровные облака.
Там, где сдается полдома, есть маленькая рыжая Волга —
потом она вырастет, это станет немного другая река.

Женщина пишет номер. Собирается снять полдома,
женщина хочет купить половину жизни.
Женщина хочет, чтоб на крыльце лежала солома,
а в сентябре на капусте ползали сизые слизни.

На месте большого завода появится небольшая кузница,
похожая на маленькую кузницу из большой детской книжки.
Некрасивая бабочка превратится в разноцветную гусеницу,
от горы до другой горы полетят олимпийские мишки.

Кислые яблоки станут сладкими яблоками,
сладкий портвейн станет сладким яблочным соком,
поезд будет звенеть по окошку мелкими капельками,
провода  — гудеть страшным электрическим током.

По утрам, не проснувшись, можно двигать по одеялу руками,
думать: Придёт пьяный папа, споет: жил-был серенький козлик.
Пока не услышит: «Бабушка, пойдём за грибами»?
И ещё целых семнадцать мгновений после.

САРАТОВСКОЕ


Они всё время оказывались в квартирах, где кто-нибудь умирал.
Например, бывший хозяин или хозяйская кошка.
Соседи шумели в подъезде, ребенок орал.
Новый хозяин тоже орал немножко.

Ничего не менялось кроме страны, кроме квартир,
кроме других квартир и другой страны.
Встретив знакомую, говорила: до чего тесный мир,
покупая цветы, говорил: дожили до весны.

Ребёнок вырос будто бы за один день.
Видимо это была специальная компьютерная игра.
Через окошко втекает ранний шашлычный дым,
облако уронило на зеркало тонкую тень,
лицо почти на минуту сделалось молодым.
Девятое марта. Девять часов утра.

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА


I.
- Доживу до ста, и меня не ста.
Ленка, страшно-то как.
- Спи. У бабушки, говорят, рак.

II.
- Прости. Ну, ещё один раз прости.
Дожила же мама до восьмидесяти пяти?
- А вот те шиш: меньше нагрешишь.

III.
- Иди на свет. Видишь вон там свет?
- Нет…
- На нет и Суда нет.
- Вижу, вон там вижу, чё как дурак?
- Это не свет, это такой специальный мрак.

IV.
- Там будут червь неусыпный и звезда по имени печь?
- Звучала команда «лечь».
V.


VI.
- Говорят, бывает ещё какая-то другая звезда.
- п. 111, § 4: «Никогда».


О СМИРЕНИИ


Облако верхушки сосен лижет.
Всё равно по-вечному  не выжить.

Солнца всё равно не пережить.
Под землёю синий снег лежит.

Вечный снег как будто вечный ты.
Синий свет от утренней звезды.

Край Байкала облако лакает.
Правильно, что люди умирают.

К 50-ЛЕТИЮ ПОЛЁТА ГАГАРИНА

Поднялся, умылся,
а в новостях — «Марсоход не проснулся».
Вдруг ненадолго вернулся
в раннее детство, где на больших скоростях
летали вокруг Земли разные штуки
и радио говорило о чудесах науки.

Не фартануло, не получилось.
Застряли, как лучик света в Чёрной дыре.
Сдулись, сдались на милость,
становясь властелинами мира в каждой новой игре.
Пешки в чужой игре,
черви в кротовой норе.

БЕЗДЫМНЫЙ


Слово «порох» шипит, словно горящий порох.
Серая лента становится рыжей, затем – сгоревшей.
Возле далёких дверей раздается противный шорох,
прибегает огромный сторож, орет,
отец говорит про таких: «Орет, блин, как потерпевший».

Все разбегаются мимо больших сторожиных рук
(рук у него, кажется, шесть или семь, но большинство – кривые).
Ты прячешься в угол, за тёплые шины и думаешь, будто звук
твоего дыхания способен поднять тех, кто сейчас неживые.

Сторож глядит на порох, качественно матерится.
А порох сгорел, тебя он не слышит, глаза тихонько добреют.
Стоит над сгоревшей лентой, точно дурная птица.
Ворчит: «Нихера, дураки, не умеют».

А тебе скоро восемь, восемь – совсем скоро уже.
И больше тебе не нужно оставаться искателем.
Ты понимаешь весь этот мир в целом,
видишь маленькие его тайны
И жизнь, вообще, хороша.
Ты знаешь: сторож этот хотел быть не сторожем,
а летчиком-испытателем.
И ещё снайпером. И ещё – самым смелым.
И очень боялся случайно
наступить на маленького ужа.

ДЕТСКОЕ


Надевая рюкзачок,
Я такой себе качок
А совсем без рюкзачка
Не похож я на качка.

Так меня любой обидит
Не забудет, не простит.
Ангел, сука, правду видит,
А помочь мне не хотит.

КИНО НЕ ПОМНЮ, МОПЕД РИГА

Сильно помятый, но благородный  герой
спасает девицу в очень коротком плаще.
Всё интересное случается не с тобой,
а самое интересное не случается вообще.

Конечно, что надо сбывается, даже слишком:
вот захотел мопед — случился хороший мопед.
В гору вползает сияющий муравьишка,
на пару секунд оставляя вполне фиолетовый след.

А ещё прилагается книжка, источник знания,
теперь с мужиками можно беседовать, как со своими.
Страница двенадцать: «двигатель внутреннего сгорания» —
это ведь надо придумать такое красивое имя.

***
В эту погоду когда крыши кидаются снегом
И иногда попадают,
Говоришь в телефон, будто бы говоришь с небом:
«Не пропадай»? – «Я, вроде, и не пропадаю».

А я пропадаю.

SCIENCE FICTION

Вот бы спасти бы царевну-лягушку:
«Что тебе надо, герой»?
Я б перенес свою жирную тушку
В год девяносто второй.

Баксы по триста, такси до Кунгура,
«Водка палёная? – Да».
(этот пацан потом сдохнет на хмуром,
где-то, в поселке Тавда).

…долго скользить до карьера по гравию,
перекурить делово
Карандашом поперек фотографии:
«В смерти моей никого…»

КАРЬЕРНОЕ


А потом, как писали в коричневых книжках, вступаешь в лета,
копишь обидные, но честные поражения.
Бреешься, глядя в зеркало ниже линии рта
и вообще избегаешь своего отражения.

Вдыхаешь особенно горький по случаю осени дым.
Утешаешь себя: в сущности, всё не даром —
ну, не получилось умереть молодым
ничего страшного: умрешь старым.

Или вообще не умрешь, или умрешь, но не весь
Вроде неглупый человек написал чего-то такое.
Вот получилась тебе золотая лесенка. Пожалуйста, лезь.
Это твой вариант воли и – ты не поверишь - покоя.

***
Белое-белое чертит и чертит
то паука, то звезду.
Белые-белые снежные черви
вьются по ровному льду

Может, приснилось: на каменной груде
над перемёрзшей рекой
долго стояли хорошие люди,
но проигравшие бой.

И уходили по трое, по двое
через дымящийся лёд …
Страшное-страшное, только другое
чёрное время плывёт.

ДЕРЕВНЯ КОРОМЫСЛОВО

Женщины на пароме,
точно была война,
или еще война.
Полое небо, вода. Ничего кроме.
Северная Двина.

Чёрные двое на том берегу.
Или один? Нет, двое.
Молоденькие совсем двое.
Большой хромоногий пёс останавливается на бегу.
Воет.


***
- А с этими чего бывает?
- Обыкновенно умирают.
Ну, в смысле, так обыкновенно,
как на стекло садится пена,
как пёс садится на песок,
как ты умрёшь, как я не смог.

- Зачем тогда живут? - Не знаю.
В боязни сна, в надежде рая
есть что-то, тёплое; такое,
что нам, спокойным, не понять.
Давай. Не думай. Дай обнять.
Пока. До вечного покоя.

ЕКАТЕРИНБУРГ


плавает маленький лёд
между сплошными снегами
мелкая речка течёт
плоскими берегами

речка – обильный яд
между цветными домами
мертвые люди стоят
с круглыми головами

мелкая речка течёт
медные люди стоят
бледный придурок орёт
глотая из банки яд

мелкое время течёт
мелкие льдинки летят
в снегу забывая йод
себе оставляя яд

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера