Купание Ягнатьева. Роман. Глава 5

ОГЛЯДЫВАЯСЬ НА ЛИЛИТ



Вот я весь на виду
человек преисполненный здравого смысла
Гийом Аполлинер



Еще несколько существенных, на мой взгляд, вопросов.

Быть может, перемены, произошедшие в Алексее Ильиче Ягнатьеве, предопределены естественным процессом старения?

Быть может, перемены, произошедшие в окружающем его мире, предопределены естественным процессом старения?

А так ли уж естественен процесс старения?

Не есть ли процесс старения следствие душевной болезни?

Не спровоцирована ли эта болезнь кем-то или чем-то, о чем мы можем только догадываться?

Не является ли старение освобождением от мучительного бега по кругу, что мы ошибочно принимаем за плодотворную деятельность, оттого, что по праву именуется суетой сует?

Правы ли мы, когда прислушиваемся к своим ощущениям, и, опираясь на них, делаем логические умозаключения? Не является ли этот метод своеобразной игрой, предложенной свыше, игрой, в омут которой устремляемся мы, не задумываясь, а не азарт ли это?  



ЭРАЗМ РОТТЕРДАМСКИЙ



Как не согласиться с Эразмом Роттердамским, который провозглашал, - Разве я лгу, утверждая, что люди, по мере того как они становятся старше и начинают умнеть благодаря собственному опыту и воспитанию, понемногу теряют свою привлекательность, проворство, красоту и силу? Чем более удаляется от меня человек, тем меньше остается ему жить, пока не наступит, наконец, тягостная старость, ненавистная не только другим, но и самой себе. Никто из смертных не вынес бы старости, если б я не сжалилась над несчастными и не поспешила бы на помощь. Подобно тому, как у поэтов боги, видя, что человек готов расстаться с жизнью, стараются облегчить его участь посредством какой-нибудь метаморфозы, так и я, по мере возможности, возвращаю к детству тех, кто стоит уже на краю могилы. Недаром про дряхлеющих старцев говорят в народе, будто они впали во второе детство. Если кто спросит, каким способом произвожу я подобное превращение, то это не тайна. Я веду старцев к истоку Леты, берущей свое начало на Счастливых островах (лишь узким ручейком струится она затем вдоль Подземного царства), и там, испив влаги забвения, они понемногу смывают с души своей все заботы и набираются новых сил. О них говорят, будто выжили они из ума и несут вздор... Тем лучше! Это и означает, что они снова стали детьми. Быть ребенком и нести вздор - разве это не одно и то же? Разве не больше других веселится в этом возрасте тот, кто поглупее? Кому не мерзок и не кажется чудовищем мальчик с умом взрослого человека? Пословица недаром гласит: ненавижу я мальчишек, зрелых преждевременно.

И кто согласится водить знакомство со стариком, который, наряду с приобретенной за долгие годы опытностью, сохранил полностью силу духа и остроту ума? Лучше уж ему, право, стать дураком по моей милости. Это избавит его от тяжких забот, которые терзают мудреца. Благодаря мне он еще считается недурным собутыльником. Он не испытывает пресыщения жизнью, столь мучительного в более молодом возрасте. Когда он, по примеру старичка, выведенного Плавтом, пожелает вспомнить коротенькое словечко: люблю, он будет несчастнейшим из людей, ежели сохранил свой ум. А между тем по моей милости он счастлив, приятен друзьям и может порою принять участие в веселой беседе.*



ЯГНАТЬЕВ ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА



Ягнатьев открывает глаза.

Что это?

Как будто в черной комнате, где держали его неделю, а то и месяц, некто невидимой рукой раздвинул шторы, и пузырящийся солнечный свет обрушился на него, возвращая ощущения реальности и здравого смысла. Человек проснулся. Нет, не так, человек впервые увидел свет.

Радости от нового своего состояния Алексей Ильич не испытал, так как первое, что пришло ему в голову, - Заговор. Заговор и доведение до самоубийства, не меньше.

Они почувствовали, - рассуждал Ягнатьев, - что я стал другим человеком задолго до того, как я стал другим человеком. А кому, спрашивается, нужен другой человек? Другой человек опасен. Кто знает, что на уме у другого человека? Ведь я был безропотен и нем. Я принимал все, что они подсовывали мне, и никогда не роптал. Я не участвовал в их тихих играх, а, стало быть, не претендовал на приз, не ставил вопросов, не тревожил их мутный мирок с мелочью и утварью, жалобами и сплетнями. И вдруг все переменилось. Когда? Не известно. Во всяком случае, прежде чем я сам осознал это.

У них чутье. Ах, какое у них чутье! Вот и принялись они за отлучение. Может быть, это происходило подсознательно. А, может быть, и нет. С чего бы это, вдруг, стали показывать они мне доллары? С чего, вдруг, попытки вызвать на откровенный разговор? Нет, нет, все делалось намеренно, чтобы свалить, столкнуть со склона…

А день рождения у Валентина Кузьмича? Что же, так просто предлагал он мне, непьющему человеку шампанского? Назойливо, с выдумкой предлагал.



ВАЛЕНТИН КУЗЬМИЧ ПРЕДЛАГАЕТ

АЛЕКСЕЮ ИЛЬИЧУ ШАМПАНСКОЕ



Алексей Ильич у окна. Наблюдает мокрый снег. Он не слышит, что творится за его спиной. А за его спиной отмечается день рождения Валентина Кузьмича. Обычно дни рождения на кафедре представляют собой чаепитие. С пирожными. Иногда кто-то из женщин испечет торт.

Ягнатьев не любит сладкое, точнее, зная свою склонность к полноте, боится его. Первоначально он отказывался от сладкого, но при виде пирожных или торта испытывал слюнотечение и желание попробовать хоть кусочек, но, однажды, соблазнившись, он испытал самый настоящий ужас. Ему представилось, что с этого момента запустился чудовищный неотвратимый механизм ускоренного ожирения, и сахарный диабет, с неминуемой гибелью всех органов обеспечен. Ночью ему приснилось, что он превратился в желе. А он с детства ненавидел желе. И так далее. Одним словом, желание трансформировалось в страх.

Вот и теперь, предполагая, что на столе появятся корзиночки, трубочки, эклеры или еще что-нибудь в этом роде, Алексей Ильич поспешил налить себе чаю и отошел к окну, для того, чтобы наблюдать мокрый снег. Коллеги по работе прекрасно знали, что наблюдение за мокрым снегом - любимое занятие Ягнатьева, и старались не тревожить его по пустякам.

Но, на этот раз, Валентин Кузьмич принес бутылку шампанского. Что, казалось бы, особенного? принес и принес. Опасности не наблюдалось: боковым зрением, слава Богу, Ягнатьев вовремя обнаружил взрывоопасный сосуд, и внутренне был готов к хлопку. Ничего страшного, казалось бы. Но, неожиданно Валентин Кузьмич приблизился к любителю мокрого снега и стал показывать ему шампанское. Не просто показывать, но так и эдак вертеть бутылку, и подмигивать, точно это невиданный предмет, который должен вызвать у Алексея Ильича восторг, и подталкивать его этой бутылкой в бок, и приговаривать, - А сегодня у нас шампанское! От шампанского вам не отвертеться, Алексей Ильич. Пойдемте-ка скоренько к столу. Ждем только вас. Ну, что вы, в самом деле, отвернулись? Мокрый снег? Каждый день теперь мокрый снег. Вы и завтра будете лицезреть этот мокрый снег. И завтра, и послезавтра. А тут день рождения, как никак. Скоренько, скоренько, Алексей Ильич. Не обижайте меня, я давно хотел выпить с вами шампанского…

И, следом, хор, - И, правда, Алексей Ильич. Что вы отвернулись, точно бука какой? Не обижайте нас. Выпейте с нами шампанского. У Валентина Кузьмича день рождения, с вас тост, - уж это ни в какие рамки не годится, - Идемте к нам, Алексей Ильич. Прелесть, что за шампанское. Давайте напьемся, и будем петь песни! Просим, просим, Алексей Ильич! Какие песни вы любите, Алексей Ильич? Мы знаем много песен. Спойте с нами, Алексей Ильич, - и последняя капля из Ивана Андреевича Крылова, - спой, светик, не стыдись, спой, светик, не стыдись, спой, светик, спой, светик, спой…

И ну скандировать: «просим, просим».

Отчаянное положение.

Ягнатьева застали врасплох.

Некоторое время он делает вид, что не замечает всей этой вакханалии, но, когда натиск делается уже совершенно невыносимым, срывается с места, и, с нейтральным, на его взгляд, «ну, что же, ну, что же», покидает аудиторию. Тишина сопровождает его.

Слава Богу, не смех.

Смеха бы он не вынес.

Позже Алеша гордился своей смекалкой. Редко кому придет в голову в столь сложной ситуации найти подходящую фразу, которая бы, c одной стороны не оскорбила бы чувств присутствующих, а, с другой стороны, предоставила бы возможности для маневра.



ЗАГОВОР

            

Заговор. Как есть, заговор. Я не удивлюсь, если тот слепой мальчик в трамвае окажется кому-нибудь из них родственником.

А что, если эти женщины не чьи-нибудь, но их соглядатаи? Как сумели они связаться с ними? Ума не приложу. Должно быть, существуют некие неведомые мне связи, некий компромат на всю мою жизнь. Если принять, что все не случайно, и я оказался ни где-нибудь, а именно среди этих людей, так и получается. Вот же, я знаю это, точнее, догадываюсь об этом, и ничего, ровным счетом ничего не могу сделать. Попытался слово сказать. Открыто, честно, и здесь же был съеден. С волками жить - по-волчьи выть? Но не волк, я, не волком рожден и не волком воспитан.    

И впрямь они знают про меня больше, чем я сам позволяю себе знать о себе.

Что же теперь будет?

Где и в чем избавление?  

Судорога пробегает по телу Ягнатьева, и, вместе с судорогой, озарение меркнет, как будто невидимая рука вновь задернула шторы.

Снова кромешная темнота?

Снова томление и слепота?

Нет, осталась крохотная щелочка, - Заговор, заговор, заговор.

Фраза закрепилась, только оболочка ее, содержание ее отступило, - Надо бы добраться до воды. Говорят, что это приносит облегчение.



ШАМПАНСКОЕ



Тем временем в Бокове откупоривается шампанское.

Лилия-Лилит откупоривает шампанское.

Клавдия откупоривает шампанское.    

Любушка-голубушка откупоривает шампанское.  

Липочка откупоривает шампанское.  

Берта Наумовна откупоривает шампанское.

Зинка откупоривает шампанское.

Валентина, дай ей Бог здоровья, откупоривает шампанское.  

Вапрвара Васильевна, Царствие ей Небесное, откупоривает шампанское.    

Мила вся горит, и откупоривает шампанское.  

Патрикеевна откупоривает шампанское.

Оленька откупоривает шампанское.  

Вика откупоривает шампанское.  

Полина Сергеевна откупоривает шампанское.  

Всего - тринадцать.

Четыре раза по три и еще одна - Липочка.

Да что же это, на самом деле?!  



Если бы среди них была Мерилин, и она бы откупорила шампанское, вне всякого сомнения.



ЭНДИ УОРХОЛЛ



Мы с Энди (Уорхоллом) в Музее восковых фигур около Мэрилин. Мне показалось, что Энди не был настроен подходить к ней. Однако ноги сами привели его сюда. Долго стоит он молча, и, наконец, произносит, - Только она знала, что у нее внутри.

Пожалуй, ничего лучшего не было сказано о великой актрисе с момента ее безвременной кончины.

Еще некоторое время он стоит неподвижно, после чего, не попрощавшись, стремительно уходит.

Уходит навсегда.

Он больше не вернется.

В этом весь Энди Уорхолл.



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ                                                        



Ягнатьев поднимается по лестнице. Тяжело, с одышкой, - Возмечтал! Клоун! Скалолаз!.. Все, долой скверные мысли!.. Однако замкнутый круг получается. Просто замкнутый круг какой-то… Все - моя избранность. Безусловно, моя избранность. Избранность - это плохо. Когда говорят, что избранность - это хорошо, лукавят. Лукавые люди говорят так. Когда вам так говорят, вам желают зла. Скорее всего, находятся в заговоре против вас… Заговор, заговор, заговор… С кем я разговариваю? Сам с собой разговариваю? Или кто-то следует за мной? – осматривается, - Нет. Похоже, что никто за мной не идет. А кто же пойдет за мной теперь? Когда я, черт знает что я теперь такое. Клоун, или скалолаз, или вообще какое-нибудь животное, только видом своим напоминающее человека, мартышка какая-нибудь или скарабей… Избранность, избранность, откуда во мне это? Кто нашептал? В плохом смысле избранность. А какая разница? Избранность, она и есть избранность. И в плохом, и в хорошем смысле. И то и другое - привлекательно. Пожалуй, что избранность в плохом смысле слова - еще в большей степени привлекательна. Откуда во мне этакое фанфаронство? С чего это я взял, что один такой есть?.. А что если каждый в таком колесе вертится, точно белка? Вот и вновь возвращаюсь я к мысли о том, что ничтожен, ни на что не способен… Да, но если понимать, если понимать, что мы не принадлежим себе, по большому счету, что поступки наши, как и судьбы предопределены, надобно ли сопротивляться?.. И уж если не удержался на диване, стало быть, все равно не удержался бы… Ни при каких обстоятельствах.

Иного не дано!

Иного не дано!

Иного не дано!

И не кирка, а ледоруб.

Зачем я?

Ведь знаю - никакого ледоруба нет.

Что у тебя в руках?

А ничего.

А в руках?

Ничего.

А зачем ты ходил?

Зачем-то ты ходил?

За ледорубом разве?

Разве было у тебя в мыслях восходить на Эверест?..

Вот, не попрощался.

Ушел не попрощавшись.

Впрочем, какое теперь это имеет значение?

Жизнь кончена.

А когда жизнь кончена…

Что дальше?

Представления не имею.

Конечно, кто-то вспомнит обо мне добрым словом.

Вспомнят?

Вспомнят.

Все одно кто-нибудь вспомнит добрым словом…

Не может быть, чтобы не вспомнили.

В конце концов, забывать навсегда не принято!

Это не принято!

О покойных - либо хорошо, либо ничего!

Это уже так положено.

Это уж как повелось.

А найдут меня в укрытии моем?

Укрытие-то надежное.

Найдут ли?

Найдут.

Непременно найдут.

А когда?

Как предписано, тогда и найдут.

Завтра - значит завтра, а суждено через месяц - через месяц и выйдет.

Тут уж от нас ничего не зависит.

Впрочем, как всегда.

Впрочем, как всегда.

Впрочем, как всегда.

Моцарта похоронили в братской могиле.

Это я точно знаю.

Однако же оттого, что его похоронили в братской могиле, он не перестал быть Моцартом!

Господи!

О чем я?!

Какой Моцарт?!

Жалкий человек, жалкий голый человек, эксгибиционист на лестнице.

Возвращается с работы.

Эксгибиционист возвращается с работы.

Эксгибиционист возвращается с работы.

Эксгибиционист возвращается с работы.

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..

Ягнатьев, не сняв верхней одежды, усаживается за стол, поднимает голову. Перед ним Даная. Улыбается. Стол накрыт. Куриный бульон наполняет комнату ароматными золотые кольцами. Ягнатьев наполняет первую рюмку. Морщась, выпивает. Голова наполняется золотистым гулом, -  

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаядана…

Данаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданая…

Даная…



НЕБЕСНЫЙ ДВОЙНИК



Вот и небо.

Вот и небо.

Где-то здесь должен быть мой небесный двойник.



Если присмотреться, у меня, действительно, собачьи глаза.

Если присмотреться.

Ягнатьев наполняет вторую рюмку, морщась, выпивает, закрыв глаза, откидывается на стуле.

Ласковый голос Данаи напоминает ему материнский, - Вам нужно бы все забыть.

- Да, - Алексей Ильич улыбается, не открывая глаз.

Пауза.

- Все забыть и покушать.

- Да.

Пауза.

- Куриный бульон - очень хорошо.

Ягнатьев слышит в ее голосе нечто большее, чем куриный бульон, что-то еще, какая-то тайна, - Да… Вы привели мужа?

- У меня нет мужа. Я уже говорила вам.

- То, что вы говорили, не имеет особенного значения. Вы можете говорить, что у вас нет мужа, а на самом деле он есть.

- Зачем вы так?

- Я не подозреваю вас в его сокрытии. Вы можете и не догадываться, о том, что он есть, а он есть, на самом деле, еще как есть.

- Мне иногда трудно понимать вас.

- Это все опыт. Все - мой опыт. Не обижайтесь. Со мной такое часто случается. Я представляю себе одно, а на деле все обстоит иначе. Лучше, или хуже, не важно. Иначе. Теперь понимаете, о чем я?

- Более - менее.

- Жаль, что вы не привели мужа… А, впрочем, нисколечко не жаль. Я все равно забыл.

- Что вы забыли?

- Правила.

Пауза.

- Какие правила?

- Подкидного дурака.

Пауза.

- Хотите, научу вас?

- А вы умеете?

- Да.

Пауза.

- Мы действительно очень похожи.

Пауза.

- Будем играть?

- Нет… не будем… По вашему совету я начинаю потихонечку забывать.

- Что забывать?

- Все… Иначе я действительно могу умереть… На некоторое время... А мне не хотелось бы расставаться с вами ни на минуту.

Пауза.  

- Вам нужно покушать.

Пауза.

- Пытаетесь меня кормить?

- Да.

- Трогательно… Я бы предпочел виноград. Вы не принесли винограда?

- Для винограда еще не сезон.

- Жаль, очень жаль… Все же как мы несвободны! Вот вы говорите не сезон. Не сезон для Бокова? А как обстоят дела в Греции, к примеру? Или Греция - это другая планета, до коей, в отличие от той же Луны, и на космическом аппарате не добраться? Или все мы не жители, а, следовательно, не хозяева земли, будь то Греция или Гренландия?.. Или пирамиды и терракотовая армия создавалась не для всего человечества?.. Все наши беды заключаются в том, что мы твердо знаем свое место. А кто определил нам это место?.. Или, вот еще, кто сказал, что история, которую мы изучаем, на самом деле есть то, что происходило на самом деле? Не руками ли самых ограниченных и закрепощенных из нас из истории выброшены наиболее сочные и яркие фрагменты? Те фрагменты, что мы, по той же самой ограниченности не можем объяснить, ибо это - опыт других, более свободных поколений, то, что мы в лучшем случае называем вымыслом, а в худшем - домыслом… как быть с греческими богами, Сциллой и Харибдой, драконами и единорогом? Отчего людей, искренне верящих в правдивость легенд, (слово-то какое, «легенда»!) мы спешим объявить безумцами? И не содержат ли в себе те самые легенды намека на верный путь развития человека и человечества в целом? Не сдается вам, что мы отправились однажды по неверному пути? Нет ли у вас ощущения, что перед нами открывалась просторная солнечная аллея, но мы свернули с дороги и забрели в непроходимые чащи?              



ЛУКИАН



Пройдя реку в мелком месте,  мы  натолкнулись  на  удивительный  род виноградных лоз: начиная от земли, ствол  был свеж и толст,  выше  же  он превращался в женщин, которые приблизительно до бедер были вполне развиты, - вроде того, как у нас рисуют Дафну, превратившуюся в дерево в то мгновение, когда Аполлон собирался ее схватить.  Из концов  пальцев  у  них  вырастали ветки, сплошь увешанные гроздьями. Головы женщин были украшены вместо волос виноградными усиками, листьями и гроздьями. Когда  мы подошли к ним, они встретили нас приветствиями и протянули нам руки. Одни из них  говорили на лидийском, другие на индийском, большинство же - на эллинском языке. И  они поцеловали нас в уста. Кого они целовали, тот сразу  пьянел и становился безумным. Плодов, однако, они не позволяли нам срывать, а  если  кто-нибудь рвал грозди, то они кричали, как от боли.**



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ



Данае не хочется менять тему, - Так что такое небесный двойник?

- Вам нужно знать?

- Да.

Пауза.

- Вам интересно?

- Мне все интересно.

Пауза.

Ягнатьев открывает глаза, во взгляде читается ирония и некоторое лукавство, - А я, пожалуй, расскажу вам… Хотя о таких вещах обыкновенно не говорят… Это, знаете, из области интимных фантазий… Я ведь фантазер, придумщик… Точнее, был когда-то придумщиком… Откровенно говоря, кому-нибудь еще я постеснялся бы рассказать. Но вам, пожалуй, расскажу, переходит на шепот, - Как знать, может быть, это открытие? Пришла же мне в голову эта мысль?.. Как вы думаете?  

- Мне трудно сказать что-либо по этому поводу.

Пауза.

- Почему?

- Но вы еще ничего не рассказали.

- Ах, да, конечно… Я немного рассеян… Знаете, так бывает… С близкими людьми. Только с близкими людьми… Если какая-то мысль вертится у тебя в голове, кажется, что и твой собеседник носит в себе ту же самую мысль… С малознакомыми людьми приходится себя контролировать, потому люди и любят бывать дома… Думаю, это одна из основных причин… В противном случае дом, пусть и уютный, скоро наскучил бы… Одна и та же картинка… Одни и те же люди… Одни и те же завтраки, обеды, ужины, одни и те же программы телевидения, один и тот же пейзаж в окне… Разумеется, происходит смена времен года, но, согласитесь, дерево напротив - все равно остается деревом… И зимой, и летом, и весной, и осенью. Одно и то же дерево… В том, что его когда-нибудь срубят, не может быть никакой уверенности… Даже если это дерево - сам Иоганн Себастьян Бах… Никакой уверенности… Это так.

Ягнатьев закрывает глаза.



Вот интересно, если бы меня сейчас подвели к карте мира, смог бы я узнать ее? Очертания материков и стран похожи на летучих мышей. Пожалуй, это - единственное впечатление, что осталось во мне нынешнем от карты мира.



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ



Даная несколько расстроена, - У меня складывается впечатление, что вам не хочется говорить.

Ягнатьев открывает глаза, - Да я только тем и занят… К сожалению… Не даю вам и рта раскрыть… Когда я так много говорю, это от волнения… Не обращайте на меня внимания, когда я начинаю так говорить… Дело в том… Дело, видите ли, в том… Дело в том, что я, кажется, раскрыл один заговор… Не будем об этом… Итак, я говорю, говорю… Остановить меня бывает невозможно, а вы, чтобы не возненавидеть меня, думайте о чем-то своем… В таком случае, возможно, удастся сохранить отношения… Возможно, удастся… А вы знаете, что Моцарта похоронили в общей могиле?

- Нет.

- Это так… Да, да… Бедный, бедный Моцарт, - грустно улыбается, - Почти, что Йорик, не находите?.. Бедный, бедный Йорик, помните?..    

Пауза.  

- Ну что же, не могу вас неволить. Не хотите рассказывать - не надо.

Пауза.

- Что?

- Если не хотите говорить - не нужно… Я, честное слово, не обижусь.

- Да что вы? Я хочу, я очень хочу говорить с вами. Но… Мне стыдно в этом признаться, но я… Я, кажется, забыл, о чем идет речь… Вот если бы вы согласились мне напомнить?.. Все забываю… теперь… Вот если бы вы согласились...

- Вы хотели рассказать о небесных двойниках.

- Ах, вот вы о чем? - выпивает и делается бодрее, - Да, это любопытная теория… Вам хочется, чтобы я рассказал?.. Я замечаю, что вы не теряете нити разговора.

- Я стараюсь.

Пауза.

- Почему?

- Мне интересно.

Пауза.

- Хорошо. Я расскажу вам… Но прежде мне хочется, чтобы вы выпили со мной. То, что я расскажу, может оказаться, как бы это лучше выразиться, неожиданным, слишком неожиданным для вас.

- Я не могу себе этого позволить.

- Почему?

- Я на работе.

- Вы на работе?

- В настоящий момент отпускаю водку одному дрессировщику… Между прочим, дрессировщик этот не пьет, а водка ему нужна, чтобы обработать лапу льву. Лев поранил лапу, и теперь ему срочно требуется водка.

Пауза.

- Как хорошо вы сказали.

- Что же такого особенного я сказала?

- Лев поранил лапу, и теперь ему срочно требуется водка… Вот интересно, подвержены ли грифы дрессуре?  



ЛУКИАН



Мы решили отправиться дальше и вскоре встретили  конекоршунов,  как они здесь называются, и были ими захвачены. Эти конекоршуны не что иное, как мужчины, едущие верхом на грифах и  правящие  ими,  как  конями.  Грифы  эти огромных размеров, и почти у всех три  головы.  Чтобы  дать  понятие  об  их величине, достаточно сказать, что каждое из этих маховых  перьев  длиннее  и толще мачты на товарном корабле. Конекоршуны были обязаны облетать страну и, завидев чужестранцев, отводить их к царю. Нас они, схватив,  тоже  повели  к нему. Когда он увидел нас, то, судя, должно быть, по нашей одежде,  спросил: «Вы эллины, о, чужестранцы?» Мы ответили ему утвердительно. «Каким образом, - продолжал он, - проложили вы себе дорогу через воздух и  явились  сюда?»  Мы ему  рассказали  обо  всем,  после  чего  и  он  в  свою  очередь  стал  нам рассказывать про себя, про то, что и он человек, по имени Эндимион,  который был унесен с нашей земли спящим, и что, явившись сюда, он стал править  этой страной. «А земля эта, - сказал он, - не что иное, как  светящая  нам  внизу Луна». **



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ



Алексей Ильич изучающее смотрит на Данаю, - Что же я такое есть?  

- В каком смысле?

- Кто я в ваших глазах?.. Не подумайте, что я спрашиваю вас об этом просто так. Для меня это очень и очень важно… Клоун?.. Вы так и думаете, что я клоун?

- Я не думала так.

- Кто же, в таком случае?

Пауза.

- Мы так мало знакомы…

- Достаточно, вполне достаточно, чтобы сложилось первое впечатление.

- А что такое первое впечатление?

- О, это очень, очень верная эмоция. Пожалуй, главная эмоция. После первого впечатления, открывая человека, шаг за шагом постигая его, вы можете совершить круг, и еще круг, длиною в год, десять, пятнадцать лет, но после вы все равно вернетесь к тому самому первому впечатлению. Мне думается, что именно по этой причине, видения, что одолевают нас перед смертью, так молоды и ярки… Что скажете?

- Не знаю, что сказать.

- Хотите, я помогу вам?

Пауза.

- Не знаю, что сказать.

- Вот я переменился на ваших глазах, так?

- Наверное.

- Я не имею в виду свое пьянство, это - наносное, временное, это не я. Я переменился глубже. Вы помните мой первый визит к вам? Самый первый визит?

- Да.

- Я не мог заговорить с вами, не так ли?

- Мне трудно судить…

- Это вы говорите из вежливости.

- Да нет же.

- Ну, так я вам скажу, это так. Но теперь я говорю с вами свободно. Поверьте, я не испытываю ни малейшего внутреннего напряжения. Робость отступает.

- Хорошо.

- Хорошо ли?

- Хорошо.

- Водка здесь ни при чем.

- Ни при чем.

- Это перемены. Точнее, предвестники перемен. Пока я еще бесчувственен, но скоро, очень скоро я, возможно, стану чувственным. Ведь женщины любят чувственных мужчин?

Даная смеется, - Не знаю, не знаю.

- Все вы знаете. Все, все вы знаете… Ну, так что? Как вы думаете? Способен я на поступок?

- Конечно. Почему же нет?

- А что бы вы сказали, когда бы я, вдруг, начал совершать поступки?

Даная смеется, - Ничего бы не сказала.

- А откуда вам знать, не совершаю ли я их уже?

- Этого я не могу знать.  

- Прежде я не был способен совершать поступки.

- Просто вы не знаете себя.

- Знаю… И вы знаете… Так вот, сообщаю вам, я начал совершать поступки.

- Хорошо.

- Еще до нашего знакомства.

- Прекрасно.

- Вас не пугает это?

- А почему это должно меня пугать?

- Откуда вам знать, о чем идет речь?

- Я уверена, на плохой поступок вы не способны.



ЛУКИАН



Гелиоты со своими союзниками порешили заключить мир с Селенитами  и их союзниками на следующих условиях: Гелиоты обязуются разрушить выстроенную ими стену, никогда больше не нападать на Луну и выдать пленников, каждого за отдельный выкуп; Селениты  же,  со  своей  стороны,  обязуются  не  нарушать автономии других светил, не ходить войной на  Гелиотов,  а  являться  им  на помощь в случае нападения со  стороны.  Далее,  царь  Селенитов  обязывается платить царю Гелиотов ежегодную дань, состоящую  из  десяти  тысяч  кувшинов росы, и выставить от себя десять тысяч заложников. Что касается  колонии  на Утренней Звезде, то они должны основать ее сообща и  другие  желающие  могут принять в ней участие. Договор этот должен быть записан на янтарном столбе и поставлен в воздухе на границе  обоих  государств.  Со  стороны Гелиотов в правильности изложенного поклялись Огневик, Летник и Пламенный;  со  стороны Селенитов - Ночник, Луновик и Многосверкатель.

Таковы были условия мира.  Стена  была  тотчас  разрушена,  а  нас, военнопленников, освободили. Когда мы вернулись на Луну, товарищи наши и сам Эндимион встретили нас со слезами и радостными  приветствиями.  Царь  просил нас остаться у него, участвовать в новой колонии и обещал дать  мне  в  жены своего собственного сына (женщин у  них  нет).  Я  не  соглашался  остаться, несмотря на все его слова и убеждения, просил его отправить нас  опять  вниз на море. Убедившись в том, что слова его не могут повлиять на нас, Эндимион угощал нас в продолжение семи дней, а затем отпустил.**



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ



Ягнатьев выпивает, - Скажите, а что вы думаете по поводу эмансипации?

- Как?

- По поводу эмансипации?.. Вы обязательно имеете свое мнение на этот счет.

- Вы будете удивлены, но вот как раз на этот счет у меня отсутствует какое-либо мнение.

Пауза.

- Вы играете со мной.

- Отнюдь.  

- Вы играете. Этого не может быть. Этого не может быть, потому что эмансипация, и это доказано, есть главная женская идея… Если бы это было не так, теория энтропии и броуновского движения рассыпалась бы в дым. Пирамиды бы рухнули, а лошади начали бы нести яйца.



БЕЛЯНОЧКА И РУТА



Беляночка и Рута в темном коридоре, в ожидании своего выхода, как заправские актрисы. Беляночка и Рута комментируют беседу Ягнатьева и Данаи.

БЕЛЯНОЧКАНе спроста он упомянул пирамиды.

РУТАПо-моему, он просто болтун.

БЕЛЯНОЧКАНет, не скажи.

РУТАА причем здесь пирамиды?

БЕЛЯНОЧКАКонус. Символ конуса. Самый простой и доступный каждому образ. Образ, который преследует всякого на протяжении жизни.

РУТАКроме меня.

БЕЛЯНОЧКАКроме тебя?

РУТАКроме меня.

БЕЛЯНОЧКАА о чем же мы сейчас говорим? Или ты не знала до этого разговора, что такое пирамиды?

РУТАТак в чем же фокус?

БЕЛЯНОЧКАВсе вертикальное или способное принять вертикальное положение имеет форму конуса. Пирамиды, деревья, люди, мы с тобой. Форма конуса - единственно правильная форма для вертикали.

РУТАИ что же?

БЕЛЯНОЧКАОбреченность и забвение.

РУТАПри чем здесь обреченность и забвение?  

БЕЛЯНОЧКАА то, что все исходит на «нет». Уменьшается и исходит на «нет». И мы обречены на забвение, как всякий конус.

РУТАТы хочешь сказать, что мы смертны?

БЕЛЯНОЧКАПолучается так.

РУТАЧушь.

БЕЛЯНОЧКАНе чушь.

РУТАЕрунда.

БЕЛЯНОЧКАНе ерунда.  

РУТАДаже если поверить тебе, и бессмертия нет, я проживу намного дольше твоего.

БЕЛЯНОЧКАПочему?

РУТАДа потому, что мне, представь себе, до пирамид нет никакого дела.



Если преодолеть отвращение, в мордочке летучей мыши можно найти нечто наивное и трогательное.    



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

  

Даная смеется, - А вот мне, представьте себе, до эмансипации нет никакого дела. Я даже не представляю себе, по большому счету, что это такое.

Пауза.

-  Непросто вывести женщину на откровенный разговор, даже если она Даная.

- Ничего подобного. Я предельно откровенна с вами.

- В таком случае ответьте мне на один вопрос - может быть, нам устраниться? Может быть, нам вообще устраниться? Ведь мы только мешаем вам детскостью своей и обреченностью своей!

- Кому, вам?

- Мужчинам.

- О чем вы?

- Об опасности, которую мы представляем друг для друга.

- О какой опасности вы говорите?

- Говорю же, вы играете со мной!

- Нисколько не играю.

- А как же быть со стремлением к слиянию?

- Что?

- Как быть с противоестественным стремлением к слиянию, во что бы то ни стало?.. Не соитие имею я в виду. Стремление прикасаться, обнимать, наклоняться к уху, теребить край одежды, целовать?.. А вам не приходило в голову, что все это - ни что иное, как отражение драки? Отражение мордобоя? Войны, наконец, с миллионами, миллиардами жертв, черт возьми!

- Мне пока трудно…

- Вот, вот, все происходит как будто само по себе. Мы даже не задумываемся, даже не задумываемся…

Пауза.

- Вы теперь очень и очень раздражены. Вам нужно постараться успокоиться.    

- Да, да, вы правы, - Ягнатьев сжимает кулаки, - И все же, и все же я несвободен!.. Не - сво - бо - ден!.. И что проку от перемен, когда я несвободен?!.. Выпью, пожалуй.  

Ягнатьев выпивает и кладет голову на руки.

Пауза.      

- А ведь мы с вами снова отвлеклись, Алексей Ильич!

Ягнатьев поднимает глаза на Данаю, - Почему вы не хотите выпить со мной?

- Я уже говорила вам, я на работе.

Пауза.  

- Да, да, что-то такое вы говорили… Что-то про льва, кажется… Работа, работа. Все работают, все что-то делают? Знаете, что мы все делаем?

- ?

- Ничего. Ровным счетом ничего. Какое-то развитие, все говорят о каком-то развитии. Называют имена, будто бы для истории. А я скажу. Нет никаких имен. Перед небесами нет никаких имен. Фамилий, во всяком случае. Все это мы сами придумываем для себя! Для успокоения собственной совести. С тем, чтобы оправдать свои неблаговидные поступки, - смеется, - Господа обмануть. Нам кажется, что мы можем обмануть Господа!.. Да если бы!.. Ведь по большому счету мы ни во что не веруем. Ни во что… История все знает. Историю тоже не проведешь. Уж она умеет отличить фасад от задворок…

- Это так.

Пауза.    

- А если не работа, вам захотелось бы выпить со мной?

- Конечно.

Пауза.

Ягнатьев неожиданно смеется, - Вы весельчак?

Даная смеется, - Наверное.

- И я весельчак… Это я уже подбираюсь к интересующей вас теме...  Обещайте, что не станете смеяться надо мной.

- Обещаю.

- Ну, хорошо.

Ягнатьев закрывает глаза и замирает надолго.

Даная тихо окликает его, скорее, чтобы убедиться в том, что он уснул, - Эй! Вы уснули?

Ягнатьев, вздрогнув, открывает глаза, - Нет, нет. Я настраиваюсь… Но сначала я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Скажите, вы любите смотреться в зеркало?

- Как все женщины.

- Простите, но все женщины - разные.

- В чем-то все женщины похожи друг на друга.

- Как кто?

Пауза.

- В каком смысле?

- Вот вы говорите, похожи друг на друга. Как кто?

После недолгого раздумья Даная подбирает нужные слова, - Обычно говорят «как сестры».

- Верно… А еще как можно сказать?.. Если они очень и очень похожи друг на друга?

- Как близнецы.

- Умница. А еще?

Пауза.

Даная смеется, - А больше и не знаю. Иссякла.

Ягнатьев смеется вслед за ней, - Иссякли?

- Иссякла.

- Есть еще синонимы? Можете вспомнить?.. Нет. Синонимов больше нет… Впрочем, если хорошенько поискать, потратив кучу времени, может быть, не исключено, и отыщется что-нибудь, но нас с вами это не интересует. Нам интересно то, что в данном случае мы не употребили слово «двойник». Во всяком случае, это не пришло нам в голову. А, следовательно, это слово не является синонимом. Следовательно - двойник это нечто другое. Совсем из другой оперы, как говорится. Так что же такое этот самый двойник? И где можем мы встретить этого мерзавца?

Пауза.

Даная смеется, - Не знаю.

Ягнатьев серьезен, - Вы обещали не смеяться надо мной.

- Я не над вами смеюсь.

- Над кем же вы смеетесь?

- Да не над кем. Просто вы забавно сказали «этого мерзавца». Как будто он где-то рядом.

- Так и есть. Он рядом… А вам не кажется, что у меня собачьи глаза?

Даная смеется, - Нет.

- Нет, так нет. Продолжим?.. На чем мы остановились?

- На «мерзавце».

- Бранное слово… Терпеть не могу бранных слов… Однако же, наступает момент, когда будто прорывает. Валятся прямо как из рога изобилия… Это отвратительно… Я ненавижу себя за это… Вам доводилось встречать своего двойника?

- Нет.

- Заблуждение. Разве случайно спросил я вас о зеркале?

- Ах, вот что вы имеете в виду? Но это - не одно и то же. Это только отражение. На самом деле его не существует.

- Разве?

- Конечно.

Пауза.

- А разве может не существовать то, что вы можете потрогать рукой?

- Но рукой я могу потрогать зеркало, а не отражение.

- А откуда вы знаете?

- Это само собой разумеется.

- Вот оно!.. Вот отчего мы остановились однажды и деградируем теперь!.. Как бы не распасться на корпускулы!.. Я частенько размышляю над этим… Бога ради, не обижайтесь - вы здесь ни при чем. Вас так учили… Вас, меня, всех нас… Нас научили, что дважды два - четыре. И мы приняли это на веру. И начинаем отсчет с этих самых четырех… А почему не с трех или пяти? Почему?.. Почему? Охотно отвечу. Да потому, что нам вбили в голову, что изобретать велосипед - глупо и смешно. А разве, позвольте вас спросить, велосипед изобретен?.. Точнее так, - вы уверены в том, что велосипед изобретен? Или так - вы уверены в том, что предмет, который мы называем велосипедом и есть велосипед?.. Мы не доверяем даже тому, что очевидно… Возвращаю вам ваш пример - вы касаетесь своего двойника, что несомненно, потому что касаетесь его лба, а утверждаете, что касаетесь зеркала… Не приходило вам в голову, что зеркала вы коснуться не можете? Как только вы приближаетесь к зеркалу, дорогу вам преграждает двойник.

Пауза.

- Признаться, для меня это новое.

- А возможен подобный взгляд на предмет?

- Думаю, да.

- Вот видите, только выпив я умею по-настоящему открываться… Видите ли, у меня совсем нет убеждений. Там, где у всех людей находятся убеждения, у меня только сомнения и раздражение… Плохо, плохо… Простите, отвлекся. Вернемся же к нашим баранам… Следовательно, зеркало - это зеркало, а двойник это двойник?

- С точки зрения…

- Должен он где-то жить?

- Наверное.

- А где, как вы думаете?

Пауза.

- Не знаю.

- Он все время рядом, не так ли?.. Стоит вам подойти к зеркалу - он тут как тут.

Пауза.

- С этой точки зрения…

- Так где же?.. За печкой?.. Под креслом?.. В шкафу? За портьерой?.. Где? Где? Где он?.. А, может быть в зеркале? Но разве можно уместить в зеркале двойника?.. Что скажете?

Пауза.

- Не знаю.

Пауза.

- Если бы он жил в шкафу или за печкой, мы бы то и дело сталкивались с ним, не так ли?.. Не живет он и на улице… Вы, наверняка, слышали страшные истории о случайных встречах с двойниками, что есть предуведомление о смерти. Это все - суеверия… В действительности люди встречают на улицах своих близнецов, братьев, сестер… просто очень похожих людей, но… не двойников… Так где живут наши двойники?.. В море?.. В океане? Но мы же, простите, не рыбы?.. Остается небо. Именно, что небо… Почему, спросите вы? Да потому что небо повсюду. Мы с вами теперь на небе… Как облака... И не нужно быть Аполлинером, чтобы почувствовать его… Вот оно небо. Рядом. Можете набрать полные легкие неба… Остается один вопрос. И этот вопрос - зачем? Вот на этот вопрос и отвечает моя теория… Это не факт, только предположение… Зачем? Думаю, для обмена. Когда человек устает или изнашивается, то, что мы называем болезнью, происходит замена небесного двойника на земного… Пока бывший земной двойник отдыхает или поправляется, бывший небесный двойник выполняет его функции на земле… Через определенное время происходит новая подмена… За ней еще, и еще. Все вместе - бесконечность… А еще есть такой закон парности. Вечное напоминание нам о двуликом Янусе. Вы не обращали внимания на то, что тонут всегда парами?.. Нет, нет, не беспокойтесь. Об этом я не стану рассказывать вам. Я вижу, вы устали… Согласитесь, бесконечно жаль, если вся эта стройная конструкция распадется… А это возможно. И, в свете последних событий, пожалуй, неизбежно.

- Почему вы так думаете?

- А вы обратили внимание на то, что зеркала стали темнеть много быстрее, чем прежде?

- Откровенно говоря, не думала об этом.

- А вот теперь понаблюдайте, понаблюдайте. Это чрезвычайно полезно, уверяю вас… всякое наблюдение полезно и непредсказуемо. Никогда не знаешь, на какие дорожки выведет оно вас, и какими выводами одарит. Эта игра почище подкидного дурака будет.

Даная смеется, - какой вы славный и любопытный человек.

- Вы находите?

- Да. Да. С вами очень и очень интересно.

Ягнатьев мрачнеет, - Это временное впечатление. Уверяю вас, вы еще разочаруетесь во мне. Во мне все разочаровываются.

- Ну, уж не знаю, с кем вы водите дружбы…

- С разнообразными людьми. С самыми разнообразными людьми… Но, если вдуматься, ни с кем дружб я и не вожу. Вот только с вами… По единственной причине… Хотите знать эту причину?.. Хотите?

Пауза.

- Вы как-то неловко ставите вопрос.

- Да я и сам неловок. Разве вы не заметили?.. И хватит об этом, я стесняюсь себя… Так что насчет причины? Хотите вы ее узнать или нет?

- Любопытно.

- Вас мне Господь послал. Вот и вся причина.

Даная улыбается, - Это слишком.

- Нет, нет, ничего не слишком, нисколько не слишком. Уж если я говорю об этом, значит, прежде долго думал. Вы теперь часть моей судьбы.



БЕЛЯНОЧКА И РУТА



Беляночка и Рута в темном коридоре, в ожидании своего выхода, как заправские актрисы. Беляночка и Рута комментируют беседу Ягнатьева и Данаи.

РУТАКакие-то зыбучие пески.

БЕЛЯНОЧКАЗыбучие пески?

РУТАИменно, зыбучие пески. Она погибнет. Спасения нет.

БЕЛЯНОЧКАЗа что ты невзлюбила его?

РУТАОн не оставляет выбора.

БЕЛЯНОЧКАКак это понимать?

РУТАТолько внешне он кажется субтильным, незначительным и подавленным обстоятельствами человеком. По природе же своей - он хозяин.

БЕЛЯНОЧКАХозяин?!

РУТАДа разве не видишь ты, как ловит он ее на каждом шагу?

БЕЛЯНОЧКАТвои предубеждения.

РУТАОна пропала. До разговора о двойниках я еще могла сомневаться. Но теперь, когда уже и Аполлинер пошел в ход, сомнений нет, птичке нашей Клавдии пропасть!

БЕЛЯНОЧКАЭто твои предубеждения.

РУТАИ нам нужно бежать отсюда как можно скорее.

БЕЛЯНОЧКАКак же бежать, когда только начинается самое интересное.

РУТАТебе действительно интересно, что будет дальше?

БЕЛЯНОЧКАКонечно. Здесь настоящая жизнь.

РУТАТы так думаешь?

БЕЛЯНОЧКАДа.

РУТАНу, вот, я оказалась права.

БЕЛЯНОЧКАВ чем?

РУТАЗыбучие пески. Прощай, сестрица.

БЕЛЯНОЧКАТы хочешь оставить меня одну?

РУТАНет. Просто прощаюсь.

БЕЛЯНОЧКАУ тебя депрессия. А я предупреждала тебя, то была скверная грудинка.

РУТААх, если бы дело было в грудинке!



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ



Даная точно вспоминает что-то, спохватывается и выбегает в коридор.

Алексей Ильич в недоумении встает, - Что же вы? Куда вы? Опять я напугал вас?

Даная шумит из коридора, - Нет, нет. Я совсем забыла, - возвращается, держа в обеих руках сверток, - я же приготовила вам подарок.

Ягнатьев садится, - Какой подарок? Зачем мне подарок? Я не люблю подарков.

- Ничего особенного. И подарок этот скорее не для вас. Скорее этот подарок для вашего японца.

- Вот как?

- Да. Единственное, мне хотелось, чтобы вы прежде выкушали бульон, но, я вижу, вам бульона не хочется. А раз уж так, позабавлю вас немного.

Ягнатьев напряжен, - Что там у вас?

Даная кладет сверток на стол и разворачивает. На столе оказываются Беляночка и Рута, - Вот, это мои давние подруги. Беляночка и Рута. Та, что белая - Беляночка, та, что рыжая - Рута… Ну, как они вам?.. Я подумала, когда вы еще купите карликовых кроликов? А эти милые создания - вот они… Не боитесь вы крыс?

- Нет. Очень милые крысы.

Беляночка и Рута отправляются в путешествие по столу, изучая запахи и крошки.  

Даная смеется, - А знаете, как они называют вас между собой?

- Откуда же мне знать?

- Ягнаткой.

- Ягнаткой?!

- Да, Ягнаткой.

- Это очень умные крысы.

- Очень умные крысы.

Пауза.

- Очень, очень умные крысы.

- Очень, очень умные крысы. Но вы не обиделись?

- Нет, что вы. Напротив, мне очень интересен образ их мысли.

- Со временем, когда вы привыкнете друг к другу, вы сможете с ними общаться. А японец может беседовать с ними уже теперь.

- Хорошо.

- Они каждый день пропадают у меня. Им хочется поговорить, а мне никогда не хватает на них времени. А японец будет говорить с ними целый день… Быть может, и вам будет веселее.

- Несомненно. Спасибо вам.

- Ну вот, я очень рада, что вам понравился мой подарок.

Пауза.

- Вне всякого сомнения, это очень смышленые крысы.

- Очень, очень смышленые. Вы убедитесь в этом многократно.

Пауза.

- Но вам не жаль расставаться с ними? Вы, наверное, привыкли к ним?

- Они будут приходить ко мне в гости.

- Да, конечно.

Пауза.

- Где же ваш японец?

- Его обнаружить не так просто. Но я уверен, что он теперь, полон счастья, наблюдает за нами из своего укрытия. Когда в доме никого не будет, он тут же явится к ним знакомиться. Уж я его знаю… Но ваш подарок не означает, что вы уже собираетесь уходить?

- А вам не хотелось бы, чтобы я уходила?

- Нет, нет, конечно. Мы же с вами так ни о чем и не поговорили… Все-таки жаль, что вам нельзя выпить настойки… Садитесь, пожалуйста… Побудьте со мной еще немного.

Даная усаживается напротив Ягнатьева. Алексей Ильич берет ее руки в свои.

Долгая пауза.

Ягнатьев набирает полные легкие воздуха и выдыхает.

Пауза.

Ягнатьев набирает полные легкие воздуха и выдыхает.

Пауза.

Ягнатьев закрывает глаза, набирает полные легкие воздуха и выдыхает, - Хочется поговорить с вами о важном для меня… Эта тема не для всех… Даже не так... Эта тема - табу… Нет… После дорогого подарка, что вы сделали нам с моим японцем, я могу констатировать: наконец-то! Наконец-то появился человек, которому я могу довериться… Этот человек - вы, Даная.

Даная немного смущенно смеется, - вы так и будете называть меня Данаей?

- Так, и только так… Вам это неприятно?

- Отчего же? Красивое имя.

Алексей Ильич еще раз пробует слово на вкус - Даная… Даная… Что же вы пришли без мужа? Ах, да, вы же говорили, что мужа у вас, как будто и нет… Пусть будет так… У вас есть сын, а мужа нет… Надо раз и навсегда запомнить, чтобы впредь не конфузиться… Даная… да… А у меня теперь ни дочери, ни жены… Будто и не было никогда… Забавно, не правда ли?

Пауза.  

- А я помню вашу жену. Ее звать Вера, кажется?

- Да, Вера… Звали… да, вы совершенно правы… Но теперь все - в прошлом, все - в прошлом.

Пауза.

- А как звать вашу дочь?

- Звали… Олимпиада… Олимпиада Алексеевна… Липочка…

Пауза.

- Что с ней?

- Она погибла… в раннем возрасте… совсем маленькой… еще до рождения… К сожалению, у нас было очень мало времени для общения. Большую часть времени я был на работе или… спал… Знаете. Я очень устаю на работе… все эти разговоры… точнее один бесконечный разговор… Вот уже много лет… много-много лет… Выматываюсь, прихожу домой… и, сразу спать… Так что, работа - сон, работа - сон, работа - сон… Если уж быть честным до конца, я и птице Пэн уделял мало времени… Для себя я называл свою жену птицей Пэн… Не слышали о такой?.. Впрочем, это не важно… Важно то, что с Липочкой мы совсем мало общались… Беда, просто беда… Я даже не смог похоронить ее… Говорят, что таких крох хоронят, но я что-то сомневаюсь… Впрочем, какое это имеет значение? Подмена в любом случае совершена. Теперь вы уже знаете, о чем я говорю, когда употребляю термин «подмена»… Так или иначе, она с нами, а грущу я только о том, что не могу полноценно общаться с ней, как другие родители общаются со своими детьми, - переходит на шепот, - Знаете какой на мне грех? Хотите знать, какой страшный грех я совершил?

- Откровенно говоря, мне становится не по себе.

- Не бойтесь, чужой грех к вам не пристанет. Я не разделил вину с Пэн, с моей женой. Я оставил ей ее вину. Я устранился. Точнее, отстранился. Я поступил как последний трус и негодяй… И даже гордился этим… Такое не прощается, пожалуй… А знаете, что говорят об этом в большинстве случаев?

- ?

- Дело житейское. Как вам нравится? Дело житейское. С кем не бывает? У каждого за плечами такие грешки. Да и не грешки это вовсе, а сама жизнь… Я не сумел простить ее… А теперь не могу простить себя…

Пауза.

- Бедный, бедный Алексей Ильич…

Ягнатьев неожиданно смеется.

Даная непроизвольно отстраняется, - Что с вами?

Алексей Ильич возвращает ее руку в свою, - Ничего, ничего… Просто любопытно оказаться в одной компании с Моцартом и Йориком… С вашего позволения я выпью… Помяну моих девочек.

- Да, да, конечно.

Ягнатьев выпивает, - Ну, и довольно об этом… Есть вещи более актуальные и, как будто неразрешимые. Во всяком случае, казались неразрешимыми, до вашего появления.

- Вы не переоцениваете мою персону?

- Нет, нет… В подобных вещах я редко ошибаюсь. Точнее, никогда.

- Спасибо.

- Да за что же вы благодарите меня? Разгадывать некоторые из моих головоломок - колоссальный труд… Да что же я такое говорю? Может быть, вам вовсе и не хочется тратить время на болтовню со мной?

- Нет, нет, мне интересно с вами. Кроме того, мне действительно хочется помочь вам.

Пауза.

- Не знаю, с чего и начать… Вот, пожалуй, вопрос для начала… Как вы думаете, что случается с человеком, после того как он решительно переменился?

Пауза.

- Все зависит от того, что за перемены произошли с ним.

- А не все ли равно?

- Ну, как же? Человек может меняться в ту или иную сторону.

Пауза.

- А что это за стороны?

- Человек может стать лучше или хуже.

Пауза.

- А вот как понять, лучше или хуже он стал?

- По поступкам.

- По поступкам?

- Конечно.

Пауза.

- А можно однозначно оценить поступок? Хорош он или нет?

- Думаю, да.

-  А каковы, на ваш взгляд, критерии?

- Критерии общеприняты.

Пауза.

- Как вы сказали?

- Есть простые истины. С ранних лет мы знаем, что такое хорошо, а что такое плохо.

Пауза.

- Вот как?

- Ну да.

Пауза.

- Что вы скажете по поводу любви?

- Любовь - прекрасное, высокое чувство.

- Да?

- Да, прекрасное, возвышенное чувство. Мне кажется, любовь - это и есть Бог… Многие так думают.  

- А что вы скажете по поводу однополой любви?

Пауза.

- Неожиданный вопрос.

- Неожиданный?

- Прямо скажем, неожиданный вопрос.

- Что же вы скажете?

- Это порицается.

- Да, но это любовь?

- Не совсем так...  Нет, это конечно любовь, но, согласитесь, любовь, от которой не может быть детей…

- У нас с Пэн нет детей.

Пауза.

- Не знаю… Наверное я не смогу помочь вам… Вы задаете очень сложные вопросы…

- А я предупреждал вас, что мои головоломки не просты.

- Да, конечно, вы правы… Жаль, очень жаль…

- Не отчаивайтесь. Все хорошо, - переходит на шепот, - когда мы жили с Верой, вы понимаете, что в данном случае вкладываю я в понятие жить с женщиной, я нередко ловил себя на мысли, а не гомосексуальна ли наша связь? Да. Да. Все, что происходило между нами, и вне ложа, все, буквально все, до жеста, до интонации смахивало на гомосексуальную связь. Можете представить себе всю гамму чувств, что я испытывал при этом, - после паузы возвращается к обычной интонации -  Прекрасно, что вы не можете ответить на некоторые вопросы. По большому счету на них и не следует отвечать.

- ?

- Ответы существуют. По моей теории ответы являются нам задолго до вопросов… А что вы скажете относительно самоубийства?

- Ну, уж это - великий грех.

- Хорошо, должно быть, повешенному.

- Ужасные вещи говорите. Это - величайший грех.  

- А как же морские офицеры?.. Что скажете?.. А убийство? Верите вы в убийство во благо?

- Вы окончательно запутали меня.

Алексей Ильич смеется, - Нет, нет, запутать вас невозможно. Если пользоваться хорошо знакомой аллегорией о стрекозе и муравье, в нашей ситуации вы - муравей, а я - стрекоза. Любите Ивана Андреевича?

- Какого Ивана Андреевича?

- Крылова?

- Не знаю, наверное.

- Оставим. Хотите играть в подкидного?

- Нет, нет, продолжим. Мне не хотелось бы остаться с ощущением собственной бесполезности.

- Так я же спас вас.

- Спасли меня?

- Назвал вас муравьем.

- Это поддавки.

- Правда?

- Конечно.

Ягнатьев оживляется, - Вот, вот, вот…

- Что?

- Вот, вот, вот, вот, вот, вот, вот… Вот оно. Вот оно… Двойник где-то рядом… Заглянул на огонек… Кажется, мой небесный двойник соизволил таки отметить нас своим присутствием.

- Я не понимаю…

- Вы теперь сказали именно то, что сам я часто повторяю себе, читай, своему небесному двойнику. Я часто спрашивал его: не бесполезен ли я?.. Разве выполняю я то, чему призван?.. Разве могу я похвастаться перед ним каким-нибудь подвигом, каким-нибудь достижением во благо человечества? Разве достаточно того, что я просто существую, как какой-нибудь папоротник или порей?.. Мне хотелось перемен… Видите ли, мне мучительно хотелось перемен… Хотя я и скрывал это самым тщательным образом, - переходит на шепот, - но вот когда перемены коснулись меня, я не сделал ничего созидательного, ничего такого, за что мог бы переменить собственное отношение к себе, - в голос, - Между тем, окружающие меня люди, те, с кем волею судеб, мне приходится общаться, стали отворачиваться от меня, стали ненавидеть, отторгать меня… между прочим, они же сами побуждали меня к переменам. Им хотелось, чтобы я стал тем-то и тем-то, чтобы я делал то-то и то-то, все какие-то мелочи, но другое, понимаете? другое. И вот я изменился. Кардинально изменился… оказывается, им хотелось совсем иного…

Пауза.

- Чего же им хотелось?

Ягнатьев смеется, - Им хотелось… им хотелось, что бы я унизился… Всего лишь… Всего лишь… Понимаете? не переменился, а унизился.

Пауза.

- Но, может быть, вам показалось?

- Да как же показалось, когда они состряпали против меня целый заговор!

- Заговор?

- Именно заговор. Именно, именно.

Пауза.

- И что это было?

- Сначала они стали тихонечко посмеиваться надо мной. Над некоторыми моими словами… ну, вот, к примеру, в обиходной речи я стал употреблять те слова, от которых нынче все шарахаются, как черт от ладана…  такие слова, как «честь», «достоинство», «человеколюбие», «милосердие», а также «изящная словесность», «отнюдь»… Ну, и так далее. Точно невидимый кто-то вложил мне в уста давно забытые понятия. Этому невидимке, наверное, не хотелось, чтобы они пропали без следа, вот, по причине перемен, новым носителем этих слов стал ваш покорный слуга… Смех… Надо мной стали смеяться… первоначально не впрямую, по углам… Позже уже в глаза… Но это не страшно, согласитесь, в особенности это не страшно, для человека, над которым в большей или меньшей степени посмеивались всю жизнь… Так что я виду-то не подавал… Тогда они избрали новую тактику. Они стали изливать мне душу… Да, да, это довольно изощренный прием… Проверяется ваша реакция. Если реакции не следует или же ваша реакция не соответствует их ожиданиям, вы немедленно становитесь врагом для всех сразу… Так называемой враждебной единицей… Я называю это враждебной единицей… Известно, что единственной целесообразностью при возникновении такой враждебной единицы является ее (единицы) истребление. Достичь этого можно разными способами. Физическое устранение - слишком простой и достойный способ. Физическое устранение им не подходило… А я доложу вам, мои коллеги - очень, очень и очень неглупые люди… Тогда они стали посылать мне случайных (как бы случайных) попутчиков… Вериного любовника, несчастного человека, который и до сих пор не имеет представления о ее подлинном происхождении… затем этого слепого мальчика…

- Слепого мальчика?

- Да, слепого мальчика.

- Что за слепой мальчик?

- Я встретил его в трамвае. Слепой мальчик. Мальчик - весточка. Мальчик - сигнал. Подсунув его мне, они как бы намекали мне на скорый мой финал. Еще раз говорю вам, это очень и очень неглупые люди…

- Каков был номер трамвая, на котором вы ехали?    

- Третий или тринадцатый.

- Что было на мальчике?

- Белая курточка. Мне еще подумалось, какая жестокость! Они надели на него яркую белую курточку, чтобы привлечь внимание. Вы же знаете, что в Бокове не принято носить белые одежды. Ну, и, конечно, он выделялся на фоне общей серой массы… Сначала я подумал, что этот мальчик утешение мне, как бы указание на то, что не мне одному так невыносимо в мире людей… Но позже я понял, что явление мальчика имело совсем другое, прямо противоположное значение… Мальчик как бы сигнализировал: вот я слеп от рождения, но живу в согласии с окружающим миром, да мне трудно, но вот теперь я еду на трамвае и я знаю куда, зачем я еду, знаю, что ждет меня впереди, и я по-своему счастлив. А ты имеешь стопроцентное зрение, но не видишь ничего вокруг и путь твой во мраке, и впереди у тебя ужас, ужас и еще раз ужас.

Пауза.

Даная говорит тихим голосом. - Вы очень похожи.

- Очень похожи?

- Да, вы очень похожи.  Это - одна из причин, по которой я привязалась к вам.

- Ничего не понимаю.

- Этот мальчик - Персей. Мой сын… Он каждое утро ездит на третьем или тринадцатом маршруте трамвая… Вместе с вами… Просто прежде вы не обращали на него внимания.

Пауза.

- Это неожиданно.

- Он воспитан в несколько старомодном ключе… я дала ему такое воспитание… По этой причине он, как бы это лучше сказать?.. не воспринимает окружающего мира… окружающий мир неприемлем для него… он как бы не видит его, а потому кажется слепым… На самом деле он не слеп, мой мальчик, Персей.

Пауза.

- А куда он ездит каждое утро?

- Он торгует на привокзальной площади разными безделицами. Помогает мне.

- Что же он продает?

- Вы с ним очень похожи… Вас, наверное, тоже принимают за слепого?

- Что он продает?

- Я же говорю, разные безделицы… Крючки для вязания, рыболовные крючки, карты эротического содержания, карты СССР, значки с изображением Мао Цзедуна, значки с изображением Гагарина, Терешковой, значки с изображением Фритьофа Нансена, пуговицы, использованные лампочки для штопки носков, перегоревшие лампы дневного освещения, рапаны с черноморского побережья, граненые стаканы, граненые графины, джурабы, брошюрки буддистского толка, брошюрки баптистского толка, блесны, переводные картинки, розетки, вышедшие из употребления деньги, вышедшие из употребления облигации, фарфоровые сувениры, мягкие сувениры, мертвые бабочки, иголки, открытки с изображением Сталина и Брежнева, «Манифест коммунистической партии» Карла Маркса, кукушки от часов с кукушкой, велосипедные звонки, наклейки с изображением черепа с костями, наклейки с изображением девиц, репродукции русалок, репродукции Сальвадора Дали, фотографии с изображением электрического стула, стальные шарики для кроватей, стальные шарики для интимного самосовершенствования, парафиновые свечки, восковые свечки, обложки от импортных грампластинок, отечественные грампластинки, алюминиевые трубки для глухих, газоотводные трубки, телефонные трубки, пробирки для забора крови, предметные стекла, серку, гудрон, жмых, ручки от двери, старинные изразцы, накладные усы, щипчики для выдергивания волос, использованные станки для бритья, кисточки для рисования акварелью, массажные кисточки, модельная резина, деревянные кораблики, готовые к пуску, карманные шахматы, коробочки для бируш, бируши, трости для тромбона, спицы, тюбики клея, игрушечные пистолеты, оловянные солдатики, сломанные наручники, офицерские погоны, чесалки для спины, ватные тампоны, мешочки для рвотных масс, накладные ресницы, картонные контейнеры для яиц, яйца перепелов, пасхальные яйца, керосин, ацетон, бантики для игры с кошками, капроновые водоплавающие утята, поросята - копилки, свиньи - копилки, матрешки с изображением олигархов, канат для перетягивания каната, лампы, диоды, триоды, катоды, ноты вальсов Штрауса, ноты «Летучего голландца» Вагнера, гребешки с надписью «From Bokov with love», майки с изображением женских грудей, майки с изображением Луны, тройной одеколон, ремень для заточки опасной бритвы, ремень безопасности, денатурат, елочные игрушки, погремушки, гильзы от патронов, спираль для электрической плитки, лак для волос, искусственные паучки, подушечки со звуком пускаемых ветров, подушечки со смехом, деревянные змейки, насосы для велосипедов, фирменные этикетки, перья страусов, золотинки, золотники, фантики, ириски «Кис-кис», мумие, американские флажки, мумие, прополис, дверные ручки, цепи для унитазов, счеты, чистые рецептурные бланки, непарные рукавицы, гипсовый бюст Крылова, гипсовый бюст Наполеона, ластики, пластилин, баночки с вьетнамски бальзамом, баночки с вазелином, шипящие мадагаскарские тараканы…

- Как вы сказали?

Пауза.

- Крючки для вязания, рыболовные крючки, карты эротического содержания, карты СССР…

- Нет, нет, что вы назвали последним?

- Шипящие мадагаскарские тараканы.

Ягнатьев бледнеет.

Долгая пауза.

ЭНДИ УОРХОЛЛ



Энди (Уорхолл) показывает мне приобретенные на вокзале самодельные порнографические открытки с очень плохим монохромным изображением, - Полюбуйтесь, приобрел у глухонемых за бесценок.

- Зачем вам это?

- Как?

- Но это же гадость.

- Вы, действительно думаете так?

- Но разве вы сами не видите?

- Это - настоящее. Этому цены нет. Это - иллюстрации смущения, неловкости, в то же время, стремления к полному раскрепощению. Гамма противоречивых чувств. Борьба мотивов. Отчаяние и первобытная радость. Разве можно сравнить это с глянцевыми журналами, где паясничанье и глаза моделей пусты. Это - не разгульная громкая компания с ярким светом и декоративной салонной музычкой, но подробное действо, совершаемое под пологом ночи, в укромном месте, в абсолютной тишине, где всякий, даже самый незначительный звук усиливается во сто крат и проникает в самое сердце. Только взгляните, они совершенно трезвы. Они еще способны к деторождению, а некоторые из них, наверное, уже имеют детей. Они еще знакомы с тем, что такое стыд и не продажны. Главное для них - новые ощущения от новой, немыслимой еще вчера роли добровольной жертвы на алтаре запретной любви. Разве не передается вам их взволнованность?

- Не знаю. Я вижу только конечный продукт, и отдаю себе отчет в том, что вы заплатили за него какие-то деньги.

- А не кажется вам, что продукта здесь нет?

- Что же это, по-вашему?

-  Слепки таинства, ритуала, значение которого лежит глубоко в подсознании и не поддается расшифровке.

- Ритуал ради ритуала?

- А разве случается ритуал ради достижения какой-нибудь конкретной цели?

- Мне не совсем ясно…

- Ну, вот, предположим, вы убиваете свою жену. Убиваете из ревности. Долго думаете об этом, настраиваетесь, преодолеваете сонм сомнений, затем тщательно готовитесь, подбираете нож, выкладываете его из ящика стола, затем прячете, снова выкладываете, назначаете день, час, разрабатываете тактику, проговариваете про себя или вслух слова, коими должно сопровождаться это убийство, на всякий случай готовите план отступления и так дальше. Что это, по-вашему, ритуал?

- Похоже на ритуал.

- Нет и еще раз нет. Самое обычное бытовое убийство. И мотив примитивен и результат не отличается от того, что был бы получен вами, ударь вы ее ножом внезапно, в порыве страсти. Нет, нет, ритуал - это другое. Ритуал, это когда цель по-настоящему не ясна, когда цель находится вне вашего рассудка и опыта. Ритуал - явление иррациональное. Ритуалы - родимые пятна бытия. Единственное, пожалуй, что отличает человека от прочего животного мира. Всякий ритуал хрупок. Когда на кладбище вы представляете себе, что слова ваши, обращенные к покойному услышаны им, ритуал поминовения рушится. Когда вы употребляете пищу потому, что голодны, ритуал превращается в ничто. То же самое, когда вы спите с женщиной для того, чтобы получить удовольствие или зачать ребенка, когда вы отправляетесь в путешествие, чтобы повидать кого-либо или заполучить что-либо, когда вы спорите, чтобы ухватить за хвост ускользающую истину, когда принимаете ванну, чтобы смыть с себя грязь или взбодриться… Я оставлю вам эти снимки. Пересматривайте их иногда, и вспоминайте наш разговор.

С этими словами, вручив мне открытки, он уходит.

Навсегда.

Он больше не вернется.

В этом весь Энди Уорхолл.



ВТОРАЯ БЕСЕДА С ДАНАЕЙ

            

Даная взволнована, - Что же вы замолчали?.. Да что с вами, Алексей Ильич?

Долгая пауза.

- А вы немногословны.

- Да, это так.

Пауза.

- Вы чем-то расстроены?  

- Нет, нет, ничего.

Долгая пауза.

- Вы очень и очень похожи… Я думаю, что вы единственный человек, который мог бы говорить с ним на его языке… Я, как собеседница, больше не интересую его. Его никто больше не интересует… вы моя последняя надежда, Алексей Ильич… Я подумала, что он мог бы приходить к вам, если бы вы согласились… Вы любите борщ? Я готовлю прекрасный борщ… Я не пью, а вам как раз нужна непьющая заботливая женщина… Я очень, очень заботливая женщина… У вас когда-нибудь была заботливая женщина… Женщина, которая бы не делала вам замечаний, - на глазах появляются слезы, - Не думайте. Что я навязываю себя вам, но мне хочется… мне хочется, чтобы… у меня к вам материнские чувства… очень похоже на мои чувства к Персею… Точно вы - мой старший сын… Если вам уж так хочется, вы можете сменить сексуальную ориентацию… Я не против, я не стану возражать… вы свободны, вы совершенно свободны… Я думаю, вшестером нам было бы очень и очень хорошо. Отчего-то мне так подумалось… Вы, Персей, японец, Беляночка, Рута и я… Мы могли бы играть в подкидного дурака каждый вечер… Вы могли бы играть с Персеем в карманные шахматы… вы играете в карманные шахматы?.. Я бы подсказывала вам ходы, если вы плохо играете… Господи, сама не знаю, что говорю… Сейчас я разрыдаюсь… вот увидите… Стыдно, стыдно… Но, зная вас… немного зная вас, я предположила, что вам такое в голову не придет… А было бы так хорошо, так замечательно… Простите, простите меня, - плачет.

Долгая пауза.

Ягнатьев выпивает рюмку настойки, морщится, улыбается, - Да вы не беспокойтесь. Все мы, живые и мертвые, все находимся под защитой терракотовой армии. Не так ли?

- Не знаю.

Пауза.

- Да, да… А не приходило вам в голову. Что как раз терракотовая армия и есть связующее звено между мертвыми и живыми?

- Затрудняюсь сказать.

Пауза.

- Зачем вы пришли?

Даная вытирает слезы, - Я принесла вам настойку… вы сами просили.

- Я просил?

- Просили. Вы говорили…

- Скажите, а вы верите всему, что говорят клоуны в цирке?

Пауза.

- Я чувствую, что наговорила лишнего… Я не хотела…

- Вы говорили очень и очень приятные для меня вещи… Вы замечательная, настоящая женщина… но, на вашем месте, я теперь как можно скорее уносил бы отсюда ноги.

-?

- Дело в том, что я теперь буду собираться.

Пауза.

- Куда?

- На работу я больше не вернусь. Их намерения мне предельно ясны… Они намерены, простите, отрезать мне член… Угадал? Угадал?

- Не знаю.

- Все вы знаете, все, все. И вы, и мальчик в белой курточке…

- Вы неправильно поняли меня…

- Я правильно вас понял. Разве я не говорил вам? Я - путешественник. Я намерен каким-то образом добраться до ванной и забраться в нее.

Долгая пауза.

- Это не простой путь. Я горжусь вами.

- Спасибо за все, - закрывает глаза.

Даная уходит.

Навсегда.

Она больше не вернется.

Голова Ягнатьева наполняется золотистым гулом, -  

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданаяданаяданаяданаядана…

Данаяданаяданаяданаяданая…

Данаяданаяданая…

Даная…



СМЕРТЬ МЭРИЛИН МОНРО



Мэрилин Монро, урожденная Норма Джин, скончалась 5 августа 1962, в возрасте 36 лет от смертельной дозы наркотика. Существует несколько версий смерти Мэрилин Монро, самых правдоподобных четыре:

убийство, совершенное по заказу братьев Кеннеди;

убийство, совершенное мафией;

несчастный случай;

самоубийство.

Убийство, совершенное по заказу братьев Кеннеди.



В конце 1954 года Мэрилин приобрела дневник в кожаном переплете. Туда она заносила отрывки разговоров с Джоном Кеннеди. Во время разговоров с друзьями Джон обсуждал политические проблемы или объяснял то или иное принятое правительством решение, естественно, эти разговоры не предназначались для широкой публики, но являли собой неотъемлемую часть жизни президента. Мэрилин никак не могла запомнить, о чем же ей говорил Джон Кеннеди, и однажды это вывело его из себя. Вот так и появился знаменитый дневник Мэрилин, который мог содержать компрометирующую информацию и на президента, и на политику страны в целом. Это был лакомый кусок и для политических конкурентов, и для мафии, и для самого президента.

А в 1960 году у Мэрилин уже были серьезные проблемы с алкоголем и иногда, в состоянии опьянения Мэрилин проговаривалась об интриге с Джоном Кеннеди, что, безусловно, могло негативно отразится на карьере президента.

Когда наконец-то Мэрилин поняла, что Джон не собирается на ней жениться, то направила свои силы на младшего Кеннеди - Роберта. Она названивала Роберту в Министерство Юстиции, чем дискредитировала его безупречную репутацию. В результате он просто перестал подходить к телефону.

Принимая алкоголь и наркотики, часто впадая в депрессию, Мэрилин стала серьезной помехой для братьев Кеннеди: в случае придания огласке их отношений, она могла стать бомбой, взрывающей все, чему они посвятили свою жизнь.

После смерти Мэрилин кто-то перерыл весь ее дом, дневник в кожаном переплете так и не был найден. Были ли это сотрудники спецслужб, или люди Сэма Джанканы, или кто-то еще, и какое они имеют отношение к смерти звезды - неизвестно. Телефонная трубка была снята. Кому звонила Мэрилин перед смертью также остается неизвестным - с телефонной станции пропала запись об этом разговоре.



У Мэрилин Монро были романы и с Робертом Кеннеди, министром юстиции, развернувшем самую настоящую войну против мафии, так и с Фрэнком Синатрой - известным певцом и правой рукой главаря мафии Сэма Джанканы. Мэрилин вращалась в таких кругах и была настолько известна, что являла собой идеальный вариант для шантажа и компрометирования братьев Кеннеди. Знали ли люди Джанканы о существовании дневника Мэрилин - неизвестно, но в случае ее смерти могла всплыть правда о нечистоплотности президента и его брата, что, безусловно, было бы на руку мафии.



В 1953 году Мэрилин начинает принимать наркотики.

Уже в 1955 году употребляет на ночь снотворное, а с утра - стимулянты, при этом сочетает лекарства с алкоголем. Впадает в депрессию и по ночам начинает обзванивать всех подряд.

Во время съемок фильма «Автобусная остановка» пришлось вызвать психиатра, т.к. срыва Мэрилин Монро стали очень частыми. А во время работы над картиной «Принц и хористка» прием лекарственных средств носит хаотический характер.

После выкидыша в 1957 году Мэрилин опять впадает в депрессию, много пьет и продолжает употреблять лекарства. Из-за передозировки впадает в кому.

В 1961 году здоровье Мэрилин ухудшилось. Перестало быть тайной, что она употребляет наркотики.

Так что смерть от случайной передозировки наркотиков представляется вполне реальной.



Всю жизнь, несмотря на толпы поклонников, Мэрилин была очень одинока и подвластна депрессиям. Cудя по всему, опасения Мэрилин о том, что она может тоже стать безумной, как ее мать, были недалеки от истины.

До девятнадцатилетнего возраста Мэрилин дважды пыталась покончить с собой. Один раз она включила газ, второй - наглоталась снотворных таблеток.

Вскоре после смерти Джонни Хайда совершила очередную попытку самоубийства.

В 1958 году психиатр находит у Мэрилин признаки шизофрении.

После негативных отзывов критиков на «Неприкаянных» у нее происходит нервный срыв, и Мэрилин помещают в психиатрическую клинику «Пейн-Уайтни». В палату для «умеренно беспокойных».

Получается, что и самоубийство могло иметь место.*****



ЗАГОВОР



Заговор, заговор, заговор…



ЖЕЛТАЯ КОМНАТА



Комната покрыта желанным зеленоватым туманом, в углах, вне законов физики, переходящим в фисташково-желтые интонации.

Предметы сделались значительнее и старше.

В невесомости, в матовом мареве тишайшего аромата дрейфуют скользкие цветы, с виду напоминающие лилии.

Перламутровые пледы на раздувшихся креслах.

На стенах патина с еще более глухими темными разводами.

Синие провалы зеркал.

Посолидневший стол, беспорядочно завален голубым серебром и лоснящимися фруктами.

Этакий медленный пунш из прошлого и небывальщины с привкусом пряностей и морской соли.

Видение голодного человека.

Фантазия коренного жителя абсурда.



И Мэрилин и Титаник - жертвы заговора.

И Мэрилин, и Титаник - катастрофа.

Вот что.

Почему бы, в таком случае, их не соединить?

Вот когда все они уже оказались на дне, и застыли в ожидании приключения, как нельзя подошла бы им та самая песенка - поздравление. Президенту Кеннеди, помните?



Чихнулось во здравие.



ТЕАТР



Вот уже появились господа и лакеи.

Холуи, челядь, смерды.

Театр, одним словом.

Каждый с большим или меньшим удовольствием исполняет свою роль.

Более или менее талантливо.

Единственное, что не нравилось Алексею Ильичу в театре - это то, что в нем играют.

После редких посещений театральных представлений он не редко произносил одну памятную фразу. Многие из тех, кто с ним знаком, слышали ее.

Фраза звучит так, - Единственное, что мне не нравится в театре, так это - актеры. Они все время лгут.



Ягнатьев ненавидит ложь.

Не важно, преднамеренную или непреднамеренную.

Ложь для него - как красная тряпка для быка.

Не буду больше извиняться за банальности.



Ягнатьев ненавидит ложь.

Хотя сам лжет часто.

Как, собственно, все мы.

Мне думается, он не верно сформулировал свою театральную неприязнь. Вероятнее всего его раздражает не ложь, а плохая игра. А это, согласитесь, не одно и то же.

Одним словом, заврались мы все, и конца нашему вранью не видно, как берегов в космосе.

ЕЩЕ ШАМПАНСКОЕ

    

Эх, глоточек шампанского бы теперь!

Брюта.

Из всех шампанских вин я предпочитаю брют.

Интересно, какое шампанское просил подать Чехов перед смертью?



Итак.

Господа и лакеи, холуи, челядь, смерды.

Баре - неловко, а вот «господа» - пожалуй, приживется, несмотря на скептические прогнозы филологов.

Осталось только научиться произносить это слово легко и непринужденно, как произносил его, скажем, Николай Васильевич Гоголь.

Гоголь - птичье имя.

Закономерно.



ПТИЦЫ

Ах, птицы, птицы!



Деньги стали разнообразнее, пестрее.

Денег стало больше, чем прежде.

Они сделались, как бы это лучше выразиться, аппетитнее, что ли.



МОЙ ЯПОНЕЦ



Моему японцу деньги не нужны.



От размаха воровства дух захватывает.

На улицах все больше витрин и педерастов.

Электрическое солнце.

Дома сделались богаче и ровнее.

Неужели России суждено вернуться в горизонтальное положение?

Если так пойдет дальше, скоро, закрыв глаза, мы уже не сможем тотчас увидеть Париж во всех подробностях.

Мир изменился до неузнаваемости.

Мельницы захлопотали с удвоенной энергией.

Правда, в обратном направлении.

И давай толкаться.

Все, буквально все: и битые, и небитые в детстве.

Толкался безносый и кудрявый (a la император Павел) Лев Семенович, колченогий Валентин Кузьмич, фаянсовая Вика, барышня с прошлым, но без будущего, даже Полина Сергеевна, чей английский бульдог накануне разорвал в клочья любимого резинового поросенка соседского мальчика.

Не толкались Алеша, слепой мальчик и профессор Жук.

Мне подумалось, - А что если им, как многим вследствие перемен, смертельно, до зуда захотелось денег?

Мне подумалось, - Боже, как я ошибался насчет этих людей!

Но немедленно отказался от греховных своих мыслей.

Нет и еще раз нет!

Исключено!

Жизнь не может быть беспробудным заблуждением!

Бедные сослуживцы здесь ни при чем.

У толкотни этой другой мотив.

К примеру, им надоело терпеть плен запретов, и на какое-то время они позволили своим рукам волю.

Немного надумано, а, с другой стороны, почему бы и нет?

Да и успокоилась толкотня довольно скоро.

К примеру, когда Алеша рассказал им о мадагаскарских тараканах, уже никто из них не позволил себе ударить или толкнуть его.

А повод, согласитесь, был отменным.

Они также растеряны.

Они той же породы.

Того же рода, если хотите.

Вот только чей это род?

Род Адама и Евы?

Род Адама и Лилит?

Фактография перемен убедительно показала, есть более существенные различия меж людьми, нежели вероисповедание или раса.

Перемены.

Не увертюра ли это апокалипсиса?

Вот и мадагаскарские тараканы тут как тут.

А что, если дело вовсе не в мадагаскарских тараканах?

АРИК ШУМАН



Тем временем Арик уже в Дании, грустно созерцает андерсеновскую русалочку на берегу океана и тоскует по родным местам.



НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ



Закончился ли род Адама?

Вопрос.



Если да, когда и как это произошло?

Вопрос.



С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Адам остановил свой выбор на Лилит?

Вопрос.



С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Лилит остановила свой выбор на Адаме?

Парадоксальный вопрос.

А могла Лилит остановить свой выбор на Адаме?

Парадоксальный вопрос.



А что если Лилит остановила свой выбор на Адаме?

Парадоксальный вопрос.



Если да, закончился ли род Лилит?

Парадоксальный вопрос.



Когда и как это произошло?

Вопрос.



Что могло помешать (или не помешать) Адаму остановить свой выбор на Лилит?

Вопрос.



Что могло помешать (или не помешать) Лилит остановить свой выбор на Адаме?

Вопрос.



АНАЛИЗ



Рассмотрим.

У Адама не было бороды.

Предположение.

У Адама бороды быть не могло.

Наитие.

Не думаю, что во времена Адама существовала опасная бритва.

Предположение.

Просто, в отличие от Дарвина или Толстого, у Адама борода не росла.

Попытка объяснения.  

Так ли это?

Вопрос.



Рассмотрим.

С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Адам и Лилит нашли общий язык?

Вопрос.

Зачем нам это знать?

Вопрос.

Что если именно этот вопрос подобно волшебной шкатулке содержит в себе разгадку всех интересующих человечество тайн?

Вопрос в вопросе.



Рассмотрим.

Когда и как закончился род Адама?

Неправомерно. Мы не знаем, закончился ли он.

Когда и как закончился род Лилит?

Неправомерно. Мы не знаем, закончился ли он.

А существовал ли вообще род Лилит?

Точнее.  

Закончился ли род Адама?

Точнее.

Была ли у Адама борода?

Думаю, что нет.

Почему?

У него не росла борода.

Почему?

Не думаю, что во времена Адама существовала опасная бритва.

Почему?

Тупик.



Рассмотрим.

Итак, главный вопрос: С какими переменами пришлось бы нам столкнуться, когда бы Адам остановил свой выбор на Лилит, а Лилит, в свою очередь, остановила свой выбор на Адаме?

Можем ли мы попытаться получить на него ответ?



Рассмотрим.

Мы не знаем, существовала ли во времена Адама опасная бритва.

Утверждение.



Мы не имеем ни малейшего представления о быте времен Адама.

Утверждение.



Мы знаем, что Алеша Ягнатьев безбород и наг.

Утверждение.



Знаем, что теперь у него закрыты глаза.

Утверждение.



Можем ли мы трансформировать ситуацию «Адам и Лилит» в «Алексей Ильич и Лилит» и, возможно, получить ответ на интересующий нас вопрос?

Почему бы и нет?

Утверждение в форме вопроса.



Все условия для моделирования новой ситуации налицо.

Предлагаемые обстоятельства обозначим «выбор».



АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ (АДАМ) и ЛИЛИТ



Просторное белое помещение, напоминающее современную ванную.

Много просторнее ванной.

Но не бассейн.

Нет, бассейном это помещение назвать нельзя.

Скорее просторная комната, белая просторная комната.

Никаких предметов.

Никаких яблок, занавесок, стульев.

Стены выложены гладким материалом, напоминающим современный кафель.

Просторный резервуар в самом центре.

Неподвижная черная вода.

Если долго всматриваться, можно обнаружить путешествующие в ней пузырьки воздуха.

Резервуар с черной газированной водой.



Нагие Адам и Лилит на полу друг против друга. Каждый прислонился к своей стене. На фоне ослепительно белых стен их тела кажутся смуглыми.

Между ними резервуар с газированной водой. По кафелю сочатся молочные струйки влаги.

Адам склонен к полноте, без признаков растительности на лице.

Лилит рыжеволоса и зеленоглаза.

Ноги Адама согнуты в коленях и сомкнуты.

Ноги Лилит согнуты в коленях и сомкнуты.

Пар отсутствует.

Окна отсутствуют.

Никаких яблок, занавесок, стульев.

Никаких окон.

Капельница.

Невидимая капельница.

Звуки немного вибрируют. Реверберация.

Молочные струйки прокладывают себе тропинки.

Адам и Лилит.

Лилит и Адам.

Лилит и Лжеадам, если угодно.



Лилит первой нарушает тишину.

Полушепот.

Здесь не хочется говорить громко.



Лилит первой нарушает тишину, - Бывают разные ситуации…

- Что, прости?

- Я хотела сказать, что бывают разные ситуации.

- Да, я знаю… теперь знаю.

- Не обязательно несчастье…

- Смотря, что называть несчастьем.

- Да, это так.

- Ты согласна со мной?

- Да, это так.



Лилит вытягивает ноги, почти касаясь кончиками пальцев края резервуара, несколько наиграно вздыхает, - Знаешь, иногда наказание опережает проступок.

Уловив минорные нотки в интонациях Лилит, Адам охотно отзывается, - Нередко.

- Да.

- По моим наблюдениям, чаще, чем наоборот.

- Не всегда, конечно…

- Во всяком случае, нередко. Во всяком случае, со мной нередко.

- Да. Но ты склонен утрировать.

- В этом я объективен.

- Да, но, согласись…

- В моем случае чаще, чем наоборот.



- Ты капризничаешь?

- При чем здесь это?

- Ты капризничаешь.

- Ничего похожего.

- Хандришь?

- Зачем?

- Хандришь.

- Самую малость.



- У тебя опять болит голова?

-  Немного.

- Затылок?

- И затылок и виски… иногда лоб. Но больше все же затылок. И виски.

- Меня начинает беспокоить твой затылок.

- Ничего страшного. Это пройдет.

- Пройдет и снова начнется.

- Не исключено.

- Так уже было.

- Да, и не раз.

- Меня начинает беспокоить твой затылок.

- Ничего страшного. Это пройдет.

  - Переутомление?

- Не думаю.

- Переутомление.

- Стресс, скорее.

- Стресс?

- Думаю, что стресс.

- Ты мог бы вытянуть ноги, лечь. Хочешь лечь?

- Думаешь, лечь?

- Почему бы и нет? Ты мог бы вытянуть ноги.

- Думаешь?

- Почему бы и нет?



- Забота.

- Что?

- Ты проявляешь заботу.

- Так и должно быть.

- Как знать, как знать?

- Так и должно быть.

- Жалость. Забота, жалость.

- Мне часто бывает жаль тебя.

- Да?

- Часто.

- Вот уж не подумал бы.

- Мне часто бывает жаль тебя.

- Напрасно.

- Я не испытываю неудобств от того, что жалею тебя.

- Напрасно.

- Если хочешь, мне даже доставляет удовольствие жалеть тебя.

- Напрасно.

- Почему?

- Я не заслужил. Я не заслуживаю.

- Но ты ни в чем не виноват.

- Виноват.

- Тебе не в чем упрекнуть себя.

- Виноват, я чувствую.



- Ты без изъяна.  

- Разве?

- Я хотела сказать, ты безгрешен.

- Стало быть, изъян все же имеется?

- Главное - ты безгрешен.

- Как знать!

- Безгрешен.  

- Ах, если бы это было так!

- Это так. Я уверена. Я абсолютно уверена в этом.

- Что ты хочешь?

- Ничего.

- Не может быть.

- Может, может.



- Если наказание опережает провинность, это еще не означает, что провинности могло бы и не случиться.

- Глубоко.

- Что я могу сказать? Спасибо. Я, в самом деле, тронут.



- Почему бы тебе не лечь? Ты так любишь лежать. Ты всегда так любил лежать. Ты так любишь это. А мне нравится смотреть, как ты лежишь, засыпаешь. Тебе так нравится лежать. Ляг. Послушай меня, ляг.

- Стоит ли?

- Стоит.

- Не знаю.

- Что?

- Теперь уже не знаю.

- Чего ты не знаешь?

- Что я больше люблю? Лежать или сидеть? А, может быть, вообще стоять? Или двигаться? Наверное, все-таки лежать. Или сидеть. Я запутался.



- Что-то случилось?

- Ничего.

- Ситуация?

- Не знаю.

- Ты переутомился.

- Да как же переутомился, как же переутомился, когда все на блюдечке, все, буквально, на блюдечке?! Отчего мог я переутомиться?!

- Тогда в чем дело?

- Стресс.

- Стресс?

- Думаю, что стресс.

- Что за стресс?

- Сам не знаю.

- Чего ты не знаешь?

- Ничего не знаю. Запутался.

- Да что за путаница такая?

- Нужно подумать.

- Думай.

- Нужно подумать.

- Так думай же, наконец!

- Трудно, когда запутался.

- Это необходимо!

- Голова болит.

- Думай!

    

- Ну, хорошо.

- Вот, вот.

- Ну, хорошо.

- Я слушаю тебя.

- Есть один вопрос.

- Слушаю тебя.

- Он не дает мне покоя.

- Говори.

- Есть множество других вопросов, но этот, пожалуй, беспокоит меня больше всего.

- Я - вся внимание.

- Какова моя роль?

- Роль?

- Какова отведенная мне роль?

- О чем ты?

- Хочется понять, какова моя роль.

- Зачем тебе это нужно?

- Хочется разобраться. Разобраться не получается. Отсюда волнение.

- Зачем тебе это?

- Сам не знаю. Смутные чувства бродят во мне. Задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. Но каждую минуту задаю себе этот вопрос. Это уже стало навязчивостью. У меня уже нет аппетита. Спрашиваю себя, а в ответ - головная боль. Головная боль и больше ничего.

  

- Хочешь знать мое мнение?

- Да, но ты молчишь.

- Хочешь знать мое мнение?

- Да, но ты склонна говорить о другом, совсем о другом. Я чувствую.

- Хочешь знать мое мнение?

- Так и этак показываешь свои ноги. Играешь со мной. Все время играешь со мной. Показываешь мне ноги.

- Хочешь знать мое мнение?

- Зачем ты показываешь их?

- Что же мне их спрятать?

- Я уже не говорю о других частях тела, прости.



- Хочешь знать мое мнение?

- Хочу.

- Вероятнее всего это не переутомление. Вероятнее всего ты в состоянии стресса.  

- Спасибо.



- Хочешь знать мое мнение?

- Уже не хочу.



- Хочешь знать мое мнение?

- Да.

- Тебе не безразлично мое мнение?

- Нет.

- Думаю, нам нужно присмотреться друг к другу.

- Как?

- Думаю нам действительно нужно присмотреться друг к другу.

- Как?

- Попытаться еще раз присмотреться друг к другу. Ничего страшного, если ты еще раз увидишь мои ноги и прочие части тела.

- Даже когда я закрываю глаза, чтобы отвлечься, чтобы сосредоточиться, чтобы побыть наедине с собой, хоть не надолго побыть наедине с собой и сосредоточиться, не поверишь…

- Поверю.

- Сочтешь меня странным.

- Не сочту.

- Даже когда я закрываю глаза, чтобы отвлечься, я вижу твои ноги и прочие части тела.

- Что-то не верится.

- И прочие части тела.

- Что-то не верится.

- В деталях.

- Когда ты так успел меня изучить? Довольно часто ты смотришь совсем в другую сторону. Большую часть времени ты бродишь по лесам, разговариваешь с попугаями, цаплями, ленивцами. Змеями. Змеями. Большую часть времени ты бродишь по лесам или спишь. Когда же ты успел так меня изучить?

- Не знаю. Это произошло само по себе. И достаточно быстро.



- А прежде был интерес?

- Что?

- Был у тебя интерес к моим ногам? И прочим частям тела? Прежде?

- Не понимаю.

- Раньше. С самого начала. Первоначально?

- Не морочь мне голову.

- Был?

- Что?

- Интерес.

- Какое это имеет значение?

- Это имеет значение.

- Для кого?

- Для меня.

- Был.  

- Я не верю тебе.

- Ты никому не веришь.



Лилит, подогнув ноги, укладывается на бок. После продолжительного молчания, - И что же случилось потом?

- Когда?

- Потом.

- Когда, потом?

- Ну, ты говоришь, первоначально был интерес, а потом интерес прошел. А что случилось? Почему интерес прошел. Я изменилась?

- Мир изменился.

- А я?

- А ты - нет.

- Но я - часть мира.

- Нет. Мир - сам по себе, а ты - сама по себе.

- Но так не бывает!

- Вот и мне это кажется парадоксом.

- Ты всегда так думал?

- Как?

- То что ты сказал?

- Когда?

- Только что?

- Нет. Не думаю. По-моему это сейчас пришло мне в голову. Хотя, трудно понять при такой головной боли. Мысли путаются. Знаешь, последнее время я здорово изменился. Вместе с миром, а, может быть, чуть позже. Я не успел ухватить этот момент. Это могло случиться и во сне.

- Что могло случиться во сне?

- Метаморфоза, превращение.

- Изменился?

- Да. Ничего удивительного. Да ты и сама видишь - весь мир изменился. Еще вчера не было ничего, а теперь…

- Ты изменился, а я - нет?

- Так получается.

- Ты - часть мира, а я - нет?

- Так получается.

- Кто же я, в таком случае?

- Лилит.



- И что?

- Что?

- Ты счастлив в новом своем обличии?

- Странный вопрос.

- Ничего странного.

- Да как же ответить на него?

- Просто. Без затей.

- Все же странный вопрос.

- И что?

- А что такое счастье?

- Не знаешь?

- Нет.

- Бедненький.  

- Почему?

- Головка болит.

- А ты, что же, знаешь? А ты, собственно говоря,  знаешь? А ты-то знаешь? Знаешь? Сама-то ты знаешь? Знаешь?!

- Знаю.

- Неправда!

- Знаю.

- Неправда.

- Правда.

- Исключено!

- Не исключено.

- Этого не может быть!

- Почему же?



- Хорошо. Позволь выстроить вопрос иначе?

- Пожалуйста.

- Не станешь возражать?

- Пожалуйста.

- Я не стану дознаваться, знаешь ли ты, что такое счастье.

- Пожалуйста.

- Я спрошу иначе.

- Пожалуйста.

- Ты счастлива?

- Нет.

- В таком случае, откуда же тебе знать, что такое счастье?!

- Женщины с рождения обладают этим знанием.

- Да-а?

- Да.



- А мужчины?

- А мужчины - не обладают.

- А это откуда тебе известно?

- Женщины с рождения обладают и этим знанием.



- Ты вконец запутала меня!

- Прости.

- Ты нарочно проделываешь это со мной!

- Нет.

- Все эти штучки.

- Нет.

- Все эти головоломки.

- Нет.

- Сперва ноги и прочие части тела, потом головоломки…

- Прости, я больше не буду.

- Не верю тебе.

- Больше не буду.

- Вконец запутала меня!

- Прости.  



- Так что же такое счастье?

- Прости, но ты не поймешь.

- Пойму.

- Не думаю.



- Так что такое счастье?

- Ну, зачем тебе?

- Хватит уже играться! Не забывай, что у меня болит голова. Довольно игрушек! Говори! Если хочешь, я повторю вопрос. Так что такое счастье?

- Что это такое?

- Да, что это такое!    

- Это… это… когда по небу летишь.

- Как?

- Когда по небу летишь.

- Кто?

- Что «кто»?

- Кто летит? Я?

- Нет.

- Кто же?

- Белка и Стрелка.

- Кто это?

- Собачки.

- Собаки не летают по небу.

- Пока не летают, потом полетят.

- Не думаю.

- А думать нужно.



- Мне трудно сосредоточиться. Я говорил тебе, что не понимаю свою роль?

- Хочешь знать мое мнение?

- Нет.



- Хочешь знать мое мнение?

- Да.

- Плевал ты на свою роль, а в голове у тебя пустота. И все это - от лени и глупости.

- Ты только что заявляла, что я переутомился.

- От глупости и лени устают больше всего.

- Не думаю.

- Точно.

- Не думаю.

- Точно тебе говорю.



Лилит совершает пируэты ногой в воздухе. Это невольно привлекает внимание Адама, - Зачем ты это делаешь?

- Что?

- Вот зачем ты это делаешь?

- Что?

- Эти движения ногой. Зачем?

- Хочется.

- Не понимаю тебя.

  

Движения прекращаются, - Так и будешь сидеть, точно мумия?

- Зачем и кому все это нужно?

- Вероятно, кого-то гложет любопытство.

- Какое любопытство, какое любопытство, какое?!..

- Обыкновенное. Какое любопытство посетило тебя, когда ты подглядывал за мной?

- Я подглядывал за тобой?!

- Конечно, подглядывал!

- Я?!

- Ты.

- Когда?!

- Когда первый раз увидел меня.

- Я не подглядывал.

- А что ты делал?

- Я прятался.

- От кого?

- От тебя.

- Почему?

- Я испугался.

- Чего ты испугался?

- Тебя испугался.

- Что, я такая страшная?

- Не в этом дело.

- А в чем дело?

-  Я… я… сначала я подумал, что ты – мое отражение.

- Что, я похожа на зеркало?

- Нет. При чем здесь зеркало? Нет. Я же ни видел прежде никого. Вот мне и подумалось…

- Ну?

- Что, «ну»?

- Ну, и что дальше.

- Дальше, я присмотрелся и обнаружил…

- Что обнаружил?

- Что ты - не такая как я.

- А какая?

- Другая.

- О чем ты.

- Что же ты не знаешь?

- Не знаю.

- Тебе непременно хочется, чтобы я сказал?

- Хочется. Так о чем ты?

- О ногах, и прочих частях тела.

- Ну и?

- Испугался.

- А потом?

- Потом страх прошел.

- А удивление?

- А что, удивление?

- Удивление осталось? Удивление, может быть, смятение? Волнение хотя бы?

- Не знаю. Нет. Не помню.

- Любопытство?

- Нет. Говорю же, не помню. Слишком много времени прошло.

- Вот оно - «Слишком много времени прошло».

- Конечно, много.

- И любопытство прошло?

- Не было никакого любопытства. Говорю же, испугался!

- Идиот! Прости, сорвалось.

- Страшная головная боль.



- Скажи, а если бы… вообрази, если бы… попытайся представить себе… на минутку представить себе… если бы… я понимаю, что это невозможно, но все же, все же, если бы ты неожиданно, незаметно и неожиданно увидел меня с другим мужчиной…

- Как такое может быть?

- Я же просила тебя включить воображение. Я же не говорю, что это возможно. Я говорю, как - будто, понарошку, понимаешь?..

- Что же тут непонятного?

- Представил?

- Не знаю.

- Ну же!

- Ну, как будто, представил.

- Хорошо. Скажи. Если бы такое случилось, чтобы ты почувствовал?

- Не знаю.

- Но ты представил себе эту сцену?

- Представил, как будто.

- И?

- Что?

- Что бы ты испытал?

- Не знаю. Наверное, испугался бы.

- Хорошо. Сначала испугался, а потом?

- А что потом?

- Сначала испугался, а потом? Не возбудила бы тебя сцена любви?

- Какая сцена?

- Забудь.

- Они такое придумали?

- Забудь.

- Это они придумали. Точно.

- Не говори глупости.

- Какие же нужно иметь мозги, чтобы такое придумать?

- Помолчи немного.

  

- Зачем мы им?

- Нам не дано знать.

- И все же?

- Не дано, и не нужно знать.

- Но я же должен…

- Тебе не приходило в голову, что существуют вещи, о которых нам знать не надо?

- Да, именно. Именно приходило. Именно в голову. Но зачем? Вот вопрос.



- Не так уж много от нас и требуется.

- А что от нас требуется?

- Вести себя естественно.

- И все?

- Все.

- Ха!

- Что?

- Ха-ха!

- Что?

- Это как раз труднее всего. В особенности, в твоем случае.

- Почему это?

- А зачем ты делала это?

- Что?

- Не знаю, ногами что-то делала.

- Дурак.

- Все какие-то игрушки, выкрутасы разные, то руками, то ногами? К чему это? Разве об этом тебя просили?

- Кто?

- Не знаю. Если я правильно понял, речь шла о естественном поведении. Если я правильно понял. А все эти выкрутасы - это очень, даже очень и очень неестественно. Ты, когда выписываешь все эти кренделя ногами, не естественна. Да ты просто не умеешь быть естественной.

Мало того. Ты что-то замышляешь. Что, понять не могу, но что-то замышляешь. Это точно. Это уж точно. Здесь уже меня не обманешь. Их ты еще можешь обмануть, а меня - не удастся. Ужасно болит голова!

- Да ты с ума сошел!

- Что так?

- Что за бред ты несешь?!

- Никакой не бред!

- Ты с ума сошел!

- С этим можно спорить.

- Нет. С этим спорить не можно.

- Почему?

- Потому что я сказала!

- Вот как?

- Именно так! Отныне и навсегда!



- А что, собственно?.. А что ты?.. Что ты такое?.. Это почему же так? Почему так? Если настаиваешь, объясни! Да, мне хотелось бы знать! Уж потрудись, объясни, будь настолько любезна!

Лилит смеется, - Все очень просто.

- Вот и объясни, коль скоро все так просто.

Лилит смеется, - очень и очень просто.

- Вот и хорошо, вот и объясни.

- Просто я, когда впервые увидела тебя…

- Да.

- Просто я, когда впервые увидела тебя, только не обижайся…

- Не буду.

- Просто я, когда впервые увидела тебя - не испугалась, и даже наоборот. А ты - испугался, и даже очень.



- И что?

- Слушайся меня, и все будет хорошо.

- Нет ничего скучнее.

- Все зависит от настроения.

- Что зависит от настроения?

- Все.

- Что «все»? Вот что ты имеешь в виду под этим «все»?

- Все - это все.

- И от чьего же настроения зависит это все?

- От твоего. От моего.

- Все какие-то загадки, какие-то шарады. Сил моих больше нет.

- Слушайся меня, и все будет хорошо.



- И кого мы можем интересовать?

- Как ты спросил?

- Кого мы можем интересовать?

- Я думала, что ослышалась.

- Повторить вопрос?

- Не слышала ничего глупее этого вопроса.

- В самом деле?

- В самом деле.

- Почему?

- Это все равно, что спросить, - А откуда мы взялись? Или – А, собственно, кто мы? Или, - А что нас ждет завтра? Самому не смешно?

- Почему бы и не спросить?

- А зачем?

- Не знаю.

- Зачем об этом спрашивать?

- Чтобы знать.



- Плохи дела.

- Находишь?

- Нахожу.

- Что, совсем-совсем плохи?

- Дальше некуда.

- Перестань нести чушь.

- С удовольствием помолчу.



Лилит вытягивает руку вдоль резервуара, - И правда, удивительно.

- О чем ты?

- Кого-то все еще интересуют идеальные женщины. Теперь ведь мода на изъян, червоточинку, идеальные женщины теперь не в чести.

- Идеальные?

- Конечно.

- Кого это ты имеешь в виду?

- А что, кроме нас с тобой здесь есть еще кто-нибудь?

- Ты имеешь в виду себя?

- Ты удивительно догадлив.

- Да, пожалуй.

- Что?

- Похоже на правду.

- Что похоже на правду?

- То, что ты - идеальная женщина.



- Ты не иронизируешь?

- Нет.

- Как ты сказал?! Можешь повторить?

- Да, пожалуй.

- А дальше?

- Ты похожа на идеальную женщину.



- Вот уж не ожидала.

- Чего?

- Что ты скажешь такое. Ты, правда, так думаешь?

- Разумеется.

- А почему?

- Потому что других нет. Ты - идеальная женщина, я - идеальный мужчина. Все логично, совершенно логично.

- Кто идеальный мужчина? – смеется.

- Я, разумеется.

- Это ты-то идеальный мужчина?!

- Я. А почему нет?

- Да знаешь ли ты, как должен выглядеть идеальный мужчина?!

- Знаю.

- Как?

- Как я. Других вариантов просто нет.

- У идеального мужчины, прежде всего, должны быть усы и борода.

- Как это?

- Как у графа Льва Николаевича Толстого, или у Дарвина!

- Кто это сказал?

- Я тебе говорю! А где твои усы и борода?

- У меня их нет! И, тем не менее, я - идеальный мужчина. Ты - идеальная женщина, а я - идеальный мужчина. Ты - идеальная женщина, а я - идеальный мужчина. Ты - идеальная женщина, а я - идеальный мужчина…

- Ты похож на попугая.

- Я знаю.

- Кажется, мы договаривались помолчать?

- Ах, да, прости, совсем забыл.

- Слушай воду.



- Не хочется думать, но…

- Мы же договорились молчать.



- Думаешь, за нами наблюдают?

- А ты думаешь иначе?

- Нет.



- А мне, было, показалось, что ты на самом деле изменился.

- Мир.

- Что?

- Я говорил о том, что изменился мир.

- Не так уж он изменился.

- Очень изменился, - Адам вытягивает ноги.



Лилит ложится на спину, - Видишь сны?

- Нет.

- Что так?

- Тревожно. Когда я тревожусь, снов не вижу.

- Отчего тебе тревожно?

- Сам не знаю.

- Никак не можешь привыкнуть?

- К чему?

- К тому, что мы не принадлежим себе?

- Конечно, неприятно.

- Как?

- Неприятно.

- Это - гордыня.

- Ты думаешь?

- Уверена!

- Ты усмотрела во мне гордыню?! Это страшный грех! Как же с этим жить?!



Лилит смеется, - Забудь мои слова.

- Нет, нет, ты права! Я и сам замечал!

- Забудь, говорю тебе.

- Ты, конечно, безусловно, разумеется, права! Гордыня! Конечно же, гордыня! Первейший грех! А я знал! Я знал за собой! А ты подметила. Все правильно! Гордыня! Это так мучительно! Вот он проступок!

- Забудь.

- Проступок! И что я возомнил о себе! Что возомнил?! Идеальный мужчина! Ужас, ужас какой!  

- Забудь! Возьми себя в руки! Забудь, говорю я!

И вообще, заруби себе на носу, если ты еще не продан, это не означает, что ты не продаешься. Это означает только то, что ты не пользуешься спросом.

Знаешь, как в анекдоте: Я не беру взяток. А вам предлагали? - Смеется, - А вам предлагали? - Смеется, - А вам предлагали?

- Перестань! Речь идет о слишком серьезных вещах!

- Глупости все.

- Перестань!

- Гнев?

- Гнев!

- Гнев?

- Гнев!  

- В доме запахло мужчиной?!

- Замолчи! Не могу тебя слышать!

- Выздоравливаешь?

- Не могу тебя слышать!

- Как голова?

- Не могу тебя слышать!  

- Однако слушаешь, и, притом, внимательно.

- Оставь меня в покое.



- Мне скучно.

- Усиливается головная боль.

- А мне скучно. Скучно и весело одновременно.

- Так не бывает.

- Бывает. При определенных обстоятельствах.



- Ты что-то знаешь?

- Я знаю все.

- И что?

- Ничего.



Лилит, скрестив ноги, усаживается, - Ну, так что там за история с яблоком, мужчина?

- Какая история?

- Тебе лучше знать.

- С яблоком?

- Ну да, с яблоком.

- Представления не имею.

- Смотри, не вляпайся.

- Спасибо за заботу.

- Не стоит благодарности.

- Это уж точно.



Лилит рассматривает воду, -  Хочешь искупаться?

- Нет.

- А со мной? - Смеется.



Адам закрывает глаза.

Лилит поднимается, подходит к резервуару и ныряет в воду, окатив Адама фонтаном серебряных брызг. Через некоторое время ее гладкая голова появляется на поверхности воды. Она смеется, - Иди сюда. Иди. Я расскажу тебе.

- Что ты расскажешь?

- Все.

- Что «все»?

- Все, о чем ни спросишь.

- Обманешь, как всегда.

- Не обману.

- Затащишь в воду и обманешь.

- Ни за что не обману.

- Мне не интересно.

- Интересно, интересно. Иди сюда.

- Мне не интересно.

- Тебе нужно взбодриться, а то ты совсем осовел. Ну же!



Адам неохотно поднимается.

Подходит к резервуару.

Пробует воду ногой.

Лилит протягивает ему руку.

Адам тянется к руке, но в последнюю минуту отдергивает ее и возвращается к стене.



Лилит, - Напрасно.

- Я еще не готов.

- Напрасно, - смеется, - Надо быть готовым.

- К чему?

- Ко всему.

- Я готов.



- Ну? Что же ты не задаешь свои вопросы?

- Не хочется думать.

- А я бы и не стала тебе отвечать.  

- Я предполагал.

- Поэтому не пошел в воду?

- Разумеется.

- Взрослеешь.

- Да, наверное.

- Скоро я начну тебя побаиваться.

- Не думаю. Да и ни к чему это.

- Не скажи.

- Мне это не нужно.

- Пока не нужно, - Ныряет и надолго исчезает под водой.



Адам начинает беспокоиться, от волнения голос его звучит громко, - И что?

Лилит шумно обнаруживает себя, - Созрел вопрос?

- Созрел. Давно созрел.

- Спрашивай.

- Что от нас требуется?

- Я думала, что-нибудь новенькое.

- Что от нас требуется?!

- От тебя.

- Пусть так. Что требуется от меня?

- Я уже говорила. Ты должен еще раз хорошенько присмотреться ко мне.

- А ты?

- А я должна показать тебе себя. Еще раз. Как следует.

- Зачем это?

- Таковы условия.



- На что они рассчитывают?

- Он.

- Хорошо, он. На что он рассчитывает?

- Рассчитывает на то, что все переменится.

- Все итак переменилось.

- Рассчитывает, что на этот раз все переменится к лучшему.

- Что же, он так наивен?

- Конечно. Он же мужчина.

- Кто?

- Автор, разумеется.



- И что ты думаешь по этому поводу?

- Я?

- Ты, да.

- Я думаю, - Смеется, - Я думаю… Я думаю, что ты забыл мои колени.

- Не забыл.

- Забыл, забыл. Впрочем, ты их и не видел никогда. Или видел? Отвечай сейчас же. Только не ври. На какой коленке у меня шрам?

- Ну что ты, в самом деле!..

- На какой коленке у меня шрам? Отвечай!

- Перестань.

- На какой коленке у меня шрам?

- На правой.

- Ну, вот и все.

- Что, на левой?

- У меня нет шрамов. Я идеальная женщина, - Смеется.

- Мне не хочется смеяться.



Лилит выбирается из воды и медленно направляется к Адаму, - у тебя такие испуганные глаза…

- Отчего же испуганные? Вовсе не испуганные.

Лилит неотвратимо приближается, - Такие испуганные глаза…

- Ты идешь ко мне?

- А сам то ты как думаешь?

- Точно идешь ко мне. Зачем?

- Я замерзла, и мне хочется, чтобы ты меня согрел.

- Да, но…

- Какие могут быть возражения?

- Но ты же знаешь, моя голова…

- При чем здесь голова?

- Знаешь, когда болит голова…

- У мужчин голова не должна болеть.

- Да, но она болит…

- Голова болит у женщин. А у мужчин болят мышцы.

- Мышцы? При чем здесь мышцы?

Лилит усаживается рядом с Адамом, шепотом, - А при чем здесь голова? - опускает голову ему на плечо, - теперь никаких препятствий.

- О чем ты?

- Теперь ничто не помешает тебе рассмотреть меня хорошенько.

- Да, но и прежде…

- Прежде тебе могло помешать зрение.

- У меня хорошее зрение.

- Я знаю, когда болит голова, зрение может ухудшаться.

- Не в моем случае.

- Но теперь уже я рядом. Не прогонишь же ты меня.

- Ты преследуешь иные цели.

- Иные цели? Что за цели? Расскажи.

- Не знаю.

- Не бойся меня, расскажи, какие цели ты имел в виду?

- Не знаю. Вырвалось.

- Вот как?

- Да, вырвалось. А откуда пришло - не знаю. Как будто кто-то подсказал.

- Имитируешь сумасшествие?

- Что за ерунду ты говоришь?

- А как понимать тебя? Что значит «кто-то подсказал»?

- Не знаю. Говорю же, не знаю. Может быть, автор?

- Автор диктует тебе слова? За что же ты удостоился такой чести?

- Не спрашивай ничего больше.

- С одним условием.

- Какое еще условие?

- Ты обнимешь меня.

- Зачем?

- Чтобы я согрелась.

- Нет. Я не умею.

- Я научу тебя.

- Нет. У меня болит голова.

Лилит обнимает Адама и шепчет ему на ухо, - Уже не болит.

- Мне щекотно.

- Уже не болит.

- Щекотно.

- Уже не болит, - не отпуская рук, опрокидывается на спину.

  

Это - не соитие.

Это пустынник клокочет в кипятке оазиса.

Это воронка сугроба высасывает волчью кровь.  

Это Вавилон впивается в небеса.

Это снимают повязку с обожженных глаз.

Это Гаршин летит в красный лестничный проем.  

Это первый глоток воздуха новорожденного.

Это хрустит печень в цепких пальцах палача.

Это Дед-фронтовик, обливаясь, пьет долгожданное молоко.

Это чертово колесо валится набок.

Это известие о помиловании.

Это пробуждается Везувий.

Это Иаков вступает на золотую лестницу.



Во всяком случае, Адаму представляется, что все происходит именно так.

Разве то, что происходит на самом деле, имеет хоть какое-нибудь значение?



Теперь, на мой взгляд, настало время вновь обратиться к Чжуан Цзы.

Уверен, читатель стосковался по его слову.



ЧЖУАН ЦЗЫ



В своем «Внутреннем разделе» Чжуан Цзы пишет, - Все сущее непрестанно претерпевает превращения и неведомо чему уступает место. Откуда нам знать, где начало и где конец? Нам остается только покойно ждать превращений… В человеческом есть небесное. В небесном же может быть только небесное. Если человек не может обрести небесное в себе, то виной тому ограниченность его природы. Мудрый покойно уходит и в том обретает конечное.

Когда Чжуан Чжоу прогуливался в парке Тяолин, он увидел странную птицу, прилетевшую с юга: крылья - в семь локтей размахом, глаза - с вершок. Пролетая над Чжуан Чжоу, она коснулась его лба и опустилась в каштановой роще.

- Что это за птица? - удивился Чжуан Чжоу. - Крылья большие, а летает с трудом, глаза огромные, а видит плохо.

Подобрав полы платья, он поспешил за птицей, держа наготове лук. Тут он заметил, как цикада, нежась в тени, забыла о том, что ее окружает, а в это время богомол набросился на нее и, упиваясь добычей, забыл обо всем на свете. В тот же миг их обоих схватила странная птица и, любуясь добычей, сама забыла о действительности. Чжуан Цзы, печально вздохнув, сказал: «Увы! Вещи навлекают друг на друга несчастье, разные существа друг друга губят». Он бросил лук и пошел прочь, но лесник догнал его и принялся бранить. Вернувшись домой, Чжуан Чжоу три дня не выходил со двора.



- Почему вы, учитель, так долго не показывались? - спросил его ученик Лань Це.

- Я оберегал свой телесный облик, но забыл о подлинном в себе, - ответил Чжуан Чжоу. - Я глядел в мутную лужу и не знал, где чистый источник. А ведь я помню, как мои учителя говорили: «Погрузишься в пошлость - последуешь за пошлостью». Ныне я бродил по старому парку и забыл о себе. Странная птица пролетела мимо меня, коснувшись моего лба, и забыла о действительности. Лесник же в каштановой роще набросился на меня с бранью. Вот почему я не выходил со двора.



Ян Цзы путешествовал по царству Сун и остановился на ночлег в придорожной харчевне. У хозяина харчевни было две наложницы: одна красивая, другая уродливая. С дурнушкой он обращался почтительно, а с красавицей был груб. Когда Ян-цзы спросил о причине такого поведения, малолетний сын хозяина ответил: «Красавица думает о себе, что она красива, а мы не знаем, в чем ее красота. Дурнушка думает о себе, что она уродлива, но мы не знаем, в чем ее уродство».***



АЛЕКСЕЙ ИЛЬИЧ (АДАМ) И ЛИЛИТ



Адам и Лилит, подавленные и обессилевшие, точно лишившиеся воды рыбы лежат на холодном кафеле.

Их глаза черны и открыты.

Долго лежат.

Молча.

Без движения.



Первым голос подает Адам, - Знаешь, ты тоже не без изъяна.

Тишина.

- Я предупреждал тебя.

Тишина.

- Я говорил, что у меня смертельно болит голова.

Тишина.

- Кроме того, мои мысли были далеко.

Тишина.

- И ты это знала.

Тишина.

- Но тебе нужно играть. Тебе все время нужно играть.

Тишина.

- Ты прирожденная актриса, вот что.

Тишина.

- А до меня тебе, по большому счету и дела нет.

Тишина.

- По поводу изъяна, я, конечно загнул.

Тишина.

- Ты, разумеется, идеальная женщина.

Тишина.

- Чего, к сожалению, нельзя сказать обо мне.

Тишина.

- Хотя других мужчин как - будто нет.



- Тебе нужна шлюха.

- Как?

- Просто тебе хочется шлюху, вот и все.

- Хочешь сказать, что ты слишком умна для меня?

- Почему бы и нет.

- Следовательно, я слишком глуп для тебя?

- При чем здесь умственные способности?

- Но ты сама завела разговор об этом.

- Я не знала, что сказать.

- Так огорчена?

- Я и теперь не знаю, что сказать.

- Нет смысла расстраиваться, в конце концов…

- А ты мечтал о шлюхе?

- О чем ты говоришь?

- Когда-нибудь мечтал о шлюхе?

- Не то, все не то!

- А мне кажется, как раз то.

- Но при чем здесь это?

- Или, хотя бы, несколько женщин? Чтобы у тебя было сразу несколько женщин?

- Что за фантазии?

- Три, к примеру.

- Успокойся.

- А, может быть, тринадцать? Может быть, это взволновало бы тебя?

- Я не хочу продолжать это бессмысленный разговор.

- Это - осмысленный разговор.

- Я не привык…

- Привыкай. Мы сделались совсем близкими людьми. Не без труда, но…

- Не нужно мучить меня.

- Что так?

- Кажется, у меня снова болит голова.

- От этого не умирают.      

- Ты давишь на меня.

- Что?

- Давишь.

- Как это?

- Мне иногда кажется, что до тебя я был сильнее. Это с тобой я переменился. Мне казалось, что я переменился сам по себе, а теперь я вижу, что переменился из-за тебя. Я стал слабее, беззащитнее… не знаю, совестливее, что ли? Хотя, совестливее - это, наверное, совсем не плохо, но с этим трудно жить. Тем более, когда тебя то и дело призывают к совести. Когда ты сам, наедине с собой - это одно, но когда тебя бесконечно призывают быть совестливее, от этого не по себе. От этого мутит. Чувствуешь, что уже не принадлежишь себе. Чувствуешь, что еще немного и опять заболит голова, это нестерпимая мука, это уже не радость, а бред какой-то.

-  Удачное определение!

- Что?

- Удивительно точно.

- Что?

- Бред какой-то.

- Знаешь, я очень не люблю, когда вот так выхватывают фразу, и выстраивают на ней все, что заблагорассудится. Это хитрость. И коварство. Хитрость и коварство. Есть в этом змеиное что-то…

- Ты что-то имеешь против змей?

- Я ничего не имею против змей. Я уважаю их мудрость, любуюсь их движениями, но если хочешь на прямоту, я их терпеть не могу.

- Так ли?

- Да, именно так.

- А что там за история с яблоком?



Адам закрывает глаза, - Это и со мной случается.

- Что случается?

- Бывает, я нафантазирую себе то и это, и, постепенно начинаю верить в то, что эти фантазии - реальность. Не поверишь, однажды я представил себе…

- Плохая история.

- Что?

- Не самая удачная твоя фантазия, согласись?

- Нет, я…

- И не нужно оправдываться. Вот видишь, ты сам начинаешь оправдываться прежде, чем я успела поймать тебя. Не нужно бежать впереди паровоза. Понимаешь, о чем я?

- Нет.

- Что же здесь непонятного? Стоит тебе только подумать о том, как ты мне соврешь, запах твоей лжи распространяется в воздухе со скоростью света.

- Ты хочешь запутать меня, унизить в очередной раз…

- Какой смысл? Зачем? Ты каждую минуту унижаешь себя сам. Я бы и рада, но всякий раз не успеваю. В этом ты - дока.

- Какие - то запахи? То запах мужчины, то запах лжи. С тобой так трудно. Какие-то запахи? Какой-то запах?..

- Запах свинки. Запах молодой свинки.



- К слову сказать, я с большим уважением отношусь к этим животным. Они недооценены…

- В точности, как и ты.

- Да, ты недостаточно ценишь меня. Я заслуживаю большего…

- Много большего. Но, видишь ли, открою тебе маленький секрет, бабы - народ отнюдь неглупый. Рано или поздно она поймет…

- Кто?

- Не знаю. Кто угодно. Другая.

- Но других нет.

- Появятся. Во множестве. Знаешь, в таких ситуациях у мужчин часто развивается косоглазие.

- Что-о?!

- Косоглазие.



- Ну вот, теперь ты пугаешь меня.

- А не нужно бояться. Вообще, тебе нужно поменьше бояться. Как ты с таким страхом в себе собираешься воспитывать детей?

- Каких детей?

- Своих, своих детей. С таким-то отчим страхом они, не ровен час, поубивают друг друга.

- Кто?

- Твои будущие дети. Назвать имена?

- Какие дети, откуда дети?!

- Что там за история с яблоком?



- Знаешь, она еще ребенок.

Лилит разражается смехом, - Ну, наконец-то.

- Совсем ребенок. Девочка.



Лилит прикладывает ко рту ладони трубочкой, кричит кому - то, - Эй!



Входит мужчина.

Высокий, худощавый.

Вылитый Арик, если ему приклеить усы и бороду.



Лилит мстительно улыбается Адаму.

Мстительно поднимается.

Мстительно посылает Адаму воздушный поцелуй.

Мстительно делает Адаму ручкой.



Лилит трепетно подходит к мужчине.

Трепетно обнимает его.



Лилит и мужчина, напоминающий Арика, уходят.



Адам встает.

Подходит к резервуару.

Долго смотрит на воду, - Такая ситуация… прямо скажем, не из приятных…



Что она имела в виду?

Хорошо бы сюда бурый осенний лист… с капелькой ртути.



Быть может, именно в таких ситуациях люди запивают?

Смертельно болит голова.

Что она имела в виду?



МОЙ ЯПОНЕЦ



Мой японец в ужасе.

Он забрался с ногами на подоконник и прислонился щекой к мерзлому окну.

Беляночка и Рута, привстав на задних лапках, не сводят с него глаз.

Да, крысы - далеко не собаки.



СОБАЧИЙ КОСМОС



20 августа было объявлено, что «совершил мягкую посадку спускаемый аппарат, и на землю благополучно возвратились собаки Белка и Стрелка». Но не только. Слетали 21 серая и 19 белых мышей.

Белка и Стрелка были уже настоящими космонавтами. К тому времени отработали методику тренировок биокосмонавтов.

Чему же были обучены космонавты? Вот как об этом писали: «...Собаки прошли все виды испытаний. Они могут длительно находиться в кабине без движения, могут переносить большие перегрузки, вибрации. Животные не пугаются, умеют сидеть в своем экспериментальном снаряжении, давая возможность записывать биотоки сердца, мышц, мозга, артериальное давление, характер дыхания и т. д.».

Как видите, это уже не те первые попавшиеся под руку дворняги.

Через несколько дней телевидение показало кадры полета Белки и Стрелки. Было хорошо видно, как они кувыркались в невесомости. И если Стрелка относилась ко всему настороженно, то Белка радостно «бесилась» и даже лаяла. Медики жалели, что не догадались установить в кабине микрофон. Репортаж получился бы отменный.

Белка и Стрелка стали всеобщими любимцами. Их возили по детским садам, школам, детским домам. Журналистам на пресс-конференциях давали возможность собачек потрогать, но предупреждали: как бы ненароком не цапнули.

Ученые не ограничивались лишь космическими экспериментами и продолжали исследования на земле. Теперь предстояло выяснить, повлиял ли полет в космос на генетику животного. Стрелка дважды приносила здоровое потомство, милых щенят, которых мечтал бы приобрести каждый. Но все было строго... Каждый щенок был на учете, и за него персонально отвечали. В августе 1961 года одного из них попросил лично Никита Сергеевич Хрущев. Он отправил его в подарок Жаклин Кеннеди, жене президента США. Так что, возможно, и на американской земле до сих пор водится потомство космонавта Стрелки.****