Роман Ненашев

Стихи

ВСЮДУ ТАЙНЫ, ЗАМОЧКИ С СЕКРЕТАМИ...

 

Всюду тайны, замочки с секретами,
ноет память, как свежий нарыв.
Постоишь у ларька с сигаретами,
и не выдержишь, пачку открыв.
Стукнет сорок – и вот она, истина,
в синем небе блестит, как медаль,
можешь дальше разглядывать пристально
бесконечную светлую даль.
Можешь дальше с собой разговаривать,
заварив крепкий чай со слоном.
Можешь и ничего не заваривать,
чей-то опус открыв перед сном.
Кьеркегоры, Набоковы, Бродские –
каждый с истиной близко знаком...
Да вдобавок фамилии броские,
только ты всё дурак дураком
прожигаешь пространство на глобусе,
легкомысленно куришь, пока
синеглазая смерть на автобусе
догоняет тебя у ларька.

 

НАС ВЫЧЕРКНУТ ОДНАЖДЫ, И ПРИВЕТ...

 

Нас вычеркнут однажды, и привет –
как будто нас и не было на свете.
Не более чем выдумки в газете,
нелепые – нас не было и нет.
Мы призраки былого ремесла,
эпохи, прошагавшей под речёвку,
нас век смахнёт, как выцветшую чёлку,
как пыль с библиотечного стола.
Как певчих птиц с неведомых картин,
запутавшихся в русском алфавите,
нас вытолкнут – давайте, мол, летите.
И мы взлетим.

 

ТРАМВАЙ 25

 

А мог прожить бы по-иному,
иное выбрать ремесло.
Бежит трамвайчик по Свечному,
звенит беспечно и светло.
В трамвае женщина печально
глядит в трамвайное окно.
Ты мог бы сесть в него случайно,
когда бы было суждено.
Ты мог сидеть бы, провожая
себя же взглядом до угла,
и эта женщина чужая
тебе чужой бы не была –
взаимной связанные тайной,
единой осью чертежа,
сошли бы где-то на Расстанной,
друг друга за руку держа.
Но со звонком, подобным грому,
с прощальной песней мимо нот
плывёт трамвайчик по Свечному,
вот-вот на Лиговский свернёт.

 

* * *

 

Таракана, ползшего по брюху,
взял и… не прихлопнул сгоряча,
из ладони комнатную муху
выпустил, проклятий не ворча,

нищему в протянутую кружку
опустил тяжёлый кошелёк,
тихую печальную старушку
речью элегантною развлёк,

смастерил качели для детишек,
покормил воробушка с руки,
алкогольный выплеснул излишек
жгучему желанью вопреки,

никаких разборок и дебошей,
никаких скандалов не чиня.
Господи, какой же я хороший!
Жаль, что ты не смотришь на меня...


ДОРОЖНОЕ

 

                Саше Либуркину
 
Понимаешь, курица – не птица,
глиняный солдатик – не колосс,
в жизни есть призвание катиться,
двигаться неспешно под откос.
 
Мчит метро, грохочут самосвалы,
самолёты оставляют след.
Видишь, рельсы, видишь, Саша, шпалы –
надо ехать, надо брать билет.
 
Наобум – без планов и вопросов,
без царя в коробке черепной,
двигать в Тосно, в Сланцы, в Ломоносов,
к чёрту на кулички по прямой.
 
Доверяясь шумному потоку,
составлять маршрут от фонаря,
колесить по югу и востоку,
западные ветры матеря,
 
за окно вагонное коситься,
ни черта не думая в пути,
где придётся нам остановиться,
на которой станции сойти.

 

*   *   *


 


Этой ночью, пожалуй, смиряешься с мыслью о том,


что Господь – это снег, бесконечное ровное поле.


И молчит человек – и сказать ему нечего, что ли,


онемевшим, зашитым суровыми нитками ртом.


А вокруг – красота, в черном воздухе белые реки,


вязнет клен по больное колено в пушистом снегу.


Что как автору мне о молчащем сказать человеке,


если имя ему я никак подобрать не могу?..


Был бы повод иной, так придумал бы сказку иную,


где с надеждой глядит человек в белоснежную тьму,


и Господь наклоняется Сам к человеку вплотную.


И не видит его.


И не любит его потому.

 

*   *   *


 


Корабль бороздит океанскую влагу,


летит самолет.


А мы всё сидим – и из дома ни шагу


в такой гололёд.


Весь день наблюдаем, как день убывает,


следим из окна


за тем, как небесная рыба вплывает


в аквариум сна.


Живая вода и вода неживая


смешались в одно,


и рыба скользит, плавником задевая


стеклянное дно.


И так хорошо от морозного вздоха


и вида реки,


что кажется, миг – и начнется эпоха


с прекрасной строки.


Но чёрные буквы из надписи стертой


смешались, увы,


и был зашифрован параграф четвертый


девятой главы.


Нам снилось, что ключ от таинственных знаков


(открой и прочти)


с ключом от квартиры почти одинаков,


подходит почти.


Спал город, дома опрокинув в чернила,


дремали леса.


Урча, с подоконника кошка дразнила


созвездие Пса.


Мы снились друг другу рисунком с натуры,


пустые сады


вмещали прозрачные наши скульптуры


из твердой воды.


Во сне встрепенешься: «С какой это стати,


чего это для?»


Но снег одеялом лежит на кровати,


забвение для.


Созвездие Льва и созвездие Овна


горят на груди.


И двое во сне улыбаются, словно


вся жизнь впереди.


 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера