Наталья Вихалевская

Однажды небо снова станет голубым. Рассказ

Foto 3

 

Окончила Ульяновский педагогический институт. Пишет рассказы. Живет во французской Канаде, рассказы на французском языке публиковались в местных изданиях и на интернет-порталах.

 

 

Сколько я себя помню, я всегда была маленькой и слабой. Дома, в саду, в школе – везде. Ничего удивительного: я самая младшая в семье и самая дохлая. К тому же я не выдалась ростом.

Узнав, что пятый родившийся ребенок – девочка, отец ничего не сказал, только глубокая складка пролегла у него на лбу. За неимением другого выбора он смирился с моим появлением на свет, так же, как привыкают к моросящему уже пятый день подряд промозглому дождю и слякоти на улицах. Все равно никуда не денешься. И это уже было хорошо для меня.

Конечно, он мог бы обрадоваться моему рождению и появлению дочери в семье, вместо того чтобы чувствовать себя разочарованным, но, видно, эта идея не пришла ему в голову.

Мама, привыкшая приспосабливаться к малейшим изменениям в настроении главы семьи и скрывать свои настоящие чувства, сделала все возможное, чтобы подавить материнские инстинкты. Ежедневные «тренировки» принесли плоды, и она научилась относиться с равнодушием к единственной дочери, которая, к тому же, не вылезала в детстве из болезней – наверное, климат в семье этому способствовал.

И, действительно, равнодушие – это самое верное слово, характеризующее отношение членов моей семьи ко мне.

Когда я была маленькой, любимое занятие моих братьев было толкать меня друг к другу, пока я не упаду и слезы не выступят у меня на глазах.

Или наговаривать на меня отцу, в то время как это они сами сломали игрушки. Я просила маму взглядом заступиться за меня, инстинктивно ощущая, что она единственная могла бы придти мне на помощь, но она лишь отводила глаза и спешила заняться своими делами. Надо сказать, забот у нее вполне хватало –попробуй прокорми семью из семи человек.

Рассказать о моих мучениях отцу мне даже и не приходило в голову. Я была уверена, что окажусь во всем виноватой – мои братья сказали бы, что я все выдумываю. В любом случае он казался мне слишком огромным, далеким и холодным.

Я и не говорю про мой день рождения. Ни разу я не получила ни одного подарка, тогда как мои братья были завалены новыми солдатиками и машинками. «Чтобы развить боевой дух», – говорил отец.

Если случайно, заигравшись на улице, я пропускала обед, никто не звал меня и не оставлял мне еду.

Ситуация изменилась в мою пользу, когда мне было семь лет, после обычной ссоры с одноклассниками. Мама попросила меня купить хлеб, и я весело бежала по пыльной улице, когда вдруг трое мальчишек выросли передо мной откуда ни возьмись и преградили мне дорогу.

– Куда ты идешь, серая лягушка? Тебе нельзя здесь проходить! – сказал Иван, высокий мальчик с кудрявыми темными волосами, сын наших соседей, раскрыв широко руки.

Я попыталась их обойти.

– Дайте мне пройти, мама послала меня в магазин!

В ответ они принялись прыгать вокруг меня, как обезьяны, и толкать меня, вырывая монеты из рук.

Отец, который, к счастью, возвращался той же дорогой домой, был свидетелем этой сцены. Он разогнал мальчишек, протянул мне отобранные монеты и проворчал, хмуря брови:

– Ты почему не защищаешься? Не умеешь?

Я молча опустила голову. Я не ответила ни что я привыкла к такому обращению, ни что трое больших мальчиков были явно сильнее меня. Как всегда, я считала себя во всем виноватой. Я должна была быть более внимательной и раньше заметить моих «врагов». В конце концов, я могла бы пойти по другой дороге. Ведь если никто меня не любит, значит, наверное, они правы – их много, а я одна.

Отец удалился, не произнеся больше ни слова. Он не посчитал нужным ни помочь мне подняться, ни стряхнуть пыль, ни умыть лицо, выпачканное грязью, размазанными слезами и кровью. Но эти его две единственные произнесенные фразы заставили меня задуматься. Я поняла, что мне было позволено защищаться. Более того – отец был недоволен моим плачевным видом.

С тех пор, мое положение изменилось к лучшему. Соседские мальчишки были настолько поражены внезапным превращением «мокрой курицы» в отважного воина, что даже и не попытались заставить меня переиграть ситуацию обратно.

Напуганные вмешательством отца – грозной фигуры в их глазах – мои «враги» перестали мне досаждать и даже начали приглашать участвовать в играх, напоминая мне диких голубей, которые, отыскивая крошки в траве, отгоняли более слабых сородичей. С единственной разницей, что птицы сражаются из-за еды, в то время как у моих одноклассников не было в ней недостатка.

Что же касается отношений с моими братьями, они первое время оставались сложными. Братья не хотели лишаться привычной забавы и стали еще больше мне досаждать. Было нелегко, но я продолжала просить родителей заступиться за меня. Дело закончилось тем, что мне пришла в голову удачная мысль – рассказать все их школьным учительницам. Моим братьям не понравилось быть высмеянными и оправдываться, краснея перед всем классом, и постепенно они оставили меня в покое.

В настоящее время мы живем в одном из самых просторных домов в деревне. Отец держит большую ферму, и его дела идут в гору. В мои обязанности входит кормить животных и убирать за ними. Роберт, мой третий брат, должен в принципе мне помогать, но обычно он перекладывает свою часть работы на мои плечи. Я знаю, что бесполезно бегать за ним, и убираю все. Если уж коровы, поросята и куры должны ютиться в тесных загончиках, пусть они хотя бы не задыхаются от испарений собственных испражнений.

Я бы сказала, что наши животные – единственные нормальные существа, которые меня окружают. Так уж получилось, что только они – мои настоящие собеседники, и только с ними я могу позволить себе быть сама собой. Только в их присутствии я перестаю быть жертвой или нападающей стороной.

Когда я была маленькой, я надеялась, что и моя жизнь, и их изменятся однажды к лучшему. Что-то вроде, как по мановению волшебной палочки. У малышей – своеобразное восприятие реальности. Сейчас, конечно, я понимаю, что мои надежды были напрасны. Ни их жизнь, ни моя не примет другой оборот сама собой. Именно поэтому я и разработала план.

Сегодня мои собираются на празднование Хэллoуина в ближайшем культурном центре. Вроде бы, ожидается более интересная программа, чем в прошлом году. Все утро я не вылезаю из своего угла, стараясь не попадаться никому на глаза. К счастью, я остаюсь невидимой для моей семьи. Прихватив с собой костюмы, они вываливают наконец гурьбой на улицу. Дверь хлопает, и я остаюсь одна. Так и есть! Они не вспомнили про меня.

Застыв посреди комнаты, я напряженно прислушиваюсь. Голоса и шаги стихают вдали. Все! Стряхивая с себя оцепенение, я лезу под кровать и вытаскиваю оттуда сумку, где лежат паспорт, несколько бутербродов и запасная одежда. Деньги, выуженные в копилках моих братьев, уже надежно спрятаны у меня в карманах.

Да, я знаю: одна, в большом городе, я превращаюсь в удобную добычу для мужчин с плохими намерениями. Ничего. Волков бояться – в лес не ходить. Я попрошу, чтобы меня приняли в центр для подростков. Если удача мне улыбнется, я смогу продолжать учиться и получить профессию. Я постараюсь найти работу. Может, кому-то потребуется помощь на дому. Например, пожилой женщине, которая боится оставаться одна дома ночью. Есть среди них такие, кто будет рад приютить в свободной комнатке студента, который станет заботиться о них и готовить им еду. Моя семья не будет меня искать. Они только вздохнут с облегчением, когда узнают о моем исчезновении. Особенно когда они увидят, что я оставила после себя.

Я направляюсь решительным шагом к курятнику и открываю рывком дверцы, одну за другой. Потом направляю живой поток к выходу. Клекоча и истошно вертя головой, птицы устремляются на свободу. Замечательно! Надеюсь, куры разберутся на воле сами. Некоторые из них, ошеломленные, остаются в центре помещения, хлопая крыльями. Я отгоняю их к выходу. Думаю, что им не придет в голову вернуться. На самом деле, их жизнь была достаточно горькой для того, чтобы им пришла в голову такая несуразная мысль.

Я хлопаю в ладоши:

– Эй, кыш отсюда! Ну-ка, быстро! Поторопитесь!

Могу ли я надеяться, что они понимают то, что я делаю для них? Благодарны ли они мне? Нет, скорее всего, они просто испуганы внезапным изменением или опьянены неожиданной возможностью вырваться на волю.

Я достаю из сумки бутерброд и бегу к хлеву. Так мне будет легче уговорить коров выйти из стойла. Я распахиваю перегородку и, после того как они выходят, кидаю камни им вслед и гремлю старыми крышками, стараясь наделать побольше шума.

Вот и все! Я смотрю, как наши животные спускаются в долину и бегут к лесу и устало вытираю пот со лба.

Пришло время и мне уходить. Я бросаю взгляд на часы: автобус должен прибыть через пятнадцать минут. Я направляюсь быстрым шагом к остановке, но вдруг останавливаюсь на половине пути. Черт, а моя сумка! И где она? Вероятно, я ее оставила внутри хлева, когда вытаскивала бутерброд... И что теперь делать? У меня есть немного мелочи в карманах. Но мой паспорт... Мне трудно будет обойтись без документов и запасной одежды в незнакомом городе. В мире взрослых эти вещи совершенно необходимы. Ничего не поделаешь, я бегом поворачиваю обратно.

Когда я приближаюсь к воротам, я различаю вдалеке голоса. Должно быть, кто-то возвращается к себе домой. Странно, праздник должен быть в самом разгаре... Они покинули клуб слишком рано... Неважно, у меня нет времени задавать себе вопросы. Мне осталось сделать последний рывок и найти сумку.

В то время, как я забегаю в хлев, быстрые шаги раздаются снаружи. Кто-то бежит по тропинке, ведущей к нашему дому.

Наверное, кто-то из соседей увидел убегающих животных. Не страшно, мне остались какие-нибудь несколько метров для того, чтобы схватить сумку. После у меня будет время выйти из хлева и улизнуть. Соседи ничего не смогут мне сделать.

Тяжелые шаги раздаются около входа. Кажется, я узнаю эту поступь... Нет!.. Да... Отец и Марк, мой старший брат, появляются в дверях. Святые, как это все глупо!.. Я застываю на месте в дурацкой надежде, что они меня не заметят в полутьме. Хотя бы наши животные давно уже скрылись из виду...

И конечно же, отец меня замечает:

– Алена! Что случилось? Соседи мне сказали, что они видели животных, разгуливающих на свободе...

Он прерывается и обводит недоуменным взглядом помещение:

– А где весь наш скот?

Я пожимаю плечами, стараясь разыграть удивление:

– Я тоже их ищу. Как и вы, я только что пришла.

Надо признать, актриса из меня никудышная. У меня не получается их обмануть; Марк слишком хорошо меня знает – я всегда жалуюсь отцу, когда братья плохо обращаются с животными.

Он тыкает в меня пальцем угрожающим жестом:

– Да неужели! Она врет нам, я уверен в этом на тысячу процентов! Именно она выпустила нашу скотину, кто другой мог бы до этого додуматься? Она любит вонючих цыплят больше, чем собственную семью!

– Нет, это не я! – кричу я.

Но моя песня спета заранее. Они замечают страх на моем лице. Я должна была принять возмущенный вид и, едва услышав слова Марка, закричать: «Неправда! Это ты сам открыл клетки, а теперь сваливаешь все на меня! Ты всегда на меня наговариваешь!» Они бы мне поверили...

Прищурив глаза, Марк начинает медленно приближаться ко мне, захватив лопату по пути. Я отступаю: вид у него странный, как будто он исполняет роль злодея в фильме ужасов. Секундой позже я ударяюсь об стенку спиной. Расстояние между нами неумолимо сокращается. Быстрым движением Марк поднимает свое орудие и делает шаг навстречу ко мне. Я окончательно перестаю понимать, что происходит – лопата опускается, и я падаю, ощущая резкую боль в плече.

Если бы я инстинктивно не подвинулась, удар мне пришелся бы по голове, и, вполне возможно, меня бы здесь, в этом грешном мире, уже не было. Моя жизнь прекратилась бы. Но конец близок. Марк гораздо сильнее меня, и вид у него абсолютно ненормальный.

Я слышу издалека – как будто я погружена с головой в жидкость – глухой голос отца:

– Подожди, Марк. Что ты делаешь?

Брат поворачивается к нему:

– Ты не видишь, что она становится неуправляемой? Сорную траву надо выдергивать с корнем сразу же. Никто не узнает, что с ней случилось. Ни у кого не возникнет идеи ее искать. Ты согласен со мной?

Я перевожу взгляд с одного лица на другое и читаю приговор в глазах отца. Мое исчезновение – нет, мое убийство подписано. Что могу я сделать одна против двух мужчин? После второго удара я увижу холодный белый свет. И потом ничего. Я это знаю, потому что однажды Виктор, мой второй брат, отбросил меня с силой к стене, я ударилась головой и в моих глазах промелькнула вспышка. К счастью, после короткой потери сознания я начала заново дышать и пришла в себя.

Мать поплачет над моим исчезновением несколько дней, вот и все. Все меня быстро забудут. Я умру так же, как и наши животные, при полном безразличии окружающих. Никто не остановит преступление, никто не расскажет о случившимся. Тот, кто более сильный, побеждает. Так было всегда и так оно и будет. Мои убийцы купят себе новый «товар». Они, а не мы, животные и я, будут продолжать жить с комфортом. Нет!

Все эти мысли мелькают как молния у меня в голове – кажется, что время замедляет свой ход. Марк приподнимает, не торопясь, лопату и нацеливается.

Одержимая внезапным гневом, я выпрямляюсь несмотря на боль и страх:

– Если вы меня убьете, мое привидение будет следовать вас повсюду и напоминать вам ваше преступление! Даже с того света я найду способ вам отомстить! Вы увидите! Вы не сможете меня победить! Никогда! Мне достались в наследство способности ведьмы!

Интересно, что за глупости я им выкрикиваю? Неважно – главное, чтобы они их впечатлили.

Я протягиваю в их направлении раскрытую ладонь, представляя себе, как лучи, несущие магию, выходят из моих пальцев.

Марк колеблется, отступает на шаг и бросает вдруг изо всех сил лопату на меня. В этот раз удар приходится на второе плечо. Брат бормочет ругательство себе под нос и медленно отходит, не спуская с меня глаз. Кажется, у меня получилось их напугать – наверное, у меня тоже сумасшедший вид.

Морщась, отец прочищает горло.

– Не бойся, Марк. Отвези ее лучше к Проклятому Замку, это ей послужит уроком. Держи, заверни ее в это.

Он кидает ему старое рваное покрывало и поспешно выходит из хлева. Отец решил оставить самую сложную часть Марку. Кстати, очень мудрое решение с его стороны. Никто не осмеливается приблизиться на пушечный выстрел к «Замку, Где Живут Привидения», который на самом деле представляет собой заброшенную усадьбу, затерянную посередине леса. Жители деревни поговаривают, что время от времени в окрестностях замка появляются огромные тени и слышны завывания. Они уверяют что это волки превращаются в ведьм под влиянием наложенного над домом проклятья. Я не знаю, правда ли это, но в любом случае то место гораздо более безопасно для меня, чем мой собственный дом.

Марк собирается возразить, но увидев, что отец уже вышел, швыряет сердито покрывало на землю и с опаской делает шаг в мою сторону:

– Эй, ты! Слышала? Имей в виду, что я тебе ничего не делаю. Я только исполняю приказ отца.

Я молча киваю головой. Чем быстрее я выйду отсюда, тем лучше. Любое место, даже заколдованное, мне подойдет.

Марк бросает на меня недоверчивый взгляд и вздыхает. Решившись, он быстро подходит ко мне, приподнимает меня, тащит за собой к нашему грузовичку и забрасывает в кузов. После заводит мотор, и наша машина принимается чихать клубами дыма и подпрыгивать на ухабах.

Я устраиваюсь с большим или меньшим удобством в углу – раны дают о себе знать – и с трудом шевелю пальцами. Что я буду делать, очутившись около Проклятого Замка? А если его двери закрыты? Я должна буду, без сомнения, долго идти – наверное, несколько часов – чтобы выйти на дорогу. А если, когда мы приедем туда, Марк передумает и постарается меня убить? Кто знает, возможно, то место действительно заколдовано и оказывает плохое влияние на неустойчивые характеры?

Чтобы добраться до усадьбы, Марк выбрал неприметную тропу. Я придвигаюсь к борту грузовика и привстаю. Хотя пальцы еле слушаются, у меня получается ухватиться за край, перенести ногу и спрыгнуть на землю. Пока я лечу вниз, ветки хлещут меня по лицу. Я теряю равновесие и падаю на камни, не успевая подставить руки, чтобы защитить лицо.

Брякнувшись наземь, я скрючиваюсь, стараясь слиться с камнями. Если Марк заметил меня, поймать меня ему будет пару пустяков. К счастью, наш грузовик не может похвастаться своей молодостью: он издает слишком много шума, встречая на своем пути малейшую возвышенность. Приподняв голову, я вижу с облегчением, что он быстро удаляется от меня, поднимая густые клубы пыли.

Сейчас, даже если Марк и обнаружит мое исчезновение, он не узнает, когда я выпрыгнула из машины. Ему понадобится много времени, чтобы меня найти. Я должна быстро замести следы и выбраться на главную дорогу – скорее всего, она не так уж и далеко. Там, на виду у проезжающих машин, он не осмелится затащить меня внутрь кабины.

Две мысли помогают мне быстро идти несмотря на боль. Первая: я отомщу за себя. Вторая: если я выживу, я буду делать хорошее. Например, я создам организм защиты животных. Или стану ветеринаром. Или журналистом. Тем, который пишет статьи для того, чтобы изменить ситуацию к лучшему, а не тем, который старается привлечь внимание публики, распространяя сплетни.

Так проходят десять или пятнадцать томительных минут, и я выхожу на шоссе, где часто проезжают машины. И действительно, как только я оказываюсь на обочине, замечаю две приближающихся автомобиля. Я машу рукой, чтобы привлечь внимание водителей, и прыгаю от нетерпения на месте. Оба – большой фургон и маленькая голубая машина – начинают тормозить и останавливаются около меня. Я поворачиваюсь к легковушке – вероятно, за рулем грузовика мужчина, а они не внушают мне больше доверия.

Но худощавый человек средних лет, одетый в длинный вышедший из моды плащ, выходит из легковушки, а женщина в заляпанном масляными пятнами комбинезоне спрыгивает из кабины фургона. Мужчина подходит ко мне первый; он поправляет очки на носу и склоняется надо мной:

– Что случилось? Ты потерялся?

И он отступает, вскрикивая от ужаса – он заметил кровь на лице и разорванную одежду.

Тем временем женщина подбегает к нам:

– Ну что? Что случилось? Ну-ка посмотрим, что с тобой произошло, мой дорогой!..

Да, по-видимому, я выгляжу сейчас как мальчишка. Спутанные, заляпанные кровью и грязью волосы, бледное и худое лицо, блестящие глаза. Ничего в моей наружности не указывает на мою принадлежность к женскому полу – я абсолютно не похожа на девочек, которые наряжаются в аккуратно разглаженные розовые платья и вежливо благодарят взрослых.

Женщина приближается ко мне в свою очередь и резко выпрямляется:

– О, он сильно поранен! Надо его срочно доставить в больницу! Я займусь им; в любом случае, я проезжаю через большой город.

Мужчина, который напоминает мне рассеянного учителя или приветливого бухгалтера, мигает растерянно глазами:

– Вам нужна моя помощь?

С нервным смехом женщина пожимает плечами:

– Нам не нужно две машины для того, чтобы его перевезти. Мы же не собираемся его разделить пополам вдобавок к тому, что у него уже есть. Но вы можете следовать за мной, чтобы мы вместе могли засвидетельствовать обстоятельства, в которых мы его нашли.

Она берет меня за плечи и старается приподнять:

– Идем, залезай. Нельзя терять ни секунды.

– Я хочу обратиться в полицию. Они намеревались меня убить, и я должна передать агентам их имена. Дайте мне, пожалуйста, карандаш и бумагу, – говорю я решительно.

При виде крови, текущей по моему лицу, ни одному из них не приходит в голову подвергнуть сомнению мои слова.

– Ты сможешь рассказать все в больнице, они передадут всю информацию полиции, не беспокойся, – уверяет меня женщина.

– Но если я умру во время пути, у вас останутся их имена. Я хочу их записать сейчас же, – настаиваю я.

Мужчина достает из кармана надорванный конверт, на котором видна надпись «лучшему учителю в мире» и протягивает его мне. Смотри-ка, он действительно работает в школе...

Женщина кивает головой:

– Не волнуйся, все будет хорошо, больница находится в четверти часа езды отсюда. Ты не узнаешь это место?

Я качаю головой. Нет, я никогда не покидала наше село. Мои братья сопровождали иногда родителей в поездках, но я всегда оставалась дома убирать за животными.

Я пишу большими печатными буквами: Марк Йанн и Семен Йанн. Как ни крути, мой отец остается его сообщником. Даже если он не дотронулся до меня пальцем. На самом деле, я могла бы перечислить всех членов моей семьи – если бы мама и мои три других брата присутствовали бы при этой сцене, никто из них не заступился бы за меня. Даже мама.

Я сжимаю конверт в руке:

– Спасибо. Если я потеряю сознание в дороге, не забудьте, пожалуйста, отдать этот листок полиции.

Женщина помогает мне забраться в кабину, и я сажусь на сиденье. Фургон плавно трогается с места, не раскачиваясь на каждой кочке и не делая резких рывков, и я начинаю чувствовать себя удивительно хорошо. Впервые в жизни я ощущаю опьяняющее чувство свободы – как будто обруч, перетягивающий меня, вдруг распался на мелкие куски. Впервые кто-то заботится обо мне. Нет, я не умру из-за этих глупых ран. Я буду жить, и моя жизнь обретет смысл. Я обязательно поменяю фамилию. Например, я могу называться Алена Зайцева. Или Алена Заря. Или Алена Кленова. А что, не так уж и плохо. У меня будет время подумать об этом.

Я поворачиваюсь к женщине и украдкой рассматриваю ее. Ее лицо самое обыкновенное: не грубое – как у моих братьев, не запуганное – как у моей мамы. Обычный открытый вид человека, который не портит жизнь ни себе, ни другим.

Я спрашиваю ее:

– У меня нет семьи. Скажите, может вам нужна помощь на ферме? Я – сильная и быстро поправлюсь, не беспокойтесь. Вы ошиблись, я – девочка, а не мальчик, – добавляю я на всякий случай. Возможно, она тоже больше доверяет женщинам.

Первое мгновение она выглядит удивленной, потом вздыхает:

– Увидим... Я живу в городе и вожу грузовики на длительные расстояния. Это значит, что часто меня нет дома. Я должна все хорошенько обдумать. Но в одном я уверена: я тебя не брошу и буду навещать.

Я киваю головой. Это лучше, чем ничего. Вероятно, ее уверения – это только слова и ничего больше. Наверное, она быстро забудет меня. Неважно. Изменение, о котором я мечтала, сделано. Меня ожидает новая жизнь. Жизнь, в которой я больше не буду жертвой.

 

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера