Александр Петрушкин

Опыты смерти. Стихотворения



Алёне Мироновой


                  Режем речь на морфий и ханку. На полустанке
                  теплой водкой мужик чистит несуетно перья.


-1-
видишь ли это мы приближаемся к смерти
к той стороне где ветки порежут детки
всё соберут для костра – скаже будь готов
вона водою мёртвою ходит бог

спустится скажет такой такой вот лажей
мажет вам горло ноябрь и не дай (промажет)
дёгтем стеклом расправленным в крылья свинцом
поговори же со мной языком-мертвецом

и на хера скажи мне вот дан этот голос
как каратисту дан и гуру в отместку
первый рыбак держит за зубы ветку
ныне ты будешь пётр ныне спишь пионерку

будем косяк давить и давить косяки
видишь ли как ребенок твоей руки
преодолеет кожи когда мы с ним
перейдём треть этой горластой смекни

вона водою вона птенцом твоим
смерть приближается к нам и вдвойне за своим
речью твоей горлом моим гнездом
значит Петра простим и в свой лес уйдём

сумрачен лес психи в его ветвях
каждый клянется в крови путаясь в языках

-2-
Что женщина? Она глядит в живот,
ощупывает тело или рот
Так слепит снег весь белый свет. Одна
она стоит с той стороны окна
Как холодно там, в Дании твоей –
кто кормит недолётных снигирей?
какая ртуть шагает по земле
с Офелией подводной и моей…
Что женщина? – она почти что спит.
Её в четвёртом измеренье вид
покажется и ей самой чужим –
Так пахнет смерть её, так пахнет тмин.
Что Дания? Похожа на Китай.
Свободный Гамлет свой канал найдёт –
и кажется столь долгим навсегда –
что грубой нитью зашивает рот.
что яблоня? Стоит, ждет рождества
и, кажется, торопится раздеться,
чтоб воздух в поры тонко проникал
и умирал, не достигая сердца.
Здесь, в этом датском, с почтой кочевой,
с щенками, женщина почти что неживая
стоит на круге света – все предметы
за темнотой своей в сухарь сжимая.
Что женщина? Она поёт живот,
и кормит птиц сухариками света.
А утром речью бога приберёт
смахнёт рукою в руку
безответно.

-3-
и так же смерть похожа на лицо
и медленные мокрые ладони
ощупывают мёртвых быт и ё
среди корней уже наверно осень
но кажется агония ещё
не учит говорить ещё всё та же
погладь непонимающе её
лицо похоже в угольях и саже
погладь её и руки и кольцо
от сердца остановлено в глубинах
погладь её древесное шмотьё
которое никто уже не сдвинет
там также смерть похожа на себя
как ты когда листву свою теряешь
и ест зима в полёте снигиря
и цвирк шмеля наружу вынимаешь
и ты несешь его как смерть свою
как зверя зверь спасаешь зайца в бездне
и я твою смерть как свою шепчу
погладишь против рук и всё исчезнешь
так прорастаешь дворников своих
которые стоят посередине
твоей уже свершенной и своей
и разве кто-то смерть как камень кинет?
и разве сны недолги и тонки?
и лёд нас учит нашей тёмной речи
которая короче чем вода
которая нас в ступе защебечет
похожая почти что на лицо
качается в предзимья сердцевине
как ты незавершённая любовь
страшась что кто-то к свету
её вынет

-4-
сведет с ума присутствие зимы
как время кости наши с фотоснимков
рентгеновских – и разве были мы
иначе как под капельницей – близко

уже сгорание всего всего всего
за минусом под ёлкой мандарина
попробуем представим вкус без вкуса
холодное немёртвое зверьё
(перечеркнул – поскольку не моё
переписал – поскольку нас не видно)

сведёт с ума наличие имён
необходимость называнья вещим
произношения с акцентом и нулём
перешиваешь шерстяные вещи

сведёт до насекомого меня
чтобы раскройщики увидели земля
ладони разжимает и клевещет
особенно как видно детвора
глотает нашу жизнь за нас – в бега
нас ударяет в небеса гремя

как перебежчик
скажу тебе нам не сойти с ума
пока лучи рентгеновские светят
насквозь отличия зимы и января
пережимают глотку говоря пускай
ещё немного много не заметят

и я сижу смотрю на этот луч
благодаря судью или присяжных
или подонка что велик-могуч
засунул в тело мне и с тем оставил

-5-
вот так оставлена одна рука и пусто
в пространстве нет ни слова никого
ни шелеста ни речи ни искусства
найти его

вот так оставлена рука обозреваешь
ей пустоту ощупывая первый
не первобытный хаос понимаешь
его здесь тоже нет (и это в первых)

и в белом одиночестве своём
рука уже почти не существует
не слышит и не дышит не поёт
глухонемым не тайно и не всуе

(а во вторых) найди хоть что-то в этих
пустотах пустоте в прозрачном цвете
когда не спросишь мытаря: чаво
здесь выпал снег?
как ты живешь за этим
с кем говоришь
от имени кого?

рука рисует руку – и вторая
уже почти отсюда нам видна
и тьмы и тени нет изнанка света его отсутствие
а никакая тьма

с той стороны вытягивая спину
которую рукой нарисовал
дурной Вийон Вийон-отец как кошка
второго намурлыкал и пропал

как горько одиночество руки
во тьме в которой не найти вторую
и только небо капает внутри
пока вторую я себе рисую

-6-
ну вот и дочикались завтра конец интернету
на все расстояния голос стоит воплощённый
а нас с тобой нет и пространны со света ответы
в лощёной бумаге завёрнутый голос прощённый
ну вот и дочикались завтра почти наступило
в его жестяные следы смотрит мальчик почти удивлённо
он снова один и это наверно красиво
хотя и хуёво пока отъезжают вагоны
почтово они разрезают пирог моего доязычья
расклёвывать бельма хвалённой земле безымянной
и почва набухла пока я бухал некрасиво
расчесывал эти почти электронные раны
ну вот и нугою запахло или кирзою
и письмам итить теперь долго почти что неделю
ну вот и дочикались – что же я завтра раскрою
на все расстоянья стою и в се счастье не верю
ну вот и дочикались нету коннекта искрою
во тьме летит ангел почтовый лиловый горбатый
и новый язык проявляется на негативе
непойманный в сети и импульсы и килобайты
попробуй молчать эти десять секунд
пока отключаются боты

пока осыпается синим слепой монитор – воскресенье
своё наблюдает мужик на вокзальном перроне
с почтово-багажным почистив несуетно перья
ну вот и дочикались ангел мир снова обширен
стоит сам в себе как будто мороз дед и новый
несчисленный век и человек неудобен
и этим прекрасен что смертен
и этим огромен

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера