Владимир Никитин

Новеллы

 Foto 5

 

Окончил Литературный институт им. А.М. Горького, работал редактором, журналистом, фотографом, а также в пресс-службе и связях с общественностью. Работал на Олимпиаде и Паралимпиаде в Сочи. Живет в Москве. Публиковался в журналах «Новая литература», «Пролог» и т.д. В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.

 

 

НЕОКОНЧЕННАЯ ПОПЫТКА

Новелла

 

Пролог

За час до завтрака мальчишка-beck (1) объезжал на гольф-каре территорию отеля и собирал упакованный мусор, приготовленный заранее. Работа была рутиной, но юноше позволяла жить на берегу живописной бухты, столоваться в гостинице и получать щедрые чаевые.

Сверх этого судьба дарила ему неожиданные, но приятные сюрпризы, когда какая-нибудь молодая туристка, вывешивая на балкон мокрое бикини, не утруждалась накинуть на влажное тело хоть что-нибудь из одежды.

Именно поэтому он всегда смотрел в оба, что помогало ему слыть на работе расторопным и полезным малым, и не пропускать открытый в ливень балкон или припрятанный в кустах нерадивым дворником мусор.

В то утро, с которого началась история, он медленно ехал на carе, глубоко вдыхая свежий, прохладный воздух. Солнце еще держалось низко, не торопясь распалить новый день.

На одной из террас, куда еще не добрался свет, он приметил продолговатую неровную тень. Поначалу beck решил, что собака забрела на территорию отеля и раскинулась на траве. Что ж, он отгонит её и заработает лишнюю благодарность, если потом красочно распишет свои подвиги. В ответ администратор скажет ему излишне серьезно: в нашем бизнесе мелочей не бывает.

Но затем, когда паренёк увидел человека в крови, лежащего без движения, он понял, что произошло, и его охватило оцепенение.

 

1

На ресепшн командовала она.

Заполнила быстро анкету, поручила портье отнести в номер багаж, заказала по случаю приезда столик на вечер в ресторане, спросив между делом: есть ли фрукты и вино в апартаментах. И немного снизила темп, когда убедилась, что сьют весьма недурён, и с лоджии с нужной высоты видно море, деревья не заслоняют горизонт, а красный закат будет пылать вечером во всё небо, пока раскрасневшееся солнце не опустится в соленую воду.

Муж держался в стороне и только изредка улыбался персоналу, когда служащие устанавливали с ним, как с клиентом, «визуальный контакт».

Поездку организовала она, и речь шла не только о деньгах. Анна решила, предложила, настояла, и они полетели, приурочив отдых к десятой годовщине встречи или свадьбы (точный повод она не помнила и сама).

Была еще одна дата, не дававшая ей покоя, которая и побудила её поехать.

Эта дата свербела в голове, и ниже, ниже живота, но вслух Аня о ней не говорила, и предпочла бы кричать в тишине, ночью на улице или при полном зале незнакомых людей, но только не обсуждать её с мужем.

Сейчас женщина затылком чувствовала, что Марк неловко стоит позади неё, и, не зная, куда деть руки, держит их плетьми, сутуля плечи.

Аня готова была биться об заклад, что лицо мужа снова выражает задумчивость и отстранённость, и какой-нибудь словоблуд назвал бы его загадочным, но она-то твердо знала – никакой тайны за супругом нет.

Марк еще выглядел молодым, благодаря хорошей коже, но даже в солнечную погоду свет больше не падал на его глаза, и тусклым лицом он всё чаще напоминал портрет с недодержанного кадра (2).

Анну раздражало, что даже в этом, в знакомстве с номером, муж не ведет себя как хозяин, не может быстро войти в сьют и осмотреться, распахнуть балкон, залезть в шкаф, бросить вещи на полку или хотя бы упасть на кровать, проверив задом, насколько она мягкая и большая.

Аня услышала шум позади и, обернувшись, увидела, как горничная выходит из соседнего номера. Это была невысокая, плотная женщина неопределенных лет с широкими спиной и тазом, загорелая, с развитыми плечами и мускулистыми руками. Она быстро передвигалась на коротких ногах, которые, однако, не были кривыми. Женственность ей придавала большая грудь, с легкостью переносившаяся на всей этой плотной конструкции. Волосы горничной были жёсткие и вьющиеся, а мясистые губы плотно сжаты, словно в истоме. Всё это Аня заметила быстрым, женским взглядом и неясно зачем отметила про себя.

«Наверное, живучая особь, – вдруг цинично подумала Аня. – Её легко представить в диком, животном мире, успешно борющейся за существование. Она и плодится, наверняка, с какой-то невероятной решительностью, граничащей с остервенением».

«Стоп!» – остановила она себя. Снова в голову лезет не пойми что.

– Закрой дверь, – приказала Аня мужу; тот ожил на мгновение, исполнив приказ, и черные, колючие глаза горничной исчезли.

 

2

– Что ж ты, проходи, – сказала она, едва не назвав Марка истуканом; и поняла, как устала. Она сбросила босоножки на высокой платформе и легко плюхнулась на кровать. На ней она вытянула длинные жилистые ноги и принялась их массировать. Только тогда муж сдвинулся с места и прошёл на лоджию, скинув по пути сланцы. Она знала, что Марк стоит, опустив глаза в пол, словно лишь внизу происходит что-то интересное.

Аня бросила взгляд в большое высокое зеркало, что висело напротив – красивая молодая женщина, снова уставшая, одна на постели.

Она с трудом заставила себя встать с кровати, подавив слёзы.

В душевой кабине, прикрыв глаза, она видела себя около моря на песке в обезличенных объятьях. Аня провела рукой по гладкой бархатистой коже и, словно бы не удовлетворившись результатом, нанесла на себя увлажняющее масло.

Выйдя, она быстро подвела глаза и губы и надела короткие шорты и топик. Муж остался в чём был и молча вышел за ней в коридор, когда она собралась идти на обед.

На ресепшн Ане выдали карту в тренажерный зал, а инструктор, оказавшийся неподалеку, сделал деликатный комплимент её физической форме, на который она забыла ответить.

Пара села на террасу, за столик, утопающий в зелени и цветах. Позади сверкало тихое, голубое море, и неспешный бриз щекотал кожу.

Она взяла еду себе, он себе, и никто из них не запомнил, что ел другой. Аня молча обедала и с трудом сдерживала усталую улыбку, когда молоденькие официанты, подходившие забрать посуду и бокалы, старались не смотреть (без особого, впрочем, успеха) на ее длинные, не помещающиеся под столом ноги.

За соседним столиком гость окончил трапезу и прямо тут же, широко распахнув рот, стал орудовать зубочисткой. Марк проследил за брезгливым взглядом жены и чуть виновато улыбнулся, словно он отвечал за поведение туриста.

– Терпеть не могу, когда при всех ковыряются в зубах, – проворчала Аня.

Им подали по бокалу белого вина, и после него и аперитива Марк оживился. Он стал говорить, что местный пейзаж напоминает какую-то картину, которую они вроде как видели вместе.

После его первых слов Ане стало тяжело держать взгляд на собеседнике. Она отвела глаза и, продолжая медленно есть, уставилась на кошку, которая охотилась за упавшими с тележки кусками. Официант аккуратно с подносом обходил её, словно боялся помешать трапезе. Аня невольно заулыбалась, а муж, окончательно поняв, что его не слушают, просто замолчал; оборвал фразу на середине и продолжил есть молча.

По дороге к пляжу – они проходила по цветочной, тенистой аллее – Аня думала, что сравнение с картиной всё же уместно, если на полотне изображён Эдем, или любое другое уединённое райское место, богатое светом и теплом.

Аня достала крем и принялась смазывать тело; Марк улегся рядом и ушел в книгу. Когда дошла очередь до спины, она чуть повернулась к нему, но муж, судя по всему, задремал. Она стала выдавливать крем, забросив руку за плечо, и тут же к ней подлетел проходивший мимо молодой паренек и очень вежливо, почти испуганно предложил помощь. Аня покачала головой, а Марк, проснувшийся от суеты, сказал «всё ок» и принялся ей помогать, изучая золотистый песок под ногами.

Она ненавидела привычку мужа смотреть вниз. Когда-то он так делал лишь в разговоре с ней, а потом и в любых других ситуациях свешивал голову, словно небо давило на его обессилившую шею.

Паренек смущенно удалился, коря себя за излишнюю услужливость, которую могли превратно понять.

Ушли они с пляжа как обычно – Марк обгорел и захотел в номер.

Анна с трудом натянула топ на влажную кожу; на ткани обозначились мокрые следы от её высокой груди, которые притягивали внимание. Муж мельком глянул и, протянув полотенце, отвернулся.

– Сам не интересуется, и другим кайф портит, – услышала она бурчанье, проходя мимо бармена.

В номере они сразу включили кондишен и после быстрого душа устроились в кровати. Марк снова начал читать, но когда она провела рукой по низу его живота, тут же отложил книжку и сказал:

– Посплю – наверное, устал. Да и жарко.

После эти слов он укутался и затих.

Аня знала, что засыпал он обычно шумно, ворочаясь и перекатываясь.

«И вместо мужчины на мне снова только мурашки», – подумала она и отвернулась от зеркала, чтобы не видеть своё голое, бесполезное сейчас тело, которое возбуждало даже свою хозяйку.

Под равномерное гудение кондишена она мягко задремала, по-детски выпятив нижнюю губу…

Ей снился прибой и горячий ветер, ласкающий кожу. Лунная дорожка, бегущая по песку… Сквозь сон она услышала, как муж тихо, стараясь не шуметь, встал; как открылась дверца мини-бара, а потом хлопнула входная дверь.

 

***

Проснулась Аня с тяжёлой головой и первым делом потянулась к чайнику. Заварив кофе, она прошла на террасу и откинулась на шезлонге.

Шелестело море; доносились громкие крики чаек. Казалось, прямо под лоджией бежит вода, прилегая к уху.

На балкон проскользнул муж и, увидев её, остановился как вкопанный.

– Не мог заснуть и решил пройтись по отелю, – пояснил он, хотя Аня не спрашивала.

Марк тоже взял чашку с кофе и, насвистывая мелодию, устроился около, – настроение у него явно пошло на лад. Аня чувствовала, что именно сегодня ей стоит поинтересоваться, как муж провёл время, пусть её это не очень беспокоило.

– Набрел на боулинг. Сгонял несколько партий с завсегдатаями, – рассказал Марк.

– Выиграл? – на тон теплее, чем обычно спросила она.

– Три-четыре раза точно, – ответил муж и, взглянув Ане прямо в глаза, с непонятным высокомерием улыбнулся, словно это она была проигравшей стороной.

Может, зря она не замечает в Марке никаких стремлений или желаний?

– Молодец, – сказала она.

Анна понимала, что мужу нужны были хоть какие-то победы. Это поездка не в счёт – она вышла со второго раза, да и то...

Он оплатил первый, нашёл выгодный вариант, но в итоге путевка оказалась фикцией, а продавцы мошенниками. Пришлось ей взять дело в свои руки и устроить всё как надо, без экономии, в которой она не нуждалась, зато с уверенностью в результате.

Аня надела облегающее вечернее платье и попросила застегнуть Марка молнию на спине. Прошлась перед зеркалом, оглядывая, как при ходьбе раскрывается высокий разрез. Ногу, которая почти полностью оказывалась отрытой, она украсила браслетом. К наряду подошли непривычные для отдыха туфли на высоком каблуке.

Распуская волосы, она заметила в отражении, как муж вяло и неохотно натягивает на обожжённое тело поло и надевает длинные бермуды.

 

***

За ужином их угощали красным вином, переливающимся в неровном отблеске свечей. После аперитива, подданного в качестве комплимента, к ним вышел с приветствием румяный шеф-повар. Он показал, что хочет сфотографироваться с ними, мол, они такая красивая пара, и сел посредине. Впрочем, Аня успела заметить, что сдвинутый в последний момент в сторону объектив фотографа вряд ли мог захватить мужа.

После, оставшись вдвоем, они долго сидели и обсуждали блюда, отель, курорт; Аня поглаживала руку мужа, пока тот (с красными пятнами на щеках) говорил о красоте пейзажа, о гармонии линий, о горах, нависающих над морем, о цветочном лабиринте, по которому они ходили до пляжа.

Аня рассеяно улыбалась и теребила волосы, а когда официант подошел подлить еще вина, заказала Марку коньяка «Камю», который муж давным-давно любил.

До них доносились мягкие звуки тихой мелодии; оркестр, выйдя на сцену ресторана, заиграл smooth jazz.

Официант незаметно поставил перед Марком блюдо с лаймом и лимоном, обновив бокал. После десерта пара не торопясь гуляла по вечернему пустынному пляжу, и казалось, что в мире остались лишь звуки накатывающих волн.

В номере Аня не стала ни снимать платье, ни смывать косметику, предложив мужу посидеть с бокалом на веранде. Пока Марк принимал душ, она бросила в напиток шипящую таблетку, которая тут же растворилась. Этот метод был еще одной, возможно, последней попыткой стимулировать его желание.

Под стрекот цикад они медленно смаковали напитки, и иногда угадывали мелодию по еле различимым звукам саксофона.

Когда Аня увидела, что глаза мужа затуманились, и Марк, наконец, скользнул взглядом по разрезу платья, она прильнула к нему и с жаром поцеловала. Он промедлил, но спустя мгновение «включился в игру». Аня прижалась ближе и почувствовала, что он хочет её. Она застонала – ей хотелось, чтобы руки мужчины были там, где надо, а не висели в воздухе без дела. Женщина взяла ладонь мужа и положила себе на волосы, а другую руку – себе на бедро. И тут всё прекратилось.

Марк отстранился от неё и произнёс с потухшими глазами:

– Я очень устал, хочу спать.

И слово «хочу» в его интонации было явно лишним.

Аня не смога сразу выпрямить изогнутую шею, и так и сидела словно цапля; в ушах оглушительно звенело.

Ей оставалось лишь наблюдать, как муж медленно поднимается, чуть театрально потягивается, прикрывая глаза, и уходит с балкона, бросив «Доброй ночи».

Захлестнувшее её дикое желание тут же перевоплотилось в такой же неконтролируемый гнев. Она снова чувствовала себя униженной, но на этот раз сильнее, чем раньше.

На столе после него осталась едва початая бутылка рома. Чтобы затушить хлеставшее из нее возбуждение, которое, несмотря на злость, никуда не делось, Анна налила себе полный стакан и залпом осушила его. Прошло какое-то время, и дыхание стало ровнее. Тогда она выпила еще один стакан и только после этого почувствовала легкую расслабленность, после которой можно было попытаться заснуть. Из последних сил она дошла до ванны и почистила зубы, чтобы отбить вкус спиртного. Заснула она, как только голова нашла подушку.

 

4

Разбудил её громкий шелест и птичий крик. Отрыв глаза, она увидела, что по номеру, издавая протяжные звуки, ходит чайка. Мужа рядом не было. На пробежке или в боулинге, – решила она.

Аня встала и вышла на лоджию. На улице занимался рассвет, небо понемногу светлело, но оценить всю красочность утренней зари было невозможно. Она вспомнила о террасе в холле, с которой как говорил консьерж, лучше всего видно рассветное солнце. Что ж, одеваться ей не нужно, почему бы и не пройтись.

В коридоре никого не оказалось, но дверь в горничную была чуть приоткрыта, и оттуда струился свет.

Аня прошла лифтовый холл и, бесшумно ступая по бордовым толстым коврам, обогнула территорию этажа. Оставался еще один пролёт до нужной террасы, когда она услышала посторонние звуки, что так выделялись в тишине спящего отеля. Это были сдавленные, урчащие всхлипы, словно какое-то раненное животное с трудом сдерживало рычанье; их перебивали ритмичные, чавкающие хлопки и шлепки по мокрому телу. Вначале Аня решила, что это звуки грызни двух животных, но потом они напомнили ей сопровождение страсти, или, вернее сказать, похоти существ.

Прежде чем Аня вышла из-за угла, из-за которого падал красноватый рассветный свет, внутри неё что-то оборвалось; хотя глаза еще не успели увидеть то, что стало ясно через мгновение.

Двое слились в единое целое, как одно извивающееся существо. И с иступленными лицами, в безумном ритме они утоляли похоть с болезненным рвением, словно пытались смягчить страдания, мучающие их.

Аня никогда не видела своего мужа столь сильным и одержимым, а его любовница, в которой она потом распознала горничную, без усилий выдерживала такой напор и, казалось, способна и к более изнурительному истязанию и не собирается сбавлять темп всю ночь. Его движения были похожи на удары стального маятника, но женщина с лёгкостью принимала их и с не меньшей силой двигалась ему навстречу.

И тогда Анна поняла, что они, эти оба чужих ей человека, сейчас делают лишь одно – они мстят за унижение, каждый за своё. И это последнее, что ей нужно знать о них.

А потом её муж взревел, словно освободился от чего-то, что годами пленяло и сдавливало его, причиняя боль; и от этого крика Анна похолодела, и у неё, словно остановилось, заледенев, сердце.

Она возвращалась обратно, чуть пошатываясь; её руки дрожали, в глазах был туман. В номере она быстро прошла на балкон и налила себе полный бокал вина – сильно дурманить голову она не хотела. Решение возникло сразу, оставалось дождаться удачного момента. Как нередко он говорил: вдохновение – это всего лишь удачный момент, который рано или поздно наступит.

Спустя какое-то время дверь открылась и довольно громко хлопнула – он и не старался пройти незамеченным. Аня отметила, как он уверенно с блуждающей улыбкой смотрит перед собой. А проходя мимо зеркала, Марк задержался и, судя по всему, остался доволен увиденным.

– Эй, да ты уже встала, – громко сказал он. – А я не смог заснуть, так что прости, немного пьян.

«Видно он совсем потерял время, и думает, что сейчас не так уж и рано».

– Пожалуй, посплю после завтрака вместо моря, – сладостно потянулся он.

– Иди сюда, здесь очень свежий воздух, и розовое небо.

Он прошел к ней и тоже налил себе бокал вина.

Не глядя на жену, он изучал пейзаж и легонько улыбался.

– Ты никогда не думал не жить вместе, развестись? – как будто небрежно спросила Анна.

И застыла в ожидании ответа, который скорее был важен для него, для дальнейшей судьбы Марка.

– Нет, что ты, – отмахнулся он. – Я без тебя не смогу, – сказал он так легко, словно не мог отказаться от шоколада,

«Что ж, ты сам решил», – подумала Аня, и ей стало немного грустно.

Марк залпом выпил бокал и плеснул еще один; его слегка шатало, когда он облокачивался на балкон.

– Я когда-то был уверен, что ты уйдешь от меня. Помнится, подумывал даже о самоубийстве, – Марк усмехнулся и покачал головой, как будто сейчас это его забавляло. – Вокруг тебя столько людей вилось, сейчас они все женаты, с детьми… Я даже, будучи не в себе, накропал записку. Но ничего с собой не сделал, не хватило духа.

– Записку, – повторила она, поглаживая ногтями бокал. – Ну-ну.

– Ну-ну, – передразнил Марк, видимо решив, что она сомневается. – Бумага у меня сохранилась. Так в потайном кармане сумке и лежит, запрятал и на годы забыл о нем. Подожди!

Для него вдруг стало невероятно важным продемонстрировать ей записку, как доказательство, показать, что он не сочиняет и это не что иное, как документ, удостоверяющий его слова.

– На! – Марк гордо протянул жене бумагу и налил еще бокал.

Аня быстро пробежала глазами строки. Действительно похоже на те, что оставляют самоубийцы, насколько она, конечно, в этом разбиралась.

И текст подходящий, и подчерк не изменился.

– Видишь, серьезно подготовился, – довольно сказал он.

– Только числа нет, – немного насмешливо сказала Аня. – Не считается.

– Так это легко поправить, сейчас проставим.

Марк достал из сумки ручку.

– Тот день не помню, пускай будет сегодняшний. Нынче у нас *...

– Уже новый день наступил, – поправила Анна.

– Да, во всем важна точность, – хмыкнул мужчина и поставил дату.

– Как у нас разладилось тогда, – сказала она с трудом вставив лишнее слова «тогда»…

Анна думала, что это риторический вопрос, но бывший муж с готовностью стал отвечать.

– А я помню, очень хорошо помню. Мы возвращались домой; я шел, увешанный сумками. На лестнице оступился и подвернул ногу. Я остановился от резкой боли, а ты через плечо, не поворачиваясь, бросила: «Ну что, опять не смотришь под ноги, неуклюжий, как всегда. Вечно у тебя что-то…». Вот с этого момента и пошло всё как-то не так…

– Эх, – тяжело вздохнул Марк и набрал полную грудь свежего воздуха.

Он снова облокотился о перила балкона и прикрыл глаза, чуть подбирая ноги, чтобы устоять. В руке он продолжал сжимать записку.

Анна легко поднялась, высокая и осанистая, и оказалась позади него. Женщина сама себе не могла объяснить, почему она так запросто его скинула, откуда у неё взялись силы, чтобы небрежно толкнуть Марка, словно смахнуть крошку со скатерти или пылинку с платья.

Он до последнего не закричал, видимо, не успел понять, что происходит и открыть глаза.

Лишь противное шмяканье, царапнувшее по нервам, словно лезвие по стеклу и последовавшая тишина возвестили о том, что всё быстро закончилось.

Аня вошла в номер, сбросила с себя, наконец, туфли, платье и, забравшись под одеяло, вмиг уснула.

 

5

Сколько она проспала, Аня не знала. Разбудил её стук в дверь; она открыла глаза и увидела на пороге администратора отеля и полицейского в форме.

– Простите, я еще не вставала, – сказала она.

– Это вы нас извините за беспокойство. Случилось несчастье… – начал администратор.

Полицейский его настойчиво отодвинул.

– Я пройду.

Он измерил шагами номер и лоджию, а потом спросил:

– Кто здесь был вчера?

– Я и муж, мы праздновали годовщину знакомства…

– Вы не ссорились?

– С чего бы это? У нас был до того праздничный ужин в ресторане.

– На балконе есть спиртное, – заметил офицер.

– Да, это радостное событие, и у нас отдых. К чему эти вопросы?

– Вы не знаете, где ваш муж? – вопросом ответил полицейский.

– Нет, я проснулась от стука. Полагаю на пробежке или на море. А иногда он уходит без меня играть в боулинг.

На этот раз администратор вмешался.

– Мадам, мы хотим вам сообщить печальную новость и выразить соболезнование, возможно несчастный случай, найдена записка, еще предстоит выяснить, – он немного путался, чтобы его сопереживание выглядело более искренне.

– О чем вы говорите?

– Ваш муж найден под окнами, он упал.

– Вы вызвали врача?!

– Доктора сразу осмотрели его, но смерть наступила за несколько часов до того, как нашли. Никто не живет на террасе под вами.

Она села на кровать…

– Могу я увидеть записку?

Полицейский протянул ей.

Быстро пробежав глазами текст, Анна покачала головой.

– Но я не давала ему повода думать, что оставлю его. Никогда не заводила об этом речь. Послушайте, он ходил в кегельбан, проверьте там, я слышала, что иногда играют на деньги, возможно, он кому-то остался должен или наоборот.

– Этот след вряд ли стоит рассматривать, – оборвал полицейский.

Администратор вздохнул, словно прямолинейность офицера была ему в тягость.

– Ваш муж там не появлялся. Но попросил местного бармена сказать вам, что играл.

– Но зачем?! Тогда куда же он ходил?

– Не беспокойтесь, мы рассчитали того, кто взял деньги за эту услугу и еще одного сотрудника, виновного в его отсутствии, – не ответив, сказал администратор, словно это могло её успокоить.

Они помолчали.

– Мы понимаем, как вам тяжело, но предстоит выполнить ряд формальных...

 

Эпилог

 

После всех необходимых процедур Анна не покинула остров. Она объяснила, что не сможет перенести перелет в таком состоянии.

Тело она распорядилась кремировать и оставила урну в церемониальном зале, чтобы никогда не забрать.

Затем Аня выехала из гостиницы, сказав, что ей надо попутешествовать по острову и привести мысли в порядок. Вместо этого она направилась на соседний курорт и сняла там с рук бунгало у местного рыбака, плохо говорящего по-английски.

На диком пляже Анна познакомилась с компанией молодых местных, отдав предпочтение самому настойчивому. Днем они плавали и играли в пляжный волейбол, ночью гуляли по лунному острову, находя всё новые места, чтобы быть вместе.

Они почти не знали языка друг друга, но неплохо понимали, что каждый хотел, и этого было достаточно.

Вечером он готовил мясо и овощи на углях, и они ели без всякого сервиса, официантов, без красивой посуды – лишь на том, что было под рукой.

Ей нравилось малое – что её новый друг не опускает вниз глаза, когда говорит, не отводит взгляд. И берет то, что захочет.

Аня играла с волосами и думала, что могла бы остаться здесь дольше, чем планировала, а там, кто знает, чем всё закончится.

«А ведь Марк мог быть сейчас жив, если бы тогда сказал, что готов развестись», – подумала она, глядя на нового друга.

Тот, улыбнувшись, достал зубочистку и стал активно вычищать рот.

Утром она уехала без прощаний, оставив любовнику ложные догадки и невесомые воспоминания. Рыбак нашел дом в полном порядке; на столе были хорошие чаевые, а большее его ничего не интересовало.

 

 

ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ

Новелла

 

Кофейня расположена на оживленной трассе. Каждые полминуты он видит через стекло красные стоп-фонари. Окно немного запотело. Зрение у посетителя слабое, и огни – то немногое, что он видит всегда. Он плохо различает силуэты, рисунки – только цвета и оттенки.

Перед кафе на обледеневшем крыльце горят четыре фонаря, словно запряженные в квадригу. Границу между столиками, стоящими вплотную друг к другу, создает табачный дым. Позади посетителя уже второй час целуется пара. Официантка, пританцовывающая девушка в очках, всё никак не может унести две пустые чашки от капуччино. Иногда она застывает около стойки и долго-долго смотрит на одинокого гостя. Взгляды некрасивой девушки смущают – ответить он ей ничем не может, даже улыбкой.

– Опять сидит? – спрашивает новенькая.

В отличие от других девушек, ей еще не надоело задавать подобные вопросы.

– Каждое воскресенье ходит, как на службу, – фыркает полная уборщица.

– Служба по утрам, – тихо замечает третья официантка, светловолосая девушка с тонкими чертами лица, назвать красивой которую мешает лишь её скромность.

– Неважно, – говорит уборщица и начинает со шваброй перекатываться по кафе. Мокрый пол в черно-белую шахматную клетку причмокивает под её тяжелыми шагами.

Посетитель, которого они обсуждают, крутит головой. Это простое движение дается ему с видимым трудом. Очевидно, что он или не спал несколько ночей, или его одолевали мысли, нести которые ему тяжело.

Он предупредителен с персоналом и всегда оставляет щедрые чаевые, но официантка в очках его недолюбливает. Его вежливые слова вырываются на автомате, как следствие хорошего воспитания, но не доброты. Улыбается он вяло и мимо цели, и все понимают: грезится ему какой-то прекрасный сон, в такт которому он говорит губами, улыбаясь, и в реальность его возвращают только посторонние звуки – шарканье и смех.

– Вам еще кофе? – нервно спрашивает официантка.

«Странно, я жду уже два часа, выпил много кофе, а психует она… – думает посетитель.

– Нет, – тяжело отвечает он.

В зал входит человек в одежде служащего. Он высокий, худощавый и бледный. Короткие волосы аккуратно зачесаны назад. В его движениях целеустремленность, в холодных потухших глазах – спокойствие равнодушного человека. Плотно сжатые губы выдают неожиданные для кофейни упрямство и самоуверенность. Что шепнул ему на ушко Бог, чтобы он был в этом месте именно таким – остается неизвестным.

– Кто прищемил ему хвост? – задается вопросом уборщица, проходя мимо официанток, окаменевших у барной стойки. Те оживают, отчаянно зевая и рискуя вывихнуть челюсть, но всё же ввязываются в диалог.

– Как ты думаешь, сколько ему лет? – спрашивает одна.

– Не знаю…, – пожимает плечами другая. – Может, 20, может 35.

Её затруднение легко понять. Служащий словно не имеет опознавательных знаков. Узнать его в толпе невозможно – он и есть толпа.

– Тощая собачка до старости щенок, – бормочет уборщица. Ей явно нравятся мужчины побольше.

– Говорится, маленькая собачка до старости щенок, – качает головой одна из них. – И добавляет со вздохом. – Взяли на днях и сразу – старшим менеджером.

Девушки имеют право быть недовольными. Новичок упорен в своем маленьком деле, он твердо верит, что с этого места начнется его поход к высотам корпоративного успеха; его совсем не интересует, что они милые девушки; он, собственно, не делает разницы между работниками: старыми и молодыми, мужчинами и женщинами. А те привыкли вкалывать по ночам, учиться днем, стоять в пробках, не ожидая никакого снисхождения, но не могут взять в толк: почему нельзя отрыть перед ними двери, хоть иногда подать одежду или просто сказать доброе слово, когда они от усталости валятся с ног? В любой ситуации, пусть и в мелочах, им хочется ощущать себя женщинами.

Все эти дни он проводил инвентаризацию, копался в документах, многие из которых не имели к нему никакого отношения, задавал вопросы персоналу. Его интерес касался всего.

Сегодня у новичка возникли новые вопросы. Стремясь решить их, он подходит к стойке, где и касса, и пирожные за стеклом. Достает пачку каких-то бумажек и бросает их на стол.

Кассир без интереса глядит на них и возвращается к своей работе.

Старший менеджер ждет. На всякой случай он решает описать этот процесс вслух. Дар умолчания ему не ведом.

– Я жду.

Кассир смотрит вдаль и почти сочувственно кивает головой. Говорить ему решительно нечего.

– Я жду вашего объяснения. Никто не хочет мне сказать, что это такое. А вам придется. Вы отвечаете за кассу.

Кассир вздыхает, берет бумажки и вертит их в руках.

– Это флаеры, – отвечает он.

– Это я вижу. Как и то, что по ним полагается скидка.

– Видимо, – качает плечами кассир.

– Но у нас нет никаких флаеров. Я узнавал. Следовательно, нет скидок.

Очевидно, что он гордится этим открытием. Проделана работа, проведено расследование, которое тем более ценно для него, что никто в обязанность ему такое рвение не вменял.

Налицо недостача. Недополученная выгода. Воровство персонала.

Кассир может и не отвечать. Менеджер уверен, что скидки идут для друзей работников кофейни.

Его душа поет. С первого же дня он мечтал попасться на глаза директору, записаться к нему на прием, пусть и по пустяковому делу. А тут…такая удача…

Кассир кивает головой, но ничего не отвечает.

– Вы что, ополоумели? – заводится менеджер. – Я тут насчитал около 250 флаеров. Везде 50-типроцентная скидка. Это в деньгах…

Далее он с апломбом называет какую-то пустяковую сумму, ведь скидка идет только на кофе, не на еду. Кассир мужественно выслушивает цифру и поднимает брови, словно говоря: «И?!».

– Или вы мне ответите, или директору!

– Вы же тут всё облазили, – спокойно отвечает кассир.

– Что?!

– И, конечно, бухгалтерскими документами заинтересовались прежде всего. И ничего там не нашли. А главное, бухгалтера там ничего не находили, и директор. И аудиторы, и прочие проверяющие. Которые уж умнее нас будут…

– Я…

– Всё в порядке с выручкой…спите спокойно…Может, во сне выслужитесь перед директором…

Новичок подавлен. «Всё верно говорит, гад! Но ведь у меня в руках флаеры…. А главное, стоит раз проявить слабость, признав свою ошибку, и тогда даже тут мне ничего не обломится».

– Я всё равно по-йду к ди-ректору, я узнаю, я до-бьюсь, – от обиды он заикается.

Кассир лишь пожимает плечами.

– Не надо никуда ходить, – слышит менеджер тихий голос.

Он оборачивается. Светловолосая миниатюрная официантка с грустью смотрит на его руки.

– Где вы это взяли? – спрашивает она менеджера и показывает на флаеры.

Почему-то тот нервничает после простого вопроса, заданного нежным голосом.

– В мусорке, – не задумываясь, врет он, не подумав, что выглядит комично.

Кассир, широко открыв рот, очень обидно произносит:

– ХА-ХА-ХА.

И уходит в комнату для персонала. Буквально через пару секунд оттуда доносится бодрый смех и громкий голос кассира:

– Ну не чудак ли, в мусорке рыться…

Менеджер от бешенства, как всегда, уставляется в одну точку. На этот раз это бейджик девушки. Её имя мерцает как спасительная звезда.

– Алек-сандра… – имя, произнесенное по слогам, успокаивает его. Утешительное равнодушие вновь возвращается.

– Верните мне… – она протягивает руку…

Он отдает ей флаеры. И сразу же жалеет об этом. Теперь у него нет доказательств. Остается узнать, доказательств чего?

– Зачем они вам, раз ничего не дают? – спрашивает он.

Она пожимает плечами и отвечает:

– Раньше наше кафе раздавало флаеры. Последний раз – пять лет назад. Я их собираю.

– Но зачем вам их хранить?!

– Как память, – отсекает она и, не дожидаясь больше вопросов, идет принимать заказ.

…Время от времени посетитель достает телефон, вертит его в руках, но отчего-то не звонит. Видно, что он просматривает сообщения, электронную почту. Иногда пытается во что-то вчитаться. Но затем его взгляд снова уходит в окно и растворяется в нем.

– Почему он никогда не набирает ничей номер? – спрашивает девушка в очках.

– Потому что и в тот день, пять лет назад, не звонил. Просто ждал…. И хорошо, что он тогда не позвонил…

– Что было бы для него только лучше, – проворчала уборщица. – Не мучился бы пять лет…

– Он бы не пережил правду, – вмешалась Александра. – Вы же видите, как он приходит сюда каждую неделю. Не пережил бы…

Тот, о ком они говорят, даже не подозревает о подобном внимании к своей персоне. Да и вряд ли он смог бы понять хоть что-то из отрывистого диалога работников кафе.

Уже далеко за полночь. Звонить он не должен, такова договоренность. Если получится, она сама наберет его. Или – нет. Как Бог даст.

Кофе больше не лезет. Вместо бодрости приносит лишь вялость с примесью невнятного беспокойства. В ночном ожидании проскальзывают нотки волнительного предчувствия. Иногда перед глазами встают видения, от которых он отмахивается, мотая головой. Хочется всё разрешить одним звонком – никогда, по правде сказать, ждать он не умел. Но звонить нельзя, он обещал. Вдруг она не одна…

Раньше бы в любой другой ситуации, он бы рискнул. Разрубил бы мечом узел.

Он снова берет телефон и через некоторые время бросает на стол.

Щурясь, смотрит в окно…

И видит не обледеневшие тротуары, не пустые дороги, не неоновые вывески торгового центра напротив, нет, он видит само стекло и морозные узоры, дыханием высеченные на нем. Он думает о том, что тихим дыханьем поэтов согревались равнодушные казематы вечности. И вспоминает, как еще недавно он также смотрел не на сцену, а на того, кто был рядом и даже чувствовал тепло её тела….

Она сидела рядом на узеньком стуле, хрупая и невесомая, застыв, словно птица.

Иногда подносила бинокль к глазам, а он любовался её тонкими чертами лица, длинными худыми кистями рук и невольно расплывался в улыбке. На сцене театра герой пытался поднять полутонную махину, и только он сам верил, что ему это по силам. Он не привык сдаваться. Зрители и те застыли в напряжении, вдруг получится. Да, ничего не выйдет. И всё равно импонировала попытка героя, обреченная попытка смелого человека, не привыкшего признавать поражение.

Позади кто-то сказал:

– Да что тут за героизм, сизифов труд!

Он вспомнил Орфея, который вслед за любимой отправился в подземное царство Аида, и там среди ушедших, призраков, так пронзительно играл на лире, что даже проклятый Сизиф остановился и сел на камень, завороженный мелодией.

И отдали мертвые Орфею любимую, и вернул бы он её из царства теней, если бы раньше времени не взглянул на неё…

Она отстраняет бинокль от лица и улыбается ему в ответ. Он тонет в её глазах, холодных, как балтийское море, и понимает Орфея… искусство побеждает смерть, но человеческая природа не может победить – нет воли не смотреть на ту, которой живешь. Она очень близко, пространства между креслами почти нет, иногда они невольно касаются руками. Она близко… И одновременно так далеко. Черное блестящее платье подчеркивает изящество её красоты, она чуть вздрагивает, надевает на руки длинные черные перчатки…

…Официантка в очках подходит к Александре и спрашивает, чуть улыбаясь:

– Снова под конец заменишь меня?

– Да, – кивает в ответ та. – Заменю.

– Валяй, – жизнерадостно отвечает. И приплясывая, идет собираться домой. Там её ждет жених – он никогда не спит, когда она дежурит ночью. Ждет её, играя по сети с такими же айтишниками. Впрочем, когда она не дежурит, он тоже играет. Всё, чем ему нравится с ней делиться, она искреннее не понимает. Всё, чем ей нравится с ним делиться, ему искреннее неинтересно.

– Зато любит, – шепчет про себя она и с недовольством смотрит на одинокого посетителя…

Она не может понять его неспособность перестроиться, смириться, найти другой вариант.

– Тоже мне, гордец, – фыркает и уходит прочь.

До закрытия кафе остается пять минут. Александра заранее начинает медленно подходить к его столику. За пять лет она привыкла, что именно в этот момент он оборачивается и растерянно, устало смотрит в сторону стойки. И его взгляд всегда находит её. Посетитель еле слышно просит принести счет.

Александра сразу кладет счет на стол, и не отходит, зная, что бумажник давно в руке посетителя. Как всегда, он кладет на блюдце пять тысяч одной бумажкой и флаер, недействительный уже пять лет…

Подойдя к кассе, она берет сдачу. Под внимательным, немного печальным взглядом кассира докладывает из кармана якобы недостающие деньги к сдаче. Недостающие в том случае, если бы флаер еще действовал. Возвращается к посетителю и отдает ему сдачу, кладет «новый» флаер, как и было положено когда-то. Он кивает, говорит «спасибо» и начинает, медленно, вдумчиво собираться.

У кассы Александру настигает старший менеджер. Он никуда не девался, и если о нем успели все позабыть, то он, к несчастью, ни о ком не забыл. Он хватает её за руку в тот момент, когда она долго смотрит на блюдце, словно ожидая на нем увидеть будущее. От неожиданности девушка даже не вырывается.

– Зачем вы дали ему флаер? – спрашивает он.

В любом другом случае, она бы не снизошла до ответа, но сейчас очень устала.

– Не всё ли равно… я положила в кассу всю сумму…

– Да, но зачем?! Зачем добавлять из своего кармана?

Менеджер пытается найти какой-то подвох, он привык, что объяснение должно быть практичным.

Александра очень устала – у неё нет сил спорить, и она отвечает:

– Он пришел сюда 5 лет назад. Просидел также как сейчас всю ночь. Всё ждал кого-то. Потом расплатился. Я спросила, могу ли я ему помочь, он, не глядя на меня, пробормотал: «Она сказала, что если не придет сегодня, не придет никогда. Значит, больше не сможет увидеться – семья. Чтобы я не ждал, не звонил, не искал, не упрекал».

Потом он повторил эту фразу. Затем еще раз. Так и шел к выходу, и всё время повторял эти слова, словно пластинку заело. И еще в тот день он долго на улице ждал такси, а оно сильно задерживалось – недалеко на перекрестке сбили насмерть молодую женщину; и возникла пробка.

– Я не совсем понял, к чему вы рассказываете, что было пять лет назад, – перебивает старший администратор. В интонацию он тщательно добавляет высокомерные нотки.

Александра поворачивается и слышит, как посетитель отвечает на звонок таксиста. Машина приехала.

– Так не было этих пяти лет. Для него не было…Он каждое воскресенье приходит сюда, думая, что это именно тот день, когда они договорились встретиться. И каждый раз ждет её, верит, что придет. И она бы пришла, если бы не густой снег, не скользкая дорога и не слишком большая скорость…

– Потому и флаеры, – перебивает менеджер, возвращаясь к единственному, что его волнует. И спустя мгновение взрывается:

– Да вы же потакаете безумцу или, того хуже – мошеннику!

Менеджер, наконец, нашел причину непорядка. И теперь торопится всё исправить. Он подбегает к посетителю и громко спрашивает:

– Вы знаете, какое сегодня число?

Тот отвечает.

– А год?

Снова ответ.

– Вот и нет, – победно восклицает старший администратор. И называет точную дату.

Менеджер ожидал чего угодно, но не такой реакции. Собеседник просто пожимает плечами и бросает взгляд на динамики, из которых доносятся начальные аккорды песни «Mary Jane s Last Dance», той же композиции, что играла последней и 5 лет назад.

Менеджер всё говорит, говорит, иногда переходя на крик, иногда на доверительный шепот. Несколько раз повторив, что девушка не придет никогда, уже прошло пять лет, как он ждет её, как последний болван, он осекается: посетитель с улыбкой качает головой в такт губной гармошки, звучащей в композиции.

Посетитель выходит из кофейни, вспоминая их последнюю встречу. Это было в каком-то клубе. Он как обычно торопился – даже в медленном танце двигался слишком быстро. Спешил, стараясь в несколько минут вместить как можно больше. Он навсегда запомнил, как они в танце обнимали друг друга – в первый и последний раз. Он почти не чувствовал её прикосновений, так легки они были. Почти не помнил её объятий, так невесомы они казались. А потом, выйдя в ночь, он с радостью увидел, что до машины не пройти, не испачкавшись: слякоть и грязь по колено.

И пока она, одетая вся в белое, на секунду растерялась, он с легкостью поднял её на руки, словно ребенка, и понес к машине. Они сели и поехали, не сказав по дороге ни слова…

Он стоит около кофейни. Впереди у него – аварийки такси…

Уличный мороз освежает. Перекресток безлюден. Под ногами при ходьбе шевелятся белые линии. Желтый цвет светофора вспыхивает и гаснет. В голове стучат отрывистые мысли, словно их отбивает телеграфист.

Он идет и не может понять одну простую вещь – каждую неделю, когда он оборачивается лицом к стойке перед закрытием кофейни, заброшенной где-то на окраине города, на оживленной трассе, он видит её – светловолосую девушку с опущенными глазами, с чуть приоткрытыми губами, словно она каждый раз хочет ему что-то ему сказать, но не решается. Он не может услышать, как она шепчет за морозным окном, около которого только что сидел он: «Иногда, сами того не желая, мы становимся частью чьей-то судьбы…».

 

Примечания:

 

1. beck and call – разносчик, мальчик на побегушках.

2. Недоэкспонированный - недостаточно света.

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера