Виталий Ковалев, Олеся Янгол

Ночи Дианы. Из книги «Побережье наших грез»

Наши постоянные авторы.

 

 

История вторая

ВИШНЕВОЕ ВАРЕНЬЕ С КАПЕЛЬКОЙ ДОЖДЯ

 

1. Мыс

 

Диана постояла еще некоторое время на дороге, хотя машина давно скрылась за поворотом, и шума мотора уже не было слышно. Над ней только сосны протяжно шумят на ветру. В этом звуке есть какая-то грусть, пустынность. Это звук прощания, разлуки, одиночества. Этим шумом начинается роман Хемингуэя «По ком звонит колокол», но как странно звучит он сегодня, когда все вокруг пронизано... Нет, это даже счастьем назвать нельзя. Это, скорее, сон. Сегодня, прямо в этот миг, есть то, чего не бывает на свете.

Когда-то давным-давно она написала Янке, что они обязательно встретятся, будут вместе. Написала тогда и, прикусив губу, долго разглядывала строки своего письма, осознав вдруг, что это просто слова, буквы и глупые мечты. Янка, та на шесть лет старше, и она, конечно, понимает, какой от Дианкиного письма веет наивностью. И вот теперь, очнувшись от нахлынувших воспоминаний, она оглянулась на свой дом, увидела над ним голубое небо, сосны, озаренные, солнцем и с наслаждением подумала — ЯНА СО МНОЙ! Она сейчас за домом, под вишневым деревом читает книгу. Она здесь, и будут они вместе целое лето до самой осени! Боже, Дианка улыбнулась,— спасибо тебе за все! И она посмотрела на небо, на облака, ведь надо же посмотреть на того, к кому обращаешься. А на что еще она может посмотреть, как не на мир, который ее окружает. Это день счастья! Иные рассуждают, а бывает ли оно, и что это такое. Бывает. Вот оно. И не надо мне других чудес.

Диана пошла к дому, сорвав по пути веточку полыни, что росла у забора, размяла в пальцах и вдохнула кружащий голову аромат. «И почему же все вокруг пронизано для меня литературой? — думала она.— Весь мир, куда ни повернись, на что ни взгляни, все навевает воспоминание о прочитанных книгах. Так и сейчас она вдыхала печально-щемящий аромат «Тихого Дона». Полузакрыв глаза, она увидела бескрайнюю степь, пахнущую горько и терпко... Это запах жизни, счастья и горя...               

Не надо только говорить другим о том, что творится в ее голове. Она и вправду, наверное, чуточку... ну, не такая, как другие. Но Янке можно открываться полностью. Янка — это она сама. Надо скорее, скорее идти к ней. Каждая секунда, каждый миг для меня теперь золото, думала она. Как бы остановить время, чтобы жить в вечности? Надо просто не думать ни о чем и наслаждаться каждым вдохом воздуха, пахнущего морем, каждым звуком, каждой капелькой росы на маленькой ели у дома. Как удивительно эти искорки блестят сегодня — голубые, розовые, желтые...

— Янка, я уже тут,— сказала она, заходя за дом, но не увидела Яну у вишневого дерева.

Диана остановилась в нерешительности, с тревогой оглядывая двор. Вот ее коляска с оставленной на сиденье книгой, ее широкополая соломенная шляпа, подвешенная на ручку, чуть колышется от ветра...

— Диана, иди ко мне! — услышала она голос Яны, и тут же увидела ее за вишневым деревом, лежащую на краю клумбы.

— Янка, что случилось! — бросилась она к ней.

— Да я тут навернулась. Подожди, не поднимай меня. Я сама встану. Ты подкати только коляску.

— Зачем же ты встала! — шептала Диана, помогая ей встать.— С тобой все хорошо?

— Да, все в порядке. Здесь же мягкая земля.

— Ой, кошмар! У меня же тут колышки поддерживают розы.

— Нет, я приземлилась очень удачно.

Диана подкатила коляску, Яна подползла к ней на четвереньках и с помощью Дианы села в нее.

— Ну вот, все хорошо,— сказала она улыбнувшись.

И тут же Диана почувствовала, что улыбка ее совершенно искренняя и детская. Диана вытащила еловую иголку из ее роскошных, рыжих волос, поправила их и посмотрела в ее голубые глаза, чистые, как небо.

— Фу-ф! Меня аж трясет,— все не могла она успокоиться

— Диана, у тебя слишком пылкое воображение. Я упала прямо как на мягкую подушку. Обещаю, что без тебя не буду вставать.

— Да уж, давай-ка со мной.

— Как там наши рыболовы? Надеюсь, дождя не будет,— сказала Яна, отряхивая джинсы.

— Можешь не беспокоиться. Ник в этом деле профессионал. Палатка у них есть, берег не топкий. Ночью там знаешь сколько доночников сидит. Мы там часто бываем.

— Не знала, что и ты рыболов,— удивилась Яна.

— С детства обожаю. Но тогда я ловила вообще, банкой. Разве не писала тебе?

— Помню-помню.

Яна в своем кресле на колесах улыбнулась и, хоть и осталась сидеть, сложив руки на коленях, Диана прямо таки почувствовала, как Яна словно протянула к ней свои руки и обняла ее всей душой.

— Потом, чуть позже, позвоним им,— сказала Яна.— Чем займемся сегодня?

— Давай соберем вишню, я сварю варенье. Мы как раз успеем собрать до дождя.

— Думаешь, будет дождь?

— Конечно. Видишь, облака вдоль моря летят, утром была гроза и скоро новая тучевая волна придет. Так весь день и будет — то солнце, то гроза, если ветер не поменяется.

— Ты прямо зверобой и следопыт вместе взятые,— улыбнулась Яна.

— Я здесь родилась, и все приметы знаю не из книжек. Так что сегодня день хороший. И дождь будет, и солнышко. Вот если бы тучи летели с реки на море, то это беспросветный, монотонный дождь на весь день.

— Прямо как у людей. По большей части, люди, как сегодняшний день,— то солнышко, то пасмурно. Хуже, когда беспросветный и монотонный дурак.

— Ну, я от радости, наверное, совсем как дурочка,— произнесла с нарочитой опаской Диана и, улыбнувшись, забыв про все опасения, протянула Яне глубокую тарелку.— Давай собирать.

— Мне нравится твоя прическа,— улыбнулась Яна, глядя на Дианку снизу вверх, сквозь ветви.— Такой, знаешь, художественный растреп.

— Ага, с легкой ноткой безумия.

— Какая же Дианка без «легкой нотки»... М-м-м! Какая вкусная,— сказала Яна, взяв в рот вишню и, выплюнув косточку, взглянув на грозно синеющую за деревьями тучу, заметила.— Пожалуй, до грозы не успеем.

— А, сколько успеем, столько и хорошо. А дождь пойдет, будем под навесом сидеть, да семечки щелкать. Кстати, наверное, щелкать семечки, это исключительно русская привычка.

— Вовсе нет.

— Нет, я не говорю там про венгров, румын, поляков... Но в Европе это ведь не принято.

— Ты ошибаешься. Еще как щелкают. Угадай, например, где,— Яна взяла еще одну вишенку в рот.

— Ну-у-у, наверное, в Японии.

— Ха! Японцы, те вообще все умеют. Нет, бери подальше.

— Не знаю. Сдаюсь.

— Ну как же! Еще целый сериал был.

— Я не смотрю сериалы. Янка, говори скорее.

— «Секретные материалы» смотрела?

— Ну, несколько серий смотрела.

— Ты что, не помнишь, там Дэвид Духовны весь фильм семечки щелкает. Это у него там фишка такая — сидит за компом, размышляет о всяких тайностях и семечки щелкает.

— Ну-у, так это фишка. Точно также он мог бы, для сосредоточения, играть на африканском барабане.

Яна отдала Диане полную тарелку вишен, блаженно потянулась.

— Как хорошо тут у вас! — сказала она.— Тишина, покой, никакой городской суеты.

— Да. У нас и телевизора нет. Надоела вся эта политика, грызня пауков в банке. Люди во власти, я тебе скажу, это кошмар какой-то! Я во власти была. Я уж знаю.

— Это когда же ты была во власти?

— В четвертом классе. Наша классная пришла однажды и говорит, что нужно выбрать председателя комиссии по художественной самодеятельности. Повела глазами по всем, на мне остановилась. Предлагаю, говорит, Диану. Она девочка с фантазией, инициативная, заметная, учится хорошо. Все тут же обрадовались, что не их выбрали: да! да! Диану! Ну что же, говорит классная,— «теперь Диана ты председатель комиссии, а это дело ответственное». И тут, Янка, я сижу и чувствую, что со мной что-то не так. Не могу понять, что. И вдруг поняла. У меня, непонятно почему, начали раздуваться щеки.

— Как это? — прикрыла рукой рот Яна.

— Не знаю. А только чувствую, что щеки раздуваются. Аж больно стало. Представляешь, как будто по яблоку под каждой щекой. Наверное, если бы тогда посмотреть на меня с затылка, то щеки были бы видны.

— Ой, Дианка, не могу!..— Янка рассмеялась.

— Но я не долго была председателем. На той же неделе я сорвала занавес в актовом зале и разбила окно... Ну, знаешь, как это бывает — мячом на перемене. Меня с должности и сняли. Выбрали другую девочку. И что ты думаешь! Такая серая мышка была и тоже сразу наэлектризовалась, стала такая громкая, звонкая, фигурка изгибистая, глазки лучистые... Что ты. Власть, такое с тобой делает!..

— Дианка, прекрати, косточкой подавлюсь. Тебя нельзя без смеха слушать.

Дождя еще не было, но они услышали нарастающий шум его приближения. Ветер сорвал с головы Яны шляпу и забросил в ветви вишни. Диана быстро ее подхватила и повезла Яну под большой навес у входа в дом. Дождь, словно шлепки по голому телу, зашумел по плитке двора, мягко по поникшей траве и глухо, раскатисто, по крыше навеса. Диана присела у ног Яны. Маленькие капельки сверкают в ее темных, коротких, чуть всклоченных волосах. Яне показалось, что в глубине глаз Дианы, в ярком, влажном блике она видит себя, на фоне потемневшего неба, с неожиданной вспышкой ярко-кремового облака, озаренного солнцем.

Яна смотрит на Диану и вспоминает волосы, которые у той были в детстве — длинные, роскошные. А может, и правильно. Она уже другая. И эта бунтарская прическа подходит ей больше.

— Хочешь отдохнуть? — спросила Диана.

— Так я и отдыхаю. Я посижу здесь, твою книгу почитаю. А ты приходи, когда закончишь. Что же это такое — мне все время хочется быть с тобой! Приходи скорее, а то все крутишься и крутишься.

— Я быстро. Вишневое варенье надо варить лишь по пять минут в день. Три дня, и готово.

Яна услышала за спиной уютные звуки из кухни. Вон Диана достает посуду, сыплет сахар. Яна откинулась на спинку коляски, закрыла глаза и стала слушать, как шумит дождь. Стало еще темнее, резкий шквал обрушился на крышу, и мелкая дождевая пыль обдала лицо Яны. Она спрятала книгу под свою майку и прикрыла ее руками, скрестив их на груди.

— А ведь многие в наше время варенье просто покупают,— сказала она, полуобернувшись в сторону кухни.— Много раз слышала — зачем, мол, заморачиваться.

— Что там варенье! Многие и любовь думают за деньги купить,— отозвалась из кухни Диана.— Что-то произошло с людьми. Что-то они потеряли. Читала «Вино из одуванчиков» Брэдбери? Помнишь, как там зимой доставали из кладовой пыльные бутылочки, наполненные не просто вином, которое можно купить в магазине. Нет, это было вино из одуванчиков, которое они собирали летом на поляне. Бутылочки были наполнены солнечным светом, теплом летних вечеров, ароматом скошенной травы, эхом, которое разносилось закатными вечерами... Ведь Брэдбери писал для того, чтобы люди почувствовали красоту мира, настроили по его текстам свою душу, как пианино настраивают по камертону. «Вино из одуванчиков» — это самый настоящий камертон. Это надо чувствовать. Тут целая философия!.. Взять сегодняшние вишни. Мы вместе их собирали. Твои руки касались ягод, а потом мы бежали прятаться под навесом от дождя. И, наконец, самое главное, когда мы срывали вишни, у нас целое лето было впереди. Разве можно не вспомнить об этом зимой, когда я открою баночку вишневого варенья.

— С капелькой дождя,— добавила Яна.

— Класс!..— воскликнула на кухне Диана.— Отличное название! «Вишневое варенье с капелькой дождя»! Я потом запишу это. Ты мне, вообще, подкидывай идеи. Я сейчас как раз нахожусь в «межроманье».

— Давай, запиши. Может, даст тебе идею.

Дождь прекратился так же резко, как и начался. Выглянуло солнце, и запел дрозд на ветке. Звуки его рулад разносились в чистом воздухе, и где-то вдали, еле слышно, отзывалась другая птица. Яна достала книгу из-под майки и нашла заложенную ивовым прутиком страницу, на которой остановилась. Книга небольшая, с палец толщиной. На обложке ее, Янкина акварель — девушка на голубой лавке, за ней море, солнце, легкие облака. Девушка, приподняв руку до уровня лица, держит листки письма, которые, кажется, вот-вот выскользнут из ее пальцев и полетят, подхваченные ветром.

— Диана!

— Уже заканчиваю.

— Ты такая молодец! Книга у тебя потрясающая!

— Ну-у-у, некоторые места неплохие,— показалась из кухни Диана и, подойдя к Яне, склонилась над книгой.— Ты где сейчас читаешь? А... Концовка, мне кажется, удалась. И твоя акварель на обложке здорово смотрится.

— Мне все очень нравится. Теперь ведь так мало настоящих книг о любви, а у тебя получилось так искренне, хорошо!

— Это приятно. Но странно как-то. Не правильно все это.

— Что?

— А то, что люди не читают Лескова. Многие о нем даже и не слышали. А вот Диану Асарову читают. Это же нелепо и совсем не делает мне чести. Я скажу тебе так: я пишу не для того, чтобы читали Диану Асарову, а для того, чтобы читали Лескова. Хотя, хорошие книги и сейчас есть. Ты читала «Любовь во время чумы» Маркеса? Вот, я тебе скажу, книга так книга! Она у меня — настольная. К такому надо стремиться. Если хочешь, почитай потом. Я закончила ее и тут же начала читать по второму разу. Представляешь, как меня проняло!

— Обязательно прочитаю. Не забудь, дай мне ее. Кстати, о любви... Как там наши парни? Обещали позвонить, как только приедут на место, и ни гу-гу,— Яна потянулась к сумочке с телефоном.— Ты говорила, что это где-то тут, неподалеку.

— Не надо, не звони,— Диана взяла телефон у нее из рук.— Пусть на волюшке побудут. Что мы их дергаем. Потом позвонят, когда поймают что-нибудь крупное. А мы с тобой тоже сегодня гульнем! У меня вобла есть. Пивка купим!.. Оторвемся, подруга!

— Да ты что!.. Я пиво не особенно люблю.

— Да это я шучу. Хотя пиво тут у нас очень даже неплохое. Я тебя как-нибудь подразвращу... Знаешь, давай пока на машине никуда не поедем, погуляем по нашим окрестностям. Покажу тебе мои места, или, как там говорится у Чехова, «наши палестины». А то уже третий день ты у меня, а я тебе еще ничего не показала.

— Для меня и двор твой — целый мир. Да и сама видишь, со мной не разбегаешься.

Диана закрыла дом и, еще раз внимательно оглядев небо, покатила перед собой по дороге коляску. Небо расчистилось от туч и с трудом верилось, что только что была гроза. Слева от них, за зелеными изгородями, тянулись коттеджи, а справа ветви густого леса нависали над дорогой, ветер раскачивал их, окатывая подсохший тротуар градом крупных капель. Яна блаженно откинулась на спинку коляски, лучи солнца пронизывали листву и слепили ее глаза.

— Знаешь, Диана, это место, где ты живешь, очень на тебя повлияло. Здесь все так ясно, прозрачно, спокойно... И точно также ты пишешь — ясно, прозрачно. Ты впитала в себя атмосферу этого места и сама стала точно такой же, как твое любимое Асари.

— Через пару лет у Женьки кончается контракт, вот вы и возвращайтесь сюда. Скажешь, фантазии?

— Хотелось бы. И дядя его мечтал когда-то об этом. Хотел, чтобы «Евгеша», это он так его называл, переехал к нему.

— Янка, все так и будет. Однажды мы будем жить здесь все вместе.

Диана подкатила коляску к перекрестку дорог. Машин не было. Черный кот с белым пятном на груди и кончике хвоста, медленно переходил дорогу.

— Это Персик, соседский кот,— заметила Диана.— Все время ко мне во двор спать приходит. Колбасой его кормлю, а он, гад, и не смотрит в мою сторону.

— Ну вот, первое мое знакомство,— усмехнулась Яна.

— О, я тут тебя со многими познакомлю. Есть тут еще собачонка, гуляет, где хочет. Рыжий, лохматый, куршивый, мелкий, но... гроза всех окрестных собак.

— В смысле.

— В смысле, что потомство у него тут во всех дворах есть. Его тут все так и зовут — Мачо.

— У вас тут весело.

— Пришла мне тут как-то в голову идея рассказа, а лучше — повести. И название придумалось хорошее — «В поисках Мачо». А!..

— Отличное название. А что за идея?

— Это история о маленьком мальчике, который живет в небольшом мирке своего двора, но однажды у него пропадает маленькая собачка по кличке — Мачо. Не возвращается домой день, два... И вот, он садится на свой маленький велосипед и отправляется на поиски своего пса по всем нашим Асарским дорожкам. Тут-то и начинается его открытие огромного мира.

— Мне кажется, что это может быть интересно.

— Хорошо было бы написать не просто детский рассказ, а что-то более глубокое. У Аркадия Гайдара есть рассказ «Голубая чашка». Что-то подобное хотелось бы написать — простое, но с глубиной, тайной и своим очарованием.

— Да, напиши обязательно,— задумчиво кивнула Яна.— Я в твоем мальчике, ну, что Мачо ищет, себя узнала. Мой мир тоже был очень ограниченным. Сейчас, конечно, есть выход в Интернет, но... Человек свободен, если в его жизни есть элемент непредсказуемости, выбора, риска. Самое гнетущее в моей жизни было даже не одиночество, не боль, физическая или иная, а то, что вся моя жизнь была расписана, каждый день, час, миг. В интернате я жила по расписанию. Отчаяние брало, когда думала, что такой будет вся моя жизнь.

Диана вздохнула и положила руку на плечо Яны. Над ними в голубом небе пронеслись с писком ласточки. Солнце палило все жарче, из кустов за забором доносился сухой стрекот цикад. Два белых самолетных следа оставили в небе перекрестье в виде буквы Х, и его медленно стал относить к югу ветер с моря. Уже чувствовалась и близость моря, из-за сосен слышался глухой шум волн. Ветер стал чуть прохладнее.

— Эта улочка, что идет вдоль моря, называется Kapu iela — Дюнная улица. Можем по ней прогуляться. Сейчас покажу тебе очень красивые домики. Это так называемый юрмальский стиль. Вон на дюне, видишь?

— Очень красивый! Как игрушечка.

— Да. Смотри, все окошки из маленьких цветных стеклышек, башенки с флюгерами, ставни, маленькие балкончики с цветами... На этих дюнах домики прямо таки парят в небе.

— Какое счастье, наверное, жить в таком домике,— улыбнулась Яна,— но тут же ловлю себя на мысли, что мне не подняться по длинной лестнице к входу. Разве что, если бы умела летать... Дианка, ты не думай, я не хандрю. Просто говорю то, что есть.

— А я все думаю о размеренной жизни по графику, что у тебя была.

— Было и много хорошего. Например, когда меня отвозили в специальный институт в Москве. Там и лечат и изучают всякие сложные случаи. Мне там очень нра­вилось. Чувствовала себя, как в санатории. Носилась с девчонками по территории на своей коляске. Целые гонки у нас были. И тетеньки такие забавные в палате были.

— А сколько вас было в палате?

— Человек восемь. Все взрослые. Я одна там была маленькая, все ко мне очень хорошо относились. Была там одна бабушка с поразительно красивыми глазами. Она однажды рассказала мне свою историю...

Дорога, делая плавный изгиб, пошла в гору. Мимо них неторопливо проехала черная машина и скрылась за поворотом. Дюны с правой стороны стали еще выше. Окна домов на дюнах отсвечивали солнечный свет и казались золотыми.

— И что за история? — спросила Диана.

— Во время войны она с подругой работала на заводе, и подруга ее стала переписываться с военным. Она писала ему на фронт, он отвечал, и уже у них какое-то теплое чувство стало возникать. Но дело было в том, что военный никогда не видел подругу эту, с которой переписывался. Однажды, в одном из писем, он попросил, чтобы прислала свое фото. Она взяла и учудила, послала не свою фотографию, а снимок своей подруги, той, с красивыми глазами. Переписка продолжалась еще несколько месяцев, и вдруг тот военный взял и приехал к ним. Война тогда уже закончилась. И что ты думаешь произошло?

— Могу представить...

— Да, он приехал и увез с собой ту, с красивыми глазами. Они поженились и прожили вместе до старости.

— Да-а-а-а,— протянула Дианка.— Это лишний раз подтверждает, что слова словами, письма письмами, а внешность для мужчин решает все. Знаешь, есть вос­точная история. Один правитель решил за долголетнюю верную службу наградить своего советника. В качестве подарка он предложил тому на выбор трех жен из сво­его гарема. Вывели первую женщину. Советник спрашивает у нее:

— Сколько будет дважды два?

— Пять,— отвечает женщина.— Какая щедрая жена! — поразился советник.

Вывели вторую женщину.

— Сколько будет дважды два? — спрашивает и у нее советник.

— Три,— отвечает та.

— Какая бережливая жена! — заметил советник.

Вывели третью.

— Сколько будет дважды два? — спрашивает он у нее.

— Четыре,— ответила женщина.

— Ах, какая умная жена! — воскликнул советник.

— И теперь вопрос: на какой из трех женщин женился советник? — хитро прищурилась Дианка.

— Ах, так это еще и загадка... И на какой же?

— На самой красивой! — торжествующе заметила Диана.— Вот суть мужчины! Восточные притчи, я тебе скажу, очень мудрые.

— Не знаю, Диана. Как-нибудь расскажу тебе другую историю, которая вполне опровергнет твое мнение о мужчинах. В жизни всякое случается. Я тебе много чего порасскажу. Всяких историй наслушалась, пока в больницах лежала. Ты потом используешь, как материал. Такие шедевры создашь!

— Да я, в общем-то, шучу. А что касается шедевров, то мне до них далеко. Ты вот все хвалишь меня — это приятно, Янка, и то, что книга моя вышла, я очень рада. Но я уверена, что придет пора, когда я скажу, что мне неловко за мою первую книгу! Если по-честному, неужели ты не видишь в ней недостатки?

— Вижу.

— Вот! О них и надо говорить.

— Нет, Диана. Для того, чтобы говорить о твоих недостатках, тебе, как ты сама заметила, надо еще подрасти.

— Это как?

— Я тебе сейчас объясню. О недостатках в прозе Лев Толстой мог бы сказать Чехову. Чехов мог бы сказать... ну, хоть Куприну, и так далее. Улавливаешь? А если автор только начинает, если он, как тот птенец и, пусть смешно, неумело, но полетел, понимаешь, оторвался от земли... У него получилось! Такому автору надо говорить о том, что у него хорошо. Ему предстоит большой путь, и направление пути будет определяться не промахами, а особенностями его достоинств. Мне так смешно, когда начинающему автору указывают на недостатки. Смешно, потому что у него на сто недостатков два достоинства. Вот о них, этих проблесках удачи, и надо говорить. На них надо обращать внимание.

— Ага, я поняла... Мол, чувак, молодец! В твоей книге целый абзац получился! Работай. Глядишь, в следующей книге целую стоящую страницу напишешь.

— Вроде того.

— Янка, ты гений! Я с этой точки зрения никогда не думала. Но я так рада, что целый абзац из моей книги тебе понравился. Дай я тебя поцелую.

И Диана, рассмеявшись, наклонилась над Яной и поцеловала ее в щеку.

— Ты не устала? — спросила Яна, удерживая руку Дианы на своей груди,— дорога тут крутая. Может, стоит домой повернуть?

— Еще погуляем. Ты расслабься и отдыхай.

— Хорошо! — глубоко вздохнула Яна.

Яна разглядывала светлые коттеджи на фоне синего неба и вдруг, увидев высокие сосны, склонившиеся впереди над дорогой, ей показалось, что они вот-вот рухнут на них сверху. Диана, угадала ее мысли.

— Мощные сосны, правда?

— Не могу избавиться от чувства, что они вот-вот нам на голову свалятся. Давай проедем поскорее.

— Эти сосны мне знакомы. Когда мне было лет шесть, или того меньше, мы шли тут с папой. Он показал мне их и сказал: видишь, как наклонились, того и гляди упадут. И что мы видим? Они стоят до сих пор. Думаю, что когда-нибудь поведу по этой дороге своего ребенка, и мы обязательно с ним обсудим вопрос, как долго еще сосны простоят.

— Они нас, пожалуй, переживут. Да, у вас тут прямо страна чудес! Еще мне нравятся флаги на флагштоках у некоторых домов. А что вон там за флаг?

— Кажется, шведский. Тут ведь и иностранцев много живет... Знаешь, я вот подумала... А почему нельзя быть патриотом самого себя? Да-да, не смейся. В честь себя поднимать флаг, играть свой собственный гимн, отдавать себе честь, любить себя, защищать, гордиться собой. Мне кажется, что это интересная идея.

— Представляю, как увеличилось бы сразу количество самолюбивых людей.

— Мы, со стариной Фрейдом, с вами, коллега, не согласны. Эти люди самолюбивы и самоуверенны, потому что у них глубокие комплексы неполноценности и очень занижена личностная самооценка. Они глупы больше, чем самолюбивы. Мудрый человек — тихий человек. А глупцы звенят, как те пустые кимвалы, о которых говорится в Библии.

— Но они полагают, что хорошо живут.

— Это они так полагают. А знаешь, как Лао Цзы сказал? Хорошо живет тот, кто хорошо спрятался.

— Может быть,— тихо ответила Яна.

Диана видела сверху ее волосы и чуть округлившуюся щеку. Яна слегка улыбается. Возможно, только уголком губ. Дорога перед ними расширилась, разделяя дорогу надвое. Виднеется островок высоких сосен с такими толстыми стволами, что Яна (не догадываясь, что не только она, но и многие другие люди, проходившие здесь) невольно думает — такой ствол руками не обхватишь. В разломах потрескавшейся коры на солнце янтарно светятся потеки смолы. Аромат ее чувствовался в воздухе. Когда они оказались под одной из ветвей, капля смолы упала на голое плечо Яны.

— Сосна тебя поцеловала! — воскликнула Диана.

С пронзительными криками над ними пролетели в сторону моря две чайки. И тут же ворчливые раскаты грома прокатились вдали. Тяжелая сизая туча показалась из-за леса, медные стволы, по-змеиному изогнутые ветви и тяжелые шапки вершин золотисто горят на фоне надвигающегося мрака.

— А если дождь? — спрашивает Яна, ощущая щекой руку Дианы, которая все еще покоится на ее плече.— Здесь и спрятаться негде.

— Сейчас все так, как я когда-то мечтала,— говорит Диана.— Может, мне это снится? Или я незаметно для себя перешла в другое измерение, где сбываются все наши мечты?

— А у тебя есть «Алиса в стране чудес»?

— Конечно.

— Вот, это то, что мне хотелось бы перечитать этим летом.

К списку номеров журнала «Приокские зори» | К содержанию номера