Илья Имазин

Серьёзные импрессии

Комната

 

(где все липкое)

 

Комната, где все липкое. Комната,

В которой пол, стены и потолок какого-то

Странного цвета, с отливом золота.

 

Эта комната не терпит вторжения,

Вселения, посягательства на нее, продолжения

Прерванного знакомства, броуновского движения.

 

Комната, где липнет буквально все, например:

Подоконник, дверная ручка, да и сама дверь,

Комод, оба стула, стол, секретер.

 

У того, кому удастся войти в эту

Комнату, ботинки прилипнут к паркету,

А задница – к табурету.

 

По комнате, где липнет все буквально,

Прошелся жилец и прикоснулся к сальной

Занавеске, не чтобы задвинуть ее, а случайно.

 

Находящийся на грани вымирания,

Жилец смотрит на пенообразованияЗа окном и переводит дыхание.

 

Сидя на подоконнике, он, подстригая

Ногти на одной ноге, чувствует, как другая

Рефлекторно дергается, к рефлектору прилипая.

 

Оторвавшись от пола, он

Вдруг слышит сдавленный стон

Человечка сбитого за углом.

 

Тихий мурлычущий стон

Человечка, сбитого автомобилем.

(Наверху звонит телефон.)

 

Жилец разбивает ампулу с хлорэтилом

И взлетает под потолок шестикрылым,

Опьяненным стонами, серафимом.

 

Нет больше комнаты, больше нет

Липких предметов. Липкий паркет

Исчез, а с ним и огромный буфет.

 

Как будто бы с сердца свалился груз

Мебели, книг. Жильцу его профсоюз

Не выбьет другую квартиру, боюсь,

 

С комнатой, где все липкое. С комнатой

Странного цвета, с отливом золота,

Где сползают обои от тепла и от холода.

 

В этой комнате никогда не стояла печка,

И никогда не горела, но теплилась свечка,

Подобно свистящим всхлипам сбитого человечка.

 

Жилец засыпает – светне помеха, –

Убаюканный стонами сбитого человека.

(Так стонетвыживший чудом калека).

 

Но кто сидит на подоконнике липком

С липкими ножницами в руке? Чья улыбка

Уступает место ухмылкам?

 

 

Эпидемия

 

Курорт закрыт. Куда податься пешим,

Когда повсюду разоренье и болезни?

Мой сон про эпидемию был вещим:

Нас всех настигло страшное возмездье.

 

Мой сон про эпидемию был вещим:

Моя Венеция на карантине.

И, в номере отеля бросив вещи,

Последний отдыхающий в унынии

Спешит покинуть это запустение…

……………………………………..

 

 

Полотно примитивиста

 

Бесчисленны реки

Змеиные изгибы.

В поселок рыбаки,

Как гусеницу муравьи,

Тащат гигантскую Рыбу.

 

Из них один был груб

И пьян, за что избит.

Возможно, даже труп,

Весь в грязи и крови,

Там, у реки лежит,

 

Лиловый и остывший.

 

Его проглотит Змей,

Из северных морей

Сюда по ошибке заплывший.

 

 

Рельсы

 

Уходят вдаль, ни разу не сомкнувшись,

Стальные рельсы.

На рельсах, друг от друга отвернувшись,

Сидят младенцы.


Вот солнце скрылось за дубравой венской

На горизонте

Под маской красной, устыдившись детской

Припухлой плоти.
Взлетает к небу с криком, плачем, песней

Большая птица.
И вскоре исчезает в поднебесье,

Чтоб возвратиться.
Струится ночь и в проводах, сырея,

Течет свободно
Между столбов, не прямо, но, скорее,

Бесповоротно.
Померкло все, и вот уж догорают

На рельсах блики:
Скользят, взлетев, парят и догоняют

Закат безликий.
Поют цикады, волны их созвучий

Рокочут в травах,
Как будто голос неземной певучий –

Сердцам растрава.
Запахло вереском, но аромат увянет,

Слаб и чудесен,
Когда, родившись в сырости, запахнет

Простая плесень.
Вот озарился край небес с Востока –

Восходит Солнце.
Один младенец, подождав немного,

Вдруг обернется
И, бросив взгляд, исполненный восторга,

На плешь другого,
На нас посмотрит холодно и строго

И сникнет снова.

 

 

По выходным

 

По выходным без пользы дышишь, грезишь, ешь,

Без толку видишь, слышишь, обоняешь,

Слоняешься, почесывая плешь, –

В каком-то сонном царстве обитаешь

И тщишься кое-как развеять скуку,

Читая вслух «Веселую науку».

 

По выходным лежишь как старый кит,

Что выбросился на берег, и стонешь

Под гнетом мыслей, горестей, обид

И, разумеется, из дома не выходишь,

Решив, что лучше уж зачахнуть в нем,

Чем в этой живодерне за окном.

 

По выходным не веришь в то, что жив,

Сидишь себе без планов, без работы

И корчишься от хохота, решив,

Что понедельник начинается с субботы.

Но нет ответа на вопрос «Не уж-то

Есть где-то Тот, Кому все это нужно?»

 

По выходным не нужно хмурить брови,

Прикусывать губу и дергать мочку,

И нервничать, ища ошибку в слове.

Мы говорим, в конце не ставя точку,

Но выходные – чистое молчанье.

Все заполняют знаки препинанья.

 

По выходным, как правило, не спишь

До поздней ночи. Раздеваться лень.

В окно глядишь. Но что ты там узришь,

Кроме плетня, отбросившего тень?

Так свыкнись с тем, что этот элемент,

Украсит каждый беспросветный Уик-энд.

 

По выходным томишься в духоте.

Святая праздность с простотою спорит.

Боль в пояснице, в шее и в локте

Изматывает. Двигаться не стоит.

Суметь бы это призрачное бденье

Изжить с уходом в Лету Воскресенья.

 

 

Открытка из усталого вчера

 

открытка из усталого вчера

в больное и полуживое завтра

сегодня завершилась жатва

и высевать озимые пора

 

из-за угла выходит новый день

и я его невольник пленник

тоскливый точно понедельник

мне скучно среди серых стен

 

воспоминание выуживает тень

дня что упущен был в борьбе

за право изменять во всём себе

покорно принимая жизни плен

 

отчаянье рисует тротуар

где и происходило приключенье

такое производит впечатленье

зимою атлантический загар

 

забвение не трогает предмет

моих периодических мечтаний

и не найти тому мне оправданий

их вероятно просто нет

 

прощанье запрещающее грусть

преследует моё воображенье

возможно это саморазрушенье

я набиваю цену ну и пусть

 

в кривляньях конвульсивных скукота

одежда вся разорвана грязна

когда закончится проклятая весна

наверно вместе с болью живота

 

постиранное сполоснув бельё

втирая крем в сухие складки кожи

я тоже чувствую судьбу я тоже

давно люблю прилипчивость её

 

открытка из усталого вчера

в больное и полуживое завтра

сегодня завершилась жатва

и высевать озимые пора

 

впотьмах на расстоянии руки

я разглядел и разгадал лицо

я узнаю худое пальтецо

и под глазами синие круги

 

из зеркала бездомные глаза

глядятся в суматошное сегодня

так вероятно подворотня

глядится в площадь у дворца

 

в кармане обнаружилась дыра

а денег не было в нём и в помине

и что-то всё-таки нащупал я в штанине

походных брюк их выбросить пора

 

уже сейчас я вызываю смех

пустой бестактный истеричный

злой заразительный привычный

не это ли скажите мне успех

 

я лучшая среди таких особ

смех вызывающих отвязных

и первый я среди отважных

своей любви несущих гроб

 

из зеркала глядящие глаза

наполненные неуёмной страстью

печально устремляются к запястью

куда недавно капнула слеза

 

огня незатухающий обман

ласкает тихо моей жизни нить

я вечер собираюсь посвятить

зализыванию вчерашних ран

 

немая опрокинутая чашка

окружена осколками сервиза

в трагедии погибшая актриса

и за кулисами не ожила бедняжка

 

 

Смерть Вуду

 

Отторгнутый и проклятый – лежу

Во мраке запустенья на диване.

Оцепенение. Немеет тело. Жуть

Растет, сгущается, как рокот заклинаний.

 

Лишен был жизни я – Движением Руки,

Одним вульгарным жестом шарлатана:

Взмах – сердце раскололось на куски,

Все помутнело, и забрезжила Нирвана.

 

Угасла, стихла боль. Во рту сухом

Вкус скорой гибели я смутно ощущаю.

Я заражен небытием. Ничто – мой дом.

Смерть! Узнаю тебя и принимаю!*

 

* Парафраз знаменитых строк Александра Блока: «Узнаю тебя, жизнь, прини­маю / И приветствую звоном щита!»

 

 

Плюшевый медвежонок

 

В комнате пустой, с видом на залив,

Не прибрана постель. Солнца яркий свет

Осветил двоих, все вокруг залив,

А на простыне – скорой смерти след.

В кисти револьвер – это их удел:

Умереть вдвоем в складках покрывал

В городе чужом. Меж кровавых тел

Плюшевый медведь в забытьи лежал.

 

 

Вивисекция

 

Среду такого обитанья

Не в силах променять на смерть,

Небытие и пропитанье

Природы тем, что может тлеть…

 

Снимающему маску боли

С давно небритого лица,

Равноприятны обе доли:

Живущего и мертвеца.

 

К чему невольничью одежду

Менять на дуновенье грёз,

Не расслабляясь, ткать надежду

Из шутки, сказанной всерьёз?

 

И в предвкушении ненастья

Порывы сдерживать души,

Прекрасно зная, что несчастья

Вокруг сужают виражи?

 

Со множеством прикосновений

И трепетностью в них, смелы,

Открыты страсти, увлеченья,

Но кем-то сдвинуты в углы.

 

Без удовольствия слоняясь

У мокрых каменных оград,

Не приближаясь – отдаляясь,

Стремясь вперёд, идтиназад.

 

Кавычек разомкнув калитку

И с упоением ложась

На рифмы скользкую улитку,

Сухим листочком притворясь…

 

В конце всего – неопасенье –

Бессмысленный поток тепла,

Эмоций, и его теченье

Не прерывает даже мгла.

 

В конце всего – переселенье –

Замена небосвода сном,

Кошмаром, адом – отраженьем

Земного рая, в основном.

 

В конце всего – живосеченье –

Тампон, кровавые следы,

Скупая жалость, отвращенье –

Прочь из враждебной вам среды!

 

В конце всего – предвосхищенье

Конца, предела и черты.

И как не восхитит решенье

Добавить здесь для красоты:

 

В конце всего – неопасенье.

В конце всего – переселенье.

В конце всего – живосеченье.

В конце всего – предвосхищенье.

 

 

К списку номеров журнала «Русское вымя» | К содержанию номера