Сергей Крестьянкин

Выбор

Член Союза писателей России и Академии российской литературы. Лауреат Всероссийской литературной премии «Левша» им. Н. С. Лескова, награжден медалью им. конструктора А. Н. Ганичева. Имеет около двух тысяч всевозможных публикаций в тульских, московских и международных газетах, журналах, альманахах и сборниках. Является зав. отделом прозы альманаха «Ковчег». Автор пятнадцати книг художественной прозы.

 

 Сашок Федин пил давно, часто и помногу. Начал еще с ПТУ*, куда он попал после восьмого класса ввиду слабой успеваемости в школе. Надоело тянуть лямку, решил получить специальность слесаря и быстрее окунуться во взрослую жизнь. Пусть его одноклассники изучают науки и сидят у родителей на шее, а он будет зарабатывать деньги сам и не просить их у отца с матерью.

А что такое взрослая жизнь в представлении юношей? Конечно же, надо научиться курить. И многие в училище овладели этой пагубной привычкой. А второй этап — это выпивка, к которой так же постепенно пристрастились — сначала пиво, портвейн, а затем и водка. Сашок пил с сокурсниками, чтобы удачно сдать сессию, выпивал после окончания экзаменов, поднимал стакан за день рождения друзей, отмечал с товарищами красные даты календаря.

В 1990 году закончил учиться, получил профессию, но в это время развалили Советский Союз — пошли сокращения, предприятия закрывались. Федин со своей квалификацией не смог никуда устроиться. Пил от непонятности, происходящей в стране. Потом все-таки нашел работу. По традиции обмывал первый рабочий день, после угощал товарищей с первой зарплаты. Когда его через какое-то время уволили — пил с горя и от безысходности. Бывало выпивал со случайными собутыльниками.

Скатывался, как говорится, вниз по наклонной плоскости.

И все-таки Сашок не был алкоголиком. Он не трясся от того, что не заглотнул очередную порцию горячительного и мог спокойно не пить несколько дней, неделю, месяц. А один раз даже на спор продержался целый год. Но потом, правда, сорвался и ушел в запой на несколько дней.

Федин неоднократно менял место работы. В минуты просветления сдал на права, получил водительское удостоверение и долгое время работал водителем. Женился, обзавелся семьей. Двадцать лет пролетели, как один день. Но пить не бросил — пил по-черному, порой до потери памяти. Бывало, очухивался и не понимал, где находится, что с ним происходило вчера, в какой компании обитал. А если с разбитым лицом, то не помнил — подрался с кем-то в очередной раз или лицо само встретилось с асфальтом.

Свой 36-ой день рождения Сашок Федин отмечал у друга на даче, находившейся сразу за городом и до которой ходу было — минут тридцать, если не торопливо. Хотя при таком интенсивном строительстве домов, город стремительно разрастался и лет через пять, скорее всего, поглотит этот дачный кооператив, превратив его в часть своей территории.

Народу на даче собралось много — друзья, товарищи, друзья друзей, хорошие знакомые. Некоторых именинник не знал даже по имени, не говоря о том, что лица были незнакомые. Но дело не в этом. Праздновали шумно — два дня с небольшой передышкой ночью. Вино и водка лились рекой. Повеселились от души — играли в снежки, лепили снеговиков, благо день рождения у Федина приходился на конец января. А зима в этом году выдалась морозная и снежная — снега навалило столько, что тракторы не успевали расчищать основные дороги для транспорта.

После обеда второго дня гулянки Сашок засобирался домой, так как жене обещал к вечеру вернуться. Выпив с друзьями на дорожку и попрощавшись с теми, кто его еще мог воспринимать, виновник торжества нетвердою походкой отправился в путь.

Солнце не было видно — все небо затянули тучи. Не большой ветерок, заигрывая с сыплющимися снежинками, кружил их в танце — начиналась метель.

Сильно болела голова, глаза слипались, хотелось спать, но нужно было идти. Мужчина окинул взглядом то, что раньше называлось доро?гой, а в данный момент оказалось сплошь завалено снегом. Понял, что в ближайшее время вряд ли дождется автобуса, так как характерного шума техники, расчищающей завалы, он не услышал. Решил идти напрямик, через поле, чтобы ощутимо сократить свой путь. Поначалу двигался легко — лишь по щиколотку опускаясь в белый пух, но чем дальше углублялся в поле, тем все больше и больше проваливался и в итоге шел по колено в снегу. Пожалел, что пошел напрямую — сложно было передвигаться, но назад не повернул — лень, да и устал. «Зато урожай будет хороший»,— глядя на эту белую гладь, подумал «большой специалист по сельскому хозяйству».

Так он и шел — с больной головой, полуприкрытыми глазами и утопая по колено в снегу.

Вскоре Сашок заметил железнодорожный переезд с закрытым шлагбаумом.

Поле закончилось. Он наткнулся на несколько молоденьких березок росших на краю. Остановился отдышаться. До переезда оставалось метров сто. Сумерки сгущались — скоро совсем стемнеет. Слева послышался низкий, словно баритон запел какую-то народную песню, предупреждающий сигнал приближающегося поезда. Федин запрокинул голову назад и с трудом, сквозь опущенные веки посмотрел в направлении, откуда исходил звук. Шел многовагонный товарный состав — именно шел, так как двигался чрезвычайно медленно, словно вышел на прогулку, и ему некуда было спешить.

«Ну, что ж, подожду, пока проедет,— упершись рукой в дерево, подумал путник.— Отдохну немного».

После этого он присел на корточки, закрыл глаза. «Как же громыхает поезд — голова раскалывается. Нет никаких сил — словно гвозди забивают в виски»,— это было последнее, о чем Сашок успел подумать. Потом заснул и повалился в сугроб.

«Хорошо лежать на песочке пляжа у моря, подставив свое тело лучам южного солнца. Теплый ветерок поглаживает тебя легким прикосновением и кажется прохладным лишь в момент выхода из воды, пока она полностью не стечет, и окончательно не обсохнешь»,— Федин жмурился от яркого света и улыбался.

Вдруг перед лицом мужчины появилась морда крокодила или какого-то чудовища. Пасть открылась, обнажая зубы и клыки, оттуда вывалился язык, и загорающий почувствовал на своей щеке что-то холодное и мокрое. Волосы на его голове зашевелились. «Сейчас меня сожрут!» — с ужасом подумал он, но не смог двинуться с места — все тело сковала паническая судорога.

— Ты чего разлегся? — спросила морда из кошмара.— Тебе плохо или окончательно сдурел?

Сашок хотел ответить, но дыхание в горле перехватило, и он с трудом что-то промычал нечленораздельное.

— Вставай, а то коньки отбросишь. Совсем замерзнешь,— продолжала уговаривать клыкастая пасть и вдруг начала гавкать.

«Какие могут быть коньки на пляже»,— совсем запутался Федин. — «Бред какой-то! Кошмар! Надо бросать пить, а то точно свихнусь».

Его подняли и куда-то повели, после чего он отключился. Еще были всплески воспоминаний, что на пляже его кто-то растирает какими-то мазями, но, наверное, это ему все же приснилось.

Неожиданно Сашок очнулся. Голова разламывалась от боли. Каждое движение давалось с трудом. Было муторно, во рту пересохло, хотелось пить. Как обычно, он не помнил, что с ним произошло и где он находится. Федин лежал на чем-то мягком, его окружал полумрак, только где-то сбоку виднелся отблеск тускло светившей лампочки. Он закашлялся и пошевелился. Свету прибавилось.

— Ну, что, найденыш, очухался? — услышал он голос, и перед глазами возникло женское лицо.

— Тетка, где я? — просипел мужчина.

Женщина усмехнулась:

— Племянничек на мою голову.

Она размотала белый пуховый платок, обмотанный вокруг шеи, сняла фирменную шапку с кокардой и полушубок, после чего ответила:

— Ты на переезде, в сторожке, милок.

— А что я здесь делаю?

— Ну, сейчас — отогреваешься, отсыпаешься, приходишь в себя, надеюсь. А до этого я тебя нашла на краю поля, возле березок, в сугробе, пьяного, замерзающего. Вернее, даже не я, а Альма-матер тебя нашла.

— Чья матерь?

— Да не матерь, а Альма-матер, что значит институт, где обучаются умные, сообразительные люди. А у меня собака дюже умная, все понимает — Альмой зовут. Вот она тебя и нашла. Еще бы час-другой и окочурился бы ты окончательно. Я тебя до сторожки сопроводила. Это хорошо еще, что удалось тебя растормошить и поднять — хоть сам ноги передвигал, а то я тебя вряд ли бы дотащила. Так что Альме спасибо скажи.

 

Лежащий повернул голову набок и увидел умный внимательный взгляд здесь же сидящего животного. Это была крупная собака рыжей масти с черной спиной, как у овчарок, но таковой не являлась, так как уши ее не торчали, а оказались согнуты наполовину, значит, в роду у нее попадались разные породы — возможно даже дворняги.

— Спасибо, Альма-спасительница.

Собака словно действительно все поняла — гавкнула в ответ.

— Тетка, что-то меня трясет. Мне бы сейчас водки глоток хлебнуть. Есть выпить?

— От чего же. Можно найти, — женщина посмотрела на бутылку, стоящую на столе.— Вот тебя растирала — осталось немного.

Она плеснула слегка в металлическую кружку и сыпанула туда же пару ложек соли, пачка которой находилась здесь же рядышком. Быстро размешала.

— На-ка, выпей.

Мужчина приподнялся с дивана, взял кружку и залпом опрокинул содержимое себе в рот. Сморщился, даже вернее — скривился, и его затрясло так, будто начало выворачивать наизнанку. Тут же стошнило в ведро, которое успела подставить дежурная.

— Тетка, что это? — схватившись одной рукой за голову, а другой за шею, прошептал Федин.

— Это твоя погибель, если не бросишь пить. На. Запей водичкой.

Сашок трясущейся рукой взял протянутый ему граненый стакан, выпил, лег и почти сразу отключился.

Проснулся он через два часа. Открыл глаза, сел на диване. Женщина сидела за маленьким столом под самой лампочкой и читала книгу, подняв ее поближе к глазам.

— Вас как зовут? — мужчина обратился к хозяйке домика.

— Да, тетка и тетка,— усмехнулась дежурная и положила томик Чехова на стол.

— Вы извините — это я спьяну что-то болтал.

— Тамара Ивановна меня зовут.

— А меня — Сашок.

— Что ж так-то? Возраст, небось, под пятьдесят, а все — Сашок?

— Мне на днях тридцать шесть исполнилось. Вот и отмечали.

— Ох, ничего себе, тебя жизнь помотала. А я думала, мы ровесники. Может еще водочки глоток?

— Нет-нет, спасибо. Если можно, лучше чаю.

— Ну, чаю, так чаю. Это и к лучшему.

Они сидели за столиком, пили чай с вишневым вареньем и рассказывали друг другу о своей жизни.

Тамара Ивановна окончила институт, получила высшее образование. Работала на заводе инженером. Вышла замуж, родила двоих детей. После декретных отпусков возвращалось на свое родное предприятие. Потом Союз стал разваливаться, муж потерял работу и не мог никуда устроиться — начал пить, сперва периодически, затем — постоянно. Перед ней был выбор: заняться, так называемым, челночным бизнесом и попробовать поправить свое материальное положение, если, конечно, получится, или остаться на прежнем месте. А куда в таком случае детей девать — на мужа надежда слабая. Пришлось остаться на заводе. Завод хоть и трещал по швам, но продолжал работать и зарплату люди получали. Дети подрастали. Муж находил работу и через некоторое время ее лишался. Потом зарплату начали задерживать, многие уволились в поисках лучшей жизни — уходили в частные фирмы. Тамара Ивановна вновь оказалась перед выбором — уходить к частнику, открывать собственное дело или остаться на предприятии с надеждой, что все еще обернется к лучшему. Но случилось худшее — завод прогорел, муж умер от пьянства. Она едва сводила концы с концами. Пробовала торговать селедкой на рынке, овощами. По специальности устроиться не было возможности. Да никуда почти и не брали — требовались люди молодые до 30 лет, а ей уже было за сорок.

— Вот последние пять лет я и тружусь смотрительницей на железнодорожном переезде. Зарплата хоть и не большая, но платят стабильно, без задержек. И график удобный: сутки отработала — трое дома. Успеваю и отдохнуть, и подработать, и домашние дела сделать, и дети под присмотром. Одна дочка в институте учится, а вторая школу заканчивает.

Так что у людей всегда есть выбор, и у тебя, Сашок, тоже. Подумай об этом. Замерзнуть в сугробе или встать на ноги.

— Спасибо вам, что не дали замерзнуть. Пойду я. Жене обещал быть дома вечером.

— Ступай. Обещания надо выполнять.

Мужчина собрался, потрепал Альму по голове и ушел.

Через несколько дней Федин вновь появился на этом переезде. Он был абсолютно трезвым, принес торт, несколько пакетов с едой, один из которых оказался доверху наполненный костями и мясом — специально для собаки, и бутылку водки.

Тамара Ивановна строго посмотрела на бутылку, и Сашок поспешил объяснить:

— Эти угощения вам в благодарность за спасение, а водка, так, на всякий случай, если вдруг еще кто-нибудь будет замерзать. А пить я бросил. Раз и навсегда. Зарекаться не буду, но больше не тянет.






* Профессиональное техническое училище



К списку номеров журнала «КОВЧЕГ» | К содержанию номера