Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | Только для своих | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | Спонсоры | Связь с координатором портала |
Центр |
Вера БеловаОб авторе: родилась в 1954 году, окончила Туркменский пединститут им. Ленина, работала... >>> |
Марта УлыбинаОб авторе: Выпускница сценарно-киноведческого факультета ВГИК 2015 г., редактор... >>> |
Михаил МоскалевОб авторе: Родился в г. Осташкове Тверской области. Окончил филологический факультет МГУ... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Борис БерлинЦимесРодился в Москве. Образование неоднократное высшее. Нынешнее место жительства: остров принца Эдуарда. Хобби: литература, вдруг оказавшаяся жизнью. Люблю: женщин, друзей, природу, тишину, собак, самолеты. Не люблю: толпу, телевизор, диету. Член Международного союза писателей Иерусалима.
От автора
Книга эта — всего лишь чувственный цимес*, приправленный озорством и философией, незамысловатый рассказ про логос и лоно, несколько поспешных мыслей о взаимной капитуляции, маленькой смерти и поисках точки джи. Книга эта — блюдо для бедняков, и пусть никто из вас не пресытится.
И прилепится к жене своей; и будут одна плоть. Бытие (гл. 2, ст. 24)
Зовут меня Адам Герц, а герц означает «сердце». Но не про фамилию, пусть звучную и гордую, сейчас речь. Имя — вот в чем самый цимес. Кто решил назвать меня так — неизвестно. Сколько я ни спрашивал, мама всегда отнекивалась, а отец нас бросил еще в ту пору, когда я не умел задавать вопросы. Бабушка Фейга, его мама, конечно, могла бы знать, но к тому моменту, как я научился их задавать, она уже не помнила ответы, сидела целыми днями в своей комнате и смотрела в окно. Она жила с нами, потому что он бросил и ее тоже. Я любил приходить к ней в комнату. Усаживался рядом, упирался локтями в подоконник, и мы смотрели в окно вместе. Там сначала падали листья, потом летел снег, — так продолжалось до тех пор, пока однажды утром она не проснулась и мне стало не с кем смотреть в окно. Зато на похороны приехал папа. Я его не узнал, а когда, наконец, поверил, что этот красивый и совсем не к месту веселый человек и есть мой отец, постеснялся спрашивать, почему меня назвали таким смешным именем. Он пробыл недолго, уехал на следующее утро после похорон, оставив мне железную коробку с монпасье, а маме красные пятна на щеках, — они выступали всегда, когда она злилась. Я рос. Закончил школу и поступил в Архитектурный институт. Листья за окном продолжали падать, как ни в чем не бывало. Кроме того, у меня появилась Ева. Это произошло не сразу, но все-таки произошло. На самом деле ее звали удивительно: Аполлинария, а попросту Полинька, и имя это замечательно ей подходило. Евой она стала и оставалась только у меня внутри с самого момента нашего знакомства на втором курсе, когда мы начали рисовать обнаженную натуру. Там-то, на рисунке, все и началось. Модели на занятиях менялись довольно часто. Однажды в классе появилась она, и оказалось, что женское тело может привести меня в восторг. Необходимо лишь одно условие: это должно быть ее тело. Если верно, что нет ничего красивей чистого листа бумаги, то в этот день я создал шедевр: лист ватмана на моем подрамнике так и остался девственно чистым — я просто не мог оторвать от нее взгляд. Смотреть на нее было чудом. А дотрагиваться? Я дотронулся. В перерыве, когда она, набросив на плечи шаль и покачивая голой ногой, листала какой-то журнал, я подошел и, тронув ее за локоть, спросил: — Вам не холодно? Хотите, я принесу вам чаю? Конечно, вокруг раздались смешки. А она подняла на меня глаза и спросила как-то очень мягко и насмешливо, а может, мне это только показалось: — Вас как зовут? — Адам, — ответил я и покраснел. — Адам? — переспросила она. — Тогда хочу. Через минуту ее ладони уже обхватывали большую чашку чая, которую я нахально утащил прямо из преподавательской. — Адам… Надо же. Вот уж никогда бы не подумала. — Не подумали чего? — Что есть вот такие вот Адамы, — она встала, шаль с ее плеч соскользнула совершенно невероятным образом, и я увидел совсем рядом ее матовое плечо, чуть размытый, темно-розовый сосок и… — Перерыв закончился, — она протянула мне руку. — Помогите, пожалуйста, мне снова туда взобраться. Эта тумба такая высокая. Остаток времени я смотрел на нее, а она смотрела в окно, но как будто немного и на меня. В эти мгновения листья переставали падать, а Земля вращаться, и делалось так хорошо, как никогда раньше. Скорее всего, я понимал, что гибну, но спасаться отчего-то совсем не хотелось. Бессмысленно искать спасения от красоты, все равно настигнет. — Вам сколько лет? — спросила она, когда небо потемнело, а я, сам не знаю, как оказался с ней рядом на зимней московской улице. На воротник ее шубки, на плечи, на ресницы ложились снежинки, и я молился про себя на каждую из них. — Мне? — отозвался я осипшим не своим голосом. — Скоро двадцать. — Значит, девятнадцать. А мне тоже скоро, но двадцать восемь. Это я только с виду такая, на самом деле я уже давно взрослая, — она почему-то улыбнулась. — Иногда даже очень. Вы не хотите спросить, как меня зовут? — Нет, почему? Хочу. Как вас зовут? — Полинька. Сокращение от Аполлинария, — так звали моего дедушку. А вы Адам. Как чуднó, что у нас с вами необычные имена. Представляете, вот бы меня звали Ева. — Если хотите, я могу вас так называть. — Не знаю. Наверное, нет, не стоит. Имя — оно же не случайно, в нем должен быть какой-то смысл. Если меня так назвали, значит, так тому и быть. Но про себя можете называть меня Евой, если вам так хочется. — Полинька звучит чудесно, — отважился произнести я. — Это звучит жалостливо. Может быть, поэтому меня все и жалеют и, между прочим, зря. На самом деле я злая, — она замолчала на секунду и добавила: — Хорошо, пусть не злая. Но не добрая — это уж точно. Знаете, в чем разница? — Злая — это когда специально. А не добрая — от жизни. — А вы, пожалуй, умный, — она повернула голову и посмотрела мне в глаза. — Хорошо. Вы один живете или с родителями? Они не будут ругаться, если вы поздно вернетесь? — Нет. Вот еще. — Тогда идемте ко мне. Будет чай с пышками и варенье из туи. Вы любите варенье из туи?
У Полиньки была довольно большая комната в коммуналке, в двух других, поменьше, обитали Софья Марковна и рояль. О них я узнал гораздо позже, а пока что оказалось, что завтра суббота, и утром ей, Полиньке, совершенно некуда торопиться. Она сказала об этом так мимоходом и так легко, даже не сказала, а едва намекнула, что в ту же секунду я необъяснимым образом понял, где и как проведу сегодняшнюю ночь. Оставалось лишь позвонить домой и предупредить, что я остаюсь… ну хотя бы у ребят в общаге. Это действительно иногда случалось, и в этом смысле я был спокоен. Телефона я пока не заметил, но решил, что, в крайнем случае, можно будет спуститься к автомату, хотя уходить отсюда даже на несколько минут категорически не хотелось. Полинька вошла, держа в руках поднос с пузатым чайником в цветах, чашками и вазочкой с вареньем. — Сейчас принесу пышки, — улыбнулась она, поставив его на стол, и снова исчезла. Вернулась, впрочем, на самом деле быстро и сказала совершенно будничным тоном: — Если захочешь позвонить домой, предупредить, телефон у нас в коридоре. — Я как раз собирался, — у меня снова перехватило горло, но я зачем-то добавил: — Спасибо. — А ты совсем не такой, каким поначалу кажешься. Я имею в виду, не такой робкий. Кому же ты собирался звонить — родителям? — Я с мамой живу. Мы с ней вдвоем. — Это правильно, что ты за нее беспокоишься. Молодец. Я пожал плечами. — Так я пойду позвоню? — Конечно. Телефон справа, на тумбочке, увидишь. Уже взявшись за ручку двери, чтобы выйти в коридор, я обернулся и, с трудом прочистив горло, все-таки смог сказать: — Знаешь, что? Ты красивая. Очень. Пока я звонил, Полинька успела переодеться в длинный, сливового цвета свитер, не доходящий ей до колен. Что было под ним, оставалось для меня загадкой, и это было странно, потому что всего пару часов назад я видел ее обнаженной. Она была босиком, волосы перехвачены черной лентой. От всего от этого у меня стали путаться мысли и незамеченным это, конечно же, не осталось. За чаем она все время мне что-то рассказывала, по-моему, смеялась, а я не мог отвести взгляд от ее коленей, и от этого она смеялась еще больше. — Да ты меня и не слушаешь совсем. И глаза такие… Это потому, что у тебя еще никогда женщины не было, да? — в ее глазах и голосе явно улавливалось лукавство, смешинка и отчего-то умиление. Или мне это только казалось? — Ладно, ладно, не отвечай. Мне и так подарок сегодня достался, а я, видишь, уколоть норовлю. — Какой подарок? — Ты подарок. Никого больше тут нет. Понимаешь, я ненавижу в выходной просыпаться одна. Будни — другое дело: торопишься, бежишь, — ни до чего. Так хоть в выходной побаловать себя. Тем более, таким, как ты. — Я что, вещь, что ли? — не то чтобы я обиделся, но тон Полиньки мне не понравился. — И каким это таким? — Смирным, скорее всего, ласковым, да еще нецелованным. А на вещь ты не обижайся. Быть вещью — это иногда такое удовольствие, выше которого придумать невозможно. Ты и сам поймешь, когда вырастешь, ну и я помогу немножко, — она перестала улыбаться. — Только не влюбись в меня, слышишь, что я тогда матери твоей скажу? А то ты сегодня на рисунке так на меня смотрел, будто я и впрямь божество. — Что в этом плохого? — Ничего. Но лучше, если я буду для тебя ночным божеством, а днем просто Полинькой. Для тебя лучше. — А для тебя? — Для меня? — она подошла ко мне близко-близко, вплотную, стянула через голову свитер. — Волосы распустить? Как тебе больше нравится? — Мне? — переспросил я, хотя губы не слушались. — Мне… Распустить. Она потянула за ленту, тряхнула волосами. — А теперь скажи, ты уже видел меня сегодня без одежды, рисовал. И вот сейчас. Что ты чувствуешь? Какая между нами разница, мной там и мной здесь? — Там… Там ты была обнаженная, — голос был как будто не мой, — а здесь ты — голая… Она вздохнула, и мое лицо оказалось прижатым к ее животу. От нее пахло молоком и зверем. |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКыштым-ГраниПятью пятьКочегаркаСОТЫРусское вымяВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЮЖНЫЙ УРАЛБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовТело ПоэзииГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗИНЗИВЕРЛИКБЕЗВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕИЛЬЯАРГАМАК-ТатарстанИНФОРМПРОСТРАНСТВОДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЗАПАСНИКЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЗНАКИ11:33АЛЬТЕРНАЦИЯ |