Александр Левинтов

Свобода и консерватизм в креативном образовании

Прошло всего 14 лет, как американский географ Ричард Флорида опубликовал свою книгу Rise of the Creative Class. And How It s Transforming Work, Leisure and Everyday Life (Креативный класс: люди, которые меняют будущее) (2002 год), ставшую тут же научным бестселлером, а его прогноз зримо реализовался в передовых странах мира.

В последнее время много говорится и пишется о креативном классе, как ведущей силе общества будущего, о том, что творчество демократизируется и становится доступным не избранным одиночкам, а массово, о креативном образовании, но пока, по крайней мере, в нашей стране, само креативное образование не изучается и не обсуждается.  Творчество одиночек — удел деспотий, тираний и автаркий, демократия открывает просторы и возможности массового творчества. Легализация положения людей нетрадиционной ориентации, как правило, более креативных, чем обычное большинство, значительно повысила человеческий ресурс творчества. Миру стали скучны расчётливость, рутина, обязательность, заданность и определённость технологии, прилежание, тупое исполнительство — это лишает жизнь красок и смыслов.

Мне глубоко симпатичная мысль Людвига фон Хайека: культурный (=нормальный) человек ориентируется на историю и прошлое, забота о будущем — удел диктаторов и тоталитаристов. Каждый из них стремится, подобно фараону Сети I, перебившему на Луксорском барельефе имена всех предыдущих фараонов на своё, начать всемирную историю с себя, а, подвернись шанс, и закончить эту историю собой (Гитлер, Сталин). Наше недавнее прошлое, наш отказ от «буржуазной истории», буржуазного права и буржуазных понятий — о том же. Наше сегодняшнее — о том же: оставляя в истории только одну её версию, мы уничтожаем её.

К идее Л. фон Хайека я бы добавил: и только культурный (=нормальный) человек свободен. Ведь традиции (приверженность к культуре) и консерватизм (приверженность к истории) не делают нас рабами того и другого. В креативном творчестве, в отличие от эвристики) мы стремимся преодолеть своё прошлое, сказать и сделать нечто новое, но ведь для этого надо хорошо знать старое, имеющееся. Креативное творчество и, следовательно, креативное образование — это прежде всего освоение себя как свободного человека, освобождающегося и освобождающего других. В несвободном обществе креативное образование невозможно, разве что точечно, спонтанно и случайно.

Цели данного текста — начать разговор о принципах и содержании креативного образования на семейном, самом надёжном и адекватном уровне.

Автопоэзис

Творчество начинается с себя, своей истории жизни (way of life) и своей среды существования. Именно поэтому креативное образование — это, конечно же, самообазование.



Схема акта образования

Схема акта образования


 


Образование, таким образом, включает в себя не только реальные изменения в образующемся человеке, но и изменения в его идеальных представлениях о себе.

Акт образования есть фиксация процесса образования и рефлексивное самоутверждение в том, что оба эти изменения произошли. Для объективации этих фиксаций и утверждений существует различного рода тесты и испытания, но они касаются, как правило, только изменений в реальности, и проблема заключается в том, чтобы найти средства объективации изменений в идеальных представлениях.

Воображение

Так как, по М. Бахтину, человек — существо становящееся и вечно несовершенное, но совершенствующееся, то сам процесс образования становится long life education в силу того, что оно индуцируется и провоцируется самим человеком, его интеллектуальными усилиями по формированию своего идеального образа.

Фиксация наиболее значимых и заметных изменений в себе самом и в своих образах себя представляет некоторую, рефлексивно выстраиваемую галерею актов образования, составляющую жизненный образовательный путь. 

По нашему мнению (существуют и другие мнения, например, немецкая герменевтическая школа, утверждающая, что творчество осваивается лишь при решении заведомо невыполнимых задач), креативные способности человека связаны с воображением: способности человека не только создавать те или иныеобразы, но и помещать, вмешать в них себя, действовать самому (а не вымышленными персонажами) в воображаемых мирах, имитируя последующую реализацию этих креатур.


Схема воображения

Схема воображения


Таким образом, возможно возрождение и античных традиций образования (το διαμορφωοη от μορφη — образ), немецкого догумбольдтовского университетского образования (das Bildung) и образования как образования или того, что по-английски должно звучать как imagination.

Эстетика

Креативное образование начинается с освоения образцов красоты. Красивое воспринимается ребёнком мгновенно и самостоятельно. Красивое завораживает и чарует его, притягивает, требует возвращения к себе вновь и вновь. Так в структуры сознания и психики впечатываются эстетические идеалы, лекала красоты, образцы.

Основным историческим достижением креативного общества и креативного образования станет вполне естественный выход на эстетические ценности и оправдания человеческого существования.

Эстетически ориентированное общество найдет в себе капитальный и невосполнимый изъян — недостижимость идеалов красоты. Подобно тому, как человек Аристотеля ощущал в своей смертности свое несовершенство в сравнении с богами и героями, бессмертный человек отдаленного будущего будет ощущать своё несовершенство в сравнении с Божественной красотой.

Пройдя сквозь герменевтическое и креативное образование, общество отдаленного будущего будет подготовлено — традициями и установлениями — к своему новому состоянию.

 Эстетическое образование организационно будет во многом противоположно нынешнему: огромное количество независимых друг от друга школ красоты и практически неограниченный ничем, включая меркантильные соображения, выбор каждого человека, уверенного в своем практическом бессмертии.  Если к тому времени и сохранятся товаро-денежные отношения, то платить за образование будут не получающие образование, а дающие его (в целях повышения своей конкурентоспособности и привлекательности): эстетически неприемлемо зарабатывать на красоте и школе красоты. Вообще, по-видимому, мы вернемся во времена Цицерона, когда наемный труд для свободного человека был позором: в отдаленном будущем занятие по найму (аренде) станет уделом биороботов и любых других машин и механизмов, человек же в позоре наемного труда найдет себе оправдание перед проигрышем своим техническим порождениям.

В обществе отдаленного будущего проблема критерия красоты, столь значимая для нас (но дальше «золотого сечения» мы, кажется, в этом вопросе так и не прошли), исчезнет, но зато возникнет проблема пути или путей: именно это станет наиболее мучительным и наиболее обсуждаемым вопросом эстетического образования: Богоискательства, Богоборчества, Богопротивостояния и т.п. Вполне возможно, в языке возникнут новые грамматические формы, такие как желаемое совершенное будущее (desired perfect future и недостижимое совершенное будущее (unattainable perfect future).

Таким образом, можно сформулировать некоторые, далеко не все, эстетические требования к креативному образованию:

— полная декомпозиция стандартов

— всеобщность образовательной деятельности (все учат всех)

— бесконечность процесса образования

— категорический отказ от дефинитивных (окончательных) форм образования

— полная индивидуализация образовательных траекторий

— осмысление образования как поиска и попыток достижения образа Бога

Традиции

Важно не просто знание и соблюдение традиций, но вживание в них — только в этом случае их преодоление (а творчество — всегда преодоление существующих норм и традиций, существующей культуры) становится экзистенционально значимым, переживается одновременно и как трагедия, и как анабасис (восхождение).  В противном случае творчество — безответственное обормотство и выпендрёж.

Играючи

Имитации и симуляции хороши при освоении той или иной деятельности (обучение) либо для установления внутриколлективных отношений (воспитание). Креативные игры — это когда задание на игру, круг игры и правила игры устанавливаются самостоятельно играющими.

Игра, как это тонко подметил Й. Хейзинга в своей классической работе «Homo ludens» («Человек играющий»), имеет двойную природу. С одной стороны,  «игра старше культуры, ибо понятие культуры, сколь неудовлетворительно его ни описывали бы, в любом случае предполагает человеческое сообщество, тогда как животные вовсе не дожидались появления человека, чтобы он научил их играть», с другой — это чисто человеческое занятие: «Когда мы, люди, оказались далеко не столь мыслящими, каковыми век более радостный» счел нас в своем почитании Разума, для наименования нашего вида рядом с homo sapiens поставили homo faber, человек-делатель…  Все же, мне кажется, homo ludens, человек играющий, указывает на столь же важную функцию, что и делание, и поэтому, наряду с homo faber, вполне заслуживает права на существование». Эта двойственность природы игры позволяет выделить два типологических основания: естественное (природное, докультурное) и искусственно-техническое (деятельностное, интеллектуальное).Первое укладывается в триаду Й. Хейзинги «paydia-aturo-agon» («ребячество-пустое-круг»).

Ребячество — это и милая щенячья возня, и кокетливое кошачье царапанье, и мужское всенощное бдение мужчин в преферанс по копеечке, и почти инстинктивный женский флирт и макияж, и бег в мешках, и беспричинная увлеченность мальчиков разбирать все подряд на детальки и девочек — лечение и воспитание всех подряд. Инфантилизм и — до известной меры — аутизм: робкая и жалкая, но жадная страсть возвращения к собственному природному естеству.

Атуро — та самая пустота, которая лишает естественные игры целей и желаний хоть какого-нибудь результата. И вместе с тем это — нарочитая пустота, которую заполняют своим воображением играющие, пустота, взыскующая к фантазии и заполнению содержанием, пустота варежки, превращаемой детским умишкой в щенка. Если звериная пустота гарантирует безопасность зверя, то пустота человеческих игр — приучение человека к пустоте сознания и внутреннего мира, которые полнятся только при их посещении и нагромождении туда всяческого содержания: предрассудков, стереотипов, мифов, правил, законов, «жизненного опыта» и тому подобного.

Агон — круг игры, за пределами которого игра теряет свою серьезность и приобретает черты просто потехи и забавы. Именно агон отделяет пустое (для внешнего наблюдателя) от содержательного (для играющего). Агон — граница большого мира от малого игрового, являющегося имитацией этого большого мира. Внутри агона — свои правила, законы, иерархии, нарушение которых изгоняет из круга игры. Войти в агон — войти в соперничество, соревнование, содружество, команду, партнерство. Выход из агона — чаще не спасение, а уныние от возвращения из праздника в будни. Да, выход из агона, это всегда пробуждение, горестное, полное разочарования и обиды покидания игры.Таковы свойства игры по Й. Хейзинге, «естественной» игры.«Искусственные» игры строятся на другой триаде: «play-game-performance».

Плей — игра есть игра. В эту тавтологию укладывается игра и пианиста, и теннисиста, и актера, и биржевая, и бонвивана, и шахматиста, и даже игра судьбы или стихий.

Гейм — игра по правилам: международным или только что придуманным.  Правила — не только средство канонизации игры или ее технологизации. Правила формируют игровую действительность, отличающуюся и от «практической» действительности и от реальности. Правила формируют мир игры, придают ему шарм и привлекательность — и внешнюю и внутреннюю, а также неукоснительность и неотвратимость этого зыбкого мира.

Перформанс — игра как представление, как спектакль, зрелище, на которое валит народ. При этом важно, ощущают ли играющие этот перформанс или нет. Трудно назвать игрой расправу львов над первохристианами в Колизеях, хотя перформанс для толпы зрителей несомненен.

Мастерство

Английское mastering — освоение и присвоение средств творчества (в отличие от development — освоение внешнего мира). Мастерство подобно точильному кругу, оно требует непрерывного совершенствования и утончения средств. Любое повторение пагубно как пагубна рутина вообще. Хоть на йоту, но сегодня надо сделать лучше, чем вчера. И эта аскеза мастерства, как аскеза школярства, обязательства учиться (disciplina) и аскеза трудолюбия (industria) являются строго необходимыми в креативном образовании.

Неожиданность и непредсказуемость. Видение необычного в обычном

Начну с банального: смотрение — процесс физиологический, видение — интеллектуальный. Иногда между ними — разительное несходство.

Мы видим обычно то, на что другие смотрят равнодушно и бессмысленно. Всё дело в способности нашего мозга создавать неконтролируемые нами ассоциативные связи. Да, мозг много умней нас самих. И тут важна синектика — метод активизации творческого процесса за счет коммуникации разнородных профессий, студийность общения художников, поэтов, музыкантов, дающая неожиданные результаты. Строго говоря, это могут быть даже нетворческие специальности — синектические эффекты всё равно возможны и даже неизбежны.

Фантастика

Не надо останавливать враки — пусть враль врёт дальше, он тренирует свои способности фантазировать. Если к вракам относиться несерьёзно и не обращать на них особое внимание, требуя подтверждений, доказательств и т.п., никаких последствий от этого трёпа не будет, но лучше фантазёр с пухлым воображением, чем тощий аналитик.

Фантастика всегда эвристична.

Эвристика (от греческого heuriskein, «нашёл») — неожиданная находка, наитие, обрушивающееся на человека, в христианской традиции — харизма (Дух Святой), Боговдохновение. Так, например, написан Апокалипсис, тёмный для нашего социокультурного мира до сих пор.

Пришедшее из Пустоты, эвристическое творчество и знание, уходит в Пустоту, в бессмертие, оставляя нам в утешение возможность интерпретировать найденное когда-то. 

В отличие от эвристики, креатив (от латинского creates, сделать, рождать, производить, созидать) — целенаправленное творчество, направленное из Пустоты, из универсумально-духовного мира, свыше, к людям и их культуре.  

Онтология, а не логика

Креативное образование онтологично, а не логично. Даже математику можно преподавать не как освоение логических процедур в доказательстве теорем и решении задач. Вот, например:

В Единой Коллекции Цифровых Образовательных Ресурсов на сайте http://school-collection.edu.ru имеется 317 задач на подобие треугольников и бесконечное число примеров. Чуть не полмесяца семиклассники долбят эту тему, решают десятками примеры и задачки, пока, наконец, непонимание этой проблемы не доводится до автоматизма: правильные ответы отскакивают от зубов и шариковых ручек совершенно безболезненно, а между тем история эта весьма поучительна именно с точки зрения гуманизации образования.

Древнегреческий философ Фалес (625-545 гг. до н.э.) с помощью слуги измерил высоту египетских пирамид: однажды в полдень он отмерил длину своей тени, а слуга — тени, отброшенной пирамидой. Зная собственный рост, Фалес вычислил высоту пирамиды, таким образом впервые решив задачу на подобие треугольников. Другой древнегреческий философ, Протагор (490-420 гг.. до н.э.), извлек из этого случая ставшую знаменитой фразу-поучение: «Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют». Собственно, вот и всё, что нам стоит рассказать учащемуся, а самому учащемуся понять. Для наглядности можно добавить:

В толщине пальца укладывается шесть злаковых зерен как шесть дней творения мира. На ладони умещается в ширину четыре пальца (без большого). Три ладони составляют пядь (расстояние между кончиками большого и среднего пальцев вытянутой кисти), две пяди составляют локоть (аршин), четыре локтя составляют объятие (по-гречески — оргия), которое не только символизирует открытость человека миру и любовь к миру, но и переходит в меру пашни (оргия равна стадии или сажени): сеятель берет в ладонь зёрна (выходит, что 288 зерен) и разбрасывает их на одной сажени своего пути по пашне. 600-700 саженей составляют версту — один оборот плуга. Под высокие дисканты жаворонков, в розовом мареве черной пашни, пышущей парным теплом, сеятель мерно и истово разбрасывает семя, осеняя ждущую новой жизни утробу земли, и молитвой своей придает прозаическому действию ритуальное таинство. Так мы, в подражании Богу, творим новый мир и новую жизнь в виде предстоящего урожая. Прошли тысячелетия и сменилось множество агротехнологий, но мера (норма) высева осталась неизменной. И тайные смыслы меры, погребенные повседневными делами и заботами, не исчезают и доступны нам в наших размышлениях.

Человек избрал самого себя в качестве меры всем остальным вещам, как существующим, так и не существующим, и в этом смысле всякая мера —предельная абстракция всех вещей — бывших, настоящих, будущих, могущих и не могущих быть. Мера более абстрактна, чем число, и в этой ее абстрактности и заключена ее особая ценность.

Кроме того, будучи от человека, мера становится защитой человека. Меря всё на себя и собой, мы не вторгаемся в безмерные для нас пределы и не занимаемся, например, переустройством Вселенной и ее законов.   

Гуманитарные знания

Гуманитарное знание только тогда становится гуманитарным, когда предполагает и допускает множественность других знаний, таких же истинных, как и оно само. Физика гуманитарна, поскольку в ней сосуществует англиканская физика Ньютона, католическая физика Декарта и «жидо-масонская» физика Эйнштейна. Геометрия Лобачевского-Рихмана не опровергает геометрию Эвклида, Шарко и Фрейд, конечно, могут объявлять друг друга шарлатанами, но мы знаем еще несколько психологических теорий и моделей человека. Восточная медицина исходит из представлений о человеке, весьма контрастных западным представлениям — и так далее.

Оставаясь в рамках гуманизма, мы должны предоставлять право на существование всех и любых систем знаний, понимая, что все они несовершенны.

В этом смысле все религии, церкви и секты антигуманистичны, потому что служат не человеку, а богу или богам, включая атеистические учения, и потому, что только себя считают истинными, а все остальные учения о Боге — ложными или недостаточными. Аргумент истинности свидетельствует не об истинности, а об антигуманности.  

В задачнике по жизни в конце нет ответов — на каждую жизненную задачу имеется бесконечное число решений, как уже принятых, так и возможных для принятия в будущем. Тем и хорош этот задачник, что заглядывать в конец в поисках подсказки бессмысленно. По этой же причине бессмысленны сожаления: «мне бы, дураку, надо было бы вот так поступить, а не так, как я поступил» — жизнь не «перерёшивается», но даётся нам для рефлексии и понимания 

Понимание как одна из базовых интеллехий человека связано не столько со знаниями и информацией, сколько с памятью, понятиями и смыслами, представляющими собой ядра понятий. Более того, только благодаря пониманию и в силу понимания мы можем порождать новые смыслы, обогащая понятия, давая им историческую перспективу разворачивания. Знания отчуждаемы от человека, понимание — не отдираемо, но может быть разделяемо между людьми. В этом — один из кардинальных смыслов гуманизации.

Нагрузка на левое полушарие

Психологи и нейрофизиологи утверждают, что за творчество, за онтологию, за big-picture мышление отвечает левое полушарие мозга, и что развитие этого полушария возможно целевым образом, но, что гораздо важнее, нельзя подавлять его — это может оказаться катастрофой для человека.

Мусическое, а не гимнасическое

Мусическое образование строится прежде всего на развитии памяти, её ёмкости и лёгкости воспоминаний: Мнемозина, богиня памяти — мать всех муз. Гимнасическое образование строится на идее повторения, что, конечно, важно в спорте, музыке, но убийственно в творчестве. Лучше вообще не знать и не уметь, чем знать и уметь механически. 

Бильд-образование, а не форм-образование

Это различение ввёл и обсуждал в «Истине и методе» Г.-Г. Гадамер. Бильд-образование (Bild-Bildung) и есть креативное образование. К сожалению, во всём мире доминирует форм-образование (Form-Bildung), имеющее несравненно более мощные методические и дидактические разработки.

Местный университет
(моделирование понятия)

Бывая в разных местах, странах и городах, я убедился, что уровень процветания и благосостояния людей зависит вовсе не от природно-климатических или исторических условий, не от наличия или отсутствия естественных ресурсов, а от уровня их трудолюбия и образования.

Так возникла идея местного образования и местного университета.

Каким оно должно стать? Каким видится?

Прежде, чем отвечать на эти вопросы, необходимо, на наш взгляд, дать некоторые теоретико-методологические основания и обоснования. 

Будущее — отталкиваясь от настоящего

Будем исходить из предположения, что будущее — это что угодно, но только не повторение настоящего, и что будущее часто мыслится нами, строго говоря, из недовольства настоящим — в противном случае: зачем оно, будущее, нам вообще? Разумеется, речь не идет о «до основанья, а затем» и прочих действиях под диктатурой кипящего и возмущенного разума. Построение будущего можно рассматривать как распутывание проблемных узлов и противоречий настоящего.

От производства к сервису и инфраструктуре

В настоящее время образование ориентировано на применение и использование его прежде всего и главным образом в производстве. И даже там, где никакого производства нет, над людьми довлеет примат производства и идеология производства, а, следовательно, технологий и технологизации: ведь любая технология — способ производства, доведенный до возможности его мультиплицировать независимо от условий и материала, перерабатываемого в процессе производства.

Долгие поколения, готовя людей к производству и технологии в соответствии с социальным заказом, представители системы образования уверились и в том, что из сырого или даже пустого человеческого материала они готовят образованный (обученный, просвещенный, воспитанный) человеческий продукт, и что этот процесс может быть даже технологизирован. И как система, консервативная по своей природе, сфера образования приступила к технологизации образовательных процессов тогда, когда в обществе производственная эра и идеология стали отмирать.

Образование — всегда и во многом производно от типа и характера экономики.

В условиях примитивного gathering economy (присваивающего хозяйства) образование ограничивается наставлениями. Produce economy (производящее хозяйство) приводит к доминированию технических дисциплин и знаний. Современная нам thinking economy (экономика знаний) породила и новое, знаниевое, образование, переживающее ныне глубокий кризис. Предстоящая в будущем creative economy (креативная экономика) потребует и креативного образования. К сожалению, мы имеем вековой опыт political economy (политической экономики) и, как следствие, политического образования, которое является скорее не образованием, а штамповкой людей по достаточно эфемерным политическим клише.

Предполагается, что в будущем из идеи производства образованных людей, встраиваемых затем в процессы производства, появятся две  векторально противоположных идеи, определяющих содержание образования:сервисная и инфраструктурная.

Сервисное образование социально ориентировано и готовит человека к социальной позиции be nice, к позиции и стремлению быть максимально полезным людям, в жизни в обществе, где все помогают и обслуживают друг друга, оставаясь при этом личностями, полными собственным достоинством, а не «средством других людей» (И. Кант). Это вполне укладывается в протестантскую этику в современном ее прочтении: будь полезен людям — и ты преуспеешь. В современных западных школах цикл социальных наук стал основой образования: социальная жизнь, социология, политкорректность, толерантность, борьба с расизмом, харасментом и дискриминацией, социальные работы и другие предметы и дисциплины. 

Прототипом человека сервисного образования может служить Иоганн Кнехт из «Игры в бисер» Г. Гессе

В отличие от сервисного, инфраструктурное образование направлено на то, чтобы человек функционально и компетентностно был значительно богаче, чем того требуют обстоятельства и обязательства: это формирует чувство легкости выполнения любых задач и заданий, чувство свободы и непорабощенности заботами и работами, ощущение своих недоиспользуемых способностей и талантов — и чем больше зазор между должным и возможным, тем свободней жизненный простор человека. Вероятно, такими вышли из Царскосельского лицея его воспитанники, такими ощущали себя (но наедине с самими собой, а не в социуме) инженеры и кадровые военные с дореволюционным образованием, оказавшись в советском обществе, расположенном  ниже уровня образовательного и культурного моря.

От «развитой гармонической личности» к уравновешенному человеку

Возводя в идеал «развитую гармоничную личность», мы не задумываемся о том, что это просто невозможно: развитие всегда негармонично, гармония отрицает развитие.

Мы, одновременно и не разделяя, требуем, чтобы человек был прогрессистом, новатором — с одной стороны, и культурным, бережно относящимся к культуре, истории и прошлому — с другой.

А ведь это возможно, если расщепить образование на два вектора — тормозное и моторное.    

В рамках тормозного образования человек экологичен, чуток к  самосохранению и сохранению окружающей его среды, ценит накопленные человеком культурные и духовные богатства, религиозен, стремится к безопасности и воспроизводству: социо-культурному, хозяйственному, биологическому. Тормозное образование описано Платоном как гимнасическое.

Моторное образование, отделенное от тормозного, готовит человека творческого, полного идей и поэзиса, стремящегося к преобразованиям и изменениям, к развитию. Платон называл такое образование мусическим.

Морфология образования

Если ранее все дисциплины делились на естественные и технические, а несколько позже — на гуманитарные, естественные и технические, то теперь все большее значение приобретает как принципиальное разделение наук на «тормозные» и «моторные». Соответствующим образом следует разделять и образование.

«Тормозное» образование консервативно, ориентированно на ценности культуры, истории и природы. По своей сути оно педагогично (пропедевтично), так как вводит в жизнедеятельность и приучает человека к мониторингу себя и окружающей среды.

«Моторное» образование радикально, ориентированно на ценности развития и будущего, проектно, а, следовательно, и целенаправленно, носит преподавательский характер, демонстрируя готовые образцы деятельности.

Это — не единственная линия разлома или раздела образования. Другой линией является различение сервисного и инфраструктурного образования (так в свое время выделялось политехническое и производственно ориентированное образование).

И, наконец, наиболее существенным уже в настоящее время становится профессиональное и специальное образования.

Профессиональное образование универсально, глобально, а потому конвертируемо. Носитель этого образования превращается в гражданина мира, свободно выбирающего место жительства и применения своего профессионализма.

Специальное образование носит местный характер, оно уникально и неконвертируемо, по отношению к профессиональному оно — не альтернатива, а является дополнительным, но вместе с тем оно обязательно и необходимо.    

Таким образом, и профессиональное, и специальное образование имеют следующую морфологию:

 


Полноценно образованным профессионалом или специалистом может считаться только тот, кто обладает всей совокупностью морфологически разных образований.

Мысли глобально — действуй локально

Хорошая идеологема для эпохи глобализации, но имеющееся образование мечется между стремлением стать универсальным для всего земного шара и желанием дать человеку понятия и представления о его конкретном мире и месте. В ходе сегодняшнего образования человека одновременно делают и космополитом, спокойно перемещающимся по миру, и патриотом своего места.

А ведь достаточно разделить интернациональное профессиональное и локальное специальноеобразования, если за основание принять различение Р. Акоффа: профессионал лоялен своей профессии, специалист — месту работы.

За свою жизнь многие уже сегодня, а завтра — большинство будут неоднократно сменять профессии, совмещать профессии, комбинировать освоенные ими профессии в единую полипрофессиональную деятельность — это требует быстрой и эффективной профессиональной подготовки и переподготовки, не растянутой на 5-7 лет, как сейчас, а длящейся максимум несколько месяцев.

Вместе с тем, локальное образование, уникальное своим содержанием (география, история, экология, урбанистика Москвы резко отличается от географии, истории, экологии, урбанистики Киева или Серпухова), требует многолетнего вживания и освоения. Локальное образование — это то, что Геродот называл знанием нравов и и обычаев места, это то, что скорее воспитывается, чем дается знаниевым образом.

Таким образом, содержание разных по своей сути и направленности образований (четыре пары векторов) и будут задавать полноту образования будущего.

Наконец, организация сервисного и инфраструктурного образования будут разведены так и таким образом, что сервисное примет социальные формы, а инфраструктурное будет напоминать строгое монашеское послушание и служение.

Сервисное, по преимуществу, станет имитационным, интерактивным, игровым, проектным.

 Инфраструктурное примет черты программности. Одной из специфических и вместе с тем уже апробированных в культуре форм инфраструктурного образования являются путешествия: путешествуя, мы находимся постоянно в культурной, а часто и лингвистической изоляции. 

К понятию «место»

Место, подобно событию в истории, является (или может являться) идеальным объектом в географии.

Место (топ, локус, ситуация) должно быть редукцией некоторого пятна на местности, в пространстве, и поэтому важно понять, что и от чего редуцируется и абстрагируется (возводится в меру неопределенности, приобретает артикль а или ein). Координатная определенность замещается пространственной неопределенностью типа «где-то», «тут», «там», «вот» или «здесь».

Для определения места из циклически-поступательного вихря времени изымается векторальный поток времени (история) и остается лишь циклическая ипостась времени (например, сезонность, круг дел и повторяющихся, ритмических событий); эта цикличность и определяет границы места. Исчезает вся мозаичная и пестрая морфология присутствия людей и остается только само присутствие, подобное тому, которое наблюдается в любом натюрморте. От соседей и соседних мест остается идея соседства. От связей остается абстракция связности. От отношений — относительность и сравнимость, сопоставимость, например, уникальность, аналогичность или гомологичность места. От людей — населенность (людность, безлюдность). От любой деятельности — активность (бойкость, тихость, мертвенность). От наполнения и наполненности — освоенность (или неосвоенность). От размеров — масштабность. От всех значений — духовность или бездуховность места. Таким образом, представление о месте достигает некоторой идеальности.

Во всяком случае найти нечто похожее в реальности вряд ли удастся. Место как идеальный объект онтологично, но только онтологично. Некоторую логическую завершенность «место» приобретает только в географической действительности, точнее, в рефлексии по поводу этой действительности.

Как нам представляется, ближе всех к построению идеального объекта места в географии подошел А. Вебер в своей теории размещения (теория штандортов). Если бы он смог «отвязаться» от сферы производства и рассматривал бы размещение как таковое, он, скорее всего, вышел бы к необходимости поиска и создания места как идеального объекта. Географическая действительность относительно идеального объекта «место» разворачивается по таким интеллектуальным процессам, как:



  • описание;

  • изучение и исследование;

  • проектирование;

  • экспериментирование;

  • конструирование;

  • развитие;

  • захоронение (мемориализация).

В оболочках этих географических действий и деятельностей идеальный объект «место», теперь уже «географическое место», онтологически и логически закрепленное в практике, возвращается в реальность, в реальную жизнь и реальную географическую среду, чтобы стать поводом для нового шага географического познания. Круг, необходимый для любого идеального объекта, согласно Галилею, (из реальности через действительность и опять к реальности), замыкается и ничего, вроде бы, не происходит и не искажается, кроме стоящего перед реальностью географа, проделавшего этот круг и тем готового к принятию географического решения относительно данного места.

Место, по нашему мнению, может определяться по границе собственности и управления им: что управляется или входит в собственность, то и есть место.  

Черногория как модельная территория

Которский университет, университет Дубровника (Хорватия), Подгорицкий университет — они не рвутся ни в какие мировые рейтинги и не корчат из себя науку и исследовательские университеты: они дают квалифицированные профессии для местных нужд и местных жителей. Такое вполне возможно, если университеты принадлежат городам, а не государству.

Подгорицкий университет на правах и по статусу столичный или национальный концентрирует общие и профессиональные предметы (философия, иностранные языки, право, IT, финансы, менеджмент и экономика, экология, урбанистика, регионалистика, страноведение и т.п.) в режиме on line. Сюда же может быть отнесена и несуществующая пока локология — «местоведение».

Специальные предметы даются на месте и в практике, не только и не столько аудиторно, сколько на рабочем месте.

Местный университет — это соблюдение трёх принципов универсальности:

— универсальное знание данного места и углублённое специальное знание своего рабочего места

— универсальное знание всех профессий данной сферы (туризм, медицина, образование и т.д.) и углублённое знание одной из них, рабочей для данного человека

— универсальное и конвертируемое в остальном мире профессиональное образование по избранной специальности. 

Организационно национальный университет представлен общепредметными факультетами, концентрирующимися в столичном кампусе, и местными школами.

Факультеты:

— юридический

— педагогический

— медицинский

— переводческий

— менеджмента, экономики и бизнес школа

Школы размещены по всей территории страны:

— городская (urban planing) в Подгорице

— морская  в Которе (уже имеется)

— курортно-рекреационная в Херцег-НовиБудве

— индустриальная в НикшичеЦетине

— фольклорная и культурная в Цетине

— экологическая в Плавнице

— религий и веротерпимости в Баре

— аграрный в НегушахЦетинеБелополье

Образование в местном университете, по нашему мнению, должно иметь пирамидальный характер и соответствовать местным нуждам и потребностям, а не общемировым стандартам:

— один семестр: последний год учёбы в школе, обязательный для всех

— два семестра: специалитет (50% выпускников, условно), колледжи начального уровня

— четыре семестра: профессионалитет (25%), колледжи

— восемь семестров: конвертируемый бакалавриат (10%)

— двенадцать семестров: конвертируемая магистратура, только в Подгорице  (5%)

Эта модель вполне может быть «опрокинута» на Московский городской университет, Москву и Подмосковье, с учётом наших местных особенностей и потребностей.

К списку номеров журнала «Семь искусств» | К содержанию номера