Елена Фролова

Играй на мне, мой Паганини. Стихотворения

* * *

Играй на мне, мой Паганини,
играй.
Сто лет назад мы были другими,
не вспоминай.
На лунной твоей улице
парусом лес.
Сбудется или забудется
лучшее из чудес?...
Чай не допит,
не выпито твоё молоко.
Ангел летит
над нами ,видишь?
А высоко
буря встает над городом.
Будь со мной рядом, будь.
Между любовью и горечью –
самый короткий путь.
Так играй на мне, Паганини,
играй легко.
Через сто бурь мы станем другими.
Это недалеко...

 

* * *
Этот мужчина мог быть моим любовником.
Я приходила сама. А он в ответ
сажал меня между цветами на подоконнике
и смотрел, как на счастливый билет.

В этом мужчине были намешаны страхи
и сожаления о потерянном рае.
Он одевал меня в клетчатые рубахи
и приносил мне чашки с холодным чаем.

Это мужчина мог быть моим любимым,
странные встречи во мне прорастали цветами.
Он говорил о моей невыносимой
нежности, на берег выброшенной с китами.

Этот мужчина трогал мои ладони,
что– то искал там, вглядываясь часами.
Он повторял, что мой голос в его медальоне,
и говорил со мной разными голосами.

Жадно неосязаемый, непостижимо
знающий каждую ноту мою на пластинке,
этот мужчина с глазами уставшего мима
выжег тавро мне в темной и жаркой ложбинке...

 

* * *
Не было нужды играть в какие-то игры,
можно было просто оставаться самим собой.
Воткни в мои болевые точки тонкие иглы
и полюбуйся точечками – красной и голубой.

Время затвердеет куском шоколада,
покроется поверху белым налетом.
Всё обернулось дешевеньким суррогатом,
тем, который бывает между падением и полётом.

Карандаши для писем заточатся, будто копья,
будто стрелы, напитанные горьким ядом.
В твоих глазах всегда были синие хлопья,
за которыми не увидишь, что там за снегопадом.

А завтра на наше поле придут мародёры.
Поживятся и помянут, не зажигая свечи.
Я возьму кисти и краски и выкрашу все заборы
точками – красной и голубой.
А больше и нечем.

Новый Афон, август 2019 г.              

 

АБХАЗСКАЯ ТЕТРАДЬ.

 

* * *
У Чёрного моря
растёт зачарованный сад.
Там утром коровы
едят голубой виноград.

Там красным кувшинчиком
светится юный гранат,
созревших смоковниц
янтарные капли лежат.

Там три кипариса
увиты до неба плющом
и лучшие мысли
в саду зарождаются том

о солнце и свете,
ласкающих лист и траву,
о том, что, наверное,
бывает любовь наяву.

Хурмой золотится
встающий над садом рассвет,
веселая птица
гнездится в нём тысячу лет.

И если однажды
не в мочь получается жизнь,
в тенистой прохладе
в саду возле моря ложись

и слушай, как нежно
поёт тебе птичка : " Ти-вить".
И время безбрежно
плетёт свою тонкую нить.

 

* * *
Шелудивый котик Вася, или Петя (не понятно),
к нам приходит от соседа, тот, что с чачей день-деньской.
Некрасивый, нелюбимый, и, конечно, неопрятный,
он похожий на соседа, тот, который вот такой.

 

Впрочем, брат его такой же, вот такой же, точно – точно.
Оба сделают работу за стакан или еду.
И никто почти не знает, что им снится каждой ночью
та война, огонь и мины в мандариновом саду.

 

Шелудивый котик Вася, или Петя, так занятно
может съесть кусочек хлеба, чуть размоченный в вине.
Нам, войны совсем не знавшим, это вовсе не понятно,
как спивается ребёнок, повзрослевший на войне.

 

У войны лицо старухи, потерявшей в ней ребёнка.
У войны лицо ребёнка, потерявшего отца.
Сколько лет прошло, а память крутит, крутит шестеренку
по дороге, у которой нет начала и конца.

 

И никто не разберётся, чья там правда и не правда,
лишь бы только не накликать с дури новую беду.
Шелудивый котик Вася, или Петя (не понятно),
спит на солнышке в воронках в мандариновом саду.

 

 

* * *
В зарослях фейхоа солнце переплетает
нежные косы дня и стрекозы полёт.
Как хорошо не знать то, что никто не знает.
Как хорошо не ждать там, где никто не ждёт.

 

Будто в зелёный дом сад приглашает в гости,
где от смоковниц тень, бусины мандарин.
Если зарыть в саду косточку или кости –
всё равно будет плод, ибо итог один.

 

Ибо дозреют дни, как винограда кисти,
и соберёт его в самый урочный час
тот, кто за нас судьбу в листьях смоковниц пишет,
так никогда ничего и не узнавший о нас.

 

 

* * *

Мальчик прыгает с пирса

в бирюзовое чрево

моря. Оно пишет

свои письмена. В древнем

Анакопийском царстве

горы тихонько дремлют,

 уставшие от ненастий,

 пришедших на эту землю

множество раз. Веками

 воины ищут мира,

 скрюченными руками

сажают сады. А мимо

море несёт обломки

жизни, кораблекрушений,

которые их потомки

потом назовут прошедшим.

И лишь одна картина

будет всегда вне спора:

мальчик прыгает с пирса

в бирюзовое море.