Мей-мей Берссенбрюгге

Пер. Галины Ермошиной

 

 

Мей-мей Берссенбрюгге, американский поэт. Родилась 5 октября 1947 года в Пекине, Китай.

Ее отец, американец, работал в американском посольстве в Чунцине. Семья переехала в Соединенные Штаты, когда Мей-мей Берссенбрюгге исполнился всего один год. Она получила степень бакалавра в Reed College и MFA Колумбийского университета.

Лауреат двух американских книжных премий, ее тексты связаны с Language School, поэзией Нью-Йоркской школы, феноменологией и изобразительным искусством.

Для Берссенбрюгге характерны длинные стихотворения, в которых сочетаются абстрактные высказывания и конкретные наблюдения, а также неожиданные грамматические сдвиги и сопоставления. В стихах можно увидеть ее знание философии, архитектуры и науки, а также ее любимую природу Нью-Мексико. Поэт Бен Лернер так сказал о ней: «В течение четырех десятилетий Мей-мей Берсенбрюгге писала стихи, которые стремятся сделать процесс восприятия ощутимым».

Мей-мей Берссенбрюгге живет в штате Нью-Мексико, где преподает в Institute of American Indian Arts в Санта-Фе и в Нью-Йорке, где она сотрудничает с местными художниками.

Автор книг: The Heat Bird (1983), лауреатом Американской книжной премии; Empathy (1989), лауреат премии PEN West; Sphericity (1993); Endocrinology  (1997), написанная в сотрудничестве с художником Кики Смитом; Four Year Old Girl» (1998), лауреат Western States Book Award; Nest (2003); I Love Artists: New and Selected Poems (2006).

 

Привет, Розы 

1

Моя душа радиально скручивается к краям тела, согласно тем же законам, по которым звезды сияют, сообщаясь с моим телом с помощью излучения.

Когда ты видишь ее, то чувствуешь воздействие того, что визуальное

может означать. 

Невидимость приходит из темно-розового или цвета, который я считаю

ясновидящим.

Это чувство от созерцания того, как роза раскрывается, потому что свет в ДНК моих клеток принимает световые частоты цветка в виде голограммы.

Роза целиком, лепестки в движущемся воздухе, эмоции аромата записываются в виде сферы, поэтому, когда я вспоминаю эмоции, я касаюсь объемности.

Из маленького бутона появляется тугой скрученный узел младенческих

коралловых лепестков, удерживаемый в полусфере, как в чаше рук.

Потом лепестки – бесчисленные, пухлые, двойные, роскошные, однородные.

Я смотрю сквозь раздвинутые пальцы, чтобы смягчить свой пристальный взгляд, так что медленный свет, обтекающий объект, отфильтрован; потом с волнением смотрю на быстрый цвет там.

Это стремительность, которая кажется неподвижной как полуденный свет,

потому что мой взгляд движется с той же скоростью.

Я создаю взаимное равновесие между светом, падающим на тыльную сторону моего глаза, к зрительному нерву к шишковидной железе, сияние, сходящее к материи, и мое будущее открывается из этого взгляда.

Момент распространяется на время, проходящее как чувственное впечатление от розы, включая новые удовольствия, где воображаемые розы, розы, которые я еще не видела или видела в книгах, записываются как мой опыт.

Тогда опыт – это откровение, потому что и у растений, и у людей есть в клетках частицы света, которые могут стать связанными, которые излучаются

физически, а также изобретательностью метафоры,

как в луче света голографически,

т. е. интуитивно, в котором я вдыхаю аромат Бурбонской розы, затем пытаюсь отделить то, что является ароматом, ощущением и то, что называют памятью, что такое эмоция, где в таком диалоге, как прикосновение, она так вибрирует и поглощает мое внимание и тоску, с такими впечатлениями,

как отпечатки пальцев повсюду.

Я говорю, что физическое восприятие – это данные моего воплощения,

тогда как для розы алое само по себе является содержанием.

2

Роза мгновенно сообщается с женщиной взглядом, разрушая свои границы, и женщина расширяет свои границы.

Ее «темп восприятия» замедляется из-за своей сложности.

Есть различие – прикоснуться и почувствовать прикосновение, оттенки цвета, которые она может ощущать от прикосновений.

Существует сходство между осознанием и цветением.

Роза символизирует свет этого сходства с собой.

Я навещаю поникшие белые столистные розы в сумерках.

Этот уголок сада освещен особенным светом, такое я могу увидеть,

когда свет сияет сквозь туман или ранним утром отражается от воды.

Я спокойно стою и позволяю этой особенности пронизывать воздух

вокруг меня.

Здесь, с белой розой, цвет – ясновидящий, этот цвет в процессе выражения, словно увидеть Венеру днем.

Прогуливаясь, я вхожу и выхожу из отрицательного пространства,

возле которого каждая роза вовлечена, и я уже не уверена в своей физической протяженности как объекта.

Посмотри на энергию между людьми и растениями; твое сердце движется

в глубину восприятия; для глубины, прочтенной скорости света.

Я согласую свое намерение с помощью этого ощущения движения

с био-фотонами растения и создаю чувства в ответ.

Пространство открывается, и восприятие собирает его,

так как ночью мой сон бесцветен и вплетен в этот оттенок.

Я могу намеренно взаимодействовать с согласованностью световых лучей, мгновенно, как будто без света, или будто цветной свет измерения

еще не пришел, поскольку наши сердца не чужеродны относительно длины волны, что формирует смысл, используя способность чувствовать,

чтобы ощутить свою потенцию в розе и вырастить взаимо-существование

с помощью летнего аромата.

 

Хроника

 

Мой прадед задремал, выпив

горячий отвар в своей темной комнате, полной книг

Когда она вошла, чтобы разбудить его, без стука,

как входила каждую ночь, будучи первой внучкой,

он был мертв. Один меховой рукав свесился до пола

Однажды он нес ее в своем большом рукаве

по холодным комнатам на кухню, где жгли

солому. Его дочь забрала ее, пахнущую полынью,

за очаг, чтобы накормить. Это была не та одежда,

в которой он умер, но того же цвета и из той же ткани.

Правда, моя мать не может вспомнить ни запаха рыси, ни травы

против моли, ни медлительности его шагов

о которых нужно рассказать.

 

Водоем

1

Водоем пытается покрыться льдом

с разбухшей картой, принявшей форму ангела

Разлученные любовники на берегу продолжают идти

друг к другу. Низкое солнце румянит

их лица без тепла

 

Они устали от постоянного движения,

так редко соприкасаются, но даже не думают

уйти вглубь суши, массивной и стабильной

Имаго вылупились на тонком льду, это

их иллюзорные мембраны ярче,

чем закупоренная плоть интерьеров

 

Мембраны плотные

по краям, а края острые как лава

2

Весь день она шла по тундре

Он начал отходить наискосок

в точности на ее скорости, поэтому она изменила

свой угол, нацеливаясь выше него, как в потоке

 

Он удалился в зону, которая отвердела

по его прихоти, поэтому она дотянулась до его руки

Земля треснула под их тяжестью. Он, казалось,

устремился к ней, рука как лист бумаги

скрутилась и загнулась, только поверхность

с тусклыми модуляциями, как карта

 

3

Потом она точно вышла

к краю, тонкому как лист,

будто ожидая письма

но подморозило слишком незадолго до нее

В сумерках его голос сломал ее сосредоточенность

Она обернулась, раздосадованная, и увидела то, о чем он не сказал.

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера