Все эти люди. Рассказ

 

Псевдоним Татьяны Калугиной. Родилась в Норильске, с 18 лет живет в Москве, филолог по образованию. Работает литературным редактором в научном геологическом издательстве. Автор поэтических сборников «Твой город», «Круги на полях», «Изобретение радуги», а также ряда публикаций в журналах «Октябрь», «Арион», «Новая Юность», «Нева», «Русский переплёт», «Homolegens» и др. 

 

На пятый этаж взлетели за полминуты. Инга что-то выкрикивала на бегу, сама себя перебивая смехом, Сержик напевал приставшее в машине:  «Ай вил сервайв, е, е!». Вернее, он тоже скорее выкрикивал, чем напевал, лихо дирижируя одной рукой и прыгая через две ступеньки.

У двери в квартиру сделал большие глаза и прижал палец к губам: «Т-сс!». Инга понимающе притихла. 

– Митя спит, – шепотом пояснил Сержик, доставая ключи, и Инге потребовалось время, чтобы сообразить, кто такой Митя. Догадавшись, она едва удержалась, чтобы не захихикать.

В квартиру прошли на цыпочках, свет в прихожей включать не стали.

– А что, он будет ругаться? – шепотом спросила Инга, когда они юркнули в гостиную и плотно закрыли дверь.

– Да нет, просто не поймет. Он же еще не такой, хи-хи, продвинутый, как мы с тобой.

 

Гостиная у Сержика с Митей больше походила на салон какой-нибудь модной парикмахерской, чем на помещение для жилья. Даже лицензии в рамочках на стене имелись и профессиональное кресло с регулятором высоты. Сержик усадил Ингу перед зеркалом, стянул заколку с волос и театрально швырнул через плечо:

– Эта дрянь тебе больше не пригодится!

А потом, склонившись к самому Ингиному лицу, касаясь подбородком ее виска и слегка приобняв за плечи, перехватил в зеркале ее заметавшийся смущенный взгляд и тихим голосом произнес:

– Инга, посмотри. У тебя такие шикарные волосы. Сами вьются. Другие да за такие волосы жизнь отдали бы, а ты… Ходишь с этим дурацким «крабом» на голове, как училка.

– Ну да, – пробормотала Инга. – Мне многие говорили, что я хожу как училка…

– А вот теперь не будут говорить!

И понеслось – ножницы, расчески, муссы, пенки, порхание душистой кисточки по щекам и скулам, «сделай губами так», «посмотри наверх и чуть-чуть налево». Сержик творил около двух часов. Когда он закончил, нанеся последний мазок блеска для губ и, как художник, отступил на несколько шагов, чтобы оценить получившуюся «картину», край неба за окном уже начинал светлеть. А из зеркала на Ингу взирала девушка ослепительной красоты. Богиня. Дерзкая бестия. Кареглазая медовокудрая Афродита, шагнувшая из пены морской навстречу солнцу – и всему мужскому человечеству. 

– Супер! – вынес вердикт Сержик. – Теперь с тебя как минимум – олигарх на «Порше Кайене».

 

Сам Сергей выглядел не лучшим образом. Уставший, бледный даже сквозь слой искусственного загара, с глубокими тенями вокруг глаз и выступившей на лбу испариной. Работая, он то и дело прикладывался к баночке с энергетиком, чтобы не свалиться с ног. Видимо, эта баночка его и добила. Она и чашек пятнадцать кофе, выпитых за последние трое суток, и бессонная ночь после двух подряд ночей недосыпа, и вообще вся эта гонка сумасшедшая, на пределе физических и моральных сил. Теперь, глядя на Сержика, уже никто не дал бы ему привычные «двадцать шесть, ну, двадцать восемь, от силы». Теперь, пожалуй, к его тридцати трем накинули бы еще пятерку. И посоветовали бы срочно заняться своим здоровьем.

Оторвав взгляд от «партнера», Инга в страхе перевела его на собственное отражение. Ей показалось, что вот сейчас, еще немного  – и сквозь красоту и свежесть новоявленной Афродиты проступит такое же смертельно уставшее, лунатическое лицо. И макияж на этом лице остынет нелепой и жалкой маской, с провалами глаз, глянцевито блестящей кожей и резкими морщинками у крыльев носа, скрыть которые не в состоянии никакая косметика... А еще хуже, если это случится прямо там, в машине у олигарха. В тот самый момент, когда она, Инга, предложит ему любовь за тысячу евро… Какое безумие! Как вообще можно было на это согласиться, и всерьез готовиться, и поверить хоть на минуту, что всё это – важно, необходимо, и что от успеха этого сомнительного предприятия зависит ВСЯ ЕЕ ДАЛЬНЕЙШАЯ ЖИЗНЬ…

Ингу охватила паника. Новый день, со всей неотвратимостью начинавшийся за окном, отрезвил, как пощечина. 

Зачем она здесь?

Что она вообще здесь делает, у черта на куличках, в Новогиреево, в четыре часа утра? В любовном гнёздышке двух геев, один из которых даже не знает о ее присутствии?

Что за бред они придумали с олигархом?

Кому всё это нужно? Зачем?!

Так,  спокойно. Никто не может ЗАСТАВИТЬ ее что-либо делать помимо ее воли. Кто такой этот Венс, в конце концов, и кто все эти люди, чтобы ради них подвергнуть себя такому чудовищному унижению и позору?  Эти люди для нее – никто. Она ничего им не должна, она никогда их больше не увидит, и ей нет никакого дела, что они там подумают, если она… ну, просто не придет. Исчезнет. Вот сейчас поднимется с этого кресла, оттолкнувшись от подлокотников, скажет Сергею: «Ну, пока! До встречи!» – и поедет к себе домой. Умоется, ляжет спать…

Эта мысль казалась такой верной, такой разумной  –  с одной стороны.

А с другой – что-то в Инге обмякло при этой мысли. Разжалось и «отпустило», не принеся облегчения. Наоборот, стало даже как-то хуже; глупо и неуютно внутри.  Скучно, неинтересно… А самое худшее заключалось в том, что всё это было так знакомо! Это было чувство, испытанное тысячу раз, в тысяче самых разных ситуаций, когда она отступала перед вызовом обстоятельств, уже почти было собравшись с духом его принять. 

И ведь «НЕТ НИКАКИХ ГАРАНТИЙ» – вспомнилось. Нет гарантий, что всё это пойдет ей на пользу, хоть в чем-нибудь да поможет. Тренер сам это говорил, повторял из раза в раз, всей группе и каждому по отдельности: «Нет – никаких – гарантий!..»

Так зачем же тогда?

Там, в зеркале, красавица Афродита незнакомо улыбалась уголками губ, слегка приподнятыми благодаря искусному макияжу, и ничуть не собиралась блекнуть. Казалось, она просто ждет, терпеливо и чуть насмешливо наблюдая за Ингиными терзаниями, как снисходительная мать – за впавшим в плаксивый каприз ребенком. «Ну – всё? – спросит такая мать ласковым веселым голосом, когда малыш, устав биться в рыданиях и требовать своего, наконец затихнет. – Истерика миновала? Давай ручку, пойдем».

Давай ручку, вставай и пойдем уже наконец. Времени осталось мало, а тебе еще предстоит раздобыть платье и туфли и хоть немного продумать речь, которой ты будешь соблазнять олигарха. Ведь ты же не собираешься предлагать ему себя вот так запросто, напрямую. Так он, пожалуй, не согласится. Еще высадит тебя где-нибудь на обочине, и всё, поминай как звали. И тебе останется утешаться только тем, что ты «хотя бы попыталась». Не самый лучший приз в такой игре.

 

* * *

К тридцати годам Инга поняла, что одиночество ее больше не тяготит. Нельзя сказать, что эта мысль пришла к ней внезапным откровением. Нет; сначала один кусочек мозаики нашелся и встал на место, потом другой. А потом и вся картинка открылась взгляду. И не было в ней, к удивлению Инги, ничего такого уж трагически безысходного, горького; никакого страха и смятения не вызывал больше этот обычный, житейский по сути факт: я – одна. 

Но это и настораживало. То есть – это должно было бы насторожить, прозвенеть звоночком. Мол, теперь ты даже не в состоянии страдать от явного перекоса в своей судьбе. Нормальный человек, особенно молодая здоровая женщина, каковой ты, позволь тебе напомнить, все еще являешься, не может жить со всем этим и – не страдать. А ты вот и страдать перестала, и дёргаться вообще. Браво! Последний шанс выйти из ступора и что-то изменить утекает песком из твоих неподвижных, безвольных пальцев.

Раньше все эти мысли, кусочки пазла, перемешанные и разрозненные, всплывали в Ингином сознании по одному, больно царапали-кололи и снова проваливались в никуда. В некую рыхлую, тревожную неизвестность. Извлечь их оттуда все разом, одновременно, составить вместе и взглянуть на получившееся целое – это было свыше Ингиных сил.

Раньше она рассуждала так: «Минуточку. Не всё сразу. Давайте решать проблемы по мере их поступления. Чтобы поставить в вазу новые цветы, надо для начала выкинуть оттуда старые, засохшие… Чтобы впустить в сердце кого-то нового, надо, чтобы прежний обиталец его освободил…»

«Но, Инга, – возражали ей на это подруги, – столько времени прошло, а он всё не освобождает! Может, лучше к другой народной мудрости обратиться? Про клин клином?»

«Да разве же я против, девчонки? – со вздохом отвечала тут Инга. – Я только за. Только где ж его сейчас найти, клин достойный?..»

Нечто похожее она озвучила и там – на тренинге. Стоя у микрофона посреди сцены и стараясь казаться если не совсем расслабленной, то хотя бы не «комком нервов». Во рту сразу же пересохло. Какая-то жилка мелко дрожала в коленной чашечке. Инга ее не замечала. Старалась не замечать.

Она заранее продумала, как будет выступать. Тут главное было – что? Не нервничать. Смотреть в зал, а не в пол. Не забывать о легкой тени иронии, которая нет-нет да и просквозит в неявной, «джокондовской» полу-улыбке, означая смиренную готовность к критике и  в то же время являясь незримым эмоциональным щитом между ней, Ингой, и всеми этими людьми.

 

Там, на тренинге, ей впечатали в лоб: «Ты – жертва!» Каждый из двадцати пяти участников высказался в этом роде, а потом тренер Вениамин, жизнерадостный крепыш-коротышка, похожий на бородавочника Пумбу из диснеевского мультфильма, заглянул ей в лицо и заботливо, почти ласково поинтересовался: 

– Что ты чувствуешь сейчас? Как тебе с этим?

Инга, которая всё это время продолжала стоять у микрофона,  вздрогнула при звуках его голоса. Подняла на тренера проясневшие, зеркальные от гнева глаза. И внятно произнесла: 

– Да пошел ты. Все вы!

– У-у, – протянул Венс и даже, как ей показалось, хрюкнул от удовольствия. – Мы-то пойдем. А ты опять останешься. Подумай над этим на досуге.

Этот Венс был совершенно несимпатичный, маленький, кривоногий. Женщин он делил на «тёлок» и «тёток». Тёлки – это которые сексуально привлекательные. Тётки – все остальные. Пара часов общения – и всем, за исключением Инги, участницам тренинга хотелось быть тёлками в его глазах. 

Инге не хотелось. 

Ей вообще казалось первое время, что ее случайный приход сюда – чистая глупость, ошибка. Эта попытка «понять»… Желание «разобраться»…

– Ты ни в чем не разберешься и ничего не поймешь, – довольно жестко, без тени сочувствия заявил ей Венс днем позже, когда она во второй раз, преодолев себя и сжав волю в кулак, вышла к микрофону. – Более того, я уверен: тебе и не надо ничего понимать. Ты уже и так всё знаешь, всё понимаешь. Если это мозгоблудство будет продолжаться и дальше, толку от этого не прибавится. Хватит понимать. Начинай действовать. Спасай свою жизнь!!!

Последнюю фразу он произнес таким голосом, что Инге показалось: кто-то встряхнул ее за плечи. Сильно встряхнул – так, что мотнулась на шее тяжелая голова.

 

Чего только не было на этом тренинге! Каких только обсуждений и разборов – мучительно-подробных, как китайская пытка, и мгновенно-точечных, как удар под дых! Двадцать коробок салфеток, закупленных командой Венса накануне старта, ушло на слезы и сопли, на поплывшую тушь, на вытирание потных ладоней и взмокших лбов. Люди рыдали взахлеб, ругались матом. От воплей «Жертва!», «Серая мышь!», «Упертый баран!», «Высокомерная стерва!», «Сделай что-нибудь!», «Сдохни, серость!» – по ночам пульсировало в ушах. А утром – снова в бой. На амбразуру «обратной связи». 

Инге казалось, что она действительно ничего не может понять и ни в чем не в состоянии разобраться. Может, она и смогла бы, если бы не гул голосов в голове. То нарастающий, то стихающий до еле слышного плача, писка. Он не давал ей сосредоточиться, этот гул.

Но было несколько важных моментов. Было… что-то. 

Например, когда она возвращалась домой после первого дня тренинга, глубокой ночью гнала по МКАДу, а потом почти с такой же скоростью летела по улицам своего района. Все светофоры были зелеными – она видела это издалека и прибавляла газу. Но успевала в самый притык, на мигающий. Иногда на желтый. «Я успеваю, успеваю, успеваю!» – бормотала Инга, смаргивая слезы и не слыша себя из-за орущей на полную громкость музыки. В груди покалывало и жгло, словно кто-то внутри дул на раскаленные угли. «Я успеваю», – твердила Инга, в ознобе стуча зубами и не попадая ключом в замочную скважину. Мыслей не было, никаких. Только угли. Невыносимые, жгущие, – угли самого ада…

Вбежав домой, Инга рухнула на кровать и тогда уже закричала – глухим сдавленным голосом, чтобы не разбудить соседей. Не привлечь их внимания, не дай бог.

 

К концу третьего дня, когда все уже «дошли», осунулись и всхуднули от титанической работы над собой, осознали и оплакали свою жизнь, и робко поверили в возможность новой, Венс разбил аудиторию на маленькие группки по два-три человека и каждой группке дал задание. Вернее, задание придумывали коллективно. Венс просто называл имена:

– Так. Леша, Женя и Рустам. Какие у нас они?

– Крутые! – раздавалось с мест. – Быкующие! «Реальные пацаны»!

– Что мы придумаем для реальных пацанов?

Придумали: явиться на следующий день в образе «гомиков», причем приехать не на своих навороченных тачках, а общественным транспортом, на метро. В обтягивающих брючках, в каких-нибудь маечках в сеточку. И по дороге строить глазки парням, вилять попами, эпатировать и шокировать. 

– А если морду набьют? – спросил кто-то.

– Не набьют, – улыбнулся Венс. – Поверьте мне. Я уже десять лет веду этот тренинг, и еще ни разу ничего плохого не случилось. Никто еще не был избит, унижен и оскорблен. Просто мистика какая-то!

Другой группе, состоящей из интеллигентного юноши Ярослава и двух красоток Насти и Кати, дали задание явиться в виде бомжей. Оборванных, грязных, воняющих помойкой. Причем вонь обязательна. Не будет вони – незачёт. Как организовать вонь – на свое усмотрение. Хоть нырнуть с головой в помойный бак, хоть пописать в штаны. Ярик с девчонками хохотали от восторга, выслушивая задание.

Третья группа – гейши. Лена, Оля и Наташа. Они должны были раздобыть где-то за ночь кимоно и сабо, соорудить высокие прически, нанести белый грим на лица и приехать на тренинг, «обслужив» по дороге как можно большее количество встречных мужчин – то есть почистить им обувь щеточкой, смахнуть пылинки и сдуть соринки, при этом неустанно кланяясь и повторяя: «Да, мой господин». Такое задание дали им потому, что за время тренинга они проявили себя как отпетые феминистки, «бабы с яйцами». Лена – акула журналистики, одинокая и независимая женщина сэлф-мейд. Оля – учредитель проекта для детей-сирот, борец за права и спец по выбиванию субсидий. Ну и Наташа тоже – звезда полета, хоть и домохозяйка.

Одному парню, Денису, вменили в обязанность прийти слепым. Не выколоть себе глаза в буквальном смысле, конечно же, а просто заклеить их пластырем, сверху надеть темные очки, раздобыть трость и вслепую приковылять на тренинг. 

Этот Денис ни во что не верил, никому не доверял и мыслил себя кем-то вроде Нео среди матричных агентов Смитов. Венс предложил ему две таблетки: отказаться от задания и уйти, оставив всё как есть, либо согласиться, – и тогда… . «Я и сам не знаю, что из этого получится», – честно признался Венс.

Денис выбрал второе. Как легендарный герой Киану Ривза.

Феде, Саше и Сергею досталось изображать панков-неформалов. Федя и Саша – ладно, но для парикмахера-визажиста Сержика, единственного гея в группе, это прозвучало как приговор. «О-ой!» – пропел он и прижал ладонь к идеально ухоженной, смуглой после солярия щеке.

– Эрокез, косуха, магнитофон на плече, вопли Хоя, – коротко проинструктировал его Венс. – Что там еще? Развалиться в метро на полсиденья, ноги вытянуть в проход. Всем недовольным делать «Ша!» (Венс выкинул козу из пальцев). Понял? Включи быдло!

– Панки не быдло, э! – протестующе рявкнул другой участник, по имени Саня Махов, и двинул по стулу ногой в увесистом черном ботинке с металлической набойкой.

– Вот, – назидательно изрек Венс, обращаясь к Сержику. – Учись у него!

Самому Махову досталось быть «ботаником». Венс хотел было развернуть сей образ подробнее, но Махов, самодовольно ухмыльнувшись, его прервал:

– Я знаю, что такое ботаник, ёпть! Я БУДУ ботаником!

Что касается Инги и еще одной девушки, Дарьи, тихой и очень робкой, с глазами загнанной лани и пятилетним стажем неразделенной любви к собственному мужу-алкоголику, то и для них у Венса нашлось интересное предложение.

– Какие у нас Инга и Даша? – забросил он для начала удочку.

– Закрытые. Зажатые. Неуверенные в себе. Несексуальные, – посыпались определения, каждое – как нож в сердце. 

– Что бы нам такое для них придумать?

– Прийти голыми, – хихикнул кто-то.

– Голыми – это хорошо, – поразмыслив, сказал Венс. – Но, боюсь, если мы дадим им такое задание, то завтра не досчитаемся двух участниц… Давайте так, девушки. Завтра вы – дорогие валютные шлюхи. Где вы там живете, я не знаю. Но сюда вы приезжаете на роскошной иномарке, в платье от кутюр, водителю ничего не платите – наоборот, договариваетесь с ним, чтобы он вам заплатил. Не менее пятисот (тут он окинул Ингу и Дарью оценивающим взглядом) нет, тысячи евро! За ночь любви. Само собой – этой ночи может и не быть, это уж как вы сами пожелаете. Но договориться надо. Теперь ответьте: вы это ВЫБИРАЕТЕ?

По правилам тренинга, «это» нужно было именно «выбрать», добровольно и осознанно. А если не выберешь – пеняй на себя. Налетят всем скопом, как вурдалаки, опрокинут и сметут, наговорят жестокостей, а потом всё равно вынудят согласиться. Либо на дверь укажут: «Не можешь – проваливай!»

Поэтому лучше выбрать сразу.

Инга с Дашей переглянулись.

– Да, – пропищала Даша.

– Что? Не слышу, – сказал Венс и отогнул ухо ладонью.

– Да! Я выбираю, – сказала Даша.

– Отлично. А ты?

– И я выбираю, – обреченно подтвердила Инга.

– Как-то невесело. Выбор должен вдохновлять!

– Выбираю!!! – крикнула Инга с преувеличенной экзальтированной радостью и воздела руки к потолку. – Так лучше? 

– Намного… Ну что ж. А теперь – по домам!

Ему хорошо было говорить – по домам. Кому-то, может, и по домам. А остальным – рыскать по ночной Москве, искать костюмы гейш, трости слепцов, дубины неандертальцев… С учетом того, что группа наполовину состояла из иногородних, и никаких знакомых среди москвичей у них не было, задача предстояла не из легких. Прямо-таки невыполнимая, немыслимая задача.

– Я понимаю, всё это кажется вам странным, – сказал напоследок Венс. – Но поверьте мне: вы всё найдете. Вы всегда всё находите. Я сам удивляюсь каждый раз, как это у вас получается… А теперь летите, птицы мои. И сделайте всё возможное.

 

Инга сделала всё возможное. Действовала так, словно от этой ночи зависела вся ее дальнейшая жизнь. Первым делом пристала к Сергею: 

– Слушай, ты же все равно не будешь сегодня спать. Поехали к тебе, сделай из меня валютную проститутку. Я заплачу!

– Нет, Инга, – покачал головой Сергей. – Не надо мне платить. Поехали, я сделаю просто так.

И потом был этот путь. От ВДНХ до Новогиреево. Гремела музыка – «Rainy mаn», и «Sexual revolution», и потом еще «I will survive» в исполнении Глории Гейнор: Сержик накрутил какое-то специальное радио.  Подпевал и приплясывал на сиденье, сверкая безумными в темноте глазами. Инга отбивала такт ладонями по рулю. Ей тоже хотелось вопить и бесчинствовать, трясти головой и дергать вскинутыми вверх руками, пролететь с криком «Ех-ху!» на фоне луны – как тот голливудский чувак на велике. А хоть бы и на саму луну, реактивно ускорившись, унестись. И плевать, что Сережа – гей. Все равно они будут счастливы.

 

Ленка жила на противоположном конце Москвы, в Ясенево.

У нее был муж, двое детей, белый шпиц и маленькое черное платье. Инга рассчитала, что, если поторопиться, то она успеет съездить за платьем, потом смотается за туфлями домой в Тушино, оставит машину и уже при полном параде, на «олигархе», вернется на ВДНХ к десяти часам – к началу тренинга.

Она попрощалась с Сергеем, оставив его метаться между зеркалом и вывернутым наизнанку шкафом в поисках подходящей чёрной рубашки или футболки, у которой было бы не жалко оборвать рукава (как назло, все вещи были брендовыми и «чудовищно дорогими»). Вышла во дворик, уже по-утреннему светлый, с просыпающимися в кустах сирени воробьями. Открыла машину, села за руль…

Что там говорил Венс? «Не надо нестись навстречу своей цели, словно камикадзе навстречу гибели. Расслабьтесь. Делайте всё играючи. Постарайтесь получить удовольствие от того, что вы делаете».

Что ж. Кому-то, может, и подойдет такое напутствие. Но только не ей. 

Инга чувствовала, что на ближайшие несколько часов она должна стать именно им. Камикадзе. Сощурить глаза, вцепиться в руль и мчаться навстречу цели. Только так и никак иначе. Стоит ей на секунду «расслабиться» – и она повернет назад. В смысле, домой. И не за туфлями, а окончательно.

 

* * *

«Вот черт! Только этого не хватало!»

Высокая молодая женщина, фигурку которую вполне можно было бы назвать точёной, если б не лишние три-четыре килограмма на бедрах (так считала она сама), неловко  изогнулась, пытаясь разглядеть поползшую по колготкам стрелку.

Машины на Пятницком шоссе дружно замедлили ход. Две из них просигналили.

«Идиоты! – ругнулась про себя Инга. – Козлы!»

Сжавшись в комок,  устремилась к подземному переходу.

Там, через дорогу, маячили золотистые арки «Макдональдса». Просторный, по-утреннему безлюдный зал, горячий кофе в картонном стаканчике…

Было только восемь часов утра. Вернее – уже восемь. Если она не поторопится, то может и опоздать. Потому что пробки. Потому что это только у нее – параллельный мир, взрыв мозга, полёт канарейки над Атлантическим океаном. А у всех прочих людей – обыкновенная пятница. Хороший, конечно, день недели, вдохновительный, но – рабочий. И все едут по своим работам, этого никто не отменял.

Рискуя опоздать, Инга всё-таки взяла стаканчик кофе и села возле большого панорамного окна. Отпивала маленькими глотками и смотрела, как едут по Пятницкому машины. С каждой минутой количество их возрастало. 

Вот так и просидеть здесь, как «зачарованный эльф» (есть, кажется, такое понятие в психологии), не в силах сдвинуться с места и зная только то, что она – хотела. Она как минимум попыталась. Честно приоделась, накрасилась и даже вышла на Большую Дорогу. Как настоящая шлюха. Как того и требовала легенда.

Кто ж виноват, что порвались колготки, смешав все ее карты и сбив с воинственного настроя? Никто не виноват. Это просто судьба.

Вернее, не судьба.

Так тоже бывает. Что ж поделаешь. Извини, Венс!

И вообще, как-то глупо ты всё это придумал. Какие шлюхи в восемь утра? Кому они в это время могут понадобиться? Если б ты сказал – ночью, вечером, я бы еще подумала, я бы еще могла что-то сделать для тебя, но так…

 

Инга вышла из стеклянных дверей «Макдональдса» и остановилась на небольшой площадке со столиками под красными фирменными зонтами. Ей нужно было решить, куда идти – на остановку маршруток, чтобы вернуться домой, в Тушино, или всё-таки спуститься в переход и перейти на другую сторону, чтобы ловить пресловутого «олигарха», едущего в сторону центра. 

Пока она размышляла, трое парней за одним из столиков не сводили с нее насмешливо-оценивающих, нахальных взглядов.

Инга не сразу их заметила.

Заметив, вспыхнула, непроизвольно выпрямила спину и крепко вцепилась в ремешок сумочки. Это было странно, что – выпрямила. По всем законам жанра, должна была бы наоборот – ссутулить. Свернуться в свой привычный, сверкающий иглами неприятия, защитный ёж и быстрыми – вприпрыжку – шагами двинуться прочь из поля зрения наглых типов.

Но тут – то ли сыграло свою роль «маленькое черное платье» (выданное заспанной  Ленкой без лишних разговоров, но с тихим отчаянием в глазах), то ли весь этот тренинг наконец-то «выстрелил» в Инге, – в общем, она не ссутулилась и не съежилась, а наоборот. Распрямила спину. И гордым шагом «от бедра», как по подиуму, пошла через ресторанную площадку к ступеням, ведущим вниз.

Кто-то из парней присвистнул, когда она проходила мимо. Инга не повела и бровью. Уже спускаясь по ступеням, услышала кинутое вслед:

– Удачной охоты!

 

«Придурки», – думала Инга, идя к переходу «длинными» выразительными шагами. Маленькое черное платье немного сборило на бедрах. На губах сияла ликующая улыбка, которую Инга вряд ли осознавала. А если бы увидела себя со стороны, то наверняка решила бы, что это Афродита, вызванная к жизни Сережиными стараниями, улыбается и ликует, выходя навстречу… да-да, навстречу утру. И всему мужскому человечеству. Да-да, разумеется, приподнятые уголки губ, «джокондовская» ирония, особый такой мэйк-ап…

 

* * *

Первыми участниками тренинга, которых Инга увидела в тот день, были две «Мадонны эпохи восьмидесятых». Они шли в чем-то кожаном и коротком, обе в колготках в крупную сетку, эффектно порванных на коленках. Надя и Женя. Надя в картузе с заклёпками, Женя босиком. В руке у Жени был длинный стек с привязанным наверху воздушным шариком в виде леопарда.

Инга рассмеялась, тихо и сумасшедше. Пошла – уже привычной, от бедра, походкой – Мадоннам навстречу:

– Привет, девчонки!

– О-о-о, – выкинув руки вперед, на полусогнутых метнулась к ней Надя. – Красотка! 

– Ва-а-ауу, – подхватила и Женя. Студентка филфака МГУ, между прочим. Первокурсница. – Как-кая женщина, ё-маё!!!

Все трое обнялись, запрыгали, сбившись кучкой.

 

Далее на глаза им попался Денис – «слепец». Такой нелепый, с неубедительной лыжной палкой вместо трости. Уж трость-то мог бы за ночь раздобыть!

Палка была без пластиковой «лапки» у наконечника. Додумался, снял-таки. Уже хорошо. 

– Сюда, Денис! – разом заголосили девчонки. Подскочили, взяли под локти, развернули в нужную сторону. – Ну ты герой! Обалдеть! Как добирался-то?!

– Вы не поверите, – начал было делиться Денис. – Постойте, а кто это? А кто вы?

– Свои, свои! – хохотали Инга, Надя и Женя. – Давай, доведем тебя, тут уже немного осталось!

Уже в холле Дворца Культуры увидели других ряженых – чумазых, одетых в отрепья «бомжиков». Интеллигентный юноша Ярослав сидел на полу, прислонившись спиной к одной из колонн и вальяжно раскинув ноги. Его грязные, в потеках и разводах, брюки были изодраны в промежности, из дыры виднелась темная курчавая поросль. Инга на миг опешила,  тут же – мельком, почти в  смятении – взглянула в лицо Ярославу и поспешила отойти прочь. Ярослав только хмыкнул. И даже позы не изменил.

Другая «бомжиха», Настя, нацепила стильный вязаный берет, напоминающий шапку рэпера. И накрасила глаза. И губы тоже подкрасила. В общем, это был явный срыв задания, и всем было ясно, что Настю выгонят.

Катя – третья из их компании – еще не подошла. Может быть, опаздывала, а может, ее забрали патрульные и упекли в какой-нибудь «обезьянник». Кто знает.

 

«Гейши» присутствовали в полном составе. Все три – в настоящих кимоно, с волосами, уложенными в лаконичные высокие «улитки», с сильно напудренными лицами и кротко опущенными ресницами. Когда с ними заговаривали, «гейши» почтительно склонялись, складывали ладони перед собой и отвечали тихо: да, господин, нет, госпожа. И торопливо смахивали воображаемую пыль с деревянных сидений кресел, приглашая «господ» присесть. 

«Ботаник» Махов пришел в каких-то немыслимых квадратных штанах на подтяжках, в желтой рубахе и красном галстуке, в очках с роговой оправой и с допотопным дерматиновым портфелем в руке. Свои роскошные густые патлы он остриг, разделил на пряди и «зализал» самым что ни на есть неприглядным образом. 

Каждый, кому он попадался на пути, испытывал труднопреодолимое желание пнуть Махова ногой под зад. Чем, собственно, и занимался один из «панков» – девятнадцатилетний тщедушный Федор. И Махов терпел. Только подслеповато хлопал глазками и скалил передние зубы, словно крыска. Что поделаешь – ботаник! 

Появились «гомики». Все разом, троицей. Видимо, как скооперировались вчера ночью для поиска нарядов, так и прикипели друг к другу. Засели, наверное, на квартире у кого-то одного, вызвонили девушку по вызову и щедро ей отбашляли за то, чтобы каждого накрасила. И ресницы, и губы, и даже ногти.

Где они раздобыли женские шмотки – брючки, блузки, туфли сорок второго размера, – оставалось лишь гадать. Так и ехали через всю Москву в метро – три грации, королевы травести.

Все очень смеялись, увидев их, улюлюкали и одобрительно присвистывали. Правда, никто так и не понял – при чем здесь геи?

 

Появилась Даша. Взбудораженная, с распяленными глазами и с фиолетовыми прядями-перьями, выбивающимися из новой короткой стрижки. Платье на ней тоже было фиолетовое и летящее, шифоновое, с полупрозрачной юбкой и длинными прозрачными рукавами. Прямо не Даша, а весна в Фиальте какая-то.

– Ну как, ну что? Получилось? – первым делом накинулась Даша на Ингу. 

– Получилось! Всё получилось! – с восторгом, несколько преувеличенным от необходимости врать, защебетала Инга. – А у тебя?

– И у меня получилось! Так здорово! Так классно! Я так рада, так рада за нас, вообще!

 

Сержик приехал одним из последних.

Его никто поначалу не узнал. Какой-то маленький коренастый панк с брутальным гребнем, с неожиданной татухой в виде черепа на оголенном бицепсе (тату, конечно, было не настоящее, зато бицепс – самый что ни на есть натуральный, в меру подкачанный, подсушенный и крепкий – мужской). На плече Серёга тащил магнитофон. Громоздкий кассетник Sony, похожий на голову доисторической стрекозы. А сам Серёга был похож на муравья, который тащит голову стрекозы в свои глубокие муравьиные подземелья.

«Мама – анархия, папа – стакан портвейна!» – пела голова голосом Виктора Цоя.

Серёга сгрузил кассетник на один из расставленных в холле столов, плюхнулся на стул и широко раскинул ноги, а также руки.

– Эй, поосторожней, дорого-ой! – сказал ему «гомик» Рустам, манерно растягивая слова. Он как раз ковылял мимо в своих огромных лодочках на шпильках и чуть не грохнулся, споткнувшись об изящный, чуть ли не детского размера, Серёгин «говнодав».

– Сдрысни, пидор, – выплюнул Серёга в его сторону. И, подумав, цыкнув слюной между зубами, коротко добавил: – Гнойный.

У Рустама сыграли скулы. Сверкнули глаза. Ему хватило пары секунд, чтобы взять себя в руки, но за эти две секунды перед мысленным Ингиным взором промелькнула вся жизнь ее маленького задиристого «партнера». Вся его сумбурно изложенная за эти дни, не так чтобы очень веселая биография.

– У-у, сладенький! Как быстро ты всё схватываешь, на лету! – вышел из положения Рустам. – Молодец, малыш!

Губы его сложились трубочкой, а длинные накрашенные ресницы быстро-быстро захлопали, словно крылышки колибри. 

 

* * *

Может, оно и к лучшему, что так всё получилось. Что она сорвала задание, и теперь им с Сержиком придется покинуть тренинг. Не ей одной, а – им. Потому что они – ПАРТНЕРЫ. Зато Сержику никто не даст по физиономии где-нибудь за углом, в темноте, когда тренинг кончится.

Они оба – и она, и Сержик – уже взяли от тренинга всё, что могли. И даже больше. Уж она-то точно. Теперь бы унести это всё, не надорваться…

Так думала Инга, поглядывая на Сергея.

Жаль его всё-таки. Вот сидит, небрежно откинувшись назад, положив локти на столик. Ботинок одной ноги на колене другой, мелко подрагивает в такт музыке. Поза человека, который везде и всегда чувствует себя комфортно, вне зависимости от того, комфортно ли от этого окружающим. 

Если окружающих что-то не устраивает – это их проблемы. Пусть отвалят.

И было видно, что Серёга не притворяется. 

 

О том, что их в процессе тренинга разобьют на пары и каждая пара будет называться «партнерами», было известно с первого дня занятий. Об этом говорил и сам Венс, и его помощники – выпускники предыдущих курсов, так называемая «команда».

– Что вас ждё-оот… – загадочно тянули они.

На вопросы о том, что значит «партнер» и как будет происходить его выбор, помощники только закатывали глаза и улыбались еще загадочней. Словно речь шла о каком-нибудь немыслимом экзотическом блюде, о пирожках со слизнями, например. 

Эта предстоящая процедура выбора, чем бы она в итоге ни оказалась, совсем Ингу не вдохновляла.

Инга была реалисткой и уже к концу первого дня тренинга прекрасно понимала, что никто ее здесь не выберет. То есть в конечном счете она всё равно кому-нибудь достанется – в группе четное количество человек, остаться без пары просто невозможно, – но вот кем будет этот кто-то?

Явно не Олег – высокий, симпатичный, по-европейски лощёный молодой брюнет, со всеми «признаками успешности» и «маркерами благополучности», коммерческий директор какой-то торговой фирмы. Не мускулистый красавчик Лёха – инструктор по фитнесу. Не очаровательный оболтус Кока – выпускник театрального училища, временно сидящий без работы (что ничуть не сказалось на его природной веселости и игривой легкости характера). 

Даже бирюковатый, зыркающий исподлобья  Рустам ее не выберет. Потому что зыркать-то он зыркает, да всё в одном направлении – на хорошенькую кукольную блондиночку Катю, папину дочку, пришедшую на тренинг за острыми ощущениями.

Никто ее не выберет, никто! Здесь так много молодых, по-настоящему красивых девчонок, от девятнадцати до двадцати семи, модно одетых, с узкими эльфийскими бедрами, с французскими маникюрами, с припухлыми как бы от поцелуев, чувственными губами. Откуда они только берутся в таком изобилии, эти невероятные девушки, стильные штучки, из какого офисного планктона стремительно эволюционируют в такие вот богинеподобные, совершенные существа?

И как так получилось, что она, Инга, не в их числе?

Что она сделала неправильно, что упустила, на каком зигзаге сошла с дистанции? Детский сад, школа, институт? Первая любовь? Четыре года связи с женатым дядькой? Начальница, которую хлебом не корми – дай пройтись катком по Ингиным профессиональным качествам?

 

Инга чувствовала, как летают по залу предпочтения и симпатии. Как перебрасываются радуги взглядов между людьми. И ни одна из радуг не касалась ее, Инги. И ни одна из радуг от Инги не исходила.

Пялиться на лучших не позволяла гордость: всё равно они ее не выберут. А подыскивать себе ровню – какого-нибудь тухлого неудачника типа Феди («компьютерного задрота», как его тут моментально окрестили с подачи Махова), или, например, Дашу эту несчастную, жену алкаша, – не позволяло другое чувство. Чувство глубинного, на тошноту похожего отторжения. Сама мысль о том, что эти вот – ее ровня, переворачивала нутро, разъедала едкой бессильной злобой, как кислотой.

«И за это я отдала ползарплаты! – самобичевалась Инга тогда, на исходе первого дня тренинга. – О чем я только думала, идиотка?»

Она пришла сюда за помощью – и что вместо этого получила? Ее здесь унизили, ткнули лицом в собственное ничтожество. Знай свое место, лузер! Посмотри на себя! Твой поезд ушел, ты никому не интересна – в том числе и себе самой, – и это не только здесь, это везде и всегда! Это и есть ТВОЯ ЖИЗНЬ, тупица!

 

К началу второго дня большинство участников уже знали, с кем хотят «идти дальше» и согласен ли этот человек составить им пару. Будущие партнеры держались поближе друг к другу – так, на всякий случай. Мало ли что придумает для них Венс, который как-то уж слишком хитро щурился и намекал: будьте готовы, мол, выбор партнера может начаться в любой момент!

Интересно, что он имеет в виду под «готовностью»? В партнера нужно будет вцепиться и крепко держать? Или, может, прозвучит команда, по которой партнеры должны будут кинуться друг к другу через весь зал, и те, кто соединится последними – проиграли?

После обеда (состоявшего из закупленных командой холодных сандвичей и чая/кофе) Венс попросил расставить стулья полукругом и занять места, будто для очередного  психологического упражнения. 

Когда все расселись, Венс произнес:

– Ну что ж, давайте разберемся с партнерами. – Подняв руку, он остановил радостные возгласы и аплодисменты. – Понимаю, вы долго ждали этой минуты. Вот она и настала. Итак, кто сидит по краям нашей «подковы»? Ярик и Наташа. Поздравляю вас, ребята, вы – партнеры! Подойдите к друг другу. Следующие за ними, кто сидит вторыми от края: Рустам и Денис. Вы партнеры, ребят. Выходите сюда. Принцип понятен? Дальше давайте сами.

 У многих, конечно, сразу настроение упало, следом за подбородками. 

Те, кого они ХОТЕЛИ себе в партнеры, с кем сидели рядом – эти люди доставались теперь другим, своим визави. Вставали и уходили. Иногда – не скрывая жуткого разочарования на лицах. Иногда – быстро переключаясь, выпутывая пальцы из потного пожатия несостоявшегося партнера и улыбаясь навстречу партнеру подлинному, тому, кто станет смыслом их жизни на несколько ближайших дней.

Инга чувствовала, что злорадствует. Подло, мелко, нехорошо. Но ничего не могла с этим поделать. К тому же она так увлеклась наблюдением за лицами и происходящими в них метаморфозами, что не удосужилась заранее просчитать, кто будет ее партнером, и на Сергея взглянула чуть ли не в самый последний момент, когда обоим пришло время вставать и «объединяться».

Навсегда запомнилось, что в глазах Сергея не было разочарования. Ни тени разочарования. Ни тени.

Впрочем, у Сержика, который, скорее всего, «вычислил» ее как партнера гораздо раньше, было время подготовиться. Скрыть разочарование. Изобразить приветливую улыбку.

Это тоже засело в памяти. Чтобы потом не давать покоя.

 

Когда все пары сложились-образовались и, уже по-новому перемешавшись, расселись на стулья всё той же «подковкой», утратившей, впрочем, значение судьбоносности, Венс произнес небольшую речь.

–  Взгляните друг на друга! Пусть каждый запомнит своего партнера таким, каким видит его сейчас. Запомните, что вы о нем думаете. Какие чувства испытываете к нему. Рады вы, что именно этот человек достался вам в пару, или, наоборот, именно этот человек из всей группы вам наиболее неприятен, дико вас бесит, и вы вообще не понимаете, что вы с ним можете дать друг другу, что между вами общего? Между тем, друзья, уверяю вас (и уж поверьте моему десятилетнему опыту), что именно этот человек – тот самый, кто вам нужен. Создание крепких, доверительных партнерских отношений именно с ним – это и есть ваша настоящая цель на тренинге. Забудьте о машинах, бабках, карьере и всех делах. Это – не цели. Сидящий рядом с вами человек, ваш партнер – вот ЦЕЛЬ. Его победа – ваша победа. Его поражение – ваше поражение. Выложитесь для него по полной. Вложитесь в него по полной. Сделайте всё, что в ваших силах, чтобы он победил. Если он победит – считайте, что ВЫ победили. Если он вынужден будет уйти – вы уйдете вместе с ним. Только так, и никак иначе. И запомните одно, самое главное: если здесь, сейчас, в условиях тренинга, вы приведете этого человека к победе, то все остальные цели в вашей жизни будут достигаться вами легко, на раз. Словно орешки щелкать – вот так вы будете решать все поставленные перед вами задачи. Но это потом. Пока же сосредоточьтесь на нем – на вашем единственном шансе уйти отсюда победителем!

 

Инга смотрела на Сержа, временно прикрепленного к ней судьбой (вернее, ощущала его присутствие  на соседнем стуле), и изо всех сил пыталась  почувствовать к нему хоть что-то. Это было невозможно. 

Серж был инопланетянином.

Геем. Коротышкой.

Он был тем, кого она просто в упор не видела.

То есть, не совсем не видела, конечно. 

Один раз она все-таки повернулась к нему и смотрела долго, секунды три. Это когда Венс, рассказывая какой-то пошлый анекдот (а он то и дело перемежал «лекцию» чем-то подобным), обратился к аудитории с риторическим вопросом: «Ну, я надеюсь, среди нас-то с вами пидоров нет? Так вот, приходит, значит, один пидор… Что? (Тут он заметил вскинутую руку Сержика.) Ты гей? Э-э-э… Извини. Я без всякой задней мысли, не хотел тебя обидеть!»

Все мило посмеялись тогда, конечно.

А Венс мастерски выкрутился из ситуации, наговорил Сергею разных приятностей, похвалил за смелость, а также вспомнил старую байку о том, что негры сами себя называют ниггерами, а в особенно тесном кругу – ГРЯЗНЫМИ ниггерами, чего категорически не рекомендуется делать белым: за такие слова и прирезать могут. Вот так же, мол, и с пидорами.

И потом все отвернули головы от Сержика, и Венс продолжил свой уморительно смешной пошлый анекдот.

Это единственное, что запомнила Инга о Сержике в первый день.

И вот теперь он сидел рядом с ней, ее партнер. Существо с другой планеты. Уйдет он – уйдет и она. Уйдет она – уйдет и он. Чем она могла быть ему полезной? Что она могла ему дать? До этого она если где и видела геев, так только по телевизору. В дурацких сериалах на ТНТ.

 

* * *

К десяти часам явился Венс. Свеженький, выспавшийся. Пригласил всех в зал, и кто-то из помощников предупредительно кинулся отпирать двери.

– Ну что, добро пожаловать на шоу фриков! – выкрикнул Венс в переносной микрофон, как только все вошли и успели более менее рассесться. – Вижу, эта ночь не прошла для вас даром. Что я хочу сказать… Я горжусь вами, мои хорошие!

Покончив со вступительной речью, Венс предложил каждому желающему выйти и отчитаться о выполненном задании. О ПРИКЛЮЧЕНИИ, которым оно по сути своей являлось.

– Только коротенько, в двух словах, – предупредил гуру. – У меня на сегодня еще много планов. Обширная программа у нас с вами намечена на сегодня, друзья мои…

Панки, геи, гейши, бомжи, Мадонны, дикий пещерный человек с дубинкой,  «Белла Ахмадулина», всю дорогу в метро читавшая своим попутчикам стихи,  слепец с лыжной палкой и «валютная проститутка» в шифоновом-фиолетовом – все они выскакивали по очереди на середину зала, хватались за стойку микрофона, взахлеб трещали о своем невероятном, уникальном переживании. 

«Что же делать? – лихорадочно размышляла между тем Инга. – Сказать правду – значит уйти. Но тогда выгонят и Сергея. Солгать – значит остаться. Но не хочу я лгать!»

Инга так и не успела выяснить у Сержика, готов ли тот покинуть тренинг. До его окончания оставалось еще три дня. А вдруг эти три дня – решающие? А вдруг самое главное знание должно открыться именно в эти три дня?

А Сержик ведь ни в чем не виноват. Он так старался…

 

У микрофона стоял Денис. Всё еще в темных очках, незрячий (Венс запретил им всем разоблачаться, пока все «самопрезентации» не будут произведены и все истории не будут озвучены). Денис рассказывал:

–  И вот стою я, значит, на светофоре. Тьма тьмущая. Вожу впереди себя руками и этой палкой. И по звукам улицы стараюсь угадать, красный свет горит или зеленый. И тут кто-то берет меня за руку! И женский голос ласково так произносит: «Вам помочь?» И я говорю: «Да, помогите, пожалуйста, если вам не трудно!» И вот какая-то женщина перевела меня через дорогу… Я не видел ее лица, я не знаю, как ее зовут и откуда она взялась, но в тот момент я ответил: «Да», и это… это изменило мою жизнь. 

И потом еще несколько раз, в метро и снова на улице, мне пришлось принять помощь от незнакомых, незримых людей-голосов. Чьи-то ладони возникали из темноты, брали меня за руку, и вели… Не знаю (тут Денис расплакался под очками), как объяснить, но это изменило мою жизнь. У меня всё.

 

Она соврёт. Да.

Ничего страшного.

Она ведь шлюха сейчас. Ей ничего не стоит.

Она наплетёт что-нибудь про того мужика на «Лексусе». Наговорит, как Дашка, какой-нибудь сбивчивой восторженной ерунды, захлёбываясь эмоциями. «А я такая... А он мне такой...» Интересно, кстати, насколько правдива Дашкина история? Обаятельный лысый дяденька на огромном «крутом джипе», марку которого Дашка назвать не может, потому что вообще в них, в марках этих автомобильных, не разбирается. Зато цвет машины она очень даже хорошо запомнила – белый. 

Хм… Прямо-таки принц на белом коне. 

– И вот мы едем, разговариваем о том, о сем, – упоённо щебетала Дашка, – о жизни, о музыке, о том, где суши вкуснее – в «Якитории» или в «Тануки»… И я всё никак не могу найти нужный момент, чтобы со своим неприличным предложением влезть. Смотрю – блин, мы уже полпути проехали! Надо срочно что-то делать! А он уже смотрит на меня так с улыбкой, по-человечески, уже думает, наверное, что я – нормальная, не из этих... Ну как тут теперь предложить ему секс за деньги?! Чувствую, у меня сердце колотится, ты-дых, ты-дых, прямо из груди выпрыгнет сейчас!

И тут я ему говорю: «Знаете, а вы не поможете мне в одном маленьком журналистском исследовании? Я тут статью пишу. Стыдно признаться – о проститутках. И, как бы это сказать, мне нужен взгляд изнутри… Вернее, не изнутри, а со стороны. Со стороны мужчин. Вот вы, например, скажите мне как мужчина: сколько вы готовы заплатить за ночь с красивой, опрятной, интересной как собеседница проституткой?»

Тут он та-а-ак на меня посмотрел! Я думала, мы сейчас во что-нибудь врежемся. А потом как давай смеяться. Говорит: «Дашенька, милая, ну предупреждать же надо! Прежде чем так шутить!» Тут я ему объяснила, что это совсем не шутка, что мне действительно очень надо – для статьи. Прямо вот позарез. Откровенное интервью с мужчиной. И чем откровеннее, тем лучше! 

И смотрю на него ну уж так значительно, так в упор, прямо вся к нему развернулась. Тут уж любой бы понял. И он тоже понял. Говорит: «А какие вопросы, Дарья, тебя конкретно интересуют?» «Ну, – говорю, – разные. Начнем хотя бы с первого, например. Я вам его уже задала».

«Сколько бы я мог заплатить за ночь с пр… с девушкой? Это смотря с какой девушкой, Даш».

«С такой, как я, например, – говорю, а у самой аж в ушах пульсирует. Словно море какое-то в голове. И сердце грохочет, ты-дых, ты-дых! – Тысячу евро – заплатили бы?»

Мы как раз на светофоре остановились. И вот этот дядька, Александр, поворачивается ко мне, смотрит этак пристально, глаза сощурив, и потом одно только слово говорит, но у меня от этого слова всё взмыло внутри, как на качелях, и снова оборвалось… В общем, он посмотрел на меня и сказал:

«Лех-ко!»

 

* * *

– Ну что, Инга, путана ты наша великолепная, выходи. Ты последняя осталась!

Инга окинула Венса взглядом. Встала, одёрнула платье, продефилировала к микрофону.

– Ах, какая женщина, кака-а-ая женщина! – спел за спиной неуёмный Махов, забывший, что он «ботаник».

 – Закатай губилы, Санёк! Тебе такая не светит, – оборвал его Венс.

Мужик на «Лексусе» – напомнила себе Инга. Толстомордый, с отвратительным зобом под подбородком. Похожий на жирного индюка.

 

* * *

Ей даже руку вытягивать не пришлось. Достаточно было просто стоять лицом к дороге, чуть ослабив одну ногу в колене и придерживая ремешок сумочки на плече.

Притормаживали сами, но всё какие-то «жигули» да неказистые, средней паршивости иномарочки. «Далеко ехать, девушка?» – задавали свой извечный вопрос бомбилы, но с какой-то новой, непривычной для Инги интонацией. Не столько спрашивали, далеко ли ехать, сколько сообщали, что не прочь подвезти. Всей мимикой значительно сигнализировали.

Инга сначала сильно смущалась и принималась чуть ли не оправдываться перед каждым, объясняя, что никуда на самом деле не едет, просто «ждет мужа» на заранее оговоренном месте, а потом, после пятой или шестой машины с чересчур уж разговорчивыми водителями, она только рукой махала: проезжай, мол, проезжай! 

Мазды, форды, ситроены, хюндаи, рено, пежо… Мимо, мимо! Не задерживайте, пожалуйста. Извините, но нет.

Инга знала, кого она ждет. ТЕПЕРЬ знала.

Теперь, вспоминая слова Венса, казавшиеся прежде набором штампов и прописных истин, которые Венс пытался – по определению Махова – втюхать им за их денежки как последним лохам,  – теперь эти самые слова Инга будто бы слышала впервые. Словно до этого они звучали то на одном, то на другом неведомом ей языке, а сейчас, наконец, кто-то догадался перевести их на русский.

«Ставьте перед собой достойные вас цели. Не соглашайтесь на малое. Каков ваш запрос миру – таков и его вам ответ».

«Цель должна вдохновлять».

«Когда человек всем сердцем устремляется к своей цели, когда он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО чего-то хочет, мир начинает идти ему навстречу. Обстоятельства начинают сами складываться в его пользу. Пробки на его пути чудесным образом рассасываются. Люди в его жизнь притягиваются только те, которые действительно в ней нужны. И даже то, что поначалу кажется досадным промахом, неудачей, в итоге оборачивается во благо…»

«Цель должна быть реальна, достижима. Если вам девяносто девять лет и вы едва передвигаетесь по собственной квартире, но при этом мечтой всей вашей жизни является полет в космос, то, скорее всего, эта мечта так и останется неосуществленной. Поэтому, чтобы впоследствии вас не постигло горькое разочарование, оценивайте реально свои возможности. Прежде чем ставить цели».

Форды и хюндаи Ингу не вдохновляли. Олигарх на «Порше Кайенне» – это было что-то из разряда космоса. Да к тому же Венс ничего не говорил про олигарха. Не ставил перед Ингой такой задачи. Это они уже с Сержиком, дурачась, сами придумали…

А вот какой-нибудь кроссовер «Инфинити» ей вполне даже подойдет. Или «Мерседес». Или «Ниссан Х-Trail».

Вот какую машинку загадала себе Инга, не особо останавливаясь мыслью на том, кто же должен быть за рулем. Да кто угодно пусть будет! Она любого очарует и соблазнит!

 

Инге было немного страшно, но больше весело. Этот парень возле «Макдональдса» вряд ли имел в виду нечто особенно оскорбительное, когда прокричал ей свое насмешливое напутствие. Увидел: идет девушка на каблучках, вся такая расфуфыренная ни свет ни заря… Вот и ляпнул – удачной охоты, мол! И, скорее всего, забыл о ней уже через минуту.

Как бы он удивился, узнав, какую роль сыграла в жизни этой мелькнувшей  мимо незнакомки его незатейливая грубоватая шутка, дурацкая реплика в спину!

Возможно, это просто солнце проклюнулось из-за облаков и залило всё вокруг праздничным ярким светом. Да, вполне возможно, что так совпало: сначала реплика – и тут же солнце. И от этого показалось, что в глазах прояснело, просветлело, а в спину, словно в парус, дунуло легчайшим порывом ветра и перенесло куда-то… на другой уровень игры. Или бытия. Туда, где всё значительно проще, ярче и веселей.

Сразу исчезли накаты крупной ознобной дрожи, сосредоточенной где-то в области диафрагмы и то и дело норовящей вырваться из-под контроля и расплескаться по всему телу. Всё утро Инга боролась с этой дрожью, пыталась ее обуздать, справедливо полагая, что в деле соблазнения олигарха (пусть и весьма условного) необоримая лихорадочная трясучка – компонент, пожалуй, лишний и нежелательный.

И вот дрожь исчезла сама собой! Ее как будто выключили. А включили, наоборот, удивительно пластичную лёгкость, пружинную – но без взвинченности, без дёрганья – полётность каждого движения. 

Инга шла – как плыла. И в то же время – как бы подпрыгивала. И еще – парила. 

«Вот оно! – думала она, переходя Пятницкое шоссе по подземному переходу, чтобы занять, наконец, стратегическую позицию для ловли судьбы. – Это, наверное, он и есть – флаттер, о котором пишут в книжках по психологии! Взрыв мозга! Выход за рамки! Момент преодоления своих страхов!»

Так вот, оказывается, зачем всё это было. Зачем ей в пару достался гей Сержик. Зачем у них с Ленкой, подругой детства, почти одинаковые фигуры. Зачем пустили стрелку ее новенькие колготки…

Теперь было ясно, всё ясно! Абсолютно всё!

 

* * *

…Одним словом, Инга не очень удивилась и даже как бы не особенно и обрадовалась, когда рядом с ней затормозил элегантный кремовый «Лексус», дворец на колесах. Чего-то подобного, собственно, она и ожидала. От жизни.

Стекло со стороны пассажира лениво стекло вниз. Словно птичье веко пробудившегося дракона. Инга не тронулась с места, но повернула голову и чуть склонилась, давая понять, что слушает и что открыта для предложений. Однако никаких предложений не последовало. Вероятно, само это открытое веко и было предложением – а точнее, повелением, повелительным приглашением: подойди!

И в первое мгновение Инга чуть было не повиновалась. Но уже через секунду, сфокусировав взгляд на лице сидящего за рулем мужчины, который, в свою очередь, тоже в нее вглядывался – совершенно бесстрастно, без всякого выражения, и в то же время пристально, как-то по-неприятному цепко, – отступила на шаг назад. Потом еще на шаг. Махнула рукой: езжайте! И демонстративно отвернулась.

Она и сама не могла бы объяснить, что именно оттолкнуло ее от дверцы этого роскошного автомобиля. Исключительная уродливость его хозяина? Странное, пугающее сочетание влажного блеска и пуговичной  тусклости в его глазах? А может, просто интуиция сработала и уберегла Ингу от чего-то по-настоящему ужасного, непоправимого.

Так или иначе, Инга резко передумала ехать. И хозяину «Лексуса» это не понравилось. Так же, как и ее «отгоняющий», несколько пренебрежительный этот жест, давай-давай, мол, дядя, проезжай!

– Эй! Девушка! – снизошел-таки до оклика «олигарх». – Куда ехать-то?

– Извините, я никуда не еду, – вежливо ответила  Инга. И сделала несколько шагов  по тротуару.

«Лексус» с открытым окном тронулся за ней. 

– А идешь куда? 

– Никуда, – огрызнулась Инга совсем уже нелюбезно.

Тут этот гнусный тип, похожий на индюка и осьминога одновременно, понял, что ничего ему с Ингой не светит, в машину ее не заманить, и решил, наконец, отъехать. Бросил ей напоследок:

– А то, может быть, поработаешь ротиком? Ссучка!

Инга вздрогнула от этой фразы, как от удара хлыстом, но почувствовала, что мужик уже отступил, сейчас уедет, и  вообще – стоило ли так бояться? Кругом люди (ну пусть не совсем люди – машины, но внутри машин-то – люди!), светлое солнечное утро, она – в относительной безопасности, на тротуаре. Не станет же он, в самом деле, на глазах у всех затаскивать ее в салон своего офигительно-суперкрутого «Лексуса»!

В общем, черт дёрнул Ингу за язык, и она – ответила. 

– Тысяча евро, – ляпнула она. Довольно-таки громко. Озорно.

Веко дракона, не успев затянуться тёмной стеклянной плёнкой, приостановило свое движение и снова сползло до упора вниз. А вслед за ним, помедлив, приоткрылась и жабра дверцы.

– Запрыгивай! – крикнул Инге обитающий в драконьей голове уродец, индюкоосьминог. 

А в собственной Ингиной голове кто-то ясно и отчетливо сказал: «Оп-па!»

Ну и что теперь делать? Убежать стремглав? Изобразить, что очень-очень глупая? Что пошутила?

– Э-э-э… – Инга вновь поневоле глянула в салон, встретилась глазами с владельцем автомобиля. Мозг лихорадочно соображал, как выйти из ситуации. – Э-э, нет. Извините, я погорячилась. С вами я, пожалуй, и за десять не смогу.

И, весьма довольная собой, почти что вслух хихикая, Инга заспешила прочь по тротуару. Звонко цокая каблуками. Походочкой от бедра.

«Лексус» поравнялся с ней и поехал рядом. Из открытого окна донеслись обрывки мата. Инга ускорила шаг, а «Лексусу» показала, не оборачиваясь, средний палец.

 

И вот тут всё произошло очень быстро. 

«Лексус» обогнал ее и резко припарковался. Хлопнула дверца со стороны водителя. Инга бросилась бежать, обогнула машину спереди и выскочила на дорогу. Сразу, кажется, на третью полосу. Там она с размаху грохнула по капоту пыльной «девятки», взвизгнувшей тормозами, и уже в следующую секунду принялась рвать ручку дверцы. Кто-то, с бледным перекошенным лицом и отвисшей челюстью, помог ей изнутри, дверца распахнулась, Инга прыгнула на сиденье. Сзади уже сигналили. Владелец «Лексуса» приближался к «девятке» мелкой трусцой.

– Гони!!! – закричала Инга.

Поразительно: при этом она хохотала, как сумасшедшая. 

 

Они отъехали уже достаточно далеко от места жесткого психологического спарринга, едва не переросшего в дорожно-транспортное происшествие, а Инга всё еще продолжала всхлипывать нервным смехом, в промежутках пытаясь что-то объяснять поглядывающему на нее с изумлением молодому парню, сидевшему за рулем. Своему спасителю.

Где-то в районе «Сокола» она окончательно пришла в себя. 

Ближе к «Аэропорту» они с молодым человеком смеялись уже вдвоем. Инга рассказала ему про тренинг, опустив лишь кое-какие подробности. А парень – Олегом его звали – рассказал, почему так сильно проседает багажник его «раздолбанной тарантайки». Дело в том, что в багажнике находится несколько коробок с тиражом его первого изданного романа. Писатель он, вот такое дело. И в некотором смысле издатель. Забрал из типографии свою книжку, чтобы самому развозить ее по книжным магазинам, потому что больше некому, издательство у них небольшое – два человека всего. Но к Новому году они собираются расшириться.

Когда по левую руку от них проплывал стадион «Динамо», Инге пришло в голову обратить внимание на то, что Олег – примерно ее ровесник. Симпатичный. Разве что немного нестриженный. Светло-русые вьющиеся волосы косицами вдоль лица. Серые небольшие глаза сощурены не то близоруко, не то смешливо, а скорее всего – и то и другое вместе. На безымянном пальце правой руки, снующей между рулем и рычагом переключения скоростей, никаких колец не наблюдалось.

Незаметно скосив глаза, Инга по длине его бедра попыталась определить, какого он будет роста, когда встанет. По всему выходило, что вполне нормального, хорошего такого роста… 

– Можете высадить меня на «Динамо», – сказала она. – Дальше я на метро доеду.

– Да ладно… Где, вы говорите, этот ваш тренинг проводится, на ВДНХ? Давайте уж, довезу.

 

* * *

– И что этот твой писатель-издатель? Телефончик-то попросил напоследок? – поинтересовался Венс.

– Да, обменялись телефонами. После тренинга пойдем в кафе. Сразу же, в понедельник, как только всё закончится. А может, прямо сегодня. Если выгоните.

– А с чего бы нам тебя выгонять? – удивился Венс. – Задание ты выполнила. 

«Разве?» – вскинула бровь Инга.

– Ну а что? Услуги свои за тысячу евро предложила? Предложила. Мужик согласился? Согласился. Это всё, что от тебя требовалось. Вся дальнейшая импровизация – исключительно твое дело. 

– Но ведь я не приехала сюда на «крутой тачке», на его «Лексусе», – напомнила Инга. – А это, насколько я помню, было частью задания.

– Милая моя, дорогая Инга, – медовым голосом протянул Венс. – Я понимаю, что ты очень хочешь, чтобы мы тебя выгнали. Прямо-таки жаждешь этого. Так вот, выгнать мы тебя не можем, ибо не за что. Но мы можем тебя отпустить. Ты свободна. Можешь уйти прямо сейчас. Только не забудь прихватить своего партнера. 

Инга отыскала взглядом лицо Сергея. Бледное пятно среди прочих пятен. Круги под глазами. Голые руки, скрещенные на груди. Эта нелепая, с оборванными рукавами, дизайнерская толстовка…

Сергей, встретив ее взгляд, не меняя позы, качнул ресницами. Я понял, мол. Хорошо. Уходим.

«Вот ведь дурак!» – неожиданно разозлилась Инга. Его готовность принять предательство – сдержанно-вяло, как нечто само собой разумеющееся, «достойно» – ее взбесила. Бились-бились над ним на этом тренинге, даже в панка переодели, а толку – ноль! Он еще знать не знает, каким будет ее решение, а уже заранее отстранился, вобрался внутрь своего ракушечного домика и готов смаковать обиду. 

Ну и что с ним делать, с таким?

Если уж ему самому всё равно, уйдет он с этого тренинга или останется, то ей тем более.

Как там говорил Венс? Нельзя болеть за человека больше, чем он сам за себя болеет. Помогать имеет смысл только тем, кто борется. А кто сдается, ложится на бочок и закрывает глаза, сунув палец в рот, тех… ну их! Не стоит тратить на них ни времени, ни энергии.

И потом: кто он ей, этот Сергей-Сержик? Кто ей все эти люди? Никто. Еще три дня назад она понятия не имела о существовании ни одного из них.

Если она сейчас уйдет, то сможет сегодня выспаться. А завтра утром позвонит, нет, лучше кинет смс-ку Олегу: привет, мол, у меня всё отменилось, можем встретиться. 

Кажется, он говорил о каком-то фильме, на который ему не с кем сходить. О замечательном, классном фильме, который можно будет посмотреть вдвоем, сидя в темноте кинозала, с пластиковыми бокалами пива в специальных держателях, встроенных в ручки кресел. С одним на двоих бумажным бидончиком поп-корна.

Инга уже лет сто не была в кино!

А эти тренинги и правда в некотором роде зомбирование. Манипуляция сознанием. Правильно о них по телевизору говорят и в Интернете пишут, всё так и есть: манипуляция. И неизвестно, что еще у Венса на эти оставшиеся три дня заготовлено. Может, всё это были еще цветочки, весь этот маскарад с переодеванием, шоу фриков, а настоящие ягодки еще впереди. Может, лучше не рисковать…

 

Инга снова придвинулась к микрофону.

– С радостью. С радостью бы ушла! Но мы остаемся.