Анатолий Лемыш

Человек, выползающий из руин

Я – человек, выползающий из руин
Я – человек, выползающий из руин.
Еле живой, окровавленный – и один.
Где-то в завалах остались мои друзья.
Господи, на хрена Тебе жизнь моя?
Я – человек, еле выживший между плит,
Рухнувших, сокрушивших привычный быт,
Камни пробил я и вроде пока живой.
Господи, что мне делать с самим собой?
Я словно призрак эпохи, которой нет,
Брошенный среди крошева прошлых лет,
Кость перегрызший и выползший в никуда,
К новым героям, заполнившим города.
Я не укор вам, я просто еще живу,
Длюсь, не сдаюсь, сохраняю свою главу
От помешательства, рухнувшего на вас.
Господи, что Ты еще для меня припас?

АНДРЕЕВСКИЙ
Былое расколото вдребезги.
Из прошлого вынут костяк.
И если придешь на Андреевский -
Там дышится нынче не так.
Всё те же дома над брусчаткою,
И те ж купола в вышине.
Но помнит иное сетчатка, и
Другое мерещится мне.
Вот вроде бы облагородили,
Как будто отмыли стекло,
Но чувство таинственной родины
Истаяло, стерлось, ушло.
Тут раньше царили художники,
Кумиры чердачной поры,
А нынче толкутся лоточники
С набором цветной мишуры.
Какой-то подвох, деформация,
Развесистый клюквенный куст,
Как будто стоит декорация
Для фильмы "Андреевский спуск".
Туристы, всегда одинаковы,
С айфонами рвутся вперед,
Чтоб сняться в обнимку с Булгаковым -
Он, бронзовый, не оттолкнёт.
Все реже друзья отзываются,
Плотней нависание дней.
Как будто курган насыпается
Над памятью горькой моей.
И нету на свете острей тоски,
Чем быть у эпохи в гостях.
Не тянет меня на Андреевский, -
Там дышится нынче не так.
НЕ МНОЖИТЬ ЗЛА
"На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь..."
                                                             Б. О.
Меж бардами такой раздрай кровавый,
Такая порвалась меж нами нить,
Что ни Высоцкому, ни Окуджаве
Не завязать ее, не заживить.
Еще мы их поём - и те, и эти,
Еще гитары строим в унисон,
Но между нами проступают смерти,
И дым пожаров застит горизонт.
И как бы мы ни спорили безбожно,
Какие б ни склоняли имена,
Взаимопримиренье невозможно
Пока гремит война.
Но всем нам - детям, внукам Окуджавы -
Судьба дорогу ясную дала:
Не раздувать раздоры и пожары,
НЕ МНОЖИТЬ ЗЛА.


            Ты отпусти меня, время

 


Ты отпусти меня, время, в какой-нибудь век иной,
Где вслушиваться не надо в шорохи за спиной,
В век понаивней, чище, не скомканный суетой,
Не провонявший гарью и кровью не залитой.
Давай пропустим эпохи бунтов и перемен,
Века – недоразуменья, столетья – не-встать-с-колен,
Отбросим костры и зоны, холеру и прочий мор,
Мне хочется жить спокойно, не тратясь на этот вздор!
Найди мне эпоху лада, где прост и понятен свет,
Такую – без зла и яда, без войн и лихих побед,
Без фюреров и тиранов, без нечисти во властях,
Без монстров с телеэкрана и маршей на площадях.
Без атома с интернетом я, право, прожить бы мог.
Неужто во всей истории нету таких эпох,
Бесхитростных и безгрешных, не тянущих в жернова,
Таких, где можно укрыться ОТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА?

Диптих «Полеты во сне»
            1.  Пир
Кто в кафе с подружкой прячется от зноя,
Кто с пивною кружкой делит свой ночлег, -
У меня сегодня пиршество иное,
Я варю солянку из лесов и рек!
Накрошу в жаровню темные аллеи,
Облака заката, ведьмину метлу.
Это будет яство блюд иных острее,
И друзья сойдутся к моему столу.
Вот салат из ветра! Вот рагу из бури!
Плов из листопада! Оливье "туман"!
Вот шашлык из солнца под напареули,
А в бокалах плещет чистый океан!
Вот земля родная - объеденье просто!
Всем ее хватает, всех зову на пир!
И сойдутся гости, и польются тосты,
И вражда отступит, и вернется мир!
Кто в кафе с подружкой прячется от зноя,
Кто с пивною кружкой делит свой ночлег, -
У меня сегодня пиршество иное,
Я варю солянку из лесов и рек.
2. Песенка о цветном ветре
Пора мне, братцы, судьбу налаживать!
Я буду нынче ветра раскрашивать!
Вот выйду в сад, сотворю молитву я,
И встану - к ветру лицом - с палитрою.
Глядите - вот он подует ласково,
А я коснусь его кистью с краскою!
Следите – легкими мановеньями:
Мазок – малиновый, штрих - сиреневый!
Пусть бродит ветер летучей радугой
В горах Кавказа, в лесах над Ладогой,
Пускай под взглядами изумленными
Парит над киевскими балконами,
Пусть носят вихри в своем кружении
Сраженья красок, их отражения,
Пускай мерещатся в их неистовстве
Всех дам волнительные волнистости...
Всех галерей, всех музеев марево
Над миром вспыхнет закатным заревом,
Картины тех, кто был назван гением,
И тех, кто нынче, увы, в забвении...
Поэты мира, всех рас художники -
Цветного ветра мы все заложники,
Его бесцельного дуновения,
Его бесценного мановения.
Взлетит – то яростный он, то ласковый,
Играя красками, словно масками,
Переливаясь Мане с Ван Гогами
Над нами - сирыми да убогими...

          Парижанство
                              Дочери Асе
Вокруг - весёлый, пряный, манкий,
Неумолкающий Париж.
По праву давней парижанки
Ты над бульварами паришь.
Мелькают тайки и арабки,
Индусы, турки без числа.
Ты, взяв родителей в охапку,
На Сакре-Кёр нас вознесла.
И перед нами распахнулись,
Как по веленью короля,
Дома - тома на полках улиц,
Романы Сартра и Золя.
Старинных крыш клавиатура
Сама собой звучит уже,
И подпевают Азнавуру
Вийон, Мольер и Беранже.
В "Ротонде", где сходились выпить
Художники и чудаки,
Гарсон шепнул: вам лучше выйти,
Сюда идут бунтовщики!
И мы пошли в толпе спешащей,
Стараясь осознать урок,
И в небеса вонзалась башня,
Как д`Артаньяновский клинок.
Дворцы, кафешки, зазывалы,
Машин цветная круговерть.
Жизнь без конца и без начала,
Где даже смерть - почти не смерть.
И в этом праздничном пространстве,
Когда Париж лежал у ног,
Мы постигали парижанство,
Как стиль, и свет любви, и рок.

Тайная вечеря
Там факелы мерцали вкруг стола,
В неверном свете серебрилась чаша,
И Магдалина рядом возлегла,
И взглядом Он окинул тех, внимавших
Его любому слову. Он сказал:
"Один из вас..." И вспыхнуло виденье:
Тяжелый крест, и гвозди, и оскал
Легионера у своих коленей.
Он верил: он собой искупит кровь,
Настанет рай в подлунном  мире сущем...
Но опалил его огонь костров
В жестоком, им накликанном, грядущем.
Он завтра тело скинет, как балласт,
Во исполненье Отчего завета.
Он знал, что лучший ученик предаст.
Он сам его благословил на это.
Потянется веков тугая нить
Взойдут кресты, как символы спасенья.
И будут именем Его казнить
Былые книжники и фарисеи.
И Он от чаши взор свой отвернул:
"Иду к тебе, Отец, не горстью праха!"
И преломил Он хлеб, и протянул
Кусок Иуде, серому от страха.
А где-то овцы блеяли в ночи.
Мир онемел. Он словно ждал чего-то.
Но ни один апостол не вскочил,
И горло не сдавил Искариоту.

Третий глаз
Будда медитирует и принимает облик цветка.
"Стингеры", пролетая, не мешают ему ничуть.
Мальчики из спецназа ждут сигнала и спецпайка.
Будда видит их третьим глазом и проникает в суть.
Чакры его открыты и голова ясна.
Он бы мог повернуть ракеты, но думает: на фига?
Мальчики в камуфляже пятую ночь без сна.
Но без сна и снайперы их врага.
Смуглый парнишка, прячась, пробирается в Назарет.
Крупный план: провода в руках, уходящие в рукава.
"Стингер" словно принюхался, лег на горячий след.
Щелк, кино: марширует дивизия «Мертвая голова».
Снова щелк: певица, облизав микрофон,
Имитирует страсти с ляжками наголо.
Тень над Эрмитажем: это старый грифон
Вырывается в небо, расправляет крыло.
Щелк.
Лужайка у озера. Лодка скользит в воде.
Щелк.
Какая-то драка, дерганье ног и рук.
Щелк.
Восстание зэков в лагере в Караганде.
Щелк.
Рекламная пауза. Вырубим звук.
Смуглый парнишка с толовой шашкою на груди
Приближается к дискотеке. Вот-вот он нырнет в толпу.
Господи, отпусти нам грехи наши, Господи, огради!
Бог медитирует. Он прикрыл
третий свой глаз во лбу.

К списку номеров журнала «СОТЫ» | К содержанию номера