Людмила Шарга

Межмирье. Стихотворения

Я не хочу умереть. Я хочу не быть.

Марина Цветаева

 

***

 

реки текущие вспять

люди зовут зеркалами

заглядывают туда

чтобы себя увидеть

а видят лишь отражения

живущие странной жизнью

и охотно им верят…

просто они забыли

чтобы себя увидеть

в себя и нужно глядеться

и там же – в себе – однажды

можно увидеть Бога

люди – большие дети

доверчивы и наивны

«по образу и подобию»

созданные когда-то

бродят в подлунном мире

отчаявшись

одиноко…

на небеса уповают

и носят в себе спасение

 

невыносимо больно

в себя заглянуть однажды

и не найти там Бога

и в зеркала вернуться…

 

 

***

 

Зажата меж двух миров:

привычным и тем, ничьим –

основой первооснов,

причиной первопричин.

В одном из них – суета,

любовь и свет – во втором,

а в целом: ни тут – ни там

родных не сыскать сторон.

А в целом: ни над – ни под,

в межмирье свой крест влачу,

сама себе антипод,

то плачу – то хохочу,

то падаю – то встаю,

а в сущности – всё одно,

ни в этом – ни в том «раю»

забыться не суждено.

Я выберу дальний свет

и дольнюю суету,

сто вёсен, сто зим, сто лет,

а осень одну и – тут.

Прочнее любых вериг

соблазн «не быть»,

не стать…

да птичий тревожный крик,

запёкшийся на устах.

 

 

***

 

Была в одном из воплощений

свободной птицей,

жила у скал, где из расщелин

вода сочится,

и вереск облаком лиловым

легко вздыхает…

Кому простор небес дарован –

на том греха нет.

Ни голубица – ни сорока –

теперь не вспомнишь…

но у ручья в лесу до срока

расцвёл шиповник,

И… девочка проснулась в доме,

где плачут ветры,

и, в кровь царапая ладони,

сломала ветку.

И вился след по разнотравью,

бело и ало

через без-домье и без-славье –

до пьедестала.

Через тарусское двуречье,

через Трёхпрудный,

от бирюзового колечка

да в дом безлюдный,

по бузине, по землянике,

дождём омытой,

от коктебельских сердоликов

да к доломиту…

Одна, одна во мгле кромешной,

весь мир отринув,

шла девочка…

она, конечно,

звалась Мариной.

_ __ __

* Считалось, что под шиповником могут жить духи, уводившие человека на тот свет. По старым поверьям, шиповник растет на границе двух миров.

 

 

***

 

Осень щедро расточает

мимолётное тепло,

день безветренный случаен,

дождь прощален,

взгляд печален:

было лето да прошло.

И уже плащом неброским

скрыт изящный локоток;

в папке – летние наброски:

речка, роща, перекрёстки,

чей-то милый шепоток…

Будут летние эскизы

от тоски зимой спасать

от хандры и от капризов,

от занятий по часам:

от этюдов, экосезов,

от сплошного «до-ре-ми»…

Спит соседский кот облезлый

под притихшими дверьми.

Наступает воскресенье,

значит можно до утра

вспоминать…

А день осенний

исчезает во вчера.

Там в Тарусе – на террасе

самовар… душистый мёд;

Летний полдень тих и ясен…

Голос Тьо1: «Маруся… Ася!»

к чаю девочек зовёт.

_ __ __

1  Тьо – Сусанна Давыдовна Мейн. Вторая жена А.Д. Мейна – деда сестёр Цветаевых по материнской линии.

 

 

***

 

Разрываюсь в исступленье

между светом, между тенью,

между снами, между явью;

 

зеркало напротив ставлю…

 

Там, в заброшенном зимовье,

чёрный ворон в изголовье

крылья чёрные расправил…

 

я прогнать его не вправе.

 

Нет спасения от боли…

Ворон, чьей ты жаждешь крови?

Чей посланник ты?

Не лги мне…

 

пробуждаюсь утром зимним

 

       в ти ши не

 

рассвет крадётся,

солнце в зеркале смеётся.

За окошком белый снег,

чёрный ворон… –

сон во сне.

 

И опять душа в смятенье

между светом,

между тенью…

 

 

***

 

а меня – нет

даже не снюсь тебе

твой город и пуст и бел

хотя до зимы ещё

четыре полных луны

 

а меня – нет

мой образ почти истлел

есть только размытый след

хотя до зимы ещё

четыре тёплых дождя

 

а меня – нет

лишь имя моё живёт

в безмолвии синих вод

хотя до зимы ещё

четыре ветра разлук

 

а меня – нет

и не было никогда

был солнечный бриз

удар

хотя до зимы всего

четыре взмаха крыла

 

я помнится здесь жила

и кем-то тебе была

любимой

нет-нет

женой

рожала твоих детей

хранила тепло огня

и в будничной суете

забыла

как звать меня

стихи и страницы Вед забыла

но вспыхнул свет

и вот

меня

нет…

 

 

***

 

Сны стали сбываться реже, а сниться – чаще,

безжалостно утро режет сюжет, кричащий

о том, что было когда-то давно

со мною…

В межрамье – рябина, вата, и снег стеною.

И весело всё и ярко, как в детской книжке,

два раза в году – подарки, конфеты… мишка…

два раза в году – поездки в Москву и к морю,

а приступы боли резкой года размоют.

Стерильная грязь больницы и запах хлорки,

в кармашке пижамы – птицам – две хлебных корки,

ракушка, листок тетрадный, где восемь строчек,

написанные в парадном однажды ночью…

А после пойдут погосты, кресты да храмы,

дождями омытый остов, где в пояс травы,

где вороны в небе кружат

над тихой рощей,

где ветер осенний в лужах

листву полощет,

где вспять уходящим водам зеркал старинных

рябиновый отсвет отдан строкой Марины.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера