Пётр Образцов

Ирина Витковская, «Один рыжий, один зеленый»

Ирина Витковская, «Один рыжий, один зеленый».
М.: «Время», 2017.

 


Нужно иметь огромную смелость, чтобы после сначала обороны, а потом расстрела Белого Дома, после катастрофического дефолта конца прошлого века и второго кризиса уже нового века… После Крыма и Донбасса, после новых запретительных законов и даже просто — в XXI веке! — написать отчаянно сентиментальную повесть о любви с неизбежным, предсказуемым с первых страниц трагическим концом.
А что, сентиментальный — это разве приговор? Конечно, цинизм и постмодернистская ирония по любому поводу гораздо естественнее для этого самого XXI века, но ведь и так называемая любовь, говорят, где-то еще присутствует. Например, в недавно вышедшей книге Ирины Витковской «Один рыжий, один зеленый».
«Матвей и Стаска, не сговариваясь, встали. Людской поток выплеснул их из метро и понес по бульвару. Они шли, размахивая руками, говорили, перебивая друг друга, хохотали, складываясь пополам и хватаясь за животы, — им было удивительно легко и тепло друг с другом. Незаметно для себя, они оказались на Патриарших, где долго водили замерзшими пальцами по натертому до золотого блеска копыту бронзового осла».
И ни слова про любовь, и даже самого этого слова ни в этом абзаце, ни в остальных автор ухитрился не использовать. А все равно все понятно — и неважно, по какой именно причине это вдруг возникшее чувство так ничем и не завершилось. Хотя, надо признать, развязка истории неожиданна и весьма изящна, как и авторский стиль.
В книге семь рассказов и две повести, впрочем, вторая — «повесть в рассказах», как определил автор свою, фактически, поэму о (несомненно) своем Дворе. С большой буквы, ибо это не территория между бараками и сараями, а Мир и Судьба. Но главная и лучшая, на мой взгляд, — первая повесть «Все о Мишель».
Что еще за Мишель в наших палестинах на среднерусской возвышенности? Да ничего особенного, просто немного непростые родители девочке попались, что вскоре и выясняется. Мать — худрук в клубе и слегка выпивает, отец — художник, да еще из группы «Художники на крыше». Этого достаточно? Вполне.
И вот в эту Вермишель, как зовут в школе это неземное создание, еще в детстве влюбляется наш герой с говорящим именем Роман. И длится сначала этот детский роман, а потом идеальный недетский — вплоть до гибели невероятной и гениальной Мишель. Гибели обычной, среднерусской — от топора пьяного соседа. Зато жизни необыкновенной, как была необычайной и любовь Романа.
Его «…иногда посещают странные, но трезвые мысли… О том, что в его жизни возможно все, что угодно: любимейшая профессия, успех, Москва, мировые столицы, захватывающие путешествия, родной город, спасенный от бездарной застройки, авторские работы, выставки и даже, чем черт не шутит, мировая слава…
В ней не может быть только одного.
Самого главного.
МИШЕЛЬ».


К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера