Евгений Минин

Из цикла «Древняя история». Стихотворения

ИОСИФ ФЛАВИЙ

 

Где похоронен Иосиф Флавий,
променявший гордость рода
на императорскую кличку?
Чужой среди своих,
чужой среди чужих,
презираемый теми и этими.
Но любил свою Иудею,
болел и страдал за неё –

так неужели не заслужил пяди родной земли,

под коей мог упокоиться.
Нет – говорили все.
Нет – говорило время.
Да будь ты проклят во все времена,
подлый предатель, –

вторили друг другу столетия.
Время может стереть память о всяком,
но и оно не всесильно.
Правда, Иосиф Флавий?

 

ИРОД
 

У меня в семье бардак, – плачется Ирод,
жёны – змеи, а дети –  просто шакалы,

грызутся за власть, и это в такой период,
когда доносы в Рим постоянно шлют «радикалы».
А я людям хотел добра, построил дворцы и храмы,
ладил с империей, славу добыл иудеям,

сражался без страха – всё тело покрыли шрамы,
а остался в памяти – иродом и злодеем.

ГАЙ МАРИЙ

 

Гай Марий, глядящий на галдящие центурии туристов,
думает об извечном враге Сулле,
чья злоба не знала меры, а гнев – неистов,

а сила хранилась в рабском посуле.

Но всё растворится в папирусной хмари,

как прах его, унесённый притоком Тибра.

Невидяще смотрит и жаждет отмщения Марий,

для недруга самую страшную кару выбрав…

 

ИЕШУА БЕН АНАН

 

Он бежал в сторону Яффских ворот и кричал:
– Горе, горе тебе, Ирушалем!!
Беднягу звали Иешуа бен Анан –

я узнал пророка по хриплому голосу
и по чёрному одеянию.
Пепел Первого Храма стучал в его сердце.
Откуда он знал, что власть захватят зелоты,
правые станут неправыми,
вода будет дороже еврейской крови,
а воины – разменной монетой лицемерия.
Цари иудейские будут стелить ковры
под ноги своим врагам.
– Неужели надо снова сжечь Иерусалим,
чтобы появился Третий Храм, –

надрывался от крика этот чёрный человек-птица.

– Горе, горе тебе, Ирушалем!!
Я смотрел на его лицо,
искажённое мукой и безумием,

и знал, что убьёт его камень,
брошенный рукой араба,
и смерть пророка останется безнаказанной…
Его звали Иешуа бен Анан –
или Ури Цви Гринберг??             

 

МАРК АНТОНИЙ
 

О, как он сладок сон на ложе страсти…
–  Антоний, милый,  –  просит Клеопатра, –
ты подари мне царство иудеев,                    

а уж поверь, – я вытравлю из них

обычаи и  веру в  однобожье –

пусть молятся великим фараонам.
А то твердят, не позволяет Бог
им жить покорно в рабстве и галуте.
Пора всех иудеев возвратить
туда, откуда вывел их Моше…
Но с ужасом глядится Марк Антоний
в глаза лежащей перед ним прекрасной шлюхи

и понимает – нет ему пощады

за то, что слушает, не вынимая меч

и не казня лежащую змею
за страшные и подлые слова.

Его накажет Бог,
Еврейский Бог,
Раба рукой, жестокой и коварной. 

ЭЛЕАЗАР БЕН ЯИР

 

Что наше тело – это сущий прах,

в который промысел вдохнул душý и страсти,
что нами правят. Жалок человек
под сенью Бога, что забыл нас.

В это
орлиное гнездо, что создал Ирод,
ворвутся с воплем римляне.
Два года мы продержались стойко, но вчера
разрушили последнюю преграду,
и завтра – беспощадный штурм Масады,
а послезавтра – смерть и поруганье
детей и жён…

И наша смерть, но мы её обманем –
убьём друг друга, жён, детей.

И пусть у наших трупов содрогнётся враг…
Что наше тело? Главное – душа,
пускай она к Создателю вернётся
и без упрёка возле ног Его
уляжется покорной собачонкой,
чтобы Его, Всевышнего, душа,
стонала от невыносимой муки…
Но только есть ли у Него душа?

 

ИСТОРИЯ РИМА

 

Светоний, соревнуясь с Аппианом,
кто лучше перескажет времена:
Сенат уже захвачен горлопаном,
и Цезарь вставил ноги в стремена.
Моше евреев вывел из пустыни,
но Иисус пока что не зачат,

а Рим уже в кровавой паутине,
на смерть себе рождает паучат…

 

ИЕРУСАЛИМ

 

Город, в котором живёт синдром,

где летом в парке можно выспаться даром,

богам молятся одновременно трём,

предварительно погуляв по восточным базарам,

где и от паршивой овцы хоть шерсти клок,
и раздирает рот проперчённый фалафель,

а неподалёку от Храма есть уголок,

там сидит и плачет голодный Флавий…

 

ТИТ ВЕСПАСИАН

 

На плато среди Иудейских гор

Ерушалаима гордая стать.

Он заветной добычей стал с давних пор,
Вызывая зависть, творя раздор…

До Всевышнего здесь рукою подать.
И любуется Храмом Веспасиан,
Иудеям за преданность Божий дар…
А потом взломает стену таран,

И огонь в окно швырнёт ветеран,
Разжигая тысячелетний пожар…

СВЯТАЯ ШАГРЕНЬ

 

         Он с одесской вишней давно в небеса врос 
         и оттуда зрит на шагреневый мой край.

                                                       Игорь Бяльский

Сколько же упырей давно отправились в ад,

мечтавших мою страну разрезать и разрубить,
но ни у кого из них дела не пошли на лад,
заветное мало хотеть, надо его любить. 

Ползут из неведомых нор всякая нечисть и хрень,
в этот шагреневый край, но вилы им в самый бок,
поскольку Святая земля – это такая шагрень,
которую держит в ладони его величество Бог!

МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС

 

…там, где погода не контролируется Богом,
а капельное орошение отгоняет травой пустыню,
по праздникам народ разбредается по синагогам,
а диабетики арбузу предпочитают дыню.
Но приходит миг, когда старенький ребе

стеклодуву подобно выдувает печаль из шофара –
в Рош-а-шана огненно загораются в небе

слова-созвездия: мене, текел, фарес…

 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера