Гришкин тортик. Рассказ

Если приподнять клеёнку старого кухонного столика, можно увидеть на когда-то голубом оргалите столешницы множество колото-резаных ран с контрольной вмятиной в центре. Автор этих глубоких дыр – Гришка, чей фирменный тортик печётся в нашей семье почти полвека.

Григорий Филиппович работал машинисткой в редакции театрального журнала. В отличие от машинистки Нины, которая не вынимала папиросу изо рта, Гришка очень следил за своим здоровьем и внешним видом: не пил, не курил, батничек на хилой груди в обтяжку, чёрные с проседью кудри постоянно приглаживал маленькой расчёской. Разговаривал жеманным голосом и по-женски безапелляционно оценивал наряды сотрудниц. «Риммочка, немедленно сними этот колпак», – говорил он моей маме про очередной шапочный самовяз. По профессии, по национальности, да и по половой ориентации он другой. При виде его я всегда смеялась: мне, двенадцатилетней, казалось, что он комик, шутник и кого-то пародирует. А он, видимо, думал, что я идиотка и ласково гладил по коротко остриженной голове. Кончались шестидесятые годы. Театральная Москва бурлила. Современник, Таганка, Маяковского!

– Девочки, вчера в Большом давали «Спартака»… Премьера… С самим Хачатуряном в правой ложе… Ах, как жаль, что вы меня не видели… Я был весь в дерзко-голубом! – кокетливо сообщал всем сотрудницам Гришка перед утренней планёркой у кабинета главного редактора. Все всё понимали. Перешёптывались по углам. В глаза же, мило улыбаясь, – дружили. Причём каждая женщина, от корректора до худреда старалась зазвать Гришку в гости. Уж очень изысканно и непередаваемо вкусно он умел и любил готовить. Гришка был предтечей всех сегодняшних кулинарных шоуменов. От его виртуозной готовки даже самые приличные женщины кратковременно хотели за него замуж. Из минимального набора продуктов эпохи застоя, практически из холодного воздуха холодильника, во времена, когда карри и куркума считались неприличными иностранными словами, Гришка изобретал шедевры вкуса. Вот только работать по призванию души он не мог из-за неосторожно перенесённого им в детстве туберкулёза.

Перед праздниками Григорий Филиппыч был нарасхват. В обход очереди из сотрудниц, жаждущих Гришкиных яств, посетил он и нашу новую квартиру в Тушине.

Не совсем бескорыстно, а наоборот – за импортные белые шорты, привезённые ему моей мамой из туристической поездки по европейским странам соцлагеря.

Шумно ворвавшись к нам, Гришка первым делом примерил обновку. Вертясь перед зеркалом и выделывая танцевальные «па» волосатыми ногами, он заявил, что летом вся Паланга будет в осадке от его попы, и теперь рулить будет он… Видимо, Гришка имел в виду голубой штурвал, вышитый на кармашке шорт сзади.

Находясь в приподнятом настроении, а мыслями, видимо, уже на пляже Паланги, Гришка вихрем кружил по пятиметровой кухне, успевая рубить тесто, раскатывать коржи для торта, тереть антоновку на тёрке, заваривать крем и не переставая болтать. Расплющив нос о стеклянную дверь со стороны коридора, я с восторгом смотрела на этого многорукого Шиву, который с неистовством прокалывал вилкой раскатанные коржи слоёного теста, дабы в духовке они не пузырились. Ножом обрезая лишнее, ловко на скалке переносил ровные прямоугольники на противень.

Мама стенографическими закорючками записывала рецепт правой рукой, а левой педантично вытирала всё, что успевал заляпать Гришка. Папа сидел в комнате перед телевизором с миской на коленях и методично взбивал спиральным венчиком крем, не глядя слизывая с себя разлетающиеся густые капли. Отвлекая папу дурацкими вопросами по спортивной тематике, я пальцем подворовывала вкуснющий крем.

Не прошло и полутора часов, а на столе нового импортного кухонного гарнитура накрытые листами кальки лежали два свежеиспечённых торта. Вернее один, но в двух экземплярах. А сам кулинар уже из прихожей смешным высоким голосом нараспев предупреждал: мол, до утра – ни-ни… тортик должен пропитаться. И кокетливо грозил нам с папой пальчиком.

Захлёбываясь слюной, я до ночи ходила за мамой, упрашивая её только «подравнять краешки». Железобетонным голосом железобетонная мама призывала мою силу воли терпеть до утра.

Засыпала долго… Глубоко и медленно вдыхала густой аромат, наполнявший квартиру почти осязаемо.

С утра пили чай с тортом… Нет. Ели торт с чаем… Нет. Жрали торт!

Слои солоноватых коржей, пропитанные сладким и густым заварным кремом и ароматной кислинкой тёртой антоновки, таяли во рту с неимоверной скоростью. Организм приобретал форму шара…

На запах потянулись знакомиться соседи. Отведав Гришкин шедевр, проглатывали языки и знаками глухонемых приглашали на утку с яблоками, холодец и другую дефицитную колбасу. Майские праздники удались…

Только новый стол-бедолага с тех пор был навсегда застелен клеёнкой, стыдливо прикрывая рубцы, вмятины и шрамы от Гришкиной кулинарной эйфории.