Дмитрий Воевода

Человек с «правильно повёрнутой головой»

Впервые со стихами Уолтера Рэли меня познакомила Елена Алимовна Кешокова, читавшая в Литинституте курс английской литературы. Она предложила попробовать перевести три стихотворения, что я с лихостью ничего прежде не переводившего неофита за пару вечеров и сделал. Одобрительную реакцию Елены Алимовны на то, что у меня получилось, я сейчас ничем, кроме её глубочайшего чувства такта, объяснить не могу. И только пытаясь разобраться с парой её якобы небольших фактических замечаний, я в течение последующих месяцев запоздало начал набирать минимально необходимый для попытки перевода объём представлений об авторе и эпохе.

Это оказалось очень увлекательно. Сэр Уолтер Рэли (1552(4?)–1618) был человеком незаурядным – поэт, историк, философ, изобретатель утерянного ныне метода опреснения морской воды, военный и пират, основатель первой британской колонии в Северной Америке, привезший в Англию табак и картофель, фаворит Елизаветы I и многолетний узник Тауэра, окончивший свои дни на эшафоте.

Личность такого масштаба, что его казнь ни много ни мало была условием сохранения мира между Англией и Испанией. Фигура настолько яркая, что лишь о последних минутах его жизни есть как минимум три разные легенды – все чрезвычайно комплиментарные. Человек таких знаний, что посадивший его на 13 лет в Тауэр король Яков посылал к нему в камеру своего сына, наследника престола, чтобы тот брал у Рэли уроки. Многотомная «История мира», которую учёный узник писал для своего царственного ученика, отнюдь не была попыткой с помощью льстивых исторических аналогий добиться облегчения своей участи, Рэли решал не сиюминутные задачи – он хотел, ни больше ни меньше, совместить библейскую историческую традицию с греко-римской, что ставило перед ним и массу вопросов теологического плана. А дух времени заставлял Рэли сопоставлять религиозный подход к бытию с естественнонаучным. Причём важнейшей чертой личности Рэли было присущее ему ощущение мира как целого, он ни от чего не отказывался, но пытался всему найти место в пёстрой, но единой мозаике мироздания.

До нас дошло около полусотни его стихов и поэма. На русском часть стихотворений публиковалась в переводах Григория Кружкова, одно перевёл Борис Пастернак.

Заново переведя три упомянутые выше текста, я решил попробовать взяться и за остальные. Мне показалось, что жанр посланий, в котором написаны многие стихотворения Рэли, оградит меня от чрезмерного вольничанья – ведь в посланиях к невымышленным адресатам всегда есть множество конкретных обстоятельств, от которых так просто не отмахнёшься ради рифмы или ещё по какой-нибудь слабости.

Единого жёсткого правила, как переводить, у меня не было. В каждом случае я решал, что лучше именно для этого стихотворения. Для собрания переводов как целого такой подход, вероятно, будет недостатком.

                                                                                                                      

 

 

На смерть достопочтенного сэра Филипа Сидни1, лорда-коменданта Флашинга2

 

Не мне бы слабым голосом посметь

хвалить твой чистый и высокий разум,

жизнь прославлять достойную и, разом,

оплакивать достойнейшую смерть,

 

способную жизнь вдвое возвеличить.

Но я, взамен умения, вложу

пыл тайной дружбы, победившей ржу

невольной зависти к твоим отличьям,

 

в мой реквием. И, пересилив страх,

хоть не из близких был твоих знакомцев,

попробую: кто так мечтал о солнце,

как человек с повязкой на глазах!

 

Ты был ростком почтеннейшего рода3

и столькими талантами блистал,

что я б дары подсчитывать устал,

которые дала тебе природа.

 

Все знают, имя дал тебе король4,

а королевский ум – сам Бог, решивший,

что ты теперь, в столь низком мире живший,

высокую окончить должен роль.

 

Кент охранял твоё рожденье, годы

учения бдел Оксфорд на часах5.

Тебя не оставляли небеса

ни на мгновенье без своей заботы.

 

А в юности тебе уж короли

давали порученья к тем, кто выше,

чем короли6, – тогда корабль твой вышел

навстречу берегам чужой земли.

 

Оттуда ты был вызван зовом чести,

отечества религией святой7,

друзьями-забияками и той,

ради которой все мы были вместе8.

 

И ты забыл о том, как ты устал,

забыл про все болезни и печали.

Ты впитывал блеск солнца, глаз и стали

и в мировом театре ликовал.

 

Вернёмся в лагерь, в день, тебе принесший

смерть – на мгновенье, славу – навсегда,

в день тайного кастильского стыда9,

в день гордых слёз и горести кромешной.

 

Ты предпочёл навечно выбрать честь

взамен непрочных обещаний жизни.

Благословенно дерево отчизны,

у коего такие ветви есть.

 

Двум плакальщицам чёрным уподобясь,

стоят в слезах у твоего креста

Британия и Фландрия – места,

где вырос ты и где явил ты доблесть.

 

В стихах остался щедрый разум твой,

и люди этот дар не позабудут,

не сомневайся, но богато будет

и небо, завладев твоей душой.

 

Вздыхают о тебе святой, мерзавец,

над книгой – дева, воин – над мечом.

Зло запахнулось траурным плащом,

и чёрной желчью поперхнулась зависть.

 

О, этот день! Их Ганнибал убит10

и Сципиона11 нашего не стало,

Петрарки нашего, кому сих строчек мало –

пусть хор небес хвалу тебе трубит!

 

 

Совет

 

Мечтают все, но мало столь упрямых,

чтоб взять атакой неприступный форт,

а значит, устремляйся к цели прямо:

тот, кто ломает стену, а не ждёт,

возьмёт любую крепость, будь уверен.

Забудь покой, запри сомненью двери.

 

Мечтают все, но мало столь упрямых,

чтоб рвать цветы, колючкам вопреки,

а значит, устремляйся к цели прямо:

кто не отдёрнет от шипов руки,

тому охапки роз под ноги лягут.

Забудь покой, закрой с весельем флягу.

 

Мечтают все, но мало столь упрямых,

чтоб хлеб небесный жать земным серпом,

а значит, устремляйся к цели прямо:

кто стоек в испытании любом,

тот жатву соберёт, не сомневайся.

Забудь покой, мозолей не стесняйся.

 

 

Оправдание12

 

Глаза мои! Я их винил сперва –

они мне душу жгут, терзают, мучат.

Я в ярости их чуть не вырывал –

пусть сердце каплю отдыха получит!

Они ж в ответ возьми и покажи

лицо моей прекрасной госпожи.

 

Тогда я сердце обвинил во всём:

в том, что такая боль в груди скопилась,

что пушечным тяжёлым колесом

любовь поперёк жизни прокатилась.

А сердце в оправдание своё –

что Ваше уж давно, а не моё.

 

И понял я, что сердце ни при чём

и ни при чём глаза. Я сам виновен

и сам себе стать должен палачом,

казнить себя – не так уж это внове.

Но частью Вас я сделался, любя.

Я Вас люблю – а значит, и себя.

 

 

Переводчику Лукана13

 

Лукан хитрил, лукаво льстя векам14,

и недостоин был твоих усилий.

Твоё перо сурово к дуракам

и никогда подачек не просило.

 

Ты получал за это синяки,

которые идут тебе не меньше

рубцов от иноверческой руки15

и шрамов от сражений из-за женщин.

 

Кто шёл на смерть с молитвой на устах,

тому меняться поздно и не надо.

Хоть есть и выше твоего места,

Лукана вспомни: выше – ближе к аду16.

 

Он прямоты набрался у тебя

и в переводе превзошёл себя.

 

 

***

Хоть тело, запертое в каменном мешке,

для ревности неуязвимо17,

душа, давно запутавшись в клубке

воспоминаний подлинных и мнимых,

уж видит, как глядит из полутьмы

лик мертвенный безвыходной печали.

Я раньше не желал другой тюрьмы,

мне чуть ли тут не нравилось вначале,

но время подменило сторожей:

тепло и свет любви меня хранили18,

но я уже не вижу много дней

той пищи, что они мне приносили.

Отчаянье – крепчайший мой засов,

а стенам дела нет до горьких слов.

 

 

Сыну19

 

Три вещи есть, что весело растут

отдельно друг от друга на свободе,

покуда их дороги не сведут

однажды утром вдруг на эшафоте.

Клён, конопля и маленький шутник.

У первых двух судьба – пенька и брусья

для виселицы. Третьего из них

назвать из суеверия боюсь я:

смотри, чтоб им не оказался ты,

мой дорогой любитель диких шуток.

Пенька петлёй повиснет с высоты,

брус скрипнет, и… Запомни, промежуток,

вас разделяющий, всегда опасно мал.

Молись, чтобы день встречи не настал.

 

 

Весь мир – театр20

 

Что наша жизнь? Спектакль страстей, где счастье –

лишь музычка в антракте. Мы в утробе

зубрим свой текст, спешим принять участье

в комедии, кричим, ломаем брови,

а Небо наблюдает наш провал

и прячет в гроб нас, словно бы упал

вдруг занавес на сцену. Мы, играя,

то веселимся без конца и края,

то льём озёра слишком горьких слёз.

Но умираем всё-таки всерьёз.

 

 

***

Природа, вымыв молоком

свои искусные ладони,

не вытирала их потом,

а снег и шёлк по равной доле

взяла – Любовь из них создать

и Время ею испытать.

 

Глаза ей сделала она

из света, губы – из фиалок,

на кудри золота и льна

предусмотрительно достала,

да и по поводу души

идеи были хороши:

 

для сердца выбран был гранит,

в расчёте, что как раз придётся,

поскольку камень не болит

и от тоски не разорвётся,

когда избранник дорогой

найдёт магнит себе другой.

 

Но Время смотрит свысока –

все ухищренья бесполезны, –

его немытая рука,

как тяжкий, ржавый плуг железный,

снег, шёлк, фиалку и гранит

равно в песок и тлен крошит.

 

Всё, что на счастье нам дано,

взгляд, губы, локоны и душу,

пожрёт безжалостно оно,

погасит, сморщит и иссушит,

и мы не совладаем с ним

печальным юмором своим.

 

Оно жестоко заберёт

всю нашу радость, юность, силу

и, не скупясь, оплатит счёт

тьмой и молчанием могилы,

в конце пути рукой своей

захлопнув книгу наших дней21.

 

 

***

Пусть Время жадно заберёт

всю нашу радость, юность, силу

и, не скупясь, оплатит счёт

тьмой и молчанием могилы,

когда мы путь свой завершим

и ляжем в прах. Но для души

моей Господь откроет двери

наверх, к спасению, я верю.

 

 

 






На смерть достопочтенного сэра Филипа Сидни, лорда-коменданта Флашинга

1 Филип Сидни (1554–1586) – английский поэт, дипломат. Умер от раны, полученной в стычке с испанцами около г. Зусен во Фландрии. Многие английские поэты-современники отозвались стихами на его смерть.



2 Флашинг (Флиссинген) – город, крепость и порт в Голландии.



3 Филип родился в семье сэра Генри Сидни и леди Мэри Дадли, дочери герцога Нортумберлендского. Существовала версия, что настоящими его родителями были Елизавета I Английская и Филип II Испанский.



4 Крёстным отцом Филипа Сидни был Филип II, давший ему своё имя.



5 Сидни, родившийся в графстве Кент, между 1566 и 1568 гг. стал студентом Оксфордского университета, который покинул в 1571 г.



6 В феврале 1577 г. Елизавета I отправила Сидни с посольством к императору Священной Римской империи Рудольфу II.



7 Свидетель Варфоломеевской ночи, Сидни не мог остаться в стороне от войны против представлявшей тогда собой оплот католицизма Испании.



8 Елизавета I.



9 Намёк на версию, согласно которой Сидни – не только крестник, но и родной сын Филипа II.



10 Испанский граф Ганнибал Гонзаго также погиб в упомянутом бою под Зусеном.



11 В своей «Истории мира» Рэли отмечает тот факт, что римский военачальник Сципион Африканский Старший и разгромленный им при Заме карфагенский полководец Ганнибал умерли в один год (183 до н.э.).



Оправдание

12 Ср. Шекспир, сонет 46.



Переводчику Лукана

13 Артур Горджес (ок. 1569 – 1625) – кузен Рэли, военный моряк, поэт, переводчик. Перу Горджеса, кроме прочего, принадлежит перевод «Фарсалии» – единственной крупной вещи Марка Аннея Лукана (39–65), дошедшей до нас. Стихотворение Рэли было напечатано вместе с первым изданием этого перевода (1614).



14 Не вполне ясно, какую неискренность Лукана имеет в виду Рэли – его описания исторических событий считаются достаточно достоверными. Предположительно, Рэли подразумевает, что благосклонность Нерона, которой поначалу пользовался Лукан, была невозможна без некоторой сервильности последнего: известно, что впервые Лукан привлёк к себе внимание поэтической похвалой Нерону на пятилетних состязаниях.



15 Горджес активно участвовал в войне с католической Испанией, в частности сыграл заметную роль при уничтожении Великой Армады (1588). В 1596 г. он стал капитаном линейного корабля «Ворспайт» – флагмана эскадры, доставившей отряд под командованием Рэли к Кадису, и участвовал в битве за этот город, в которой Рэли командовал одним из четырёх сухопутных отрядов. В следующем году Горджес (опять же в качестве капитана) вместе с Рэли отправился в экспедицию к Азорским островам. Неизвестно, был ли он ранен в ходе какой-либо из этих операций, но, во всяком случае, в октябре 1597  г. он был произведён в рыцари.



16 Приближённость к Нерону сыграла с Луканом дурную шутку: на почве творческой ревности между ними возникла взаимная ненависть. В результате Лукан был приговорён к смерти по обвинению в участии в заговоре и казнён.



Хоть тело, запертое в каменном мешке…

17 Речь идёт о первом тюремном заключении Рэли (1592). Он был посажен в Тауэр по приказу Елизаветы I, чьим фаворитом был, пока королева не узнала, что он тайно женился на её фрейлине Элизабет Трокмортон. Формальной причиной ареста стало самовольное отплытие Рэли из Англии (вызванное как раз страхом перед ревностью Её Величества). Благодаря удачливости Рэли, заключение длилось меньше года.



18 Элизабет Трокмортон, о чьей любви здесь, очевидно, говорится, как и муж, была заключена в Тауэр. Неизвестно, была ли у них там возможность видеться.



Сыну

19 Уолтер Рэли-младший (1592–1618) – сын Рэли от Элизабет Трокмортон. Предполагаемая дата написания стихотворения – 1600  г.



Весь мир – театр

20 Ср. Шекспир. «Как вам это понравится», акт II, сцена VII.



Природа, вымыв молоком…

21 Заключительная строфа, изменённая и дополненная, стала отдельным стихотворением, причём несущим практически противоположный смысл.

 

 

 



К списку номеров журнала «ОСОБНЯК» | К содержанию номера