Сергей Главацкий

Rememory. Стихотворения


***

В-СЕЛЕННА-Я

А мы стоим на побережьи моря, как на самой крыше мира,
Под серебристым светом от невидимой, надломленной Луны,
И – эта ночь бессмертна здесь, и быть ей скоро – нашим конвоиром,
Но мир ущербен здесь и продан нам за полцены.

И мы бессмертны, как стоп-кадры, но бессмертие – всегда ущербно,
И живы мы, пока мы не поймем, что спрятало от нас луну,
Пока остановил нас ветер цепкий в недвиженьи нашем вербном,
Пока случайный невидимка миг не провернул…

Индиго-серая волна надломлена медузы дихроскопом,
И линзой аурелии – лилово-бирюзовая волна.
Ты вышла из воды, и Лунный Путь, ее ксеноновая копоть,
С твоей не сходит кожи, словно некий тайный знак.

И, как одежды, лучевая эта вакханалия идет нам,
Но моря органист, и оркестровый вал, и изумрудный рейд
Считают, что мы созданы из шелеста бумаг бесплодных –
Копировальных, из квадратов черных – пустырей.

И хочет нам помочь лесов пастельный тихий небожитель-ворох,
И нас спасти хотят гризайли приполярных монастырских льдов,
Но море, оттолкнувшись вдруг от нашего дыханья, наших взоров,
Брезгливо отступает вдаль, на – запад, на – восток.

И в этой странной монохромной голограмме лазерного сада,
Безудержных лучей луны, и отблесков, и птиц, и немоты,
Не все ль равно, дать морю яда или нам самим здесь выпить яду,
Но – яд беспомощно ущербен, точно как и ты.

Мир-капсула, аттракцион, мир, так и не привитый к Мирозданью,
Еще упругий и неукротимый, словно маска палача…
И ты, среди него, внутри, стоишь, вся – лунная, вся – ожиданье
Очередных страниц, эпох-ловушек и начал.

Здесь, затаившись, замерев, на самой крыше мира, Хтон и Сирин,
Лежать я буду, здесь – у самой кромки оркестровой бездны вод,
Как будто крыша мира – эшафот, как будто сделал харакири
Мне невидимка здесь, и океан весь мировой –

Моя больная кровь, что превратилась в воду в это воскресенье,
(Шестая ли, седьмая группа крови? – не понять здесь никому),
И то ли крови зараженье, то ли адских снов землетрясенье… –
Она стекла в утробу сумасшествия, во тьму…

А ты – смотри на это свысока, смотри и стой, смотри на это,
Как смотрят свысока на нас мои заморыши, седые сны –
Горя, как маятник, в серебряных лучах неведомого цвета,
На фоне звезд, откуда лунный свет и нет – Луны.


***

По лестницам вниз пешеходами наго
Нисходим в сомбреро
В чешуйчатый мрак закаленного страха,
Враги Люцифера…

От Дьявола к Богу, и снова – к могиле,
По кругу печали…
В три хода нам мат, как всегда, объявили…
Наш враг – гениален.

Снопы наваждений ночных – все багряней.
Все мраморней – ночи.
Погоня за смертью – в граненом стакане,
И если ты хочешь,

То станет любое кольцо – обручальным
На каждом из пришлых.
Но мы – безнадежны, и все – неслучайно
В костре неподвижном.


***

ГРАНД ПЬЯНО

Я крещусь, когда я вижу стакан.
/Бор Исгребе Нщикофф/

солнце,
я не понимаю что происходит
я плохо разбираюсь в сюжетах Мирозданья
я засыпаю трезвый
и просыпаюсь на пол пьяный
мне звонят и говорят что я только что звонил
я недавно ходил за тиражом своей книги
моя поэзия все-таки что-то весит
еле донес
я иду ко дну стакана
солнце,
напомни что у меня еще есть
и чего уже нет
между вчера и завтра еще есть время

я кого-то искал и кого-то нашел
я звоню алкоголикам
чтобы вывели меня из запоя
потому что нечего выпить
я знаю как тиргены становятся зубрами
фонарик сдох в белую ночь
под 110 градусом восточной долготы
и 120 градусом западной дурноты
это мой город
между вчера и сегодня еще есть время

у меня нет глаз
ни четвертого ни пятого
моя печень превращается в сердце
одного не хватило
функции сердцем начинают распределяться
между сердцем печенью и беспамятством
каждое утро
ровно в пять
в 40 градусов
я ломаю по одной спичке
и бью посуду
чтобы что-нибудь делать
уже год во мне и вне меня
стоит одна температура
40 градусов
colllllmiiii
на алкодроме Бабайконур жарко
372 дня праздник Алконавтики
самый продолжительный праздник
тоже юбилей где-то
между сегодня и сегодня еще есть время

Все космонавты обратятся алконавтами


***

3-Й МУЖ И 5399256031-Й МУЖЧИНА ЛИЛИТ

Ты – Лилит, и поэтому ты, непременно,
Люцифера жена, ты – в аду, на мели.
Ты пьяна изобилием ласк и измен, и
Слишком долго пьяна, незнакомка Лилит.

Каково же тебя ожидает похмелье –
Представляешь? О, нет. Но, от страха дрожа,
Пить похмелье боишься, робеешь пред зельем…
Из убежища мглы тебе страшно бежать.

Но захочешь и ты – постоянного счастья,
Из которого даже и выхода нет,
И тебе надоест Князя Тьмы сладострастье
И лукавая правда, и ты сатане

Дашь пощечину, и – Судный День разгорится
Искрометной зарею над адом Земли,
И его, шалопая, накажут жар-птицы…
Вот тогда-то ко мне ты приедешь, Лилит.

И – ты вспомнишь Адама в столетних морщинах,
Люцифера забудешь, он станет чужим,
И поймешь: существуют другие мужчины,
И за счастьем надежным – ко мне прибежишь.

Пусть кровавые дервиши пляшут с зенитом,
Их сознанья – фантомов рисуют вдали.
В Судный День, когда все навсегда станут квиты,
Ты ко мне переедешь, дикарка Лилит.


***

БАДМИНТОН

Назови свой адрес
в бескрайнем безликом Мегалополисе
покрывшем всю Землю
в городе по имени Город по имени Земля
Ты где-то в нем
рисуешь пейзажи
на которых видны расщелины равнин
между крошечными но цепляющими небо стеклянными городами
с фиолетовым лесом
Сама кружишь пчелой над ромашками
или даже
воланчиком между ракетками

Назови свой адрес

Я представлю весь этот чертов Мегалополис
с высоты миграций орбитальных станций
я ощущу твою квартиру среди нескольких биллиардов других таких же

После
по твоему тепловому излучению
по единственной горячей точке на планете
по запаху зеленой масляной краски
спущусь
надев предварительно стереоскопические очки
и обгоняя сверхстереоскопические миражи
и сверхскоростной лай собак
я увижу Тебя
с высоты птичьего полета

Назови свой новый адрес


***

КУВШИНКИ

Колышутся травы. Слетается иней.
Привычно уже конвульсирует память.
Мы пятимся в каплю воды жадно-синей.
Мы знаем, что кто-то смеется над нами.

Горит Карфаген. Задыхается Троя.
Ангкор воспален. Китеж лезет из кожи.
Мы знаем, что тех, что смеется с нас – трое.
Мы знаем, что с них мы смеяться – не можем.

Лицо тишины обжигает и душит
Опять кислородная маска геенны.
Слетаются птицы. Колышутся души
Полынью на поле степном Ойкумены.

Кувшинки слетаются, блики и пепел,
Ключ врощен в замочную скважину тверди,
Чтоб снова – на век – Кто-нибудь бросил жребий
Всем тем, кто мертвы от рожденья до смерти.


***

ЗАПАСНЫЕ ПУТИ

Ты тянешься к плотям, как в тыл космодрома…
Сияющий язвами глаз, инфернальный,
Мир чужд, он – чужак!.. Знай, что здесь ты не – дома!..
И – души друг дружку хотят – сексуально,
Но помнишь ли это? И помнишь ли ты,

С какими тебя провожала глазами
Сюда, в этот мир (злополучная плоскость!),
Душа, так влюбленная в то, что мы – сами,
В тебя и твою беспредметную роскошь,
В священную хватку прозрачной звезды?

И ты бы отринул рожденья земного,
Взгляни лишь в глаза ее – Там, обернись лишь…
Но зов был сильнее, он не был и зовом,
а смерчем ворон(ок)исляющим мысли…
Увы, ты не помнишь глаза красоты!

Но звуки, цвета и другие метели:
Они – запасные пути отступленья,
Когда отступили все кесари, челядь,
И луч Фаэтона сквозь их сновиденья
Ведет нас на волю, где зорки мечты,

Как будто сквозь черный чертог в литосфере,
Чьих стен никогда не увидят снаружи,
Ведет нас в глухих подземельях, в пещере –
В моллюсков, стать душами звездных жемчужин.

В дороге из нас высыпаются звери,
И луч Фаэтона ведет к тем, кто нужен –
Под зорким конвоем немой пустоты
И строгим надзором живой красоты.


***

ПРИЗРАКИ ПРЕКРАСНЫ

Богат подводных бабочек улов.
Сейчас мне снятся зоркие предметы
И ослепленные глазницы слов.

Еще не предрешен исход рассвета.
Вселенная – стоячая вода,
И здесь: без сексуального влеченья
К душе – мы все погибнем навсегда,
А смерть отнюдь не развлеченье.

Но люди – все – бегут по проводам,
И только лишь, увы, теням неясным
Дано понять, что нет Прекрасных Дам:
Лишь только призраки прекрасны.


***

ВОССТАНЬЕ ПРОТИВ МИРОЗДАНЬЯ

Бренность – не в телесном,
А в души движеньи
Через: Мирозданья
Все законы, Знанье,
Вечность, жизни, бездны...
Бренность – пораженье.

Но – отказ от душной
Жизни в тел костюмах
Для души: восстанье
Против Мирозданья,
Пусть оно бездушно:
Не простит, не думай!

Меж чредой рождений
Чуть притормозишь, и:
Ты пред Мирозданьем –
Агнец на закланьи,
Чтоб не знали тени,
Кто тенями движет.


***

ХОККУ НАПИСАННОЕ НОВЫМ САМУРАЕМ НА РАССВЕТЕ ЗАКАТА

Вчера ночью
Я приснился всем
А мне снилась Она


***

ХОККУ НАПИСАННОЕ НОВЫМ САМУРАЕМ НА ЗАКАТЕ РАССВЕТА

Этой ночью
Она снилась всем
А я не смог уснуть


***

ТРОИЦА

Плоть – наказанье нам за то, что тянемся мы к свету.
Мы – наказанье Господу за то, что – собственник.
Нам больно оттого, что твари мы – с иной планеты,
Что мы друг другу более, чем черту – родственны.

Нам дух – расплата: вышли мы из замкнутого круга.
Черт – Богу: дань за то, что мы друг другом колемся.
Нам стыдно оттого, что брезгуем мы все друг другом,
Что мы друг другу более, чем Богу – …

Здесь, в инкубаторе «Земля», всем нам дано смиренье,
Но в зорких снах мы все равны и одинаковы,
И взыщем каждый с каждого, и наши сновиденья
Нас защитят от Бога, черта и от всякого.


***

ЖИЛИЩЕ

Пришло рукопашное утро – параграф скитаний.
Шальная волынка ежа задохнулось пассатом.
Еще ни одно не исполнилось из предсказаний,
Но в каждой квартире бывает шестая палата…

Копыт камертоном рассеян оркестр сверчковый.
Уже светлячков светомузыка сердит безлунье.
И взгляд не отстоян в кувшинах испугов кленовых.
И напрочь не знает, что лжет, беспросветная лгунья…

Вот – улица для параноиков. Здесь – безопасно.
По снайперу в каждом окне, по кастету – в карманах.
Домов здесь значительно больше кровавых и красных,
Чем желтых, зеленых и синих, морских, океанных…

Цветет оголтелый туман в центрифугах воздушных,
И я наблюдаю, как, партией власти ведомый,
Становится город одним безупречным и дружным,
Наверное, лучшим в стране, образцовым дурдомом…


***

КЛАУСТРОФОБИЯ ЗЕРКАЛА

В этом зеркале фосфоресцировал ветер,
И я долго смотрел в это зеркало ночью,
И зеркальная шаль была взорвана в клочья,
И моргала зеркальная гладь, обесцветясь.

Нелюдимую клаустрофобию сдуло,
И лицо мое – стало твоим на мгновенье,
И я понял, что это – его сновиденье,
Сновидение зеркала, сны из шкатулок…

… Эти шали не рвутся, а сны – не съедобны.
Море ждет побратимов своих в свое чрево.
Что же, с той стороны спи, священная дева,
Если это тебе в самом деле удобно.

Заклинанья разрушат симметрию ветра.
Пусть Россия – пастух мой, но ты – моя Мекка.
Надувает воздушные шарики пекарь,
В свое время испекший небесные недра.

Так призывно зевают врата преисподней!
Отвечают взаимностью небу невесты.
Моя самочка, жаль, что мне нет в тебе места,
И спасибо за то, что приснилась сегодня.

Я на зеркале сплю, не боясь оступиться
В угловатый зернистый туман зазеркалья.
Мой двойник не знаком с абсолютной печалью.
Он не спит, но не дышит. Мне пристально снится,

Что как будто бы я засыпаю тревожно
На зыбучем костре инквизиции. Холод
Дирижирует ловко осиновым колом.
Я на зеркале сплю, и все это – возможно.

Это вовсе не страшно и даже – не больно.
Я тебя изменил, сделал собственной тенью.
Но все чаще мне кажется, что, к сожаленью,
Только мертвые могут любить. И довольно.


***

REMEMORY

Температура ниже абсолютного нуля.
Концептуальная погода.
В шлюзе февраля
Согреться до нуля по Кельвину – единственная цель.
И словно в теплые края на вертолетах –
На полюс Южный или Северный: отсель.
Меланхолические тернии туманностей в кисельном небе.
Снега жеманны. Ливни грациозны.
Моя богиня! Здесь и впрямь, морозно!
Грохочут телескопы пирамид. Толтеки смущены,
Увидев вместо джунглей – степи.
Но второпях
Антенны на квадратных куполах
У сумеречных храмов
Транслируют послание Луны.
Мы помним только лишь друг друга…
Затмение срывает память с нас, как будто эдельвейсы
С напыщенности луга,
И сушит лепестки ее в толтекских книгах, в хворосте индейцев,
И больше мы не Помним…

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера