Владимир Пимонов

Вселенная любви и стрекоз. О книге стихов Ирины Ковалёвой «Страна стрекоз»

В шестой поэтической книге Ирины Ковалевой, вышедшей весной 2015 года,  непосредственно о стрекозах упоминается всего в четырех стихах. На первый взгляд покажется, что для издания с названием «Страна стрекоз», которое содержит 134 стихотворения, непосредственно самих этих эльфообразных насекомых непозволительно мало. Но это на первый взгляд. Их крылышки мелькают не только в виде оформления верхнего колонтитула, но практически в каждом стихотворении, придавая целиком всей книге определенную автором здоровую долю импрессионизма, эфирности и легкости.

 

От школы к направлению

 

За плечами у Ирины Ковалевой мощная поэтическая школа. Она окончила Литературный институт, руководителем творческой мастерской у нее был поэт-фронтовик Евгений Винокуров. Ее переводы с венгерского были отмечены Большой премией Международного литературного фонда им. Милана Фюшта Венгерской академии наук, она неоднократно удостаивалась различных литературных премий и наград поэтических конкурсов. Важно упомянуть, что Ирина Ковалева является одним из основателей нового направления в литературе - светореализма. Принципы этого течения автор «Страны стрекоз» пропагандирует всем своим творчеством, «индексируя силу добра».

 

Структура цветочной почки

 

Как увидеть поэтическую книгу целиком? Как через структуру, анализируя месторасположение того или иного стихотворения, следовать сюжетной канве, воспринимать мысль и эмоцию автора? Задача, нужно заметить, не из простых, тем более, когда большинство произведений, несмотря на поэтическую легкость, требуют от читателя определенной работы. Они многоплановы, разноцветны, насыщенны. Каждая деталь в них филигранна, четко и плотно подогнана одна к другой, соответствует форме.

«Страна стрекоз» начинается со стихотворения, в котором автор апеллирует к пушкинской цитате «Поэзия должна быть глуповата». В связи с этим вспоминается строчка «на тонких эротических ножках вбежал Пушкин в русскую литературу» из работы Абрама Терца «Прогулки с Пушкиным». Однако об эротичности «Страны стрекоз» говорить не приходится, тем не менее, так или иначе, Ирина Ковалева на протяжении всей книги периодически обращается к Александру Сергеевичу, будто спрашивая его мнения, призывая засвидетельствовать свою поэтическую правоту.

«Поэты пишут теми же словами,
которыми гостей зовут на чай».

Ирина Ковалева – поэт тонко чувствующий, понимающий строение души, рисующий картины иной реальности – иногда мистической, иногда вполне в духе Данте. При этом она, как художник-график, выстраивает структуру поэтического града с улицами и переулками, с проспектами и площадями. Ранее в её книгах просматривался определенный рисунок – будь то круги разного радиуса, но с одним центром, будь то линии, даже векторы, исходящие из одной едва заметной точки. В данном случае структура «Страны стрекоз» напомнила мне цветочную почку плодового дерева – яблони ли, черешни, абрикосы.

Сначала почка набухает, набирается силами, соком; затем на свет Божий робко появляется цветок, который через несколько стихотворений вспыхивает, расточая ароматы, радуя глаз, радуя душу. Вскоре появляется завязь, зеленый такой комочек; он живет, зреет, наливается и превращается в плод – вкусный, сладкий, нежный, притягательный…В конце концов плод созревает, червячок отгрызает корешок (для червячков в «Стране стрекоз», кстати, тоже место нашлось!) или порыв ветра сбрасывает его с ветки. И он падает. Недалеко. Ведь яблоко, как известно, от яблони недалеко падает. Весь этот процесс заснят на цифровую камеру, скрупулезно обработан, смонтирован и показывается в кинозале с 3D оборудованием.

Каждое стихотворение в «Стране стрекоз» связано с предыдущим и последующим – своеобразная цепочная реакция. От слова к слову, от рифмы к рифме, от стиха к стиху, от мысли к мысли, от пространства к пространству, от  любви к любви, от света к свету, от Вселенной к Вселенной…

В книге, достаточно содержательной и объемной, нет разбивки на главы и части. Это придает «Стране стрекоз» c одной стороныразбросанность и хаотичность, с другой -  ощущение непрерывности действия. Иногда может показаться, что ты не стихи читаешь, а птицу в руках держишь – трепетную, с часто и гулко бьющимся сердцем. Птицу, которая, если что, и клюнуть может, коготочком царапнуть, вырваться и улететь.

 

Немного статистики

 

 «Страна стрекоз» изобилует, можно сказать, фонтанирует смыслами и подсмыслами, темами и подтемами. Разноплановость и широта иллюстрируется простейшим контент-анализом. Так, например, упоминания о классиках, исторических личностях и литературных героях встречается в 53 стихотворениях; географические названия, города, страны присутствуют в 50 произведениях; растения – в 46; кушанья, еда – в 41; о Духе, душе и сердце говорится в 30 стихах; небо, небеса, карма, эзотерическая тематика встречаются в 27;  слово, стихи, поэзия, поэты – в 27;животные – в 21; птицы – в 20; любовь – в 18; ангелы и святые – в 13; насекомые – в 10; компьютерная лексика – в 10; медицинские термины – в 9; Москва – в 9; кошки – в 8; обитатели морей, океанов, рек – в 5; стрекозы – в 4 стихотворениях.

Конечно, подобный анализ не претендует на объективность. Этот метод только жалкая попытка разложить по полочкам стихотворные тексты, структурировать их, приблизиться к пониманию того сокровенного и тайного, что скрыто за поэтическими строчками Ирины Ковалёвой, а значит, попытка угадать пароль.

«Каждый платит отдельную цену,
как забывший пароль Насреддин».

 

Связующий элемент любви

 

Поэт – всегда идеалист. Автор «Страны стрекоз» в своем идеализме, кажется, заходит за известную ей одной грань, задает высокую планку, после которой полет, парение. Ирина Ковалёва разговаривает стихами, мыслит ими. Для нее любовь, только тогда истинна, когда есть связующий элемент – поэзия.

Чтобы не страдать от одиночества, по мнению поэта, между собой должны поладить атомы. Если это произойдет, то и за людьми дело не станет. А любисток и осока, секущие по лодыжкам, только стимулируют к поиску новых форм, образов.

Лирическая героиня в «Стране стрекоз» страдает и мучается от одиночества. Свое страдание она пытается скрыть за лентой шокирующих новостей, заодно примеряясь к ним, считая себя виновной в том, что произошло и происходит на планете.  Но настоящая боль появляется в бабском, по сути, возгласе:

«За то, что я тебя люблю, как отбываю срок».

Хлесткая искренность звучит, как вызов и обвинение всему человечеству:

«За мир, где каждый за себя –
Лишь я одна за всех».

Мудрость, и, может быть, покаяние, заставляющее взглянуть на жизнь по иному, читается в строчках о любви:

«Полюбить нетрудно дальних.
Ближних – очень тяжело».

Поэтический кодекс автор «Страны стрекоз» формулирует вполне категорично:

«Я рифм неточных не люблю».

«Я рифм глагольных не люблю».

«Я строк без рифмы не люблю,
как по расчету брак».

 

Фундамент книги

 

На чем держится страна? Политологи утверждают, что страна существует благодаря государственным институтам – законам, правоохранительным органам, налоговой и судебной системе, армии. В данном случае, по мысли поэта, фундаментом «Страны стрекоз» является дачная тематика. Дача – это здорово! В стихотворениях с такой тематикой, которые, будто жемчужины, разбросаны по всей книге, столько легкости, щедрости. Чего еще? Неги, что ли? Ну, да, неги!

Представляете, дом, который «вырос, как почка на ветке, без диспутов тещ и зятей». Или вот рассада огурцов в стихотворении «Гульный день».  Она, эта рассада, - своеобразный центр, держит все произведение, в том числе и народный календарь, и сам день, когда земля – именинница.

Здесь «печёт куличики племянник/ в речном рассыпчатом песке», здесь «терем под зеленой крышей/ в янтарный выкрашенный цвет». Сюда часто и запросто приходит вдохновение:

«Всё оплела здесь вязь резная
от самых окон до стрехи,
И лишь Пегас на шпиле знает,
О чем напишутся стихи».

Поэтесса теряется на огородных грядках, сливается с кустами рассады и местной флорой. Для нее дача – это Эдем, место для работы и молитвы, созерцания и общения с Конфуцием и Сократом. Она превращается в легкокрылую, но заботливую стрекозу, которой есть до всего дела в поэтическом раю, среди грядок, «гениальных огурцов и багрянородных огольцов».
Автор, как радушная хозяйка, мечтает поселить здесь всех, «кто в этой жизни дорог».

На даче происходят настоящие чудеса, сродни воскрешению Лазаря. Душа поэта очищается, причащается, наполняется щедростью и Светом. И уже нет места будничности и суете. Наступает праздник, поскольку воскресли крокусы. А потому – хвала Господу!

«Господь суров, но справедлив –
не зря ж зазеленели клумбы».

Но вот в стихотворении промелькнули жуткие образы: ад, рвотное антабус, антоним рая в антимире, армагедон антиматерий… Знаете, о чем пишет поэт? Оказывается, о покраске старого подоконника!

«Лишь полевой предтеча донник
зовет спастись в медовом духе».

Дача в глазах поэта вырастает до размеров Вселенной – она нескончаема, огромна, любима. Как тут не вспомнить римского императора Диоклетиана, который был простым дачником, тревожащимся не за мир и состояние империи, а за то, как растет капуста. Наверное, в капусте был запрятан потаенный смысл.

 

Магия женщины

 

Исследовать, тщательно изучить поэтический мир Ирины Ковалёвой нереально, поскольку видеть и анализировать разрешено только в рамках дозволенного. Но даже, оказавшись в заданном диапазоне, понимаешь, что мир этот уютен, комфортен, и, по-настоящему, велик. А сама поэтесса может быть ведьмой, феей, колдуньей, волшебницей, жрицей, птицей…

«Всё зависит лишь от настроения
При поливе и варке еды,При разборе наследия Авгия,
что к дивану успел прирасти.
Мирный атом, домашняя магия -
Всех спасти или всё разнести?»

Автор не стесняется говорить о возрасте. Хотя для многих женщин эта тема – табу. И здесь есть определенная смелость. Хотя в строчках звучат нотки отчаяния, удивленного отчаяния:

«А я выравниваю тон,
чтоб старой не казаться».

«Мне все равно уже кранты,
не возродить, как идиш».

Кажется, поэт выворачивает себя, показывает самое сокровенное, тайное. Таким делятся только с самыми близкими людьми. В какой-то мере тяжесть сокровенного переживания ложится и на читателя, который, таким образом, становится для автора другом.

Но как-то буднично, без трепета, без молитвы она говорит о Боге:

«Он нам сочувствует, иль издевается».

Поэт пытается противостоять веку, не вживается в него, отторгает. На отторжении эпохи, на взывании к цивилизации, не ценящей Рембрандта, Ирина Ковалёва  выстраивает свою позицию, пиарит поэзию.

Слово только тогда Слово, когда несет в себе Свет. Даже буква в таком Слове – богоравная. Здесь, конечно, можно возразить, не согласиться, поскольку эта позиция сродни учению книжников из Евангелия, которые во главу угла ставили закон и правила, забывая о здравом смысле, теряя путеводную нить, ведущую к Истине.

Но чтобы не потерять нить, у поэта есть фонарик, свеча и маячок – они не дадут заблудиться во мраке жизни.

«Представляю, что среди Стокгольма
Кто-то для меня зажег свечу.

Он забыл, что кончилась корица,
Хлеб купить, отдать в химчистку фрак…
Но одно он помнит – не годится,
Чтоб в окне был абсолютный мрак».

Автор любит путешествовать, она не остыла к знаниям, широко открытыми глазами смотрит на города, страны, историю, культуру, на судьбы людей. И всегда с ней рядом надежный инструментарий – рифма – как фотоаппарат для туриста, как диктофон для корреспондента, как фотовспышка для фотографа.

И вот - слышите? – сиротски заскрипели половицы в «резном музее Куприна» в Пензе, где по-особенному воспринимаются слова историка Ключевского «В России на периферии центр и величие страны».

Стихотворения в «Стране стрекоз» кажутся чистыми. Не стерильными, а чистыми. В них есть что-то от первого снега, от первозданности. И это качество поэзии кого-то утишает, кого-то лечит, кого-то вводит в искушение.

В стране, которую создает Ирина Ковалёва, нет места злобе и ненависти. Здесь «не будет братом Рем убит», здесь «терн не совьют Христу венком», здесь «шестикрылый серафим возьмет и вырубит анчар». Очистится ли при этом ноосфера? Станут ли лучше люди, читатели? Ответа нет. На всё ведь не воля поэта, а воля Божья.

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера