Но ехать надо!

                    Большинство наших неприятностей происходит

                    из-за того, что мы не умеем сидеть дома.

Вы любите ужинать в кафе литераторов или, сидя на верхней палубе катера, попивать молодое, чуть с горчинкой красное винцо?

Вы мечтаете покататься на слоне или, осваивая Кама-сутру, проехаться по таким горкам, в сравнении с которыми скоростной спуск на санках с Эвереста покажется легкой забавой для инфарктников?

Вы не боитесь поиметь желтуху, потерять здоровье или мужа и не испугаетесь, если в китайской глубинке, среди бела дня, вас попытаются раздеть догола, причем с таким азартом, словно никогда не видели голых европейцев?

Вы не дрогнете, принимая из рук кубинки бокал коктейля не то с лангустами, не то с устрицами, выпив который, пойдете валить кокосовые пальмы, принимая их за женщин?

Вы хотите отведать фаршированную щуку и тайских женщин с солью Индийского океана на потрескавшихся губах?

Вы желаете полюбоваться обнаженными негритянскими танцовщицами, белыми камнями Палестины и юбками цвета сухих листьев в свете уличных парижских фонарей?

И еще, если вам нравятся страны, которые, как настоящие женщины, не раскрываются при первом знакомстве, тогда для вас путешествие – это стиль жизни. И этой страсти вы не измените даже в раю, отправившись из него на уикэнд в ад.

Поговорим не о нуворишах с чемоданами вместо кошельков, а о том большинстве населения нашей страны, для которого получение загранпаспорта – событие, приравненное к подорожанию хлеба в энное число раз.

Итак, сбылась мечта идиота: вы получили документ, дающий право посмотреть сопредельные и заморские земли. Иными словами, государство разреша¬ет вам валить отсюда к чертовой бабушке, раз уж шило у вас в ... этом самом месте и вам невтерпеж сидеть спокойно.

Паспорт, отлежав первую неделю на серванте, на виду, теперь хранится в ящике письменного стола или в драной сумке в старом платяном шкафу. Я не знаю, о чем вы все это время думали, но ехать надо. А для этого необходимо иметь?.. Думаете, деньги. Не-а. Родственников за бугром? Конечно, не помешает, но не это главное. Главное иметь отличное здоровье! Перед тем как выдать заграничный паспорт, проверяют: не знаете ли вы государственных тайн. Ну, во-первых, у нас народ такой, что не только ничего не знает, но и знать не хочет; во-вторых, граждане бывших союзных республик, а ныне суверенных государств могут разболтать все тайны; а в-третьих, у нашего самого что ни на есть секретного инженера при одном виде птицы-заграницы едет крыша, выпадают глаза и все секреты улетучиваются из его головы подобно аромату французского одеколона после съеденного зубочка чеснока. Здоровье надо проверять, а не выяснять, знает ли человек, сколько самолетов наших доблестных военно-воздушных сил не летает – нет керосина. Одна старушка погостила у знакомых в США, а когда вернулась обратно, то угодила в сумасшедший дом, так как беспрерывно повторяла: “Украли жизнь, украли жизнь, украли жизнь...” И вас предупреждаю: “Здоровье, здоровье и еще раз здоровье!”, потому что психические заболевания или приобретение других недугов от знакомства с нравами и обычаями буржуев не исключены, уж больно у них там все сикось-накось...

 

Не Россия. Город. Полицейский участок, и в нем отсутствует устойчивый запах дешевых сигарет и не маячит перспектива на несколько годков поиметь небо в клеточку. Рабочий вечер бушует яростно. После обеда в ближайшем ресторане сержанты Нэд и Эрлинг занимаются делами: Нэд играет на компьютере, а Эрлинг спит, сидя на барьере. Как видим, судьба не ошиблась, сделав этих джентльменов полицейскими.

“Теперь понятно, почему мы не захотели, чтобы

на всей планете победил коммунизм. Кого бы мы тогда дурачили? Самого себя – надоело, друг друга – опасно, а так – иностранцы имеются. Их не обманывает только ленивый. Они как дети, наивные, милые дети, а эта страна вовсе заповедный край, населенный непугаными дуралеями. Здесь еще ох как можно делать деньги. Да, иностранцем родился – простофилей умрешь!” – примерно такие мысли роились в голове Феди, когда он, подгоняемый желанием, увеличил темп движения. Вам известно, откуда появился танец чечетка? У карапета было десять детей и всего один ночной горшок... Федя вынужден был перейти на мелкие частые шажки: его обуревало одно единственное щемящее желание – пописать и делать это долго-долго. Причем Федя не просто хотел пописать, а пописать на халяву, то есть бесплатно. А как известно, идеальными для этого местами являются парадные и парки. Однако с парадными в этой стране была напряженка: капиталисты додумались запирать их на замки, это вместо того, чтобы, заботясь о человеке, сделать в каждой парадной по писсуару, тогда бы любой порядочный мужчина, в случае необходимости, мог зайти и культурно сменить воду в аквариуме. Словом, парадные из списков сливочных исключались, однако оставались такие обширные территории, как парки, в один из которых Федя и семенил. Он, конечно, мог посетить и платный туалет, чистый, теплый, удобный, но это было не в его стиле и традиции, а кроме того, не то чтобы туалет был Феде не по карману, просто он считал, что сэкономленные деньги сумеет использовать с большей пользой. Итак, народный обычай привел Федю в парк, куда он добрался настолько полноводным, что не смог продвинуться дальше второго кустика, где и пожурчал, после чего настроение улучшилось на порядок, и теперь можно было гулять смело несколько часов. Но тут капризная фортуна, обойдя многих трепетных искателей, вспорхнула на его макушку: на скамейке лежал кошелек. Федя не стал разевать от удивления рот, а проворно цапнул сиротинушку, и, так как достаточно давно не бегал кроссов, ему пришлось изрядно попотеть. Очнулся он в другом квартале, на освещенном месте в компании с одышкой и кошельком. Устойчивое соображение начало медленно возвращаться. Глаза алчно заблестели, став фокстерьерными. Для поездки за границу вы должны вместо нервов иметь стальные тросы, а сердце ваше должно стучать, как паровой молот, иначе вот так в одно мгновение можете получить полное нервное расстройство, причем на всю оставшуюся жизнь. Федя решил не утомлять глаза подсчетом монет, а сразу проявил интерес к богатым залежам главного отделения, которое, открывшись, предложило пухлую пачку зелененьких. Показалось, что уличный фонарь стал светить сильнее. Первая попытка сосчитать деньги не принесла успеха: мешали трясущиеся руки и неполное восстановление умственных способностей, однако Федя с радостью заметил, что чаще всех встречается портрет господина Франклина, бесспорно, самого любимого президента всех народов. Федя пересчитывал деньги до тех пор, пока дважды не получил одну и ту же цифру. Колоссальность суммы породила сначала настороженность: счастливец опасливо огляделся,¬– которая затем сменилась скептицизмом: вдруг доллары фальшивые? Но Федя быстро отогнал эту кощунственную мысль. Несомненно, доллары настоящие, с радостью принимаемые банками Швейцарии, проститутками Москвы и папуасами Новой Гвинеи, то есть полновесные деньги, годные для оплаты налогов, дорожных штрафов, ресторанных счетов, не рубли и тугрики, а те, на которые можно купить дом в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, или виллу на Крите и, став полноправным жителем этого острова, гордо именоваться критином. Как известно, надо сначала хорошо освоиться среди чужого добра и только затем его присваивать: Федя еще раз пересчитал деньги, разложил их по номинальной стоимости и степени износа и только после этого опустил кошелек в карман брюк. На ватных ногах он медленно побрел, и мысли его завертелись, как шестеренки конической зубчатой передачи – вокруг своей оси, под углом, в противоположных направлениях и с различными скоростями. Федор Иванович хотя и любил женские попки, знал их типоразмеры и виды, понимая недостатки и ценя прелести каждого из них, однако предпочитал, чтобы фортуна поворачивалась к нему несколько другим местом, а когда это случалось, то брал все, что ему предлагалось. Шальные мысли вгрызались в пласты неожиданно открывшихся жизненных перспектив. Он радовался, как торговец, сумевший продать вагон гнилых помидоров дому сирот. Конечно, несколько тысяч долларов кажутся сущей безделицей, когда ты знаешь, сколько в твоей стране распродали и разворовали, но если приятно греющий ляжку кошелек присовокуплен как неотъемлемая часть состояния к квартире для коротышек, даче-развалюхе и гастриту, и ты можешь эти самые тысчонки пересчитать, то чувствуешь себя по положению в обществе на одном уровне с третьим сыном любимой наложницы эмира Абу-Даби. Да продлит аллах его жизнь! Не верьте, будто богатство не приносит счастья. Слетайте в Лас-Вегас, поиграйте в американскую рулетку или блэк джек, расслабьтесь и вы согласитесь, что я не так уж не прав. Могучие думы мощными волнами перекатывались в сознании оправившегося от потрясения Федора Ивановича. Теперь он мог законно, с комфортом пописать много-много раз. От этой ненормальной идеи Федор Иванович улыбнулся и тотчас выбросил ее из головы. С такими деньгами можно вытворять черт-те что: купить шотландскую юбочку, снять трусы и отправиться в Эдинбург изучать Шекспира или со жрицами любви кататься на яхте по Средиземному морю, раскуривая сигары стодолларовыми купюрами. Можно открыть свое дельце в столице Малайзии Куала-Лумпуре или купить бочку пива и пить, пить, пить до одурения. Конечно, деньжат могло быть и побольше. Он даже немного посердился на растяпу: мог бы потерять и более солидную сумму, но затем, проявляя благородство состоятельного человека, решил не судить его строго, может, он бедный, не зажиточный. Ну, а судьбе и на том спасибо, потому что худой жир лучше доброй дистрофии. А если разиня – мэр города? От этой внезапной мысли Федор Иванович даже сбавил ход, настолько она показалась ему перспективной. Он возвращает кошелек. Рукопожатие, слова благодарности, телевидение, предложение вида на жительство, банкет в мэрии, дочка или племянница городского головы, Федор Иванович распушает хвост, свадьба... Дальше воображение не продвинулось, потому что от переполнения соблазнительными раздумьями в голове что-то зашкалило. Зато появилась новая задумка – та, которая бывает у бесящихся с жира толстосумов: почему бы не проявить чудеса бытового героизма, а именно не заняться благотворительностью? Эта бредовая идея рано или поздно посещает голову, на которую свалилось целое состояние. И в этот момент у Федора Ивановича в башке что-то окончательно затрехнуло, ему вспомнилось: “В жизни всегда есть место подвигу!..”

– Вот! – раздалось в участке и от этого восклицания в доме напротив участники групповки а-труа побросали свои позиции, подумав, что перекрытия между этажами все-таки не выдержали, коты на соседней улице прекратили драку и пустились врассыпную, решив, что власти приступили к их отстрелу, а Нэд, который в этот момент как раз задумался об изощренности составителя игры, с перепугу нажал не ту клавишу, загубив полуторачасовой труд. Он раздраженно повернулся к посетителю и позволил своему, обычно не отягощенному заботами лицу, выразить удивленное недовольство. Эрлинг прореагировал более сдержанно: приподняв забрало сна, открыл один глаз – тот, который ближе к двери. Зрелище того стоило: прервавший их идиллию человек сиял так, что на него можно было смотреть только через оптику, предназначенную для изучения солнца. Удостоверившись, что внимание обоих офицеров полиции приковано к нему, вошедший продолжил:

– Нашел! – задиристо выпалил он, покачивая на руке портмоне, то есть вещь, которой по всем законам природы не должно было у него быть: посетитель не походил на почтенного обывателя, а, видимо, стоял на социальной лестнице где-то между богемой и клошаром.

Расклад сил понятен: по одну сторону кошелек вместе с российским туристом, измятым жизнью, как его костюм, по другую сторону барьера – франтоватые, мускулистые ихние полицейские, с трудом выходящие из оцепенения. К этому моменту уже сидевший на своем рабочем месте Эрлинг взъерошил волосы, но парикмахерский прием не помог ему прийти в норму. Первым очухался Нэд:

– Покажите, пожалуйста, ваше удостоверение личности, – проговорил он мягким голосом.

Посетитель протянул паспорт, однако было заметно, что он не пришел в восторг от этой просьбы.

Нэд быстро сравнил данные протянутого ему документа с хранящимися в памяти компьютера генетическими кодами криминальных граждан мира и выяснил, что Интерпол мужчину не разыскивает.

– Итак, вы нашли кошелек, – подытожил Нэд, судорожно соображая, как поступить дальше.

– Да, нашел, а в нем пачка сотенных баксов, не считая мелочи, – отчеканил посетитель с достоинством, но без вульгарной помпы.

– Вы что, открывали его? – стараясь не выдать волнения, поинтересовался Нэд.

– Конечно, открывал. Я же его нашел. Так что давайте оприходуйте и оформите, как положено. Я сдаю кошелек с деньгами и, надеюсь, вы сумеете найти его владельца. – Мужчина сверкнул глазами, похожими на черносливенки, затерявшиеся в ночи.

– Интересно, он специально брал уроки дурости или таким уродился, – подумал Нэд и посмотрел на Эрлинга, который, дождавшись, пока новость, отзвенев в его ушах и скользнув по нагрудной бляхе, не ударила в ноги, заставив подняться, вышел из-за загородки, поправил скрипнувшую кобуру, выглянул на улицу, вернулся, повертел пальцем у виска, как это делают желая показать, что у кого-то не все дома, и остался стоять у двери, за спиной нашего соотечественника. По-видимому, этот русский принимал их за идиотов или решил, что развлечений у них мало. Наступило молчание. Впрочем, в этом полицейском участке разговоры редко бывали оживленными: между двумя фразами один из них мог выспаться, а другой перегреть компьютер, и все это без ущерба для развиваемой темы. Напарники научились понимать друг друга молча. Эрлинг вопросительно поднял брови и по ответному меланхолично-безучастному выражению лица Нэда понял, что протокол составлять не придется: зачем портить человеку жизнь, она у него и так достаточно трудная.

– Пойдем–ка прогуляемся, – заключил Эрлинг, и это прозвучало примерно как “Вы арестованы”.

Лицо повернувшегося к нему посетителя вытянулось в маску полного непонимания: вот-вот мог послышаться щелчок наручников.

На улице четкие контуры окончательно смазались темнотой. Эрлинг шел, проклиная всех туристов и из Гренландии, и из Китайландии. Он ничего не имел против жителей других стран, однако с тех пор, как у них в городе стали появляться русские, он перестал питать к России прежнюю любовь.

Они зашли в парк вместе с легким туманом, напомнившим, что наступает время, когда жены вспоминают, что у них есть мужья, коты, жмурясь у каминов, чихают от угольной пыли, а зима просит потесниться сестрицу осень. Вечер был нежен и прохладен, как грудь застенчиво-флегматичной женщины в начале любовной игры.

– Кошелек был на этой скамейке, – промямлил переставший что-либо понимать Федор Иванович. Он походил на школьника, который знает ответ, но не знает, как решить задачу.

– Положите и пойдемте, – суровым, не терпящим возражения голосом приказал Эрлинг и поправил револьвер. Это же надо додуматься принести в полицию увиденный на скамейке кошелек. Если бы они с напарником не были такими либералами, то у этого чудака могли быть крупные неприятности.

– Но зачем же мы его здесь оставим?.. – Федору Ивановичу показалось, что он тихо и непринужденно сходит с ума.

– Как зачем? Человек вспомнит, вернется и найдет потерю, – искренне удивился полицейский, постепенно убеждаясь, что перед ним несчастный, в силу каких-то трагических обстоятельств растерявший природные мыслительные способности.

– А вдруг его кто-нибудь возьмет?!. – чуть не плача, поинтересовался Федор Иванович. Мало того, что дочка мэра укатила на черной блестящей бибикалке, а с ней и беззаботная жизнь на банановом островке в Карибском море, разрушились и привычные устои, которые до сих пор внушали ему доверие.

Услышав такое, Эрлинг посмотрел на русского уже без удивленного раздражения, а с чуть заметной долей сочувствия – так доктор смотрит на безнадежно больного пациента перед тем как сообщить, что в данном случае медицина бессильна. Сержанту даже не захотелось повертеть пальцем у виска.

– Кому нужен чужой кошелек?.. – ласково проговорил Эрлинг, сдерживая желание погладить мужчину по голове, так как окончательно убедился, что перед ним убогий.

 

Я предупреждал, что для поездки за границу требуется иметь хорошее здоровье, а вы не верили!