Елена Боришполец

Речка без устья. Стихи

ЗАКАТ

 

Это какая улица?

Улица Мандельштама.

       О. Мандельштам

 

Солнце садится без права на переписку,

Без права на весть о смерти,

Без права.

 

На Приморской улице тот же

Бессменный индекс.

Берег и берег соединяет

Старая переправа.

 

Клином все птицы,

Клином друг друга люди,

Чтобы не застояться,

И от еврейского счастья –

Вряд ли оно убудет –

Солнечное пространство.

 

Береговая линия

Тянется в поле зрения.

Все другие линии тянет кто-то ещё.

Ты ведь уже не спас меня,

Лучше не сохрани меня.

Солнце садится на западе,

А кажется – на плечо.

 


 

НА БОРТУ


 

В эпоху тренья

скорость света есть скорость зренья;

даже тогда, когда света нет.

                      И. Бродский

 

И не видно ни звезды, ни перекрёстка,

Ни подсвеченной огнями полосы.

Только слышно, как из плеера подростка

Контральто разгоняется в басы.

Мы летим над океаном беспокойным,

Над старухами с вязанием летим.

Бродский – он живой или покойный?

В середине где-то поместим.

Взбита облаков густая мякоть,

Чей-то пёс в багажном холоде сопит.

Стюардесса, не умеющая плакать,

Между делом совершенствует санскрит.

По собачьему, по вымытому телу

Вдовьи руки ненасытные прошлись.

С Рождества вдова в Италию хотела, –

К Рождеству удачно поминки пришлись.

Но пока вдова расхаживает в чёрном,

И не в зоне жизни телефон,

Бабочка в обличье Джона Донна

Путешествует, как призрак за бортом.

В креслах пыль глотают старые журналы,

Всем вчерашнее жаркое подают.

Где вдова собаку летом подстригала,

Там сто шкур теперь с любого пса сдерут.

Если кто-то и летит до Мичигана,

Через Вену – шляпа, водка, чемодан,

То у бабочки не стало чемодана,

И без бабочки остался Мичиган.

 


 

ПОБЕГ

 

Ты твердишь: «Я уеду в другую страну, за другие моря. 

После этой дыры что угодно покажется раем…

                                 К. Кавафис

 

Если этот рассвет не достанет меня из сетей,

И не купит мне новое имя

И новые руки, –

То утащат меня рыбаки на спасательном круге,

Вслед за старой моторкой,

Не знавшей больших скоростей.


 

Но утонет быстрее, чем я, старичок у руля.

Скажет: «Если ты дочка

Любви на земле не видала…».


 

Я покину свой круг, только город я не покидала.

И со старой моторки неистово крикну:

«Земля!»


   

ПУТЕВОЙ ЛИСТ


 

Боги со мной не хотят мириться.

Говорят – прощение последнее дело.

Говорят, что ещё далеко не птица –

В городском акведуке всплывшее тело.


 

И меня морозит, трещат покровы,

Может это я под мостом почила

И не дожила до страстей и слова,

А доковыляла, перескочила.


 

А под пальмой лает собачья свора,

Юг взрастит ещё не такое чудо.

И несут покойницу вдоль забора,

На заборе пишут: «куда» «откуда».


 

 

АКАЦИЯ

 

Пока бульдог окучивал газон,

А гимн (не мой) входил в дверной глазок, –

Акация цвела душистым снегом,

И у соседа с потолка в тазок

Стекала не вода,

А голубое небо.

Пока ручьями воины в запас,

И полиэтилена чёрный класс

О них заботился, как шёлковые нити,

Оборки на гробах, не подведите!

 

Пока живые жили за троих,

А мёртвые писали этот стих, –

Мне ямб под абрикосом говорил: «скорее»

И убивал, как все, ослабшего хорея.

 

 

МУТНАЯ ВОДА

 

И она застыла, словно птица над мутной водой реки.

Ни упасть, ни перекреститься, ни взмаха одной руки.

Ни жирка под перьями, даже пера в крыле.

Нет крыльев в небе,

Тем более – на земле

И солнце заходит раньше, чем в воду уходит день.

И точно она не ястреб, не кошка и не олень.

И падает луч на водную злую муть,

И кто её видел, знает –

Зовут её – кто-нибудь.

 

Но так её любит небо без имени, без лица.

Такой её помнит речка без устья и без конца.

Сидит её старый демон всегда на краю пруда

И машет своим копытом

«Сюда, кто-нибудь, сюда!».

 

 

ВИДЕНИЕ

 

Иду по длинному ручью,

Несу в мешке судьбу ничью.

Там, где её борода отросла,

Нет ни плота, ни воды, ни весла.

 

Нет сизого голубя в голубятне,

Нет моего убийцы в подворотне,

Нет завода, что выпускает порох,

Даже каменщика зачатия.

 

Полой воды дождусь,

Мешок развяжу

Выйдет ничья,

Бороду сбреет свою у ручья,

Обнимет меня руками.

Она – мне камень

И я ей – камень.

 

 

РАЗМЕРНЫЙ РЯД

 

Последний лист на абрикосе

Ноябрь сбреет для порядка.

Как пепел снится папиросе,

Беспалой девочке – перчатки.

 

Как две породистые курвы

Ведут детей с похмелья в садик.

Так осенью несутся куры,

Как будто жизнь кончают сами.

 

Так Оська, шулер-горемыка,

Продал в кредит жильё и почку.

На хлеб теперь он мажет прикуп

И ждёт, как поц, билет до Сочи.

 

Так где-то лаяла собака,

Весь род её отменно лаял.

Так девочке беспалой папа

Купил нарядные сандалии.

 

 

ПРЕКРАСНАЯ АЛЁНА

 

То ли чёрную корону,

То ли белую ворону

Принесли

 

И на голову Елене, той,

Которая Алёна,

Прикрепили

 

Ели, ели

Пили, пили

Пили, пили

 

И любили половину от земли,

А другую половину не любили

 

Ой, Елена

Ах, Алёна

Страшный суд

 

Вон весы с большими чашами несут

Вон причалили не лодки –

Корабли –

Двух коней

Одну кобылу привезли.

Выбирай себе скорее часть земли,

 

Хочешь с косточками друга,

Хочешь без,

Хочешь стройные березы –

Тёмный лес,

 

Небо чистое,

Опавшая листва.

Языку не отвечает голова.

 

Ни вороны,

Ни короны –

Убрались.

Косы девичьи свободно

Расплелись

 

Ели, ели,

Пили, пили.

День за год.

 

Онемевшая Елена

У ворот

 

Пахнет памятью со страхом

Пополам.

А земля дается даром

Лишь ветрам.

 

Пахнет йодом.

Пахнет болью.

 

Пахнет городом палёным.

Завернувшись в свои косы,

Спит прекрасная Алёна.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера