Дмитрий Легеза

Девочка и летчик. Стихотворения

ВЕСНА

аккуратно лапки сдвинув,
хвост завив валторной,
кошка спит наполовину,
ибо чувствует скотина
осторожный вдох гостиной,
выдох коридорный

отдыхай, товарищ юркий,
просыпай свой праздник,
на дворе другие мурки,
в снеговой грязи окурки,
да бутыльный пластик

выношу пакет помойный,
а апрель-то, вот он:
молодой, лихой, крамольный —
разноцветным, сибемольным
радуется нотам

серый, синий и лимонный,
рви пакет на знамя,
голытьбу построй в колонны,
здесь у кошек геликоны,

а во что трубят вороны —
нет тому названья!



ЗАПИСКА

Дантист, как пуля, дырочку найдет,
записку вложит,
потом он крепко замурует вход
и выход тоже,

чтобы не смог в записке важной той
прочесть ни слова
ни ты, ни я, ни пациент иной
врача зубного.

Чтобы не смог найти записку ту
ни друг, ни недруг,
храню ее, как цианид, во рту,
в дентинных недрах.

Другой дантист достать ее бы смог,
но это вряд ли —
за ней уже летит дантистский бог
на белом шаттле.



ПОЗИТИВНОЕ


Какой сатин, какой сатин,
по двести, по пятьсот,
с ума сойти, с ума сойти
от этаких красот!

А ситчик-то, а ситчик-то —
горошки, да сердца, —
и девочка лисичкою
глядит на продавца:

— Отрежь-ка василькового
по лучшей по цене,
чтоб наши поселковые
завидовали мне,

чтоб в платьице коротеньком
я выходила в май,
ах, на коленках родинки,
гляди, да не замай.

Вы обсуждайте ситчик мой,
болтайте про сатин —
и агроном Васильчиков,
и фельдшер Константин.



ЛИТДЕСАНТНИК


В деревню летят писатели,
когда наступает срок;
дождись меня обязательно,
неведомый хуторок.

Зеленый, как понедельник,
замру в салоне АН-2:
— Ну что, браток, полетели?
— Давай.

— Смотри, — говорит пилот мне, —
их в этом районе сотни:
речное есть и болотное,
низинное и высотное.

Я их изучаю долго,
читаю снова и снова:
огородное и садовое,
и озерное, и лесное.

Туда доберусь лишь затемно —
вот книги и фляга кофе, —
дождись меня обязательно,
село незнамо какое.

По дворам у них все гуси, да цыплята,
там не знают ни бандитов, ни полиции,
и крестом за небо церковка цепляется —
не дает земле под землю провалиться.



МОРЕ


мне море говорит с набитым ртом
по-гречески, похоже, и притом
ругается, как матросня в притонах,
о, черное, о, что оно несет,
и сразу видно — перс его не сек,
еврей не рассекал до впадин донных

да где его воспитывать, кому,
не сыщешь воспитателя в Крыму,
куда пойти — к туристам ли, татарам,
давно плевать волнам его, ветрам
на мой укор и красноморский шрам,
и царственную плеть над Гибралтаром

мы с хулиганом этим говорим
о том, что вытек раскаленный Крым
как будто крем из дырочки в эклере
из континента — и застыл едва,
и море выдает порой слова,
что и гребец краснел бы на галере



ДЕВОЧКА И ЛЕТЧИК


Летчик, летчик, свяжи-ка носочки,
холода донимают нас очень,
ну а ты, в небесах пребывание для,
за петлею петля, за петлею петля,
полетаешь часок — будет правый носок,
полетаешь часок — будет левый носок,
никакая старушка со спицами
не сравнится с железными птицами.

А потом ты хоть с голубем, хоть с воробьем
мне на землю два теплых носка передашь,
летчик, летчик, мы в тайне с тобою вдвоем
сохраним восхитительный твой пилотаж.

В общем, я залезаю на деревце,
буду в небо глядеть и надеяться.
А коль хватит тебе керосина,
я бы шарфик еще попросила.



ДЕВИЧЬЯ ПЕЧАЛЬНАЯ


А я дура, я дура, наверное,
дура я восемнадцати лет,
повстречала я тело военное —
все в зеленом, а сверху брюнет.

Он назвался секретным ракетчиком
стратегических ядерных сил,
и шинель мне накинул на плечики,
и утешить его попросил.

Ах, какая была в нем уверенность,
как он страстно меня захотел...
Положительный тест на беременность
на погоне его золотел.

К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера