Константин Кикоин

Судили и были судимы. Стихотворения

*   *   *

А нас ко дну крепили

Такие якоря,

А нам краны крутили

Такие слесаря,

А нам глаза слепили

Такие фонари,

На нас мели Сибирью

Такие январи…

Теперь одни зефиры

Листают календарь,

Но ты не спи, Порфирий

Петрович, будь, как встарь

Приветлив и приметлив,

Улики собирай,

Раскладывая петли

На нашей тропке в рай.

 

КТО ЭТИ СУДЬИ?

 

Читатель нот, рун, букв, звезд,

вообще книгочей,

тратящий дни в долг, в кайф, в рост,

приятель ничей,

 

хранитель заветов, залогов, законов,

скелетов в шкафах,

коллекционер номеров телефонов,

венер в мехах,

 

вот тебе гвоздь, шток, шип, кол

в избытое бытие,

будешь ты слеп, глух, сир, гол,

сотрется лицо твое,

 

когда Радамант, Минос, Эак

возьмутся тебя судить,

распутывать этак, а может, так

твоей судьбины нить.

 

Схлестнутся свидетели обвине…

с женщинами защи…

свидетелям доверяй вполне,

пред женщинами трепещи.

 

ПЕЙЗАЖ С БЫВШИМИ БРАТЬЯМИ

 

От реки отвернулся воин,

               подбородок подпер рукой,

неизменный столетний ворон

               в небе плавает над рекой,

чужестранных расцветок шатры

               за рекой в тумане видны,

тихо в лагере до поры,

               сегодня канун войны.

 

Завтра выстроятся юнцы,

               сапогами упершись в твердь,

прилетят из штабов гонцы

               с пакетами, в коих смерть,

пропоют войну трубачи,

               сыпанут барабаны горох сухой,

ворон в небе вскричит –

               обещает быть сытным бой. 

 

 

НОВЫЙ ПИМЕН

(Повесть безвременных лет)

 

Нетрезвый летописец не приметит,

Как дверь гнилую прикрывает век.

А кто за все дела его ответит?

Зевнет монах, не поднимая век,

И перечтет свое чистописанье,

Эпоху беспристрастием казня.

Еще одно последнее сказанье –

И летопись сгорает без огня.

 

 

МОЛЧАНИЕ РЫБКИ

 

Вот ты, седобородый старец,

Вот рядом старица с тобой,

Прозрачный суп в кастрюльке варится,

Под крышей клекот голубей,

Лодчонка к берегу прикована,

Белье замочено в корыте,

Спокойно море, не взволновано,

И рыбка слов на вас не тратит.

 

 

ВИД НА ЭТОТ ГОРОД

 

Моя Москва устаревает с каждым летом,

Со всех деревьев каждой осенью слетает,

В лед обращается зимой, весною тает

И навсегда прощается со мной.

 

Я забываю имена ее, но это 

Ее не трогает, ее не задевает.

Она таблички на фасадах поменяет,

Ей все равно, приезжий или коренной.

 

Свои уклюжие холмы покрыв асфальтом,

Дорожки – плиткою, а плац-парад – брусчаткой,

Она с Ленгор слетает в невозможном сальто

И по бульварам совершает променад.

 

Но не смываются никак с моей сетчатки

Мозаик Врубеля сиреневая смальта,

Пашкова прихоть, перстень Воланда с печаткой,  

Огонь, сжигающий забытый вертоград.

 

 

ЛИСТОК, ПРИКОЛОТЫЙ

К ПОГРАНИЧНОМУ СТОЛБУ

 

Хранилище отеческих гробов,

Благих идей бездонная могила,

Правилище извилин и горбов,

Пустая почва и слепая сила,

 

Спасибо, что на свет произвела,

Спасибо, что потом не удавила,

Учила отделять добро от зла

И, наконец, на волю отпустила.

 

 

*   *   *
О, время, ты сквозь водяные текло,
У солнечных в черной тени укрывалось,
Считали пружинные, сколько прошло,
Считают песочные, сколько осталось.

 

 

 


ТЕКУЩИЙ СЧЕТ


 


Когда безучастными мойрами


был вытянут твой номер,


Создатель отправил тебя во внешний круг,


ссыпал горстку мелочи с божественной ладони


на твой текущий счет в Небесном банке


и открыл тебе кредит.


 


Так что ты не совсем нагой


пришел в этот мир. Кроме


родителей, давших тебе


имя и на родословной сук,


за тобой надзирает анонимный ангел


и счет твой небесный хранит.


 


Ненавязчивый,


не дающий советов хранитель


сокрушенно хлопает крыльями,


глядя на расходы твои.


 


Ведь ты сам себе


растратчик, вор и вредитель.


Бог тебя создал и руки помыл,


а бюджет свой


ты уже, как сумеешь, крои.


 


 


*   *   *


 


Уходим, оставляя за спиной


Разрушенные бивуаки.


Стена пред нами, темень за стеной,


Стена на этом фоне – свет во мраке.


На ней хотя бы можно начертать


«Здесь был Серега» или, скажем, «Толя»,


А в небесах не видно ни черта,


А в преисподней под стеной – тем боле.


Что ж остается нам? Прикрыть глаза,


Привыкнуть к внутреннему шуму,            


До донышка свою додумать думу,


Когда под веками вскипит слеза.

 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера