Путь на стыке

Эти размышления под другим названием были опубликованы в газете «Литературная Россия», №51-2014.

В марте 2015 года исполнится тридцать лет, как Михаил Сергеевич Горбачев после смерти Черненко стал генеральным секретарем ЦК КПСС. Близилось к концу завершение XI пятилетки, весьма точно названной в народе «три «п» – «пятилеткой пышных похорон», завершались брежневские времена вкупе с кратковременными андроповским креном к трудовой и идеологической дисциплине и с черненковской серой пустотой. Тридцать лет с тех пор, как именно при Горбачеве гласность стала нормой жизни, а критика Горбачева не утихает никогда и до сих пор остается, можно смело говорить, одной из «непреходящих» составляющих российской публицистики.

Демократы 1990-х упрекают Горбачева в непоследовательности, в том, что он не хотел открыть шлюзы для политических свобод. Те самые шлюзы, которые были просто сорваны в водовороте обстоятельств августа 1991-го, и пробуждавшаяся во второй половине 1980-х общественная жизнь была моментально затоплена безудержным потоком канализационных отходов. Вот и задумаешься – нужны ли России они вообще – эти политические свободы? Не лучшее ли для нас состояние – свобода совести в смысле возможности открыто придерживаться того или иного мировоззрения? Та самая духовная свобода, которая, очевидно, и осталась главным делом горбачевской перестройки. Интересно, что именно эта Свобода не просто по-прежнему с нами, но трудно найти того, кто готов на нее посягнуть. При всех стрелах, выпускаемых в Горбачева. Ибо духовная свобода – давно само собою разумеющееся. То, с чем и ложишься спать, и пробуждаешься. Однако мало, кто теперь помнит, что инициировал свободу совести в общегосударственном масштабе Михаил Горбачев.

Во времена Сталина любое мировоззрение, кроме марксистко-ленинского (именно в сталинской интерпретации), могло караться лагерями, а то и расстрелом. При Сталине духовная свобода была в самом прямом смысле принесена в жертву экономическому прорыву, социальному переустройству, созиданию могучего многонационального государства. При Брежневе же духовная свобода тоже была принесена в жертву. Но теперь уже – исключительно – недальновидности и старческому слабоумию генсека и его окружения из политбюро. Во имя чего – кроме как не слабоумия – в огромной стране в 1970-е могли посадить за то, что прочитал и передал другому работу Бердяева «О рабстве и свободе человека», выгнать из гуманитарного института за посещение церкви, а за посещение синагоги – не только из того же института выгнать, но и еще с таким «волчьим билетом», что с трудом в дворники возьмут. И ведь что поразительно: среди тех, кто творил все это безобразие, не было подавляющего большинства идейно убежденных в своей правоте, как во времена Сталина. При Брежневе карали циники, лицемеры, проходимцы и бездельники, сидящие у своих кормушек. И ведь не случайно Брежнев перетащил в Москву себе под стать множество неотесанных земляков – в политбюро и в ЦК, а те в свою очередь и других своих земляков (даже в школе помню нескольких одноклассников, родители которых относились к этой «славной когорте»). Поистине – ленинское метафорическое – «кухарка будет управлять государством» – вдруг обрело самое, что ни на есть натуралистическое многоликое наполнение при застойном господстве многоликого вакуума. (Молодые поколения нынче вполне могут составить представление о выражении лица собственно брежневского Застоя по периодически мелькающим на телеэкране выражениям лиц дочки, внучки и правнучки генсека, не обделенных сходством с Леонидом Ильичем).

Представители почвенно-консервативного направления тоже еще не устали от бичевания горбачевской перестройки, породившей и так называемых «демократов», про которых Антон Купрач в №48 «ЛитРоссии» за 2014 год пишет в статье «Проклятые лихие»: «Те годы были годами вакханалии так называемых «демократов», демшизы, которая усиленно готовила и взращивала новую революцию в нашей стране, благополучно совершившуюся в 1991 году под улюлюкания и восторги Запада. …Время августа 1991 года было коллекционным временем проявления самой разнообразной подлости, низости и пошлости со стороны тогдашних «демократов», которые благополучно получили за свою подлость и низость на съедение огромную страну».

Горбачев, придя к власти, не стал инициировать вылавливание людей в рабочее время в кинотеатрах и банях и рассмотрение анонимных доносов, как за два года до него было при Андропове. Первое, что сделал Горбачев в первые же месяцы своего правления – сломал этот брежневский бессмысленный репрессивно-маразматический механизм и уволил сотни престарелых партаппаратчиков. А уже в 1986–1988 годах огромные пласты российской истории и культуры после многих десятилетий заморозки стали достоянием сотен тысяч, а то и миллионов, читателей. Важно, что ни от Горбачева, ни от его окружения никогда не исходило каких-либо рекомендательных конфигураций по поводу обращения, например, к культурному наследию. В конце 1980-х вовсю печатали Набокова и Ходасевича, стал повсеместен Солженицын со своей безудержной ненавистью к власти в СССР во всех и всяческих проявлениях, в то время еще не предлагавший рецептов «обустройства России». Цветаева, Мандельштам и Пастернак выходили миллионными тиражами, вырвавшись за пределы магазина «Березка» для иностранцев, но и Клюев с Клычковым и Ширяевцем, и Ремизов, например, обрели в горбачевские годы сотни и сотни тысяч читателей. И, очевидно, особенно существенно: именно при Горбачеве началось и вовсю шло освоение отечественного религиозно-философского наследия первой половины XX века, берущего свое начало и от славянофилов, и от западников, и от преданного в советское время анафеме Владимира Соловьева: возвращались произведения Сергия Булгакова, Павла Флоренского, Николая Бердяева, Ивана Ильина, Льва Шестова, евразийцев… До Горбачева даже прилюдно предположить, что в июне 1988 года страна официально отметит 1000-летие Крещения Руси, было бы небезопасно. А при генсеке Горбачеве июнь 1988-го стал временем широкомасштабных всенародных празднеств.

Став генсеком, Горбачев почти незамедлительно снял в общегосударственном масштабе кривые зеркала в официальных коридорах, а в том числе отменил ходившие без малого два десятка лет циркуляры об ограничении по приему на работу и в вузы лиц еврейской национальности. Сама методология этих брежневских ущемлений беспрецедентна в силу бессмысленности, потому что она тоже – не что иное как дань недальновидности и слабоумию.

При Горбачеве в считанные месяцы радикально поменялся общественный климат в грандиозной стране, высвободилась пассионарная и совсем не всегда благотворная энергия ряда разномастных деятельных групп населения, но при этом однако США не подвергали сомнению, как и не подвергают сейчас меморандум 20/1 Совета национальной безопасности США («Задачи в отношении России») от 18 августа 1948 (NSC 20/1 1948), представляющий собой подготовленный СНБ по запросу министра обороны Джеймса Форрестола аналитический документ о долгосрочных целях политики США в отношении нашей страны, целях, безусловно подчиненных идее однополярного мира по-американски.

Горбачев не был, конечно же, прародителем демшизы и, в конце концов, не при нем Ельцин вырос до первого секретаря Свердловского обкома КПСС, а при Брежневе. Пойдя на принципиальные идеологические меры, вызванные деградацией и безграмотностью брежневской верхушки, Михаил Горбачев, очень может быть, понадеялся как на панацею на работу исторических закономерностей и в экономике, и в прикладных внешней и внутренней политике.

Не менее 100 млрд. марок ФРГ – такая сумма называлась при канцлере Эрхарде в начале 1980-х – только за то, чтобы СССР отпустил ГДР из Варшавского договора, и она получила бы нейтральный статус по типу Австрии. Но, как известно, при Горбачеве после разрушения Германской стены, объединенная Германия вслед за ФРГ оказалась в НАТО и в ЕЭС, и никаких компенсаций, кроме мизерных средств, которых не хватило даже на достойный вывод советских вооруженных сил с территории бывшей ГДР, не последовало. Хотя, по многим свидетельствам, очевидно, что и канцлер Коль, и Запад в принципе были готовы к переговорам о статусе Германии как безъядерной территории, о недопущении расширения НАТО на восток и, конечно, о компенсациях.

Самое главное: возможно, именно сотен миллиардов невыплаченных марок за объединение Германии как раз и не хватило СССР, начавшему, но так и не продолжившему перестройку социалистической экономики. При Горбачеве много чего начиналось, но в перспективе набрали обороты только те процессы, которые после первотолчков не требовали систематической рукотворной деятельности Государства. Ведь для свободы совести и мировоззренческих свобод у нас в стране вопреки беспощадным десятилетиям так вконец и не оскудела самовоспроизводящаяся многообразная духовно-культурная среда. А в разрушении мирового социалистического лагеря и Варшавского договора были столь сильно заинтересованы США и западноевропейские страны. Не исключено, что Горбачев в целом полагал, что само соответствие его кардинальных инициатив историческим закономерностям позволяет вообще на эти закономерности положиться, и они-то сами по себе будут обречены обустроить огромную многонациональную страну.

Как еще объяснить, что в ответ на нарастающий дефицит продуктов питания, откровенно обусловленный практически исключительно тотальным саботажем партаппарата на местах, была допущена повсеместно-безоглядная организация торговых и посреднических, но ничего не производящих кооперативов, а это в свою очередь обернулось повсеместно-безоглядной спекуляцией, коррупцией, зарождением мафиозного бандитизма? Чем, как не надеждой на всесильное покровительство объективных исторических закономерностей, объяснить миролюбивый перевод Ельцина из МГК КПСС в Госстрой, превратившийся в координационный центр той части демоппозиции, которая ставила целью падение Горбачева любой ценой?

Апофеозом деятельности президента СССР стала его напряженная, без преувеличения, можно сказать, одержимая работа в 1991 году по подготовке нового Союзного договора. Членами нового Союза должны были стать девять из пятнадцати союзных республик бывшего СССР: как говорил Горбачев в телеобращении 3 августа 1991 года, 20 августа новый союзный договор планировали подписать Белоруссия, Казахстан, РСФСР, Таджикистан и Узбекистан, а осенью к ним присоединились бы Азербайджан, Киргизия, Украина и Туркмения… Даже обычным гражданам стало понятно, что после подписания договора новым Союзом будет управлять Госсовет из руководителей республик. Тем более, это было очевидно членам политбюро ЦК КПСС. Но Горбачев, опять же свято уповая на необратимость исторических закономерностей, убыл в отпуск… И следом ГКЧП, которое в условиях в корне изменившейся страны было обречено на провал. Затем приход к власти Ельцина вкупе с молодыми «реформаторами», остановившими горбачевские перемены, подвергшими разорению все и вся… Хотя и при Ельцине Россия удержалась от развала благодаря все-таки именно рукотворным усилиям оказавшихся во власти взвешенных государственников – например, Сергея Филатова в первой половине 1990-х и особенно Евгения Примакова во второй половине того же десятилетия.

Нравится кому-то из нас или не нравится – сегодня мы живем в мире, в известной мере созвучном идеям и представлениям Михаила Горбачева и одновременно в известной мере пожинаем плоды незавершенных или сомнительных начинаний эпохи перестройки, плоды его исторического фатализма. Горбачев, в недавнем прошлом по ряду вопросов оппонируя Путину, в наше время поддержал возвращение Крыма и осудил бесплодность антироссийских санкций, инициированных США, проводящими в отношении России политику двойных стандартов, о которой теперешний Горбачев знает не понаслышке, и которая так болезненно сказалась и на его пути политика. Говорить об ангажированности Горбачева конца 1980-х западным миром, исходя, например, из передачи ему ста тысяч долларов южнокорейским президентом Ро Дэ У и т.п., столь же нелепо, как предполагать ангажированность Западом Брежнева, в свое время не обделенного всевозможными «подарками оттуда».

Когда-то в «Войне и мире» Льва Толстого мудрый Кутузов оказался победителем, потому что соответствовал ходу и работе самой истории. Действительный персонаж истории Михаил Сергеевич Горбачев, пойдя в этом смысле по пути толстовского Кутузова, победителем не стал, ибо жернова переломных эпох беспощадны, но остался в мировой и российской истории навсегда. Возможно, и как неповторимый Дон Кихот в истории всемирной литературы.

Раиса Максимовна Горбачева же не раз упоминала о своем интересе к Достоевскому. И именно Достоевский, по словам Бердяева, «предоставляет человеку идти путем свободного принятия той Истины, которая должна сделать человека окончательно свободным. Но этот путь лежит через тьму, через бездну, через раздвоение, через трагедию. ...На нем блуждает человек, соблазненный призрачными видениями, обманчивым светом, завлекающим в еще большую тьму. ...Это путь испытаний, опытный путь, путь познания на опыте добра и зла. …Но нужны ли, дороги ли Богу те, которые придут к Нему не путем свободы, не опытным узнанием всей пагубности зла? Не заключается ли смысл мирового исторического процесса в этой Божьей жажде встретить свободную ответную любовь человека?»