Виктор Зимин

Исповедь одного отечественного Дон Жуана










Зовут  его Владимир. Метр семьдесят восемь ростом, внешность довольно  привлекательная и одновременно серая, неприметная какая-то, в глаза не  бросается. С Ильёй они росли в соседних дворах с детства и на протяжении  50 лет время от времени встречались. Общего между ними было мало, но  дворовое детство к чему-то обязывало, и они иногда виделись, при том что  жизнь разметала их по разным концам страны. В детстве Вова был нюней и  плаксой, но очень упрямой плаксой, за что Илья частенько его поколачивал  (он был на два года старше) – вечно тот твердолобо стоял на своём даже в  очевидных вещах.


Вова с отличием  закончил школу и уехал в Москву, где медаль помогла ему поступить в МВТУ  им. Баумана. На первом же курсе он стал ходить в секцию бокса, где  тренировался у самого Николая Королёва, многократного чемпиона СССР. У  Вовы обнаружился талант к боксу, и уже на первом серьёзном соревновании  он выполнил норму второго разряда. Вова увлёкся, Королёв его выделял и  поощрял, и продвижение его как боксёра было успешным. Но при этом он  запустил учёбу. Его вызвали в деканат и пригрозили отчислеиием – «нам  нужны инженеры, а не боксёры», сказали; тогда заметным спортсменам не  всё сходило с рук. Нужно было выбирать, и Вова выбрал институт. «Я бы,  может, и продолжал, но боялся, что сломают нос, признался он как-то  Илье. Нос у Вовы был действительно красивый – прямой, аккуратный и  пропорциональный, было за что бояться.


Вова  закончил МВТУ и уехал в Подлипки, где поступил на работу к другому, ещё  более знаменитому Королёву – Сергею Павловичу, Генеральному  конструктору. В его вотчине он и проработал всю свою жизнь до пенсии.  Звёзд он с неба не хватал, был рядовым инженером и дослужился в итоге  только до старшего специалиста в каком-то из многочисленных мелких КБ.


С  Ильёй лет в 30 они случайно встретились в Москве – Вова собирался тогда  жениться на генеральской дочке. Через пару лет они увиделись уже в  своём родном городе. У Ильи его первенцу-сыну минул год, он показал Вове  фото, вспомнил  о генеральской дочке, спросил.


– Да его уволили.


– Кого его? – не понял Илья.


– Генерала. Я не стал жениться.


Прошло  ещё лет 15. Они снова встретились. Оба были в отпуске, ничем особенно  не заняты, разговорились, беседа затянулась до вечера. Они дважды  сходили в магазин за вином, потом за водкой. Детство, отрочество,  юность, пока учились в школе, у них были общими, естественно, и  друзья-знакомые, девочки и мальчики, одни и те же. Эхом до Ильи доходили  какие-то слухи о странноватых, если не скандальных, Вовиных любовных  подвигах в кругу их дворовых сверстников. На обычного сердцееда и  бабника Вова не походил, тем более на героического Дон Жуана. Смахивал  скорее на скучного педанта с его наметившимся лёгким брюшком, в  мешковатых тёмных костюмах с идеально отутюженными стрелками на брюках.


– Ты женат? – спросил Илья.


– Нет.


– А что так? У меня вон уже четверо детей, правда, почти все от разных жён.


Вова пристально его разглядывал. Потом потянулся к стакану, выпил вино, потыкал вилкой салат.


– Хорошо, я расскажу, только ты никому не говори.


– Почему?


– Просто, не говори, и всё.


– Ладно, – неуверенно пообещал Илья.


Так вот и получилось, что эта почти случайная и не очень-то необходимая для Ильи встреча затянулась до утра следующего дня.


– Ты же, конечно, помнишь Тому?


– Конечно.


– Вот…Тома. Тома – яблочко румяное. Вы все были в неё влюблены, она мне говорила, писали ей записки, предлагали дружить.


Илья  записок не писал, но вспомнил, что и сам был одно время под дурманом.  Всегда весёлая, звонкоголосая и языкатая, с дерзкой улыбкой на румяном  лице, большие, победно сияющие глаза, вся такая округлая, ладная и  подвижная, как заведённая юла – такой была Тома в свои 14-15 лет.


–  Вы ей записки писали, а она влюбилась по уши в этого фитиля из 51-й  школы, вы его побить собирались, – продолжил Вова. – Ну, я учился в МВТУ  и через два года приехал домой на каникулы. Случайно как-то увиделись,  потом уже встретились неслучайно, ещё и ещё. С «фитилём» она давно  рассталась. В общем, мы с ней задружили. Она училась в пединституте,  собиралась стать учительницей русского языка и литературы. И стала,  работает сейчас в нашей же школе. А тогда… тогда мы с ней отправились в  местный туристический лагерь и замечательно провели там время. Я,  конечно, строил планы, говорил о женитьбе, как окончу третий курс  института, но уехал в Москву и на этом всё закончилось. Была Тома  девственницей, – добавил Вова, ковыряя вилкой в салате…


Зелье  у них грозило закончиться, и они снова пошли в магазин и поспели почти к  закрытию. Вернулись, Вова сел за стол, опорожнил стакан, потом  продолжил будто и не прерывался.


– Я  окончил МВТУ почти с отличием, подавал надежды, считался перспективным и  меня взяли в КБ к Королёву. Зачислили, у меня было почти два месяца до  выхода на службу, и я приехал сюда к матери.


Заглянул  к Артуру – помнишь его? Он жил напротив Томиного дома. А Томы здесь уже  не было, она вышла замуж и жила в другом районе. Написала мне о  замужестве, вроде как спрашивала, я её  благословил… Мы с Артуром  выпили, поговорили душевно, он пошёл меня провожать и, когда поравнялись  с домом Томы, из калитки вышла раскрасавица – повыше Томы ростом, с  длинными до пояса волосами. Они с Артуром поздоровались. «Кто это? –  спросил я. «Не узнаёшь? Это Томина сестра младшая, Катя». Я вспомнил –  бегала лет 7-8 назад шустрая девочка с толстой косой, путалась у нас под  ногами. Она, кстати, и записки ваши передавала. Теперь вот выросла,  смотрится хоть куда. Что-то у меня внутри зашевелилось и через пару дней  я снова пришёл к Артуру, но его дома не было. Покрутился в переулке с  час, Кати тоже не было видно. Тогда я постучался в знакомую калитку.  Залаяла собака, я снова постучался. Открылась входная дверь в доме,  потом калитка – передо мной стояла Катя. Я боялся, что будет  кто-то из  родителей, но что-нибудь придумал бы. Катя и впрямь была хоть куда,  первое впечатлении не обмануло. Она, конечно, знала, что я бывший Томин  жених, и строго молча на меня смотрела. Что-то я там говорил, вспоминал  прошлое, её – маленькую девочку, чем-то в конце концов её рассмешил…  Катя не уходила. В общем мы разговорились. Я пригласил её в кино, потом  посидели в кафе, а через три дня уже целовались. Как выяснилось, с  сестрой Катя не очень-то ладила и, по молчаливой нашей с ней  договорённости, о Томе мы не вспоминали. Свидания мы назначали на  стороне, и всё шло нормально, пока Катя не засобиралась за меня замуж, с  моего, конечно, согласия; не мог же я сказать ей «нет», хотя  отговаривал – мол, жить нам негде, вот поработаю, заработаю, дадут  квартиру и тому подобное. Она всё рассказала родителям. Родители  возмутились, созвонились, видимо, с Томой, та ещё подлила масла в огонь.  Катина-Томина мать пришла к нам домой и много чего ,видно, наговорила  моей матери. Дома я ночевал довольно редко, мы с Катей жили у её  подруги, чьи родители уехали на море отдыхать, но в тот день пришёл  домой и застал мать в слезах и истерике. «Стыд какой от людей», всё  повторяла она. «Катя взрослая», – сказал я. – «И я у неё не первый. У  неё своя голова на плечах». Ну и прочее в том же духе. На следующий день  я взял билет на поезд и укатил на море, а оттуда, не заезжая домой,  уехал в Москву. Сбежал, в общем.


Вова  помолчал, налил себе в стакан, выпил, закурил… И всё щурился,  вглядываясь, и хотя перед ним была стена, видел он наверно перипетии и  подробности своей сумбурной жизни.


*  *  *


–  Лет через десять я снова приехал. Артур тогда уже сидел, мать жила в  другом месте, и в наш переулок я больше не заглядывал. Ты, кстати,  знаешь, что Артур отсидел 7 лет? Он вступился за мать, которую пьяный  отец стал избивать. Отец его одолевал, Артуру под руку попал кухонный  нож, и он зарезал отца – одним ударом насмерть.


Ничего  такого Илья не знал. Живо представил себе Артура, высокого  голубоглазого парня, такого же высокого его отца, всегда приветливого и  разговорчивого с ними пацанами. Его мать, приятную женщину с голубыми,  как у Артура глазами, она часто угощала их, приятелей сына, вкусными  пирожками.


– Да… Приехал я, значит, в  отпуск и от скуки пошёл в Дом Офицеров на танцы. Зацепил там  молоденькую девочку, большеглазую, очень симпатичную, с каре в стиле  Миррей Матье. Зовут Света. Своей живостью и чертами лица она напомнила  мне Тому тех лет нашей далёкой юности, но я не придал этому значения.  Сошлись мы с ней быстро, это было уже другое поколение, куда более  раскованное и свободное, чем мы в их годы. Она сказала, что ей 18 лет,  но, как потом выяснилось, ей только-только исполнилось 16. Кажется, ею я  всерьёз увлёкся. Я снял комнату, и мы там с ней жили. Я много чего о  себе ей порассказал, а ей так хотелось в Москву… Однажды, довольно  поздно вечером, она сказала мне, что ей сегодня обязательно нужно быть  дома, у матери день рождения. «Что же ты раньше думала?» – «Да только  недавно вспомнила».


Мы собрались,  купили цветы и отправились на трамвае по направлению к её дому. Маршрут  был знакомым, здесь прошло всё наше детство и юность. С трамвая пошли  хорошо известной и тебе, и мне дорогой. Меня стали одолевать нехорошие  предчувствия. Они полностью оправдались, когда мы свернули всё в тот же  переулок и остановились перед той же голубой калиткой. Дом был освещён,  играла музыка, слышались голоса. «Постой, – сказал я. – Как зовут твою  мать?» – «Тамара Фёдоровна, она учительница в школе. Зайдёшь?»


Я  оторопел. Рядом со мной стояла дочь Томы. Может, моя дочь?! Ужас! В  мозгу замелькали подробности вчерашней ночи… Я лихорадочно вёл в уме  расчёты. Да нет, моя дочь должна бы быть постарше. Но всё на грани, всё  очень близко… «Ты что? – дёрнула меня за рукав Света. – Зайдёшь?». Я  опомнился. «Нет-нет, неудобно. В другой раз, встречу нужно подготовить».


В  такой вот переплёт я попал. Нужно было бежать, драпать. Со Светой я  увиделся на следующий день, сказал ей, что болеет мать и мне нужно  устроить её в больницу, а потому мы несколько дней не сможем видеться.  Мать болела, это было правдой, правда и то, что я отвёз её в больницу.  Потом события развернулись круто, я почувствовал, что за мной следят.  Дня через два, вечером, но ещё засветло, я шёл от автобусной остановки к  дому. Пройдя полквартала, обернулся – за мной метрах в 20 шли два  парня. Я ускорился, они тоже и уже почти нагнали  меня, когда я снова  обернулся. Прохожих рядом не было, улица была почти пустынной. Они  что-то крикнули, что-то вроде «Постой». Я понял, что надо либо убегать,  либо остановиться. Я остановился и повернулся. Они замедлили шаг и  приближались, два крупных молодых парня. Я на пару шагов сдвинулся  влево, теперь у меня за спиной было большое дерево, его стволом я  прикрыл спину. «Ну что, сука старая, допрыгался?» Это произнёс передний и  сунул руку в карман. Чёрные наглые глаза сощурились, губы растянулись в  ухмылке. Это, судя по всему, был главный. Позиция была удобной, я не  стал медлить и длинным крюком справа бросил его к забору. Попал удачно,  он осел на землю и был минимум в нокдауне. Второй растерялся, не зная  что предпринять. «В чём дело?» – спросил я. – «Оставь Светку», – сказал  он. Я шагнул к нему. Он поднял руки, приняв левую стойку, видно, что-то  понимал в боксе. Мы покружили, я проверил его лёгкими сериями справа,  слева, но по-настоящему не атаковал. Парень, хотя и с трудом, но уходил,  подныривая и пятясь. Я остановился. «Займись им» – сказал я,  развернулся и пошёл прочь.


Вечером  всё прояснилось. Пришёл мой одноклассник Герка (ты его, наверно, не  помнишь, он редко у нас бывал) и всё рассказал. Оказывается, меня  где-то  видели несколько раз вместе  со Светой, и тут же всё всплыло  наружу. Семья взорвалась – как же, родные сёстры Тома и Катя, а теперь  ещё и дочь Томы Света! Для них это было слишком, да и для меня, пожалуй,  тоже. Я не любитель трагедий, амурные шалости – на здоровье, но не  мелодрамы. Кто был инициатором той, так сказать, акции возмездия в лице  двух молодых парней, я не знаю, но думаю, что Светка, на сестёр это  непохоже. На следующий день я пошёл к матери в больницу и сказал, что  меня срочно вызывают из отпуска и мне нужно ехать. Вечером я уже катил в  Москву.


*  *  *


Вова замолчал, налил в стакан водку, выпил, закусывать не стал. Закурил. Лицо было спокойно- хмурое.


– Чего только не бывает в жизни, – сказал он и даже слегка улыбнулся.


Илья  поразился его спокойствию. Представил себя на его месте и сразу понял,  что в такой ситуации был бы близок к тому, чтобы наложить на себя руки.  Вова курил, медленно выдыхая беспорядочные клочки дыма, длинные его руки  тяжело лежали на столе.


– Не знаю, –  сказал он. – Что-то во мне есть такое, что их ко мне тянуло. Сколько их  было в моей жизни – женщин – не сосчитать. Всяких разных, юных, молодых  и не очень. Всех мастей – блондинок, брюнеток, шатенок, в Москве, в  нашем городе, в командировках (я объездил полстраны), в отпусках на юге  или в центральной России. Все они в чём-то одинаковые.


Поначалу  я, правда, хотел сделать на этом карьеру – помнишь генеральскую дочку?  Потом хотел жениться на дочке главного конструктора соседнего отдела,  потом ещё на какой-то дочке большого чина. Но почему-то не женился.  Может, скучно становилось, и роль я до конца не выдерживал. Бывало, что и  запивал, это у меня наследственное, отец, деды – все от этого умерли.  Потом выходил из запоя, бегал по утрам кроссы, восстанавливался,  держался, и они снова появлялись, мои цыпочки-лапочки, такие все разные,  такие одинаковые…


Только всё это мусор. И всё неправда. То есть правда, но случалось как бы не со мной.


Вова  помрачнел и потянулся к стакану. Закусывать он давно перестал, только  курил. Сейчас умолк. С силой сжались и распрямились пальцы рук. Вова  бросил на меня быстрый взгляд – была в нём какая-то жалкая и откровенная  беспомощность. Он тут же отвёл глаза.


–  Была в начале моей взрослой жизни Наташа, я перешёл на второй курс  училища, когда мы случайно познакомились в метро. Так, ничего вроде  особенного, Тома, которую ты знаешь, была намного красивее. А в  Наталье-Натахе-Наташечке-Пташечке не было ничего выдающегося. Среднего  росточка, зеленоглазая, русоволосая, с тихим, журчащим таким голоском,  симпатичная, но не  более. Я носил её на руках, лёгкую как птица, может  поэтому я так часто называл её Пташечка-Наташечка. Скрипачка, она  училась в консерватории. Она ничего мне не позволяла, кроме поцелуев, да  и то не очень. Я предлагал ей «руку и сердце», да-да, так я и сказал  тогда. Она не согласилась – «нам надо учиться, и тебе, и мне. Где мы  будем жить? И как – на две жалкие стипендии?» – так она сказала, но я  чувствовал, что это не главное, это отговорка, хотя, конечно, в чём-то  была права. «Я буду работать, переведусь на заочное», – сказал я. Ради  неё  я готов был сутками разгружать вагоны…


И  вот, пришло время, когда я понял, что она тяготится моей сумасшедшей  любовью. Я не знал, что делать. Как-то она не пришла на свидание. Я  позвонил по телефону, и в долгом разговоре она честно сказала, что нам  не сроит продолжать отношения. Я тогда унижался, просил, я вынудил её на  последнюю откровенность, и она, всегда очень тактичная, сказала мне  прямо, что «нет, она меня не любит». Я давно изучил её распорядок и  торчал у метро, зная, что она вот-вот появится. В толпе она меня не  видела, я шёл за ней до дома, скрываясь за прохожими, ждал, что она  оглянется, и тогда я, может, подошёл бы к ней. Но она ни разу не  оглянулась. Однажды она вышла из метро с парнем – так, ничего  особенного, чуть повыше Натахи, в очках. Он проводил её до дома,  и они  вместе скрылись в подъезде. Через час появился и шёл к метро. Я был  рядом, чуть сзади, и не знал, что сделаю в следующую секунду. Хотел  остановить, затащить в подъезд или во двор, избить, убить, растоптать…  Но так ничего и не сделал.


Жизнь мне  опостылела. Всё чаще думал о том, чтобы повеситься. Но как-то всё же  переборол себя и с головой ушёл в учёбу. Хвалили преподаватели, прочили в  аспирантуру, добился повышенной стипендии, а в глубинах своих, наяву и  во сне видел только Наталью – «Белую голубку с серыми пятнышками на  крыльях», с этой голубкой прожил жизнь гениальный Никола Тесла. Так и я.  Я раздвоился. Я – раздвоенный – прожил всю мою жизнь.


С  год назад я её видел, собственно, я никогда не выпускал её из вида и  хотя бы раз в несколько лет сопровождал её до дома, несмотря на то что  теперь она жила в другом районе Москвы, далеко от меня. Я ни разу не  объявился, хотя очень иногда хотел. В последний раз шёл с ней рядом. Она  посмотрела на меня – так, случайный равнодушный взгляд. Равнодушный – в  этом всё дело, так было всегда. Конечно, она меня не узнала, столько  лет прошло. Я бы её тоже не узнал, если бы не видел, как она стареет год  от года у меня на глазах. Сейчас это маленькая седенькая старушка,  аккуратная, опрятная,  прилично одетая и очень вежливая.


Такая  вот досталась мне жизнь. Служебная моя карьера не заладилась, хотя  могла. Но мне не было интересно… Водка наша закончилась, на улице утро.  Теперь я уйду в запой дня на три, может, больше. Когда-то всё это  кончится…










К списку номеров журнала «РУССКАЯ ЖИЗНЬ» | К содержанию номера