Время и камни. Стихотворения

В России – зима
Лежит покровом на полях,
До рези белый, русский хлопок.
Нашьет нам матушка рубах –
На весь российский околоток.
Косоворотки с пояском,
Которым сносу нет и сроку.
В них – хоть по снегу босиком,
Жива душа – и слава Богу.

Крестообразно метят наст
Клесты под боком у метелей,
Как будто утешая нас:
Достанет всем крестов нательных.

На вырост рубища, грубы,
Им подавай ширококостных! –
Такой страны, такой судьбы,
Таких распятий на погостах....

Безглагольное
Печь. Порог. Крыльцо. Калитка.
От ворот – живая нитка.
Вдоль погоста робкий шаг.
Там проселок как большак.
Санный след. Пустырь. Подвода.
Лик прозрачный небосвода.
Колокольня на бугре.
Две вороны на трубе.
Стог под снегом. Темный лес.
Лисий след наперерез.
Свечка ели. Черный сук.
Сердца частый перестук.
Шаткий мостик. Встречный люд.
В церкви ангельский приют…
Эхо… быль… анахронизм…
А кому-то: путь и жизнь.

* * *
«…Выхожу тебя, выхожу.
Выплачу злые сны.
Выпрошу тебе, выпрошу
Долгого века, сын.

Крестик поправлю медный.
Спрысну святой водой.
Будешь, сынок, не бедный.
Буду всегда с тобой»…

Матушка, снова стылая,
Снова слепая ночь.
Матушка, моя милая,
Некому мне помочь.

Выходи меня, выходи!  
Вызволи из беды…
Высмотрел ворон с высоти
Выводок у воды.

Гаврилины дети
Матери, Карповой Зое Гавриловне, уроженке
деревни Ямской Кушнаренковского района РБ

«…Вон, кочетом, аэроплан,
На Митьку бомбу сбросить хочет…»
А Митька с ревом и – в чулан.
А сестры, дурочки, хохочут…

В Казанскую – в безбожный год  
Они останутся без мамки.
Ее, как в погреб, сунут в ямку,
И всю Ямскую кинет в лед...

Сорокалетним мужиком
Гаврила пьет в сороковины.
От четверых сирот тайком
Судьба закусит пуповиной.

И в избу мачеху введет,
По счету третью, по пороше.
Та косы дочкам заплетет
И Митьке челочку взъерошит.

* * *
В глаза напустят пыли,
Кичась знакомством знатным:
«Да мы с ним водку пили»,
А дальше – все невнятно.

Говорунов – навалом.
Кордонная застава:
И слушающих – мало,
И слышащих – не стало.
Наперекор стремнине
Гребущий вольным стилем
В сороковом помине:
«Да мы с ним водку пили…»

Оторвалась подкова,
И в хруст сломалась ветка.
Пропили не целковый.
Пропили – человека…

Время и камни
Время разбрасывать камни – давно  
Вышло из моды.
Знай собирай в золотое руно –  
Разной породы.

«Этот – Сизифов?»
«Тот – покруглей,
Этот – колодный, –  
Самый весомый,
камень-кремень, –  
Краеугольный».

Рядом – замшелый, еще не остыл, –  
Века раскола.
Кто-то за пазухой долго носил –  
Теплый.

Вот рассыпающийся в песок...
Видно, сутулой
Гостьи литовка наискосок
Здесь полоснула.

Дюжина, гроздь – на твоих золотых.  
Цвета рябины,
Твердая россыпь глазков дорогих –  
Все из рубина.

Сколько апостолов, столько камней.
Каждому – камень.
Точность – вежливость королей.
Amen!

«Все относительно»… В тысячный раз  
Голос пророка...
Полночь по Гринвичу. Значит, у нас –  
Полдень по Блоку.

Мое язычество

По соринке, из трухи,
Веруя в Пророчество, –  
Я выклевывал стихи
Языкастым кочетом.

Кряква – вплавь, соколик – влет…
Мне – плетень да колышек…
Без певца не расцветет
Ни один подсолнушек.

Заскучает мурава:
Несть Ярила жаркого,
Ржой изъелась борона,
Рожью бредит жатка,

Во хлеву телок орет,
В вымя слепо тычется…
Коль язычеству черед –  
Вот мое язычество!

Промеж строк – промеж стеблей –  
Упадаю в ноженьки:
«Знал бы, как я по Тебе
Соскучился, Боженька!»

В дороге

«А может, взять да весь остаток
Прожить на станции лесной»…
«Ну-ну, давай, – рискни, касатик», –
Скрипит вагончик прицепной…

И семафор в совиной дреме
Дарует крохи суеты.
Рубли меняю на перроне
На снедь домашнюю – с плиты

Картошку свежую с укропом
И малосольным огурцом.
Беру еще улыбку – оптом –  
Хозяйки с ласковым лицом.

Коль дорога к обеду ложка,
Я на последние гроши  
Шучу рискованно немножко:
«Ах, как вы обе хороши!».

Она рассыпчато смеется:
«Так кто же больше по душе?»…
Но тут звоночек раздается,
И поезд дернулся уже,

Как разломив меха трехрядки…
А взгляд у женщины – такой!..  
С картошкой, вроде, все в порядке.
С любовью, что ли, перебой?» –

Я догадался слишком поздно  
От крайней точки отправной,
Когда в окно стучали звезды:
«Ты, милый, с этой же бедой»…

И вот в мечтах – боюсь признаться –  
Стою на станции лесной.
Чтоб, дураку, тогда остаться…
Эх ты, вагончик прицепной.

* * *
Бери, словно ломтик лимонный,
С ножа осторожной губой,
Сырой ветерок восьмидольный –
Оскоминный, острый, рябой.

Вдыхай горький запах счастливый
Покосных лугов и степей –
Наш вермут родного разлива –  
Тщедушною грудью своей.

Стрекочущий шорох вечерний  
И крик заполошный дневной –  
Глотай, как твой пращур пещерный,
Луженою глоткой двойной.

Гуляй – без оглядки и вволю, –  
Пока мы все вместе и тут,
Когда еще нас на застолье
Земное опять позовут.