Евгений Бесчастный

Каменный Екклесиаст. Предисловие к книге Андрея Фамицкого «Звезды для одного»

Обвинять время в своих неудачах – признак слабости. С другой стороны, трудно отрицать, что особенности эпохи влияют на человека. Поэзия, наверное, ярче всех других видов искусств отражает перемены в человеческом мировоззрении. Менялись исторические обстоятельства, религии и политические системы, войны уступали миру, пусть и не надолго, а поэзия всегда существовала. Поэзии не страшны никакие упадки и кризисы, как бы охотно ей ни прочили вымирание. Поэзия живуча как кошка. И вот по какой причине. Молодой человек берётся за перо ещё в юности, обычно чтобы покорить девушку или излить негатив по поводу несогласия с мироустройством (не пустили родители на вечеринку, поставил учитель «неуд», обидели друзья). Однако, если он в дальнейшем возводит хобби в ранг дела всей жизни и, прекрасно осознавая, что «в грамм добыча, в годы труды», сгорает над строчкой, это является симптомом весьма любопытного недуга: сверхчувствительности к времени, в котором он живёт. На его счастье, нервная пульсация времени проходит сквозь него, отражаясь ритмически, фонетически, передавая свою уникальную тональность, будь то романтизм, сентиментализм или даже футуризм. На его беду, в нём, в поэте, априори заложена некая ностальгия по тому, чего он никогда не видел, но, как он верит, должно быть; поэт всегда совершает скачок из своего времени, выражая ему своё «фи», он всегда находится в конфронтации с несправедливостью, жестокостью и косностью. Однако другого не дано. Поэтому, пока планета Земля не ассимилируется с садами Эдема, за поэзию можно быть спокойным. Беду эту можно сравнить с аллергией на солнечный свет. Счастье – с пожизненной взаимной любовью.
Кто такой поэт Андрей Фамицкий и что он хочет сказать в своих стихах? Это – молодой человек, живущий в шумном столичном городе. Интеллигент до мозга костей, он обладает сверхразвитой способностью к рефлексии и чутьём к внутреннему миру другого человека. Нюансы современной жизни в мегаполисе, как-то: давка, спешка, суматоха, равнодушие и внутренняя пустота, – отразились на его творчестве, но по-своему. Большинство современных поэтов тяготеют к подражанию Иосифу Бродскому, заимствуя сложные размеры и рифмы, отчего стихи их, зачастую огромные по размеру, со строчками во всю длину монитора, напоминают Вавилонские башни из букв. Это, несомненно, передаёт все тонкости нынешнего бытия, где никто никого не понимает и даже не пытается понять. Но Андрей Фамицкий идёт другим путём. По выражению того же Бродского, он из эпохи делает сальто, именно в этом узком смысле. Его поэтический голос, на первый взгляд тихий и ненавязчивый, хорошо поставлен, имеет должную огранку, владелец его уверен в себе. Лесть ни к чему: он так же является заложником своего времени, однако он не болеет Стокгольмским синдромом: время своё, сиречь своего мучителя, он не оправдывает. И никогда не полюбит: «в пыточную за счастьем
что за любовью в мир» Присущая его стихам лаконичность, простота слога, лапидарность на первый взгляд является данью уважения великим учителям. Даже сам автор помещает в самое начало книги стихотворение под эпиграфом из Олега Чухонцева, и стихотворение это является как бы манифестом, оправдывающим непритязательность избранной им формы:«Все можно сказать в четырех строках,
А не в четырех – в восьми.» А потом, в другом стихотворении добавляет: «А мы, Георгия Иванова
И Ходася ученики...» Однако не всё так просто. Фамицкий не грешит эпигонством, а краткость избрана им не только из-за её родственных уз с талантом. Поэт прекрасно понимает, сколь дорого время жителям большого города, когда даже ради самых родных и близких нет возможности выкарабкаться из беготни. Потому он и не крадёт ни секунды лишней у читателя долгими умствованиями, концентрирует мысль по максимуму своих возможностей. Не говоря уж о том, чтоб претендовать на внимание незнакомца или незнакомки. Сегодня Блок бы не рассматривал «пьяное чудовище», он попялился бы в смартфон, а затем понёсся бы по неимоверно важным делам. Вот это и пытается воспеть Андрей Фамицкий: нереализованное чувство, загубленный потенциал, страх быть отвергнутым, закипающую кровь внутри, смертельный мороз снаружи. Я камень, который хранит тепло,
Никто меня не найдет.
И дело не в том, что вокруг темно,
А в городе любят лед.Стою я в пустыне, один как перст,
Все звезды для одного.
А рядом стоит высоченный крест,
Но нет на нем никого…Мы живём в эпоху разбросанных камней, а собирать их ещё не настала пора. И, скорее всего, период созидания, если таковой и настанет, нам видеть не доведётся. Как новый Екклесиаст, Андрей Фамицкий, выражая наше общее восприятие друг друга, превращается в камень. Здесь, мне думается, есть и отсылка к Мандельштамовскому «Камню»: Осип Эмильевич тяготел к рассмотрению предмета вблизи, вплотную, как бы через микроскоп, докапываясь до их скрытой глубины. Имеется нечто подобное и у Андрея Фамицкого. Запахом чернозёма веет и от его некоторых произведений. Он близок к дионисийской эстетике, видя в земном мироустройстве, как и в загробном, нечто запечное, подпольное, шорох и возню насекомых, копошение трепещущих личинок, суету тараканов, плетёнку из скользких червей, и передаёт прекрасное через ужасное:«Страшно среди несметных
Жирных и земляных
Скользких червей бессмертных,
Жадных червей твоих.» «Твоих» – это Бога. Разве мы не напуганы жизнью? Разве мы не ударяемся в сумасшествия, лишь бы не сойти с ума? Есть что-то древнее и вечное в этих актуальных строчках. Древнее и вечное, как камень. Именно так ощущает автор муравьиную работу времени: человек есть камень, лежащий на дне; мутный поток, сквозь который едва различим свет, потихоньку его полирует, разъедает, уменьшает. Но выбраться из потока нет никакой возможности. Минуты-муравьи крадут от камня по песчинке. Жизнь коротка и эфемерна. Но неизвестно, чем он напуган больше: жизнью или смертью. В то время как смерть представляет собой неизвестность, жизнь уже, кажется, разгадана. Каменность и паралич с одной стороны и мятущаяся душа – с другой. Обращаясь поминутно к глухому Богу, камень этот, человек, поэт, просит о самом простом, но не может смириться, что как раз таки эта волшебная метаморфоза, очеловечивание камня, как раз таки в его власти. Слишком много было разочарований и боли, слишком мало слушали его мольбу. Боль эта сделала из нас – нас, и мы уже от неё не откажемся, ибо она обнаружила в нас самое лучшее, за что мы прощаем ей все её подлости. Мы будем смотреть на неё со стороны посредством стихов, но уже не поверим, что мы не камни, а люди. Полёта нам не изведать, потому что «шипами проросшая кровь» снова поставит нас на наше каменное место. Сегодня человеком быть больно – именно это передаёт в своём творчестве Андрей Фамицкий. Именно этому он противостоит. Именно так шлифовался его стиль. То, что он говорит, невозможно сказать иначе. Когда-то Ницше сказал: то, что не убивает нас, делает нас сильнее. Сегодняшний философ скажет: то, что мы любим, делает нас слабее. Но от этого родятся сильные стихи.

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера