Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Владимир ГубайловскийОб авторе: Окончил механико-математический факультет МГУ. Публиковал стихи в журналах... >>> |
Леонид Петрович БыковОб авторе: Окончил филологический факультет Уральского университета... >>> |
Мария ЛуценкоОб авторе: поэт, музыкант и фотограф. Родилась в 1978 году. Первая публикация в журнале... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Ирина МаксимоваВ грецком орешке. Стихотворения…
И куда б ни хотелось тебе убежать, убежать невозможно ни в место такое, где никто не знает тебя и не помнит и ты существуешь с листа без своих закорючек ненужных, ни в место такое, где ты никого не помнишь, а значит, не можешь встретить кого-то случайно. И кто-то кого-то напомнит, и ты окажешься новым, таким же.
Это будет твой выдох и вдох.
Насколько хватит тебе кислорода, столько и проживешь сначала.
…
когда ты уехал я каждый вечер слушала бетховена и танцевала я каждый вечер танцевала чудно!
дома одна для тебя я
маленькое такое я спичечное такое я славные такие ботиночки
…
…и нет ничего слаще его живота, и нет ничего.
…
Время летит, как птица, которая никогда на землю не садится и на воду не садится, и только кажется, будто тень ее далеко впереди бежит и по нашим следам идет; а мы вот где стояли, там и стоим, и только рты открываем, как рыбы, дышим, – где оно, папа, море?
...
и пока никто не спросит меня: – зачем ты предаешь, зачем отдаешь – ...и пока никто не спросит меня изнутри, ...то есть – если снаружи, то я скажу: нет, да что вы! – да что вы!..
(и эхо внутри меня отбивается от суставов множеством маленьких каучуковых мячиков.)
и только подушечки пальцев стучат по столу.
...
И даже если мы с тобой люди, для которых дорого стоит время, даже если мы с тобой – люди, для которых время само по себе ничтожно, и ты предлагаешь почту, простую почту перевести из формата времени в деньги, чтоб не стоять в дорогостоящей очереди,
то как мы сможем жить стариками, как мы сможем ждать друг друга из армии или – не дай бог – из тюрьмы?
И все время хочется, так нестерпимо хочется исправить что-то неважное.
Есть люди, которые в крайности, живут на самом краю, на самом краешке неба.
Разве не ради них – наше с тобою время.
...То есть – мое.
...
Мама в детстве не баюкала, не говорила: не подсказывай ни играющим, ни стоящим по разные стороны, ни держащимся за руки у витрины, разглядывающим что-то желанное; а так, возможно, я бы поняла раньше, берегла бы чужую возможность, вечную бесконечность, не пресекла бы, не опрокинула порхания и твоего мотылька.
...
Я снова маленькая.
Такая маленькая, что меня можно положить в чемодан и увезти отсюда далеко-далеко. Куда – ты даже не сможешь себе представить.
Я зернышко в грецком орешке хромого мышонка.
Меня не бывает.
...
и сводные свободные братья, собаки голодные (по отцу). ...и тот меня не окружает, кто не бил меня по лицу.
и я никого не помню, того никого, кто спросит.
мама, что ты принесла?
и раскроет пакет – треугольник – воздушным змеем – улетит голубой-голубой.
я никого не помню.
и руки тянут к земле.
...
Внезапно Пришла зима – опять без никого; И имя возвращается обратно, И кроме остается ничего.
Опять птенец ютится под окном, Не вовремя зачатый под венец; Родится сын неправдой, как закон. Я назову его Мертвец.
А после – остается ни о ком; Стекляшки, ветви истязают луг, И яблоня склонилась на излом, И колокольчик ночью берегут.
И не затем зачатый под венок Сквозь снег излом летит нагой птенец – Когда б я смог, как мальчик, наконец, Сквозь снег к тебе юрок.
...
Прошлое еще определяется по фотографиям: на фотографиях запечатлены моменты надежды.
Люди идут взявшись за руки, нам кажется, что они – вместе или что они – счастливы.
Так, на некоторых фотографиях существует то, чего никогда не было, и кажется прошлым то, чего никогда не будет.
Эти неудачные фотографии можно спрятать от будущих жен.
Потому что мы все – живые, и все мы – люди, и никто нас не бережет.
Невидимых друг для друга.
...
С каждым годом становишься старше, теряешься в датах. Собственный возраст становится не так уж важен.
Все чаще кто-то от рака или инфаркта – какой молодой / молодая.
Иногда, посылая деньги на лечение тяжелобольного, получаешь слова благодарности.
Думаешь о словах ответа.
– Том? Нет его. Говорят же вам – нету.
...
Марта и Мартин были знакомы с детства. Отец Марты был эмигрантом, его звали Мишей, но это уже не имеет значения. Марта и Мартин не писали на стенах свои имена: они были знакомы с детства, но жили в другой стране.
У родителей Мартина была квартира с балконом; герань, красная, менструальная, росла, отражаясь в стекле, он ее и выхаживал. Знал про ее семена.
Мартин работал кладовщиком. Марта продавала цветы. Кое-как сводили концы с концами. Южная Германия, точнее, Бавария.
Мартин упрекал Марту в недостатке образования и говорил про ее родителей, точнее – «ты – полукровка, не – понимаешь».
Так они завели кота. Вернее, кошку.
Мартин нашел ее на дороге, у автобусной остановки: она дрожала от холода в телефонной будке. Редкий для тех времен падал снег, медленный, бестолковый, назавтра таял.
Марта болела, укрывалась тремя одеялами: – Это твое, оно – живое, – шептала Марта: Мартин ей был не первым.
Во сне она видела кошку, умирающую на руках у Мартина, у нее умирающую на руках.
«Кто ты вообще такая?» – спрашивал Мартин, выгоняя Марту из рая.
«Никто», – соглашалась Марта. Мартин ей был не первым.
Раннее утро в Южной Баварии.
Марта одета в шубку, искусственный мех. Автобус не ходит в Мюнхен. Марта уже другая.
...
А даль все ниже, на горизонте стоит водой. В ней отражаясь, стоит журавль, совсем нагой.
Вот самолет бумажный и шестикрылый, как серафим. Такая осень, о божья маша, такая синь.
Такое время, когда бы он ей, когда бы ты.
Ползет улитка из Лиссабона, везет цветы.
...
Осыпается берег моря, отвесный склон. Синеголовник – сухой, песок – желтый. Громко кричать нельзя только в горах, снег еще тоньше, намного тоньше песка. Кто же кроме тебя виноват?
Вот дрожит в воздухе паутинка и пахнет хвоей. Солнечный отблеск в каплях росы, а ты как себе представляешь лето? Соленые воды моря не избавляют от жажды, и лица не отмыть от слез.
...
Смотришь на фотокарточку – слышишь голос. Сначала один. Как правило, голос смеется. Потом начинается море, птицы, песок шуршит, и захлопывается багажник автомобиля.
Уложены вещи. Какие-то мелочи выпирают из памяти, как очертания коленок под платьем. И снова – голос. Что говорит – никак не удается расслышать, то ли ветер, а то ли время его уносит.
...
С каждым днем мне все больше кажется, что мир увеличивается, я уменьшаюсь. Воздух становится так тяжел, что давит со всех сторон. Спасаясь от ужаса, я обнимаю подушку, сохранившую запах любимого, и чувствую, как он далеко.
...
Был ты, а стал никто, неизвестный.
Чему равен X? Следующей жизни.
Все меньше счастья в каждой руке. Ничего тяжелого не осталось, а только уже не летишь.
Даже когда не верится – не взлетаешь.
«Я думал, что никогда уже больше. А тут ты».
А я – будущий неизвестный.
И надежды для нас не осталось, а только нежность.
...
И вот, опускаешься в ад. Шаг первый, и расходится круг, поднимая со дна всю исподнюю сущность твою.
В этот момент говоришь: «Это не я, не я. Это время проходит насквозь и свистит, это так обжигает истина-свет, что горю.
Так горел бы любой человек», – утешаюсь.
...
Хочется забыть язык, чтобы заново научиться одной только фразе:
«Как же я тебя люблю».
— лъю-бъю - — лъю-бъю - — лъю-бъю -
...
Ловля космического мяча не удастся без разбитых коленок. Кровь вытекает из ран незаметно, пропитывает землю насквозь.
Земля спит, как война.
Мазохист не желает смерти.
Лопнувшие сосуды в отражении в зеркале.
Звезды нависают гроздьями винограда.
...
Где бы я ни была, где бы ни засыпала Изольда моей души, Гретхен, Джульетта, Лаура, Даная – я улыбаюсь: всем им во мне хватает моего Сержио. К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКАШТАНОВЫЙ ДОМСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |