Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | Только для своих | Спонсоры |
Центр |
Елена ГуляеваОб авторе: Поэт, литературный псевдоним Моревна. Родилась в Хаапсалу (Эстония), с 1985 г... >>> |
Максим КабирОб авторе: Русскоязычный украинский писатель, поэт. Учитель истории по образованию... >>> |
Анна ТрифановаОб авторе: Живет в Череповце. Стихи и прозаические миниатюры публиковались в... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаСеверная АмерикаКанадаСШАЦентральная АзияКиргизстанУзбекистанСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Игорь ЧурдалёвКорабль дураков. СтихотворенияКорабль дураков
Скучен был мальчику жизни обшарпанный фон. Он рисовал звездолёты немыслимых форм, не замечая, что все мы давно улетели. Жизнь истлевала, а с нею его чертежи. Сам он усвоил на палубах улиц чужих, что путешествие - дело не средства, а цели.
В смутных пространствах куда-то плывут города и, может быть, он один понимает - куда, но не спешит выдавать пассажирам секреты. Слыша, о чем напевает пассат в парусах, с мостика-лоджии он, в капитанских трусах, путь указует армаде огнём сигареты.
Прочие в уши залили аттический воск. Все, кого принял на борт Иеронимус Босх, спят - у орудий, готовых к последнему бою, в трюмах прогорклых, где дрыхнут, кто шконки урвал, в глянцевых рубках, где верят, что руль и штурвал всё ещё как-то сообщаются между собою.
Вот он решает: а впрочем, хоть к дьяволу в пасть! Вот он докурит - и тоже завалится спать, к звёздам сусальным кварталов дредноуты двинув. Но презирающим цели не светит облом, путь им - отчизна и гавань. И с их кораблём тайны Вселенной играют, как стая дельфинов.
Плита
"И вступая в долину смертной тени, не убоюсь я зла, ибо Ты со мной..." Псалом XXII
В ржавой империи, рухнувшей с высоты, жившей единой заповедью - «склонись!» в мёртвых пространствах, где сожжены мосты, где оборвался след её колесниц, где мы в строю болтали, сквозь страх дерзя, там, под обвалом забывших событья дат, вы навсегда остались, мои друзья, не захотевшие молодость покидать, так и не ставшие, чем вам велели быть, канувшие в безумье - или запой, доблестно павшие среди бесславных битв, или иначе покончившие с собой.
Добрых путей вам в новых мирах, друзья. В каждом созвездии будет вас ждать приют - пусть вас усадят, грешных, под образа, сладко накормят и до краев нальют, как наливали в давешние года, в небе которых тех же галактик взвесь переливалась пламенем. Как тогда, там и обнимемся некогда. Но не здесь.
Вас не оплачет мраморная Пьета, не назовёт золотая в граните вязь. Вот же вам – окаменевшей мечты плита, глыба надежды, не пережившей вас.
Вы обрели, что искали в персти земной, пылью теперь кружа на семи ветрах. Вот же вам – суть свободы. И нет иной.
Бог не расслышит меня, но за этот прах я помолился бы, если бы знал псалмы. Смертной долиной всем суждено пройти – пусть же в дороге не убоюсь я тьмы, помня, чьи тени движутся впереди.
Эльсинор
Здесь больше нет ни друга, ни врага, ни подвигов — ни будущих, ни бывших. Столь датские пологи берега, что волны угасают, не разбившись.
Сквозь гвалт о том, такой ли, не такой, проложен путь, туда ли, так, не так ли - неси, душа, прозрачный свой покой, как чашу влаги, не пролив ни капли.
Всё трепетна — не лёд и не гранит в ряду вещей. Но как он беден, Боже! Ничем ни наказать, ни наградить по скудости тебя не может больше.
Мертвы твои цари и палачи. И над тобой лишь бездны небосвода, сподобленной не поле перейти... Дальнейшее — безмолвие. Свобода.
Морское течение
Бог мне был явлен морем - во время оно, в коем, объятый водами как Иона, не устрашась глубины и бурливой пены, я, малышом, с пирса ловил селёдок, вздрагивая от лая подводных лодок, борт отца узнавал по хрипотце сирены и улетал сердечком навстречу судну.
Бог мне был явлен морем – кругом, повсюду. Может быть, в море выйти затем и надо, чтобы понять: если мелочь не застит взгляда, то горизонт предстаёт бесконечным кругом, а не чертой, разлучающей север с югом. Все, чем раскрашен глобус, сейчас забудьте. Между морями Баренцевым и Чёрным скрыты проливы, неведомые учёным - и субмарина всплыла в Балаклавской бухте.
Там и поныне плещутся наши флаги – лучше уж в листригоны, чем в лотофаги... Там и поныне под крыльями чаек белых спит мой отец, зарыт в каменистый берег. Он завещал мне кортик, бинокль от Цейса, звенья из стали отечественного ГОСТа - жесткий хребет, в котором согнуть не просто семь поколений русского офицерства.
В этом есть всё, что стоит нести с собою – море, до края наполненное любовью непреходящей, немеркнущая отвага, камень в тени скорбного кипариса, слово, не истлевающее, как бумага - твёрже гвоздя, на котором клинок Улисса над изголовьем юноши Телемаха.
Знаю течение и помощней Гольфстрима – вряд ли стремнина эта остановима. Но – не в обиду аду и райским кущам – я бы остался в море, вечно текущем мимо эпох докучных, времени мимо, не «до», не «после» - вне нашей и вашей эры, где я качаюсь, древнее жрецов Кибелы, голый, меж скал, в прибое, как в колыбели, в ритме Гомера, с бутылкой местной мадеры.
Полёт вороны над Окой
Река, Ока, широка — эти рифмы истоптаны, как снег у моста. Спазмом своим строка их отторгает. Просто скажу о том, что над мостом летает птица. Издалека кажется, что это только битый пиксель дня, нервно пульсирующий от восторга собственной лёгкости в мониторе окна.
Кто она? - явно не из парящих и перелётных, тощая, испитая - слишком хлопочет крыльями, слишком прячет вектор полёта, шарахаясь и петляя, цель свою силясь в фокусе сохранить.
Вся затрепещет — и кажется, что она вроде и взмыть непрочь, но как будто нить к лапке её озябшей прикреплена.
Штрих этот вдруг растворяется небосклоном, а приглядишься вновь и увидишь — вон он, в тщетной попытке кануть в пустую даль. Это ворона, суть — измельчавший ворон, дщерь вещунов, потерявших свой тёмный дар.
Что с незаоблачной видится высоты? Плоскости, линии. Льды, полыньи, мосты. Схема лишенная глубины, основа фона для расположения крох съестного. И траектория ломкая объяснима связью между полётом и коркой хлеба - именовать судьбой эту связь нелепо.
Вдруг заплутавший вихрь пролетает мимо, даже бескрылое поднимая в небо. Крутятся лопасти смерчей его жестоких, всё что во льды не вмёрзло, что не пришито насмерть к пейзажу - на вихревых потоках, рвётся на юг, где вдоволь тепла и жита.
А надо льдом Оки исчезает мост, собственно, и река исчезает тоже, лишь завихренья, извилистые как мозг, враз ниспадают завесой сплошной пороши. Всё пропадает из виду. Но ввиду сумерек — это с порядком вещей в ладу.
Всё исчезает, но продолжает сниться, стало быть, так написано на роду - всё исчезает, кроме незримой нити и кома перьев, остывающего во льду.
Листва
Князь гридей своих обогнал и свернул в березняк. Червлёные клейма плаща между белых стволов угольями тлели, бряцала набором броня. Земля индевела уже - и подковы крошили ледовую корку, покрывшую палые листья.
Помыслилось всаднику: знатная рать полегла! - уму не постижна числом, и шумела на славу воюя с ветрами. Но сгинули вои её, как некогда обры, едва наступила пора для стужи и смерти. Не ярость врага, не раздор среди воевод погубили полки листвяные, а просто исполнился срок, что отпущен всему - мужам и народам, сколь доблесть бы их ни сияла.
Унылое поле темнело за строем берёз. И стая ворон безнадёжно искала прокорма на зябнущей пашне, пятнавшей долину заплатой.
А в роще плутали охрипшие возгласы «Ингварь!» - и мощная конская грудь разрывала тенета покинутых нитей паучьих, крушила подлесок - насупленный стольник Вышата подъехал ошую:
- Да что это деется, княже! Вся челядь твоя что гончие псы, потерявшие в чаще еленя, а ты предаёшься скорбям - со вчерашних медов. Не полно ль разлукой томить красоту молодую княгини - бежим же скорее к родному двору. Палаты теплы твои и погреба изобильны, ты лютой зимы не заметишь в пирах и ловитвах, а почки нальются едва, так опять в стремена!
Суровые ратники прежним путём потекли, не зная судьбы, но напрасно о ней не гадая, оставив волхвам ворожбу. По словам летописца тот день был отмечен толкуемым разно знаменьем: два солнца на небе явились, незнамо к чему. Примолкла дружина - и всадников тени двоились на льду молодом, на полёгшей багряной листве.
Эльджбета
Я не давал тебе пред алтарём обета – спишем на разность вероисповеданий это. Сидя молиться - у нас дурная примета.
Каждый знается лишь со своей правдой, а я из страны, где либо стой, либо падай. Вряд ли ты ещё помнишь меня, Эльджбета.
Девочка щебета, вещий щегол лета - музыку мягких щелчков и шипящих пела. Трогала за нос бронзового Шопена. Вряд ли ты ещё помнишь меня, Эльджбета, в дебрях Варшавы, в путах её пространства.
В ломких проулках, путавших право - лево, спесью готической заражено славянство было, но понемногу переболело.
Я разворачивал алхимический свиток - улицу хиппи, туристов, иезуиток, где ты подпевала уличному оркестру - и Levi s не шли в ущерб твоему шляхетству.
А пан был ласков – точно как ты велела. Пан добирался до Виленской без билета на электричке. Помнишь ли ты, Эльджбета, мост, с которого сыпались поцелуи, и уплывали прочь, становясь Вислой.
...как это лето было тебе к лицу – и всё это кануло. Говорок твой быстрый ветром смело с поручней парапета.
Воспоминание – только игра света с ветром, который вовек не даёт ответа, куда отлетает всё, что ставили на кон, на парусах сна, на крахмальных крыльях монахинь. Мне оставляя лишь выдох этот – Эльджбета.
Легче воздуха
Самою горькою желчью не исцелим, жгучее нечто закусывая васаби, в баре «Гондола» отеля «Граф Цеппелин» я между жизнью - и как её? - зависаю. Так и лечу, воспаряя на всех парах. с битого днища земной отрясая прах.
Это нормально. Что сеял, то пожинаю - то есть, с окурков павшую пыль золы. Но - создаю дирижабли, где пожелаю. В сущности, это громадные пузыри - дутые бредни, вымыслы. Род аферы. Тени их зыбки, как шансы слепых котят. Так Могольфье выдумывали монгольфьеры из ничего. Но выдумки их - летят.
Душно во времени. Тянешь вдох как желе из чьих-то прокисших выдохов. Выход - быть воздуха легче, который все тяжелеет, так уплотняясь, что впору его долбить. Это же так легко - уходить на поиск ясности в небо, как некоторые смогли, где - легче воздуха - Нобиле ищет Полюс, путь отмечая грядой ледяных могил.
Стоит поверить, что высота - опора. Прах лишь мой падает - лада моя, лови! Но ты уже высоко не поднимешь взора, и я уже не вспомню твоей любви. Тросы надежд и смыслов - не удержали, пусть их обрывки спят далеко внизу. Пусть поднимаются поздние дирижабли сквозь кучевые ворохи , сквозь грозу.
Легче воздуха путь мой. Аэростаты - плод легкомыслия и потому легки. Но не без зависти тяжести арестанты снизу глядят, выкатив кадыки.
Игорь Чурдалёв: Родился 21 июля 1952 г. Живёт в Нижнем Новгорoде. По профессии - журналист.
|
ГолосованиеПортал "Мегалит" приглашает вас выбрать автора месяца из поэтической серии "Только для своих", изданных в феврале 2016 года. С книгами и авторами серии вы можете ознакомиться в разделе "Книги" или в спецразделе "Только для своих (см. меню на любой странице портала)ЖурналыЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АИНФОРМПРОСТРАНСТВОЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСТЕРЖЕНЬГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATНАШЕ ПОКОЛЕНИЕЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯТело ПоэзииСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРААРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПЗНАКИ11:33УРАЛ-ТРАНЗИТАЛЬТЕРНАЦИЯ |