Морт Рэйни: последняя мечта. Повесть.

                                                  Прелюдия.

… она лежала в цветах, вдыхая терпкий аромат, когда он в это время глядел в бесконечное небо и думал о том, кто добился того, что желал.
Добился ли он сам?.. Кто знает…
Сначала он знал, что да, добился, но спустя некоторое время, когда заглянув в холодильник, он обнаружил там ровно, то же самое, что было и неделю назад, то усомнился в верности его тогдашнего выбора.    
Но успокаивало перешёптывание светящихся жизней и мелодичный напев ветра. Да и она лежала рядом, сияя, как и прежде, яркой красотой.
Она была прелестна, и лишь ради этого стоило забыть всё то, что он пережил, хоть это и было так же трудно, как и проснуться после смерти. Равносильно. Холодное чёрное железо не хотело покидать его истерзанный разум. Он выиграл и довольствовался плодами своей борьбы. Возможно, однажды ему вновь придётся сжать это в руках, но не сейчас!
Сейчас дом ещё стоял крепко и демоны извне, пытающиеся сокрушить обитель и забрать его самого в небытие, ломались о тот барьер, который его сознание так мастерски воздвигнуло.  
Пока ещё было рано переживать…
                                                         ***
                                                Глава первая.
От дождя изнывали все суставы, и неустанно клонило в сон, от чего и все действия происходили скверно, наверное, и в помощи отказали именно по этой причине. Вернее это повлияло, а причина была иной, если вообще таковая имелась. А может и потому, что лицо его не было гладко выбрито и вычищено, как у «Ангелов». Конечно, дьявол! Они ведь не люди, страждущие в эту дождливую неОсень от смерти и горя, свалившихся им на голову, точно смертоносный астероид на Землю. Их вообще ничего не тревожило: ни сейчас, ни когда-либо ещё. Они ведь «Ангелы», чёрт побери! Хотя отказали в помощи далеко не они, но лепта их была чрезвычайна весома.  
Он укутался в свой дырявый чёрный плащ, изношенный старушкой временем и натянул до самых глаз грязную шапку, после которой обычно чесались волосы.
Была Осень. Но видимо со смертью мира людей умерли и былые устои. Законы природы, если хотите. Мороз был такой, что в пору было грезить об адском пламене. Ничего не помогало, разве что… смерть – универсальная панацея от всех болезней и недугов!
Специальная акция! Если, Вы, страдаете от холода; если, Вы, заражены страшной мучительной болезнью; если, Вам, просто надоел этот мир, перейдите поперёк горла «Ангелам» и получите в подарок Смерть! Решайтесь! Акция действительна до Судного Дня! За дополнительной информацией обращайтесь к любому представителю «ангельского сословия» и за энтузиазм Вы, получите скидку в 50% на Смерть!
Дьявол…
Джэйсон вышел из разрушенного подъезда. Всё, что осталось от его дома, впрочем, другие выглядели не лучше. Джигоку походил на старческое лицо, изрытое морщинами, правда город покрылся ещё и болезненными угрями. Парень засунул руки в карманы и поплёлся по развалинам города, населённого теперь больше мертвецами, нежели живыми, ну и, разумеется, «спасителями» рода человеческого, пришедшими спасть людей от очередной призрачной напасти. Только они не учли один важный факт – этой напастью были они!..
По пути Джэй тут и там натыкался на людей, копошившихся в грудах холодного камня, железа и прочего дерьма, в поисках чего-либо, что могло бы им помочь в существовании, но по обыкновению всё больше натыкались лишь на содранные до крови заледеневшие руки. Неприятная картина, скажу я вам, а если учитывать ещё, что всё это благодаря всемилостивому Творцу, то… мир окрашивается в «более» мрачные краски.
Вот, старик лежит на камнях. Наверное, мёртвый, но кого это интересует, когда самим бы не оказаться на его месте? Вот, бабуля пытается тягать огромные валуны, которые больше её в два раза. Никто не поможет, ибо у всех своих проблем столько же, сколько раньше голубей было в небе. Но никого винить не стоит! Кроме, разумеется, летающих тварей…
Небо больше не сияло голубым и чистым простором, но пестрило серыми облаками, извергающими из себя, и день и ночь, потоки холодного дождя. Бурный ветер исхлестывал незащищённые человеческие лица докрасна и гонял взад-вперёд разный мелкий мусор. Хотя весь мир теперь был мусором. И за всем этим наблюдали «Ангелы». Они были везде: прятались в руинах зданий, сквозящих со всех сторон; парили в воздухе, наблюдая за людьми, словно натуралист за муравьями; ходили среди несчастной толпы, спрятав перепончатые крылья под драными свитерами и куртками (хотя, на самом деле, в отличие от человеческой расы промозглого холода они естественно не чувствовали)… Они были везде! Они сутками напролёт наблюдали за людьми, чтобы те не делали необдуманных глупостей, за которые серокрылые их потом казнят. Или же наоборот выискивали тех, кого можно возвести на эшафот. Казалось, что они видят даже то, как кто-то мочится или испражняется. Интересно, а не изучают ли они потом фекалии в поисках и там подвоха?..
Страшно… чертовски страшно, ибо одно лишнее движение и тело твоё исклюют голодные вороны, переживающие не лучшие времена. Или, в конце концов, часть тебя вывалится из задницы блудного пса, которых развелось в последнее время, как мух около гнилого куска мяса.
Джэй миновал очередную постройку храма Ему, на которой горбатилось сотни бродяг, потерявших всё… и даже свою честь, если хотите. По всему Джигоку возвышались эти храмы, как муравейники в лесу. Там «Ангелы» собирались стаями и творили свои странные обряды. Так или иначе, но храмы были не просто единственными тёплыми помещениями в этом странном городе, где рабочих, хоть и скудно и редко, но кормили… там было что-то ещё… что-то сильное! Волшебное! Не станут же эти кровожадные ублюдки день и ночь терроризировать людишек, отнимая у себя сон, ради того, чтобы потом их греть и кормить!
Да ни в жизнь! Они что-то выигрывали от этого, но вот что?..  
Парень прошёл мимо, опустив взгляд в землю, дабы ненароком не заглянуть в хищные и злобные буркала этих кровопийц. Он обогнул постройку и очутился на широкой площади, населённой потрёпанными исполинами бывших строений. Наверное, в лучшие времена здесь были торговые ряды и развлекательные центры, но от былого здесь остался лишь гнилой фундамент да мёртвая пустошь. Хотя и встречались безумцы, пытающиеся торговать всяким барахлом хоть за чёрствый ломоть хлеба.  
Углубляясь в руины, на которых отдыхали работяги с постройки храма, Джэйсон приблизился к самому целостному зданию, включающегося в себя три этажа и кучу выбитых окон. Раньше это наверняка была школа, потому что здание делилось на комнаты, в каждой из которых были разбросаны столы и стулья, книжки и тетради… Парень вошёл внутрь и давно заученным движением направился к лестнице. Она была покрыта ковром из битого стекла, окурок и банок из под пива. Поднявшись на второй этаж, он увидел кучку людей, окруживших костёр, над которым болтался чан с дурнопахнущем варевом. Люди курили, выпивали и вели беседы, не отличающиеся большой громкостью. Все были в одной заднице, и ни у кого не возникало желания пригласить на ужин в гости «Ангелов», которые с удовольствием перекусят пару тройкой работяг.    
Отщепенцы встрепенулись при появлении Джэя, но признав в нём человека, а некоторые и вовсе увидели знакомое лицо, продолжили свою беседу без опаски. От них отошёл один мужчина в дутой куртке и в кепке, с надписью: «Pieces». Лицо изрублено толстыми шрамами и обросло грубой щетиной. Некогда голубые глаза почернели и завалились вглубь глазниц, образуя тем самым вспухшие мешки. Нос сломан и смещён со своей привычной оси. Вообще это один из тех сорвиголов, дающих жару даже «Ангелам», но терпящих от них увечия.
Мужчина являлся счастливчиком, ибо шкодившие моментально отправлялись в ненасытную утробу гостей-хозяев, а он держался наплаву и умудрялся превращаться их сахар в соль. Может от него исходила такая энергетика, защищающая его кривую рожу от белёсых клыков, а может у него был неплохо подвешен язык… думаю и то и другое, иначе бы он давно пил виски со своей женой, которую «Ангелы» сначала изнасиловали, а потом, разорвав на куски, скормили страждущим работягам на постройке одного из храмов.  
Не шибко благородная смерть, хотя, что может быть благородного в смерти? Всё благородие заключается в избавлении от страданий. Навеки!..
- Здарова, Джэй, - поприветствовал твёрдым голосом мужчина.
- Здравствуй… здравствуй, Билл. Отдыхаешь?
- Да, чёрт возьми! Моя грёбанная смена только завтра! Эти ублюдки все соки из меня выжимают!
- Не только из тебя, - улыбнулся Джэй, но радости в этом было мало, поэтому Билли даже немного пригорюнил, что было более чем удивительно, ведь это он носил на лбу прозвище «весельчак Билли».
- Да… Думаю завтра мы с храмом покончим, - продолжил мужчина, - можно будет дыхание перевести не надолго. Буду жрать пиво, как последняя свинья!
- Почему-то я подумал о том же, - весельчак рассмеялся в отличие от Джэйсона. Он всё так же сохранял на лице восковую маску спокойствия.
- О да! Ты-то пивка не глотнёшь? У мужиков вроде осталось пару банок…
- Нет, спасибо.
- Ясно. Что припёрся тогда?  Лясы точить?
- Ты знаешь, - произнёс парень и на мгновение весельчак Билли умолк, но после тяжело выдохнул, словно от очередной услышанной от нерадивого чада глупости. Ведь 2+2=4, чёрт побери!
- Боже! Джэй! Ты достал уже! Я сотни раз повторял тебе одно и то же, а ты опять за старое?!
- Да, - в голосе дребезжала холодная сталь, но это была мастерская иллюзия.
- Да они мне яйца оторвут и заставят их сожрать! Совсем мозги набекрень съехали?! Одурел?! – бесновался Билл с каждой секундой всё яростней и яростней.
- У тебя с ними контакт. Просто за просьбу они тебя не «сожрут», - парировал Джэйсон.
- Какой ты умник, дьявол! Да, что ты вообще на хрен знаешь об этом?! Знаешь что?.. - успокоившись, произнёс Билли и Джэй на секунду обнадёжился, как ребёнок, просящий у матери прощения за проказу, когда хочет пойти погонять мяч с пацанами на улице. Весельчак Билли не был доброй мамочкой. – Иди на хрен! Мне моё седалище дороже! Я понимаю тебя, но прости… эти сукины дети тебе не помогут, а с меня спустят шкуру и выкинут голодным псам.  
- Значит, нет?
- Всё! Я повторял сотню раз, повторю и сто первый. Извини, но нет. Мне жаль твою жену, но себя мне жаль больше. В конце концов, вспомни мою! Что они сделали с ней?! – он прокричал это и скривился, будто от боли, но то были воспоминания. Здесь, в «Новом Мире» любые воспоминания, будь то ностальгические или же горестные, все они вызывают одно и то же чувство… боль.
- Помню, Билл… помню. Но в отличие от тебя, тогда я пытался тебе помочь.
- Опять ты начинаешь?
- Извини, но да. Сара лежит там, дохнёт, ходит сама под себя, пока ты здесь потягиваешь, пивко у костра и жалеешь себя! – Самообладание чёрной вороной взмыло в небеса.
- Ну! Давай, парень! Скажи, кто я и иди на хрен, урод проклятый!
- Ты… никто. Слов на тебя тратить не хочется, - Джэй плюнул в лицо собеседнику и направился обратно на улицу, оставив весельчака Билли истекать слюной.
- Тупой идиот, - мужчина протёр лицо руками и направился к костру, у которого люди наблюдали сцену ссоры с открытыми ртами, будто увидели Парад Планет. – Какого хрена вылепились, кретины?! Порнуху увидели?!
Джэйсон сбежал по стеклянному ковру и выскочил на улицу.
Никто не обратил на него и малейшего внимания, тем и лучше, ведь как только морозный воздух обжёг его лёгкие, он заплакал. От бессилия и отчаяние, разрастающегося внутри, словно гнойный нарост на ране. Он заплакал, как это бывает каждую субботу, когда он приходит в разрушенное здание бывшей школы и получает отказ в помощи от единственного друга. Наверное, поэтому глаза его были влажны, как только зябкий сон вытолкнул его в холодный и дождливый Джигоку. Внутри всё готово, снаружи не хотелось верить.
Город Ангелов. Город «Ангелов». Без прикрас… Мегаполис отчаяния. Мегаполис знойной желчи.
- Дьявол! – простонал парень и шмыгнул носом, пытаясь утереть слёзы рукавом свитера, торчащего из-под плаща.
Закончив это немаловажную процедуру, он сел на порожек входа и закурил, как и всегда в субботу. Холод расползался по телу, но Джэйсон это игнорировал, думая о ней. Перед глазами она выплыла из леса в фиолетовом платье, обтягивающем её стройную фигуру. Локоны шёлковых каштановых волос падали на грудь. На лице мелькала лёгкая улыбка, обнажающая ряд беленьких зубов. Зелёные глаза светили магическим кристаллом во тьме, озаряя всё вокруг. Принося тепло…
… Она затянулся, и эта картина растаяла вместе с табачным дымом, впрочем, как и весь мир, который был раньше и мог бы быть потом. В будущем.
Но тысячи людей в разных захолустных уголках «Нового Мира» только и занимаются тем, что умирают, оставляя после себя не только горе, но и неподъёмные обязанности для близких перед «Ангелами». Вот цена за любовь и почитание «Высшего Божества». Не сомневайтесь – оно вас любит! И оно избавит от всего, чего только можно!  
- Ладно. Хорошо. Справлюсь и без твоего вонючего языка. - Он поднялся на ноги и засмеялся. – Падла… да! Падла, Билли! – Повернулся лицом к окнам, стёкла которых покинули свои рамки и заорал, что было сил в его связках, когда весельчак Билли поперхнулся пивом от этого. – И без тебя обойдусь, дерьмо!
Да… у него был план. Совершенно безумный, но был.
Безумец и урод, имеющий в своей голове хоть какую-то цель, пахнет лучше опрятного красавца, скучающего изо дня в день. Мистер Джэйсон Крахан был одним из тех парней, которые плевали на всё, ежели пытались достичь чего-либо. Цена за усилия. Цена за успех… или же цена за неудачу, коли выносливость подведет, и блудница фортуна подыщет себе нового любовника.
                                                        ***
Сумерки сгладили все неровные шероховатости измученного Джигоку, страдающего от преждевременного разрушения. Шум работы повсюду стих, переменившись на гулкую тишину, прерываемую тут и там пьянками отщепенцев и воем голодных псов. Гости-хозяева усеяли весь небосвод, мерцая посеревшими крыльями. Весь город озарили мириады огоньков, парящих в воздухе маленькими точками звёзд. Ещё один волшебный дар гостей, ставших хозяевами. Хотя по правде этот дар действительно великолепен!
Они плавают в воздухе, точно магические сферы. И свет их такой… волшебный, тёплый… мягкий. Словно это не просто сгусток энергии, а нечто живое. Такое же, как и люди, и животное… и всё, что имеет сердце. Бьющееся сердце.
Свет – жизнь. Солнце – жизнь. А огоньки – дети Солнца, дети Жизни. В них хранятся частички могучего светила, одаривая человеческий мир живым светом, которого так не хватало в серой хмари нынешней действительности.
Уродская сущность Джигоку сокрылась под гнётом чёрного покрывала ночи, а огоньки волшебного свечения лишь освещали путь, не больше. Их истинная сила растворялась в гнетущей атмосфере упадка.
Но… как бы то ни было, ночью город выглядел много красивее… Потому что сумерки здесь были густыми, а огоньки похожи на звёзды. Возникало впечатление, что всё вокруг небо. Что человек парит в этом небе и может прикоснуться таких, далёких, на первый взгляд, звёзд. Пропадает ощущение, что свобода и безмятежность находятся в бесконечном полёте от мира людей. Всё здесь. Всё рядом. Прямо на ладони!
Джэйсон сидел в жалком подобии трактира, покуривая и опрокидывая внутрь себя стопки горькой водки. Разрушенное помещение, было «умело» обустроено… Выбитые окна заколочены досками; пол усеян разношёрстными грязными рваными тряпками, впитывающими в себя грязь ботинок; столы и стулья сколочены самостоятельно и на скорую, видимо пьяную, руку, поэтому не являли собой эстетически приятного произведения искусства; в углу помещенья высились шкафчики и полочки, наполненные алкоголем, возле которых безмятежно дрых пьяный… «трактирщик», пускающий слюни в воротник своей кофты. И всё… убранство не пестрило ни уютом, ни прикрасами… вообще ничем оно не пестрило! Но здесь было изрядно выпивки, а люди после милости «Ангелов» запили все. Пьющие стали пить сильнее в три раза, а непьющие начали пить, и с похмелья умирали на работе от рук мерзких летунов. Храмы строились на крови и от того являли собой нечто зловещее и ужасное. При одном взгляде на них чувствуешь себе дохлой крысой в подвале какой-нибудь злобной ведьмы…
Джэй уже чувствовал, как огонёк перед глазами расплывается, а после сливается воедино и так дальше. Трезвое мироощущение догорало с последним лучиком света и грозило не появляться до самого рассвета. Или так было только с первого взгляда?.. Он пропустил очередную рюмку водки, настолько свыкнувшись с горьким привкусом, что даже и не скривился, а налил по-новой. Хлоп! И ещё одна провалилась внутрь… Хлоп! И третья…
Допив бутылку, он разочарованно взглянул на «трактирщика», перегар которого чувствовал, будучи в нескольких метрах от него самого. Докурил сигарету и затушил её в рюмке, после чего вскинул на плечи свой портфель и, пошатываясь, вывалился на улицу.
Ветер продувал «таверну» со всех сторон, но в ней он не бил в лицо, словно боксёр своего соперника. Вот, на улице всё было именно так. Джэй чуть ли не повалился навзничь от невидимого толчка, но всё же смог удержать отяжелевшее тело на ослабших ногах.
- Блин, - пробубнил он и медленно поплёлся в сторону от забегаловки.
Серокрылые, гаркающие на манер ворон, пристально глазели на него, чтобы разорвать гнилое тело на части, коли он вздумает выкинуть какую-нибудь пьяную шалость. Но пьяньчужка просто плёлся, натыкаясь на холодный камень, падая и вставая… падая и вставая.  
Если бы летуны пристальней вгляделись в его насмешливые глаза, то давно бы заметили, что он прекрасно претворяется. Они не были затуманены бельмом пьяной дури, а сверкали острой искрой какой-то идеи. Они же оторвали от него свои взоры, убедившись, что его невзрачная персона ничего из себя буйного не представляет. Глаза, как всегда, зачастую бывают, слепы… Тем и лучше.
Тем и лучше, думал Джэйсон. Он был пьян, но далеко не настолько, чтобы писать в штаны и не понимать, что он делает и кто он. Рассудок его был всё так же чист и работал сейчас особо изощрённо, как мощный двигатель грузовика.
Слившись с чёрным покрывалом ночи при помощи своего плаща, парень резко повернул за угол, который должен был привести его отчаянные ноги к храму. Дурная голова ногам покоя не даёт! Он скрылся с поля зрения «Ангелов», ибо к храму вёл крытый коридор, по которому уже мчался стремглав мистер дурная голова-окаянные ноги Крахан. Ещё несколько минут бега, и он окажется во дворе святой обители, окружённой летающими тварями.
Но есть одно «но»… В этом дворе, под ещё неубранными обломками бывшей торговой лавки, скрывается люк в канализацию и, наверняка, она пролегает под храмом. Джэйсон не знал точно, но хотел проверить. Откуда он знал про люк? Проверял. Он вынашивал свой план, точно курица золотое яичко, долгое время, но откладывал подальше, рассматривая лишь как крайний метод.
Он чувствовал, что в этом треклятом храме есть то, что поможет его Саре, да и ему самому в таком случае. Там внутри, дальше центральных зал, где серокрылые созывали людей на молитвы, есть что-то, что излучает обильную энергию, поэтому люди не могли долго там находиться. Они падали в забытье и проходили в себе приблизительно через час, ощущая озноб и слабость.
Джэй миновал последний поворот коридора и очутился в двух шагах от маленького дворика, окружавшего высокий храм, построенный из чёрного камня. Он не походили на привычные человеческому взору священные обиталища. Это было округлое здание высотой где-то в три этажа. Камень голый и нетёсаный, будто всё строительство и заключалось в том, чтобы класть камни друг на друга, как игра на «тетрисе». Ежели так, то становится понятным, почему храмы возводились так быстро. Не было даже окон, которые, казалось бы, являлись неотъемлемой часть любой архитектуры. Здание стремилось конусом в небо, пронзая спёртый воздух, а на конце его высился крест, такой же чёрный и нелепый, как и сам храм.
В небе порхали «Ангелы», оглядывая свои владения, в том числе и дворик, примыкающий к церкви.
Джэйсон выжидал. Он видел в глазах парящих хищников гордыню. Необузданную гордыню и готовность пустить кровь любой нежеланной серой мышке. Мистер Крахан таковой мышкой и являлся, учитывая его намерения. Он, к его же сожалению, не был одним из тех хлюпиков, которые переставали крутить колёса своей судьбы, как только на пути попадались огромные валуны. Нет!    
- Давайте, парни… давайте, - шептал он сквозь зубы в ожидании подходящего момента. – Ну же! – А он всё не наставал, будто гости-хозяева знали о его присутствии и всего лишь затеяли игру, чтобы не скучать на ночном посту. – Давайте! Отвернитесь, разрази вас гром! – Пот проступал на лбу Джэя, а все конечности тряслись от волнения. - Пожалуйста! – взмолился он, сам не ведая кому. Бог, ожидающий на небесах, больше не был для него авторитетом. Теперь – это было всего лишь пустое слово для пустого обозначения. - Пожалуйста!..
Он не выдержал, хоть и самообладание у него было не последним качеством, а может просто решил рискнуть… теперь это не имеет значение, когда ноги его, поднимая пыль, мчались к спасительному люку в канализацию, а «Ангелы», пронзительно заверещав, как коршуны, устремились к нему с одной лишь мыслью – сожрать!
Мир вокруг закрутился в бешенном каламбуре. Крахан подбежал к обломкам бывшей торговой лавки и начал разгребать груды железяк и палок, прорываясь к люку. Сразу же левая ладонь встретилась лицом к лицу с ржавым гвоздём, и Джэй заорал от боли, но учитывая то, что, если он не поторопиться, то его проглотят с изрядным наслаждением, он резко выдернул гвоздь из руки, и кровь потекла по ладони. Серокрылые хлопали перепончатыми крыльями и приближались всё ближе и ближе, казалось, они улыбались и облизывались, чувствую алую жидкость на руках Джэйсона! Казалось, у них слюни текли, будто перед их глазами жарился шашлык!
Джэй всё откидывал обломки, впивающиеся в кожу, но люк всё не показывался, а запах летунов становился всё отчётливей и противней. Тишина шелестела сотнями тел, намеревающимися убивать, и это по правде не прибавляло парню настроения.  
- Да где же ты! – Он откинул здоровый обломок, на котором некогда красовалась надпись, выведенная дешёвой краской: «Хот-доги», и увидел крышку люка, покрывшуюся ржавчиной и мелкой пыльной крошкой камня!
Боже, да!
Он схватил крышку с обеих сторон и потянул на себя, но она не поддалась! Намертво примёрзла!
Верещание «Ангелов» послышалось совсем близко, и желудок сжался, предупреждая своего обладателя о беде, но… он всё тянул крышку, которая, казалось, стала сродни замерзшей земле. Сердце прыгало внутри, пытаясь достичь горла.
- Господи! Боже!
Порхающая нечисть начала слетаться с разных сторон, будто мухи на гниль, и с каждой секундой их становилось всё больше и больше! Больше и больше! Их клыки сверкали в темноте, а Джэй все никак не мог справиться с проклятой крышкой люка! От того, чтобы стать закуской на ночь Крахана отделяли бесконечный секунды, испаряющиеся, как фитиль деномита!
Раз!
Крышка поддалась и со скрежетом начала подниматься под напором мощных рук Джэя.
Два!
Первый гость-хозяин был всего лишь в метре от ночного гостя и когти его уже направились в сторону бедняги. Кровь застыла в жилах, сердце застряло в горле.
Три!
Джэй открыл люк, и крышка осталась в его руках, обжигая раскрасневшуюся и разодранную кожу ладоней, холодом.
Четыре!
Он резко развернулся и глаза его, точно мощный фотоаппарат, отпечатали в зрачках искривлённую звериную гримасу серокрылого, походящего больше на вампира. Белёсые клики выплыли изо рта в готовности проткнуть тело Джэйсона. Пустые глаза хищно вылезли из орбит, придавая его облику невиданную гротескность и злобу. Он был… он был ужасен и страшен, как самый жуткий кошмар!.. а ещё он был буквально в тридцати сантиметрах от безумца Крахана, застывшего, как истукан, с крышкой люка в руках…
Пять!
Джэй махнул руками и тяжёлый диск железа опустился на голову летуна. Он сдавленно простонал, но было уже крайне поздно пить боржоми. Удар был произведён с такой силой, что парень явно уловил хруст ломающегося черепа. Изо рта порхающей бестии вырвались брызги крови, попавшие на плащ ночного смутьяна.
Не теряя времени, он ловко нырнул в люк, словно мышь в свою нору, преследуемая котом, и оставил для «Ангелов» после себя лишь обмякший труп их треклятого сокровника.
                                                       ***
Джэйсон Крахан упал в канализацию и сильно ушибся об дно левой ногой, но ничего, к счастью не сломал. С его головы упала шапка, но поднимать её и одевать на голову парень не захотел, учитывая то, куда она угодила. Он поднялся, простонав от тупой боли в ноге, и направил взгляд вверх. Там на него глазели летуны, переговаривающиеся между собой на своём.
Он не стал им ничего говорить, а лишь махнул рукой и, похрамывая на ушибленную ногу поплёлся вперёд, опираясь о склизкую стену и прикрывая нос рукавом свитера, ибо запах стоял далеко не французских духов. Нога ныла при каждом шаге, в животе же тем временем зашевелился червячок голода, булькающий в желудке, а язык прилип к нёбу из-за засухи, воцарившейся во рту, после дерзкой выходки. В голове крутились жуткие опасения…
Теперь гости-хозяева его так просто не отпустят разгуливать по городу. В храме наверняка его уже ждёт тёпленький приём, после которого он в лучшем случае будет по маленькому ходить кровью, а в худшем… С другой стороны – больно уж легко он проник в канализацию, находящуюся на территории святилища. Почему они не позаботились о люке раньше, ведь постройка закончилась около двух недель назад? Может эти твари вынюхали, что Джэйсон собрался навестить их как-нибудь ночью и просто выжидали, чтобы потом позабавиться? А может, они просто глупы?! Но раньше такое впечатление стороной обходило разум парня, впрочем, как и всех людей в этом жалком городе.
Но он всё шёл, задыхаясь вонью отходов. Повсюду шаркали крысы ростом с собаку. Они осклабили на него свои зубы, а Крахан лишь устало улыбался и плёлся вперёд.
Канализация открывалась бесконечными коридорами лабиринта. Это конечно не походило на шествие Тезея, и было менее романтично, но отголоски античного мифа встречались и здесь. Он так же блуждал, только не в поисках Минотавра, но чудесного спасения для Сары, которая умирала, страдая раком мозга.
В «Новом Мире» лекари могли быть только среди «Ангелов», потому что людских они всех сожгли и съели, дабы держать человеческое стадо в своих когтистых лапах. Смертным они не спешили помогать, лишь изредка и в виде исключения, но семья Краханов, к сожалению, к исключениям не причислялась. Она была всего лишь очередной серой ячейкой мёртвого города. Приходилось крутиться самим.
Джэй увидел вверху люк и, не мудрствуя лукаво, полез по лестнице. Чуть приподняв крышку, он огляделся и не ошибся. Люк вёл в какое-то подсобное помещение, но поблизости, кроме странной церкви никаких зданий не было, поэтому Джэй влез внутрь.
Вокруг было темно, как сами знаете где, но всё же парень мог различить какие-никакие контуры помещения. В основном здесь хранились рабочие инструменты, как пилы, лопаты, топоры, молотки и прочее, что пригождалось в строительстве. Больше он ничего разглядеть не изволил, но зато обоняние от света, к сожалению, не зависело, поэтому он отчётливо учуял запах сырости вкупе с запахом протухших овощей. Видно, никто сюда и не заглядывал с самого окончания постройки. Ну, или сбрасывали всякий хлам.
Джэйсон разглядел дверь. Вернее он понял, что это дверь потому, что из-под щёлочки внизу пробивался тусклый свет.
Чертовская тишина бродила вокруг, поэтому малейший шорох становился для Джэя чрезмерным шумом, и сердце его сжималось, норовя в любой миг замереть от страха. Странная градация, но всё же. Он тихо подобрался к двери и толкнул её без малейшей надежды на то, что она просто отвориться.
Нет! Она просто не должна открыться!..
Но дверь, поскрипывая, открылась, предоставляя проход к лестнице, ведущей наверх. Освещался узкий коридор всё теми же пресловутыми огоньками, парящими в воздухе на манер звёзд, правда здесь их было весьма мало, от этого и освещение выходило скупым.    
Крахан почувствовал, как дрожь пробежала по телу, а боль в ноге стала ещё сильнее, точно всё его естество отчётливо ощущало затаившуюся неподалеку опасность. Но отчаянный зверь самое опасное, что есть на свете, не так ли?..
Он чувствовал, как пот заливает глаза, хоть и витал мороз, леденящий даже ресницы на глазах! Он чувствовал… нет! Он знал! что подсобные помещения не остаются открытыми и доступными для любого! Но, однако, дверь подсобки даже и не намеревалась задержать его хоть на секунду.
- Чёрт, Сара… Сара… как же страшно-то, - шептал он сам для себя, поднимаясь по каменным порожкам. Сердце тряслось в груди, а мозг ликовал от страха и возбуждения. Всё вокруг напряглось. Частицы спёртого воздуха подобрались, готовясь к неожиданному взрыву.
Он уже прошёл пол лестницы и, показалось, что она удлиняется, отгораживая его от «чудесного спасения». Искать помощи у Бога в Его обители, то же самое, что спуститься в подвал и просить помощи у гнилой картофелины… по крайней мере равноценный исход, только разные формы. Не больше. Хотя… ошибка! В данной ситуации просить помощи у Бога, самое что ни на есть глупое. Бог стал заклятым врагом.    
Джэйсон Крахан, потерявший уже всякий смысл своего существования, запутавшийся в конец в том, что он пытался совершить, остановился у двери, которая должна была его хоть куда-то привести. Он вытирал об джинсы вспотевшие ладони и приглаживал взлахмоченные волосы. Дверь была закрыта… или просто прикрыта, не имеет значения, но Джэй боялся проверить. Боялся дотронуться до деревянной поверхности и толкнуть её. Иногда сомнения помогают остановиться и спасти себе жизнь, а иногда они же ещё больше подбивают совершить шаг вперёд, незнамо к чему. И то и другое ни есть хорошо, учитывая, что за этим стоят С-О-М-Н-Е-Н-И-Я… Пистолет в трясущейся руке обязательно выстрелит в незаданную цель…
Джэй трясся и сомневался во всём! Абсолютно и совершенно! Он был трясущейся рукой, сжавшей холодный пистолет, но…
… все же его побледневшая рука толкнула дверь.
                                                       ***
                                                  Антракт.
… Иногда, не будучи мёртвыми, люди попадают на небо, чтобы подышать тем воздухом и ощутить на себе дуновение того ветра. Их воздух и их ветер. И происходит это тогда, когда настаёт апогей счастья или полного, нестерпимого краха. Мы попадаем на небо и дышим… дышим и видим лишь яркое-яркое солнце, которое баюкается в бесконечности перед самим нашим носом. Но в то же время оно так далеко.
Там, на небе, касаются солнца и не обжигаются, поэтому оно всегда в их карманах. Кусочек жизни в коробке из-под спичек теплится в кармане, но не сжигает картон, а лишь… Там, на небе, только и делают, что целуют солнце… живут. Они живут…
А в облаках плавают огоньки, светящиеся теплом. В каждом огоньке биение уже некогда остановившегося сердца. Там оно продолжается. И чем пламеннее сердце, тем сильнее ласковое свечение. А в конце жизни этих мерцающих и игривых огоньков, из них прорастают души, уплывающие в мир людей, несущие с собой рождение нового неба, на облаках которого восседают ангелы, целуя солнце.
А иногда… огоньки плачут, когда в мире людей тает душа, уже раз туда спустившаяся. Под шелест дождя её прах улетает в небо вкупе с биением мёртвого сердца и рождает собой новый девственный огонёк.
Новая Жизнь…
                                                         ***
                                                Глава вторая.
… Стало тепло, казалось, ледяной холод растопили в огне. Боль в ноге постепенно утихла, а сердце вернулось на прежнее место и стало биться в размеренном такте. Воздух очистился от спёртости и затхлости, и стал даже сладким. Не изменилась лишь гробовая тишина, нарушаемая мерным дыханием, пришедшего в себя Джэйсона.
Он огляделся вокруг, но взор был ослеплён невероятным удивлением. Вокруг разливалась просторная белая бесконечность. Никаких объектов, никаких существ… просто беспрерывный простор белизны, от непривычки ослепивший глаза.
Время… если оно протекало в этом пространстве, то его неподъёмная тяжесть переменилась на вес птичьего пера. Время – игрушка.
Джэйсон Крахан в недоумении крутился на одном месте, пытаясь найти хоть одну шероховатость, к которой можно было бы, направится, ан нет! Его изумленный взор натыкался лишь на белый простор вечности.
Уверенность, что извилины крутятся в нужном направлении, покинула его нутро.
Он решился сделать первый шаг, но это казалось так же тяжело, как и открыть тот зловредный люк, чуть ли не скормивший его «Ангелам». Ноги не подчинялись и дрожали, а сам он чувствовал страх провалиться куда-нибудь… хотя кроме белизны ничего под собой не видел
- Не бойся, - раздался чей-то голос, но фраза инкогнито была более чем неуместна, если учитывать то, что от неожиданной реплики Джэй чуть ли штаны не обгадил.
Он увидел старика в просторном чёрном хитоне, висевшем на нём слегка мешковато. Лицо, как и положено, дряблое, иссечённое морщинами, а серые глаза… какие-то сухие, точно высушенная губка. Они пусты и бездонны, как этот невиданный простор. Седые волосы ниспадают с плеч, а густая борода опускается на грудь. Узловатые пальцы старца скрещены за спиной, а сам он ходит взад-вперёд, поглядывая на Джэя, у которого мозг намеревался от перенапряжения взлететь на воздух.
- Не бойся, - вторил незнакомец. – Их здесь нет. Они, как ни странно, боятся этого места, как мыши боятся людей, а порой и наоборот.
- Кто вы? – тихо спросил Джэйсон, не зная трястись ли ему от страха или же радоваться.
- Какая разница? Ты ведь задаёшь этот вопрос лишь потому, что в данной ситуации более разумного не придумаешь, не так ли? Ведь если я поведаю тебе свою историю, она станет для тебя лишним мусором на чердаке твоих воспоминаний.
Настала тишина. Парень не знал, что сказать, а повторять свой вопрос не счёл нужным, ибо проницательный старикашка был прав до последней буквы.
- Молчишь… ни странно. Одни люди, сталкиваясь с истиной, тихо помалкивают, признавая, что сие истина; другие – кричат о лжи, царящей вокруг, но так же, как и первые понимают, что это истина. Вопрос лишь в том, кто ты? Ни на первых, ни на вторых ты не похож.
- Я, - начал Джэй, стараясь натянуть на лицо маску каменного холоднокровия и начать игру, - играю с истиной, не давая ей совладать со мной, иначе мне грозит рабство, а свобода моя стихия.
- Верно! – оживился старик и улыбнулся. – Совершенно... Что ты хочешь?
- Я хочу спросить, где мы находимся?
- Нет! Не хочешь! Хочешь узнать, но не спросить. Вопрос ты задал лишь потому, что так делают остальные из людей, кто либо молчат, либо кричат, но… ты играешь с ней. Тебе не нужно задавать вопрос!
- Ну, - опешил парень, - я же уже задал. Что дальше?
- Ничего. Ошибаешься – значит идёшь. Коли всё гладко – то спишь в могиле, ибо только мертвецы не спотыкаются.
- Вы не ответили на вопрос, - настаивал на своём Джэйсон, но так мастерски, что в голосе его не проскочили нотки настырчивости.
- Хорошо, - согласился незнакомец. – Хорошо. Мы в храме. Я священник.
- Ага. Интересно.
- Здесь ты получишь то, что привело тебя сюда
Старик закончил, а Джэй застыл, собираясь перебить его, но нить мысли потерялась. Он попытался найти её, но наткнулся лишь на обрывок и сдался. Но лицо его замешательства не отражало. Он будто вызывал священника самому говорить.
- Ты ведь не просто так полз через канализацию и навлекал на себя гнев «Ангелов»?
- Да. Но…
- Да, - перебил его старец, предугадав последующие слова, - ты прав. Это абсурд, но имеет ли это всё значение, если ты получишь желанное? Интерес людей ограничен. Они забывают все вопросы и ответы тогда, когда получают, то ради чего и были все вопросы и ответы.
- А вы, как я гляжу не человек, святой отец? Говорите о людях так, будто эта раса вам чужда.
- О, нет, сынок! – он рассмеялся, но растерянности в этом не было. Поражения с его стороны не последовало. – Я один из тех, кто говорит о людях, глядя на них со стороны.
- Бог?
- О, нет! У Бога две функции, сынок, - разжигать кровопролитные споры и сводить людей с ума. Но как бы то ни было, именно это и держит Мир в относительном порядке. Мир противоречив, ибо истинные его хозяева – люди.
- И связь эта заключается в том, что люди самые противоречивые существа на земле? Я прав?
- Превосходно! Люди – средоточие неопределённости; добра и зла, правды и лжи, любви и ненависти! Люди вырастили в миру относительность! Поэтому чёткие грани между добром и злом, правдой и ложью, любовью и ненавистью стёрлись. Теперь они переплетаются друг с другом и не могут раздельно существовать. Единение организма под именем Мир заключается в его противоречивости.
- Похоже, я попал в цель, - Джэй усмехнулся, а его собеседник одобрительно кивнул. - Может всё-таки скажете, что это за место?
- Это храм! Настоящий храм! Лавочки, иконочки, крестики и прочие атрибуты рабовладельческой инстанции в центральном зале, где каждая крыса может потрындеть, и испортить воздух. Ты же в настоящем храме. Серокрылые, из хорошего, не только огоньки принесли на Землю… Кстати, - он сделал несколько незнакомых парню жестов узловатыми пальцами и повсюду, будто буйки из воды, выплыли светящиеся огоньки, внутри которых что-то трепыхалось. От них тянуло жизнью и более того… впервые Джэй услышал в них какие-то бессвязные голоса, сливающиеся в неразборчивую какофонию. Джэй скривился.
- Глаза привыкают к свету, уши к шуму, а шкура к плётке, - улыбнулся священник.
- А ваш язык к болтовне! – не выдержав, прикрикнул парень, страдая от шума, но старик лишь только усмехнулся.
- Можешь называть это место молельней, раз я примериваю роль священника. Секрет храмов заключается в том, что такие «фантастические» пространства воспроизведены с помощью энергетической «начинки» самих «Ангелов».
- В каком смысле? – поинтересовался Крахан. Похоже, к шуму он начал привыкать.
- Строится это здание, после элитная верхушка серокрылых собирается в центральной зале и проводит обряд. Там просто-напросто сплетаются их частички силы, образуя это пространство. Уникально оно тем, что в каждом храме оно неразрывно, и в каждом храме здесь время провожу я. Специфичность заключается в том, что каждый новый храм делает это пространство «всепроникающим», что ли. То есть появляются новые возможности. Я могу менять облик пространства на любой, но сущность силы останется той же. Я могу перемещаться куда угодно, и пространство будет следовать за мной, точно верная псина за хозяином. Ты спросишь, в чём сила? – Он улыбнулся. Это прозвучало ни как вопрос, но как утверждение. – Я отвечу. С помощью этого пространства они построят свой «идеальный мир». Они живут за счёт энергии, исходящей от людей и Мира, но всё это чахнет и энергия ослабевает, поэтому они пренебрегли всем и решил создать свой «идеальный мир», где пожертвование своей энергией приведёт к тому, что они всё смогут сделать. Это и сила пространства и цель – ради чего, льётся кровь.
- Как же много они жертвуют своей энергией, чтобы создать «это»? – Парень оставался, всё так же каменно спокоен, но любознательность не покидала его до конца.
- Много. Многих из них пространство забирает. Очень многих, поэтому они такие тираны к людям. Своих сородичей им губить жалко. Конечно людская энергия слабее, но в огромных количествах она может заменить и ангельскую. А они используют и ту и другую.
Старик закончил, давая Джэйсону время для того, чтобы тот переварил все, что узнал. Информация была не из тех, что воспринимается легко и безболезненно. Но паренёк держался стойко, не сбавлял обороты.
- Значит, меня вы тоже в жертву пространству принесёте? – спросил он так неожиданно, что старик даже на миг стушевался, но быстро пришёл в себя.  
- Я не один из них, хоть и владею пространством. Я живу с ними в договоре, ибо я завишу от пространства. Я и есть это пространство. Они питают меня, а я дарю им «идеальный мир», но ты пришёл ко мне сам. Поэтому моя цель – помочь. Ты пришёл за помощью, не так ли? Я помогу тебе, но и ты должен кое-что сделать для меня, мистер Джэйсон Крахан, бывшей журналист. - Джэй никак не отреагировал на то, что старик знает о его прошлой профессии. Он рассказал ему такое, что впору вообще потерять возможность удивляться чему-либо.  
- И что же я должен сделать? – спросил бывший журналист, готовясь заранее к очередной загадке со стороны сященника-пространства.
- Ты должен найти одно «место».
- Какое место?
- Ты же прекрасно знаешь, что я не договорил, но задаёшь  вопрос. Человек… - старик усмехнулся и выдержал паузу. – В одном ты похож на остальных, - после паузы продолжил он, - что, как и все пытаешься не выделяться, хоть зачастую и на уровне бытовом. Мелочи? Крупное состоит из мелочей, поэтому мелочи очень показательны.
- Извините, что перебил… продолжайте, святой отец.
- Я дам тебе одну вещь, что поможет найти это «место», а после я найду тебя сам, ты сообщишь мне всё, покажешь «место» и получишь помощь… для Сары.
- Очень интересно. Откуда вы знаете про Сару, святой отец? – Джэйсон терял своё стойкое самообладание. Игра, затеянная им самим, грозила закончиться не в его пользу.
- Недаром пространство создано энергией «Ангелов», а я создан энергией пространства. Я много чего знаю, друг мой.
- Что это за место и как его искать?
- Не знаю, - развёл руками старик. – Я смогу тебе здесь помочь лишь вещью, которую ты получишь. И всё. Остальное – это твоя работа.
- Забавно. А где гарантии, что вы, например, не обманите меня. Ведь вы, святой отец, не вызываете однозначного доверия, играя на два фронта.
- Я не играю, сынок. Ни на два фронта, ни на один. Я третий фронт, который живёт посредством двух других, если хочешь можно так сказать. Я ни за тебя, ни за «Ангелов». Тебе помогаю лишь потому, что ты сам пришёл ко мне, пожертвовав своей безопасностью. Ведь пространство пускает далеко не всех. Ты неколебим в своём желание спасти супругу.
- Лестно. Но высокопарные тирады не для нынешнего положения, вы не находите, святой отец?
- Да, ты прав, сынок. Прости, прости… заболтался – старая бестия! – священник рассмеялся.
- Вернёмся к нашим коровам. Так, где гарантии?
- Их нет. Гарантий нет. Всё предельно просто. Не ищешь – твоя жена умирает, а, что будет с тобой, уж изволь не думать. Находишь – вы снова сможете сойтись в любовной страсти.
- Чертовски прямолинейно.
- Мне нечего от тебя скрывать, друг мой. Ты ведь не за враньём сюда пришёл.
- Верно.
Настала тишина. Настала она только потому, что собеседники умолкли, а к шуму голосов, доносившихся из огоньков, Джэй уже привык. Он пытался обдумать слова священника, но все его попытки были тщетны. Мысли болтались в голове, будто бельё на ветру, и не могли остановиться, добившись определённой кондиции. Всё сказанное и услышанное просто не могло улечься рядом и спокойно в одном человеческом разуме, пусть и весьма изощрённом. «Ангелы», пространство, священник, Сара, Джэйсон, огоньки… что за чёрт?! Бредовый венегред!
Старик в то время всё так же ходил взад-вперёд, скрестив руки за спиной, периодично поглядывая на своего гостя, впавшего в глубокую нирвану.
- Решил? – рассеял подступающую хмарь забытья старик.
- Да… да, решил. Я согласен.
Голос парня дрожал, наверное, потому, что он вспомнил Сару… исхудавшую, пожелтевшую, лежащую неподъёмно в кровати и испражняющуюся под саму себя. Рот постоянно издаёт грубую ругань, вроде: «Иди сюда, шаловливая сука! Поиграй, наконец, с моей киской! Или краник больше не работает?», «Эти пидоры кричат целыми днями!»… Это ужасно. Она была больна. Жутко больна. Потому голос его и не мог звучать твёрдо, хоть и слыл он железным холоднокровием. Любимая супруга с опухолью размером яблока в голове способна и не на такое… Но всё же решение он принял. Окончательное.
- Я согласен.
- Великолепно! – Священник захлопал в ладоши и рассмеялся. – Чудесно, мистер Крахан! Чудесно!
- Ну и… что дальше? Что за «вещь» вы мне дадите?
- Думаю, это будет… - старик нахмурился, очевидно, что-то обдумывая. Но через несколько минут молчания, Джэй уже не выдержал.  
- Святой отец! Только не говорите, что вы спите стоя и с открытыми глазами.
- Ой! Прости, прости… задумался, сынок, - рассеянная улыбка тронула уголки его рта.
- Ну, так, что?
- Да! Да!.. Пожалуй, я дам тебе небольшой обломок.
- Может, вы лучше вернёте девственность моему мозгу? А, святой отец? – Сарказм после долгого холоднокровия выглядит ещё более жестоким.
Старик засмеялся, но не придал словам парня должного внимания. Он засунул руку в карман и вынул оттуда небольшой кусок чёрного железа размером где-то с сотовый телефон. С одной стороны красными буквами было написано: «Последняя».
- Держи, - старик протянул обломок парню и тот принял, ощутив кожей ладони холод железа.
- Последняя… интригующе. Что бы это значило, святой отец? Не изволите объяснить?
- Не знаю. Искать и понимать – это твоя работа, сынок.
- Кажется, я это уже осознал.
Джэй смотрел на надпись, чувствуя нахлынувшую на него усталость, от которой тяжелели веки и невзгоды сливались в вязкую чёрную жижу.
- Ну что ж… удачных поисков. Не надейся на других людей, ибо они тоже на кого-то всегда надеются. Ты должен найти это «место» ещё до того, как Сара…
Джэйсон терял смысл слов, они обрывались и растягивались. В глазах, словно разрасталась катаракта. Стало мутно и расплывчато, точно смотришь сквозь кривое стекло, омываемое водой. Темнело. Перешёптывание огоньков становилось более невыносимым и озлобленным… но это не имело значения.
- Всего доброго, мистер Джэйсон Крахан, бывший журналист, - это было последнее, что разобрал в шуме парень, перед тем, как провалиться в пропасть зыбкого сна.
                                                         ***
В мерном шелесте дождя слышались встревоженные возгласы «Ангелов», обезумевших от беспардонной наглости одного из людей. Они повсюду рыскали в его поисках, везде! Но так и не могли найти, когда он мирно спал в подсобном помещении храма.
Просыпался он тяжело и долго, приходя в себя, словно после драки или бурной гулянки, а возможно как после того и другого вкупе. Голова гудела от пронзительной боли, хотя он мог точно поручится, что никто его не бил… хотя… Мало ли, что происходило, когда он спал.
Тошнотворный запах сырости и тухлых овощей сводил с ума рвотные рефлексы. Сам он настолько ослабел, что даже на ноги подняться не мог, но после долгих изысканий всё же добился своего и встал на дрожащие, точно тонкие стебельки, ноги. Голова заболела ещё сильнее, отдавая на левый глаз пульсацией, но Джэй сдержал и это. Вернее попытался.
На мгновение он замер, а его рука, как змея, заползла в карман и выползла оттуда уже с обломком.
- Последняя… Ценный подарочек, - он усмехнулся и положил обломок обратно.
Слабой поступью, чуть пошатываясь, он приблизился к люку и с горем пополам поднял крышку, при этом суставы его рук заверещали диким матом. После в нос ударил резкий запах отходов, но желания выходить через парадный вход не возникало. Он спустился по лестнице, криками разгоняя крысособак, по наитию поплёлся к другому люку. Через пять минуть блужданий, он нашёл его.
Люк был открыт. Капли дождя падали Джэю на лицо, а всё те же сумерки говорили о том, что пробыл он в храме совсем недолго. Или наоборот – целые сутки.
Вряд ли, подумал он.
Парень слушал гаркающие крики серокрылых, потом решился выглянуть наружу, но очень осторожно, чтобы не лишиться в миг головы. Дворик пустовал, но по звукам было не тяжело догадаться, что летуны совсем рядом.
Он вылез наружу, не оглядываясь, добежал до коридора, а там уже прильнул спиной к стене, по которой сполз вниз, как тряпка.
Но его умиротворённый отдых продлился недолго. Его прервал крик подлетающего к коридору «Ангела». Джэйсон вскочил и  помчался со всех ног. Бежать было тяжело, но быть поданным на обед, наверное, было бы ещё хуже. Выскочив из коридора, будто пуля из дула, он побежал в сторону своего дома. В этот раз разрушенная панорама города сыграла положительную роль, потому что руины скрывали его от недоброжелательных глаз летунов и стукачей, которых тоже стало немало в связи с гадской жизнью. Чем грязней квартира, тем больше тараканов.
Ему также повезло, что была ночь, поэтому большинство людей уже храпели, попрятавшись по своим норам.
После нескольких минут беспрерывного бега у Джэя заколол бок, от этого он начал клясть пристрастие к куреву. Но легче не было, с каждой секундой покалывание становилось всё сильнее и сильнее, и бежать было практически невозможно, но он старался не сбрасывать оборотов… У страха глаза велики, как говориться. В таком состоянии, от испуга, можно и Бога случайно превзойти.
… совершенно выдохшись и потеряв все силы, бывший журналист всё-таки добежал до своего дома, который приветствовал его изувеченным строением в пять этажей.
                                                           ***
Сара лежала на грязной и подранной кровати в углу комнаты, рядом с окном забитым досками. Около кровати стояла табуретка, на которой покоились баночки с таблетками и несколько огарок свечей. Само помещение было отвратительно… подранные почерневшие обои в некоторых местах затянуты паутиной; под кроватью бегают рыжие тараканы; кресло, стоящее около сломанного шкафа изъедено молью… Холод здесь тоже разгулялся на славу, но Джэйсон не чувствовал его праздного кутежа после изнурительного бега.
Глаза Сары созерцали мягкое свечение свечки. Некогда блистающие, они посерели и впали на дно глазниц. Жёлтая кожа, казалось, насилу натягивается на череп, обнажая скулы. Отростки грязных поседевших волос раскинулись по подушке. Её тонкие, как спички, пальцы сомкнулись на еле поднимающейся груди, прикрытой тонкой одеялкой.
Запах в комнате стоял ужасный, но это и не удивительно. Джэя весь день не было дома, поэтому его бедная жена могла несколько раз сходить под себя. Она была не в том состоянии, чтобы вставать с кровати. Её мышцы просто иссохли.
Он застыл, глядя на неё, и в который раз накатывали слёзы, застыв в глазах сверкающим хрусталём. Он помнил былой румянец на её щеках, теплоту и ласку её рук, свежесть и чистоту её лица, ароматность её шёлковых волос, доброту её зелёных глаз… а теперь всё это покрылось плесенным наростом жутких мучений… её и его. Она высыхала, и это было видно в каждой частице её истерзанной сущности.  
Парень скользнул взглядом вниз и в темноте разобрал на ковре, в виде старых тряпок, пятно. В его отсутствие  она рвалась, наверное, при этом кашляла и плакала. Судя по всему, рвалась она либо кровью, либо простой бесцветной жижей.
Крахан вспомнил, как до прихода гостей-хозяев они с Сарой ездили на пляж, где не было ни живой души. Как они плескались в воде и играли в карты на берегу, греясь под солнцем. Сара всегда обыгрывала Джэя, от чего тот злился, но быстро утихомиривал свой норов. А под вечер они разжигали костёр. Глядели на ярые языки пламени и часами разговаривали, а потом занимались любовь, наслаждаясь каждой секундой.
Всё…
Теперь лучшее, что он мог ожидать, так это её сон, ничем непрерываемый. Но, к  сожалению, и это было из разряда утопии. За счастье мы всегда платим, скрипя зубами, плачем, рыдаем или тихо умираем, но ради секунды этого чувства порой можно заплатить и годами мучений. Это лучше, нежели подыхать не ощутив ни того ни другого.
Он вытер проступившие слёзы рукавом и подошёл к Саре, полностью загипнотизированный огоньком свечки.
- Здравствуй, - поприветствовал Джэй и легонько поцеловал её в щёку.
- Где ты был, грёбанный кретин? – будничным тоном спросила она. У него в очередной раз от этого скрутило живот. После того, как она стала такой, ругань стала её повседневной речью.
- На работе, - начал он, - а после к весельчаку Билли ходил. - Она ещё не знала того, что никакой работы больше не существовало. Когда ночные похождения Джэйсона в «таверны» стали обыденностью и достоянием всей рабочей свиты, Билли решил отправить его на отдых.
- Что?! – возмутилась она. – Ты опять летал по шлюхам?! – Путать слова – это тоже стало повседневной нормой. Иногда её просто невозможно было понять.
- Я был на работе.
- Ах, ты, мой ласковый педик! – Она обняла его ослабшими руками, и он почувствовал запах мочи и дерьма. Посторонился, стараясь, чтобы она не заметила его отвращения. Господи… ещё и словечки её! Она произнесла это с лаской и обняла искренне, но что она сказала…
- Надо убрать судно, Сара. Можешь немного приподняться?  
- Крошка Кристи… она умерла, - по щекам потекли слёзы.
- Сара, надо убрать судно, - более настойчиво произнёс Джэй, но его жена, похоже, этого не слышала.
- От тебя пахнет… сыром. Ты опять ел сыр, сука, - она улыбнулась, направив свой усталый взор на него, но, казалось, его она не видит. И вообще не осознаёт, что говорит.
- Сара, давай постараемся мы оба и уберём из-под тебя судно. О’кей?
- Прости, Джэй. Опять болит голова, и шумы мучают. Тяжело, - призналась она, и у парня даже отлегло от сердца. Хоть на мгновение она стала прежней и улыбнулась так виновато и ласково, как улыбалась ещё тогда, когда была здорова. Под сердцем засосало. Глаза вновь предательски заблестели.
- Хорошо. Я сам.
Он привстал с кровати и одной рукой приподнял её тело, ставшее легче детского, а другой вынул судно. Невольный взгляд на него и Джэя чуть ли не стошнило.
- Да… - протянул он.
- Прости, котёнок. Про… - тут она не сдержалась и вырвалась на пол. Изо рта потекла густая прозрачная жижа. Когда всё закончилось, она закашляла, и вместе с брызгами слюны вырвались и брызги крови. – Прости…
- Перестань. Всё в порядке, милая.
- Джэй… позови крошку Кристи, она сидит в кресле. Позови, я хочу её обнять, - Джэй стиснул зубы. Понурил голову вниз. Он прекрасно знал, что никакой крошки Кристи в комнате нет. Это галлюцинация Сары, пришедшая к ней из детства. Она рассказывала, что у неё была подруга по имени Кристи, с которой они жили по соседству. Но однажды её переехал грузовик и крошку Кристи долго не могли отскрести от асфальта. Всё это происходило на глазах у маленькой Сары. Теперь крошка Кристи частенько навещает старую подругу. Видения из прошлого являются ко всем… кому-то в кошмарах, кому-то от радости, а кому-то от безысходности.
- Хорошо, - сказал он, - сейчас, - он подошёл к креслу. – Она спит, Сара. Давай не будем ей мешать. О’кей?
- Ах, она сучка сраная! – она засмеялась, заливаясь слезами. – Сучка сраная!
- Не кричи! Разбудишь крошку Кристи, и она на тебя обидится. Ты этого хочешь? – Она спит так крепко, что сам Бог не сможет потревожить её сон.
- Включи музыку, Питт. Я хочу танцевать.
- Хорошо, Сара, хорошо, - но вместо этого он подошёл к кровати и присел. – Я включил. Хорошо?
- Нет! Выключи эту херь! Голова болит, идиот! – Он сжал кулаки.
- Я выключил. Больше не мешает?
- Иди ко мне, грёбанное дерьмо! Давай оттрахай меня до остервенения! – Сара потянула к нему свои руки, но Джэй встал с постели.
- Сейчас ты примешь лекарства и будешь спать.
- Пошёл в жопу! И выключи, наконец, сраный телевизор! – После она начала кричать, что-то совсем уже невнятное, но Джэйсон, взяв себя в руки, это игнорировал для её же блага. Он понамешал ей лекарства и насилу затолкал в неё. Есть он  предлагать даже не стал, потому что, знал, что она не станет. Сейчас ей должно стать ненадолго легче. По крайней мере, она уснёт без дикой боли.
- Спокойной ночи, Сара.
- Спокойной ночи, крошка Кристи. А где Джон?
- Он уже спит, - парень понял, что она не только перепутала людей, но и его имя.
- Ясно. Поцелуй его за меня.
- Хорошо.
Сара кое-как повернулась к стене и умолкла, а Джэй направился к креслу.
                                                         ***
Утро следующего дня было пасмурным и хмурым. Дождь ещё не пронзал облака хрустальными бусинками, но это, наверно, лишь из-за того, что он не в силах был прорвать густую завесу тумана, нависшего над Джигоку плотным куполом.
Джэй проснулся от голода. Противный червячок ползал у него в желудке, не скрывая своего присутствия, а даже высказывая, крайнее недовольство его пустотой. Парень подошёл к шкафу и достал оттуда пачку чипсов и бутылку колы. После псевдотрапезы он поменял под спящей Сарой судно, намешал ей лекарств и двинулся к весельчаку Билли.
Утро Джигоку начиналось, как и обычно без лишней суеты. Тут и там был слышен лязг металла о железо, стоны, шелест парящих тварей, перебряхивающихся между собой на своём исконном. Они не подняли тревоги, не устроили масштабных поисков, но Джэй замечал, что их что-то тревожит. Они старались не выказывать это. У них и неплохо получалось для непосвященных обывателей, но он-то прекрасно видел их тревогу.    
Удивило его не это, а то, что эти самодовольные ублюдки не подняли даже шума! Хотя, с одной стороны – это мудрый ход, ибо паника могла сыграть не им на руку, а нежданному ночному гостю, который мог улизнуть. Тем паче и в глазах тех же обывателей образ деспотичных летунов унизился бы. Или нет? Может эти хитроумные стервятники что-то затеяли, но внешне не проявляли свой план?
Кто знает… кто знает, что у них на уме.
Помнится, как однажды один неудачник попытался под одеялом сумерек пробраться в храм, но ему не повезло в том, что не приглянулся он блуднице удаче, и послала она его ко всем чертям! Он попался «Ангелам». Они решили запугать остальных и расчленили беднягу, а части его тела повесили у входа в остальные святилища (их тогда ещё было мало).
Тогда, кажется, они действовали тоже тихо. Только после того как схватили шалуна за яйца решили отгородить людей от глупостей оным действом. Эти мрази всегда слыли невероятным милосердием, мать их!
Как всегда путь до Билли занял полчаса и прошёл без лишних происшествий. Как всегда Билли потягивал пиво у костра на втором этаже здания бывшей школы. Как всегда он отделился от кучки людей, выпивающих и играющих в домино.
Когда кожей спины чувствуешь холодное дуло ружья, и пять минут игры в карты с самим собой кажутся праздником.
- Здарова, Джэй, - поприветствовал весельчак Билли бывшего журналиста, словно и не было у них ссоры накануне, - какими ветрами? Только давай без глупостей, а?
- Доброе утро, Билли, доброе. Ты не занят.
- Пока нет. На работу переться только через два часа. Тьфу! – мужчина плюнул на пол, скорчив брезгливую гримасу.
- А ты уже пиво потягиваешь?
- Забей! Это летающее дерьмо не знает, что есть перегар! Не страшно. Я же не в драбодан, работать смогу, - они рассмеялись, - надеюсь писать, часто не буду.
- Я кое-что хотел тебе рассказать, Билли. Только надо отойти, чтобы никто об этом не услышал.
- Что же это за кладезь тайн такой? Да не ссы! Эти кретины с домино и толики твоего бреда не разберут!
- Всё же. Это очень важный разговор, Билли. Очень важный.
- Слушай, чувак!.. если это про Сару, то…
- Давай отойдём! Я тебя прошу, - перебил Джэй собеседника. Они умолкли. Парню показалось на мгновение, что весельчак его сейчас просто отметелит, но тот кулаков не поднял.
Рожи не биты.
- Чувствую себя сварливой дрянью на свидании, - он рассмеялся. – Ладно, потопали.
Они повернули за угол, где любознательные глазки сотоварищей Билли их бы не увидели.
Джэйсон без прикрас и обиняков изложил историю своей ночной авантюры весельчаку, который покуривая, внимательно слушал рассказ. Несколько раз лицо его по ходу повествования менялось на гримасу неподдельного удивления и восторга, так покутил ночью его друг. Всё это длилось минуть десять, а после Джэй тяжело вздохнул и вперился взглядом в собеседника.
Он стоял, засунув одну руку в карман, а другой, держа сигарету. Глаза его ничего собой не выражали, но та рука, в которой он держал дымящийся окурок, заметно дрожала. Возможно, его до невозможности потрясла смелость Крахана, а возможно, что весельчак ужасно испугался того, что могло бы быть с ним самим, ибо те, кто провинился перед «Ангелами» сначала страдали от потери близких, а потом уже умирали. Достаточно людей знали, что Билли дружен с Джэйсоном Краханом и могли впоследствии, без угрызений совести, настучать об этом крылатым.  
- Ты, псих, - только и вымолвил Билли. – Самый настоящий, чёртов псих!
- Что делать? Как искать это «место», о котором говорил тот священник? У тебя нет мыслей?
- Да скорее моя бабуля вернётся с того света и сутки напролёт протанцует «джагу», а после хряпнет пинту крепкого и перебьёт всех грёбанных летунов, нежели я узнаю, что, на хрен, делать! – воскликнул весельчак. – Ты о чём думал, придурок?!
- О Саре. Билл, помоги. Прошу… Ты строишь эти проклятые храмы, знаешь, что у «Ангелов» творится… помоги. Просто помоги найти это «место» и всё. Я в долгу не останусь. - Хоть речь парня и прерывиста, но лицо как всегда – каменное. Еле живое.  
- Знаешь, что?! Ты со своей женой совсем охренел! У тебя мозги вскипятились!
- Может быть, но… - Джэйсон умолк. Весельчака Билли можно было понять. Кто захочет сажать свой зад на бамбук из-за помощи какому-то чокнутому кретину, пускай и другу.
- Прими уже то, что Саре не выжить. Перестань, Джэйсон. Ты сам прекрасно знаешь, что это дерьмо уже не излечить…
- Ты и в этот раз мне не поможешь?
- Пойми, я…
- Ты и в этот раз мне не поможешь?! – настойчивым тоном вторил самому себе Джэйсон. Брови его сошлись у переносицы. Билли замешкался, пытаясь подобрать нужные слова, но когда уже собрался что-то сказать, его избавили от ответственности за свои слова.
Со всех сторон собеседников тучей окружили «Ангелы», словно рой пчёл. Джэйсон не потерял самообладание и от явной безысходности просто поднял руки вверх, оставляя на лице холодную мину спокойствия, хоть бессмертные воды страха плескались внутри него, точно при шторме. Весельчак же с криками: «Я ничего не делал, мать вашу! Я не виноват!», кинулся в сторону, но упал навзничь от грубого удара одной из парящих бестий.
Джэйсон пытался проглотить разрастающийся вопль ужаса, но серокрылые выглядели весьма внушающе, да и за углом послышались истошные вопли сотоварищей Билли. Бывший журналист понял, что их поедают живьём в отместку за то, что он сам незвано посетил их святая святых.
Запахло кровью.
Сердце, казалось, покрылось толстым склизким слоем страха.
Парень был чертовски прав и знал это наверняка.
Дружки Билли испустили дух, оставив в воздухе долгий вой боли.
Сам же весельчак валялся на холодном полу без чувств.
«Ангелы» всё прибывали и прибывали.
А Джэйсон Крахан, бывший журналист, всё пытался не потерять самообладание, хотя в такой ситуации его попыткам была грош цена, да и, в конце концов, он был всего лишь человеком и почувствовал, как по штанине потекло что-то тёплое.
Писающийся от страха бедняга на эшафоте смешон до тех пор, пока собственное благополучие позволяет смеяться. Ежели всё поменять местами, то меняются только лица.    
                                                      ***
                                                   Антракт.
… Он перевернулся на спину. Глаза обожгла ослепительная вспышка света, с каждой секундой кажущаяся чем-то большим. Он пытался миновать резкой боли в глазах, прищуриваясь в надежде, что скоро привыкнет к этому. Но облегчение не приходило, а даже наоборот, словно назло боль возрастала, раздирая зрачки.
Он попытался повернуться на живот, но магический источник его сил иссяк, будто бутылка приятного вина в уютной компании. Всё мышцы налились тяжестью, и он не смог повернуться.
Элементарный паралич.
Но как ни странно головой он крутить мог, чем сейчас и занимался, пытаясь отгородить себя от палящей яркости. Закрыть глаза он почему-то не хотел. Возможно из-за того, что они и так уж слишком длительное время смежали мир перед ним.
Мысли, как белый лист…
Никаких воспоминаний… пустота, да и только. И лишь одно навязчивое зудение в мозгу: «Изничтожить свет. Окунуться во мрак!». Вся остальная часть разума зияла девственной нетронутостью.
Он не знал, кто он и где находится. Он не знал, что было раньше и, что могло бы быть в будущем. Он не знал, что произошло и произошло ли что-либо вообще.
Он знал лишь слова, и одно из них крутилось, словно зверь в клетке, ударяясь о застенки мозговой тюрьмы.
Свет… Вот это слово.
И он ненавидел его.
Он приподнял голову и огляделся вокруг, но после сего незамысловатого действия нутро возликовало не то диким ужасом, не то диким удивлением. И то и то мешалось перед глазами.
Вокруг, до самых невидимых краёв, лежали тела идентичных ему людей! Те же фигуры, те же лица и так до бесконечности. Они не жмурились, как он, казалось, что они пребывают в безмятежном сне, но ложность этого впечатления выдавала грудь, не поднимающаяся и не опускающаяся от вдохов и выдохов.
Мертвы?..
Кто знает…
Их белые одеяния ещё больше слепили его глаза, налившиеся острой болью. Он застонал и даже что-то прокричал, но смысл этих слов жаворонком умчался на юг. Тела, устилающие бархатным ковром бесконечный простор пустоты, отозвались на его агонию красноречивой тишиной…
… но через мгновение…
Он расслышал тихий шёпот… невнятный, но ощутимый. И он, этот шёпот, нарастал с каждой секундой, заполняя полость его разума, будто вода бурдюк.
Дикий!
Непрерывный!
Шёпот! Крик!
Он уже перерос в гудящий шум, а потом и вовсе в сумасводящий грохот миллионов безликих голосов.
Ему стало страшно, а после он и сам взвыл от безумия нарастающим гортанным криком, разрывая цепи мироздания сего пространства…
Он плакал…
Глаза невыносимо жгло.
Шёпот не утих, впрочем, как и режущая ярость в глазах. Но он кое-что расслышал. Всего лишь одно слово, которое его почему-то очень удивило, хотя это было самое заурядное, что здесь проходило.
«Последняя…».
                                                        ***
                                               Глава третья.
Обычно, когда человека разрезают в разных местах, он умирает от болевого шока, но к Джэйсону это не относилось…
Боль он чувствовал равносильную, но никто его не резал и, на удивление, вообще не трогал. Он валялся на промозглой земле в застенках камеры, воняющей тухлой капустой. Единственное, что освещало помещение – это огонёк, парящий в воздухе и утихающий как цветок. Убранство оставляло желать лучшего, ибо кроме, действительно гнилой капусты, здесь ничего не было.
В темноте можно было разглядеть железную дверь, но куда она вела, ведал разве что Бог.
Ноги и пальцы рук получили изрядное обморожение, поэтому-то перестали чувствовать что-либо, кроме сухого жжения. Тело разрывало от боли, но от чего возникла она, Джэй понять не мог, хоть и догадывался, что «Ангелы» не поскупились на свои мучительные штучки.
Он вспомнил всё события, произошедшие накануне, и взвыл волком, только не на луну, но на потолок, с которого падали капли воды. Живот скрутило в области желудка в морской узел.
Как серокрылые вышли на Джэйсона, коли они не видели его лица той злосчастной ночью? Настучал кто-то? Ночью его никто не видел, а если и видел, то вряд ли придал этому большого значения, потому что парящие бестии тревоги не поднимали на весь город. Не подняли и утром.
Всё было тихо.
Странно.
Значит, всё-таки летуны увидели его светлый небритый и осунувшийся лик под покровом сумеречного одеяла? Тоже вряд ли… Кроме его спины и задницы они верно ничего и не разглядели, хотя… «Ангелы» не люди, кто их знает как они видят и чем они видят.
Может весельчак Билли?
Заложил с потрохами, дабы отгородить себя от назойливости проблемного дружка? Точно!
И это, чёрт возьми, сомнительно!
Весьма сомнительно!
Ведь бедолаге тоже не хило съездили по мордам, не говоря уже о его сотоварищах, съеденных заживо, даже без предварительной поджарки. Хотя тем лучше для них самих. Джэй видел, как весельчак схлопотал от серокрылых и упал навзничь, будто заправский воротила былых кабаков и дешёвых забегаловок, но, однако!..
… его то, как раз сейчас и не было в этой треклятой яме с гнилой капустой!
И где он спрашивается? Потягивает «Chesterfield»? Или же просто за счёт длинны и чистоты своего языка сумел сохранить свою шкуру? Но даже если это он, то, когда он успел его заложить?! Ведь только перед визитом гостей-хозяев он обо всём узнал. Или же он действительно просто решил от Крахана избавиться, а его стукнули для красоты зрелища? Может, и крики товарищей были и не такие уж правдоподобные, как показалось тогда?
Кто знает… кто знает.
Джэйсон скривился от очередного толчка боли в спине, а через мгновение живот его болезненно заурчал. Голод проснулся и громко требовал на водку. Исходя из того, что Крахан худо-бедно, но позавтракал, выходит то, что он пролежал здесь весьма долго. Может мир за это время окрасился в более яркие тона? А может вообще ушёл под воду на нос Сатане? Парадокс времени в том, что за одно мгновение оно может сделать из конфетки дерьмо. Рождённый ползать – летать не сумеет? Зато рождённый летать всегда успеет упасть лицом в дерьмо…
Кто знает… кто знает.
Глубинные философские трапезы бывшего журналиста прервал скрежет открывающейся двери. Он встрепенулся и отполз к дальней стенке, сохраняя на лице маску каменного спокойствия, но стойкость его пошатнулась, когда мозг вспомнил последнее перед тем, как попасть в черноту. Кажется, он даже покраснел.
Внутрь вошёл мужчина средних лет в кедах, джинсах и сером пиджаке. Наверное «Ангел», ибо только эти засранцы не чувствуют холода, а крылья небось в трусы сныкал, подумал Джэйсон. Да и личико его было опрятненько выбрито и вычищено. Прямо-таки пижон!
И почему-то лишь в данный момент парень осознал в полной мере, что ощущение ужасного холода и дикой боли во всём теле – признак того, что он ещё жив и способен что-то сделать. Да, чёрт возьми, жив! Но почему это «доброжелательные захватчики» поскупились одарить его тело специями и сожрать с костьми?!
- Джэйсон Крахан, не так ли? – сухо произнёс пришедший, даже не вопрошая, а утверждая.  
- Да, - без обиняков ответил названный, орудуя уздами трясущегося от холода спокойствия.
- Бывший журналист?
- Да.
- Ну что ж… люди способные без заковырок назвать своё имя и бывшую профессию очень опасны. Они прямолинейны, как стрела, но, - он покивал и усмехнулся, - это лишь на первый взгляд, я прав?
- Нет. Я своё имя и профессию не называл. Вы сами с этим прекрасно справились. Мне кажется, даже, если бы это сделал я, то исключительно от скуки. Ну, а вообще надо быть глупцом, чтобы первому встречному рассказывать про себя такие сведения. Тем более в мире, который пожирает детей.
- Но, Вы, себя глупцом не считаете, как я вижу? Далеко не считаете, - он улыбнулся и направил свой любознательный, даже вопросительный взор на заключённого.
- Какая разница? Я не опасен, если не заметили. Вроде здесь я лежу, а не, Вы.
- Кто же тогда опасен, мистер Крахан?
- Кто опасен?.. Ну… самые опасные это те, кто приходя в гости в чужой дом, вместо слов «Спасибо за вкусный ужин» берутся за стволы и вершат своё абсолютное правосудие, - парень исподлобья взглянул на серокрылого в ожидании, что тот разозлится, но похоже они оба играли в одну и ту же игру.
- Без сомнения, Вы, правы. Совершенно!
- Я, конечно, не понимаю к чему весь этот сыр-бор, но не могу оставить просто так, Вашу, глупость. Совершенно прав, впрочем, как и совершенно свободен, лишь мертвец, но ему, похоже, насрать на эти привилегии. Прошу извинить за грубость, - на этот раз бывший журналист усмехнулся про себя. С его стороны было нелепо извиняться за грубость, учитывая, куда он угодил.  
Всё в порядке! Всё чин-чинарём, как говаривалось!
- Не стоит. Не стоит. Вы человек прямой, а грубость, ежели она не излишняя - это признак прямоты. Вы, ведь действуете напролом, - его маска трещала по швам, еле удерживая рвущуюся наружу иронию. Джэйсон прекрасно понимал, к чему клонил его собеседник. Но пытался ли он выудить какую-нибудь у него информацию, заговорив зубы, или же хотел ещё что-то, парень не ведал.
- Когда вокруг пылает огонь, приходится прикрываться рукавом плаща и мчаться напрямик, что есть сил, дабы не избавить мир от своего бунтарского «я».
- А, Вы, бунтарь?
- Смотря, что это для, Вас, значит? У таких, как, Вы, очень искажённое представление о мире людей. Я человек. А человек – это кукла, ослушавшаяся глупую волю своего хозяина, - начал парень, - и наплевавшая ему в лицо, в отместку за все страдания. Часто, после этого кукла отправляется на помойку со сломанными конечностями. В любом случае всё о’кей, ибо действие убивает зависимость от бездействия. А бездействие – рабство, - Крахан закончил свою тираду и потянулся в карман за сигаретой. Пришлось достать пачку.
«Winston» - фальшивым золотом блеснуло на пачке. Сигарета задымилась во рту.
- Остатки былого, - развёл руками Джэй, приметив на лице летуна брезгливость, и лишь сильнее закумарил.
- Значит, Ваши, действия – это проявления свободы? Вы, плюёте на своего хозяина.
- У меня его нет. Никогда не было.
- Наивно.
- Наивно то, что, Вы, считаете меня своей пешкой. Всё с точностью наоборот, мой глупый друг. Будь я сошкой, Ваша, задница не оторвалась бы от тёплого и мягкого креслица.
- Забавно… мне вот, что интересно… Что же, такой умный и рассудительный человек полез в храм, выдав себя, ну а тем самым и всю свою подноготную? Зачем?!
- А зачем же такие честолюбивые существа, как «Ангелы» гадят свою непорочность излишним кровопролитием?
- Вопросом на вопрос не отвечают, так ведь? – попытался защититься его собеседник, но никудышная оборона дала трещину, поэтому трюмных крыс затопило водой морской.
- Это в приличном обществе. А мы не в обществе, - заметил Джэй, - тем более не в приличном, если на то пошло.
- Всё-таки я настаиваю на том, чтобы, Вы, ответили на мой вопрос.
- Задумайтесь, пожалуйста, с какой это стати я обязан на что-либо отвечать. - Джэй вступил на опасный путь, но чувствовал себя уверенно, ибо знал, что серокрылые сейчас его не укокошат. Если бы им нужно было только это, то они сожрали бы его ещё в здании бывшей школы.
- Вы довольно фривольны, мистер Крахан, - теряя самообладание, дрожащим голосом произнёс пришедший.
- Возможно, - парень позволил себе дерзкий смешок, после которого смачно затянулся.
- Хорошо. Вы, не из тех, кого просто так можно сломить.
- Мне кажется глупое замечание. Если, Вы, не заметили, то повторю… в этой вонючей яме заключённый я, а не вы. Ну, в физическом понятии. В моральном - заключённый, Вы, иначе бы я был бы давно мёртв, - Джэй обнажил в ядовитой улыбке ряд зубов. Хищная гримаса сползла с лица с летуна.
- Почему люди в отчаянии смеются и улыбаются много больше, нежели в повседневность?
- Причин больше. Когда жизнь дерьмо и все вокруг дерьмо – смех приобретает новые оттенки и становится на удивление лечебным средством.
- Интересно, - протянул «Ангел».
- И долго ещё будет продолжаться эта клоунада? Говорите уже, что, Вам, надобно?
- Хорошо, мистер Крахан. Задам вопрос прямо… Зачем, Вы…
- Извини, что перебил, но ко мне можно обращаться и без – Вы.
- Учту, - раздражённо заметил серокрылый. – Зачем, Ты, проник в храм?
- В поисках помощи, - Джэй ответил прямотой на прямоту. Клином на клин. Игры закончились. – И теперь могу сказать, что очень жалею. Ничего, кроме вонючей подсобки я там не нашёл. К сожалению…
- О какой помощи ты говоришь?
- Если бы, Вы, были человеком, то мой ответ имел бы смысл, а так для, Вас, это будет пустым звоном. Я устал… а уставший человек всегда хочет помощи, пусть и не всегда её просит.
- Понятно. Не густо, но всё равно спасибо, мистер Крахан.
- Пожалуйста.
«Ангел» больше ничего не сказал, а молчаливо, по-английски, покинул так называемую «тюрьму для умного глупца».
Джэй остался наедине с гнилой капустой и болью, о которых так удачно позабыл, но, назло самому себе, вспомнил. Но он был доволен самим собой. Эту игру он выиграл и в чём бы ни заключался визит «Ангела» он ушёл с пустыми руками.
Боль в теле стала совершенно невыносимой, и через несколько минут мучений он вновь упал в обморок.
                                                      ***
… Глаза вновь было тяжело открыть, а боль доселе раздирающая тело перешла в руки, ноги и голову, да и стала ещё и в разы сильнее. В ушах звенело, как после взрыва, а глаза, кроме водянистой мути ничего не улавливали.
Безветренное пространство наполнилось запахом гари, от чего неприятно щекотало в ноздрях и хотелось чихнуть.
Во рту стоял стальной привкус крови вперемешку с неприятным осадком, возникающем после сна.
В шумной вакханалии Джэйсон чётко, хоть и на уровне подсознания, различал звук шелестящих крыльев, разрезающих толщу воздуха. От этого становилось в мириады раз противнее.
Парень попытался пошевелить руками и ногами, но вместо того, чтобы почувствовать напряжение мышц, почувствовал свирепую боль, как от ножевых ранений, которая пульсировала так сильно, что, казалось, он слышит сирену этой пульсации. Движений никаких не последовало, но стало ещё больнее, чем было, и разум застонал от бессилия, но это, как ни странно, отрезвило беднягу. Он начал чувствовать, как помутненная хмарь отходит от него, точно вода, сначала покрывающая торчащий столб, а потом обнажающая древесную породу.
Джэй уже избавился от навязчивого звона и пытался оглядеться вокруг,  что отзывалось уколом в шею, которая затекла. Но, когда он огляделся и понял в какое дерьмо вляпался, то пожалел, что потратил силы на то, чтобы заранее узнать это.
Он был прикован к кресту, точно Иисус. В его руки и ноги были всажены ржавые гвозди, при помощи которых кровоточили зудящие стигматы. По убранству интерьера, в котором он потчевал, было понятно, что он находится в центральной зале храма, а крест стоит посередине.  Зала очень просторна. Своды потолка уходят настолько высоко, что, казалось, заканчиваются лишь у облаков. Толстые мощные колоны подпирают черноту, сквозь которую невозможно увидеть края. Стены испещряют фрески с разными библейскими сюжетами, чуждыми суеверному журналисту. Естественный свет в залу не проникает, ибо «Ангелы», очевидно, пожадничали ресурсов на строительство окон. Помещение освещается всё теми же, странного происхождения, огоньками, витающими в воздухе и перешептывающимися между собой. Помимо огоньков в воздухе также порхают пришедшие с небес бестии. Они заполняют всю залу, от чего Джэй ужасается. Неужели они придумали для себя новое кровавое веселье, что на казнь простолюдина стеклось столько серокрылых?!
На казнь?
Парень не мог сказать с точной уверенностью, почему именно это слово озарило его мозг, но при нынешних обстоятельствах ничего другого на ум не лезло. Всё крайне туманно.
Он болтался на кресте, как кукла, только, вот, боль чувствовал по-настоящему. Былое самообладание утекло вместе с мочой, которая липкой змеёй проползла по его ноге тогда, в здании бывшей школы. Он кричал, извивался от боли и страха…
… он плакал, но лица серокрылых не изменялись, сверкая пустой маской безразличного камня. Ликовали ли они от его ужаса или же испытывали к этой картине тошнотворное отвращение, понять тяжело. Они лишь повисли в воздухе, вперяясь в беднягу взглядом. Испытывая… но он уже сломался. Разбился. Растёкся. Лопнул. Треснул…
Сварливая старуха с длинным именем – ощущение смерти, незамедлила явиться к Джэйсону, приведя с собой под ручку свою внучку под именем – ощущение того, что Сара сдохнет лёжа на кровати, которая впитывает в себя её отходы. Умрет ли она спокойно, без боли? Кто знает? Но умрёт точно, и в этом больше сомневаться бессмысленно. Болтаясь Иисусом на кресте, начинаешь осознавать, что весельчак Билли был не так уж и не прав, говоря, что давно пора смирится с тем, что Сара сраный труп!
Джэйсон готов был умереть от страха, питающегося в глубинах его сознания его мыслями, воспоминаниями, надеждами… страх жрал его самого! Сейчас, он как никогда раньше захотел повернуть время вспять и той злосчастной ночью пойти домой и придушить Сару, чтобы она не страдала, а не лезть на рожон! К сожалению, человеческий разум начинает работать тогда, когда человеческая задница уже сделает своё дело! Хотя иногда второе работает гораздо вернее первого и, как ни странно, принимает умные решения, чёрт возьми!  
Шёпот огоньков пытался успокоить бывшего журналиста, но туча летунов ломала этот чудотворный эффект с такой лёгкостью, как человек ломает тонкую сухую ветку. Ну, или же спичку, к примеру.
Всё кончено, подумал Джэйсон в тот момент, когда к нему подлетел один из серокрылых. Кажется тот, который накануне посещал его.
- Доброго здравия, мистер Крахан, - приветствовал «Ангел», но парень настолько обессилел, что решил смолчать.
  Серокрылый помотал головой и недовольно фыркнул.
- Хорошо. Сразу к делу? Отлично… Вы провинились перед силой, которая выше вашей, которая могущественнее и целомудреннее. Вы достойны наказания и мы решили использовать сегодня новый метод казни, укрепляющий силу Богу и веру в него в сердцах невежественных чад его.
- Точно… - вяло прохрипел бывший журналист. На большее не хватало сил.
- Бог примет вашу жертву с благодарностью. Покайтесь и узрите мощь Его, держащую всё живое!
- Передай ему, что я сожру его и не подавлюсь. А у него кишка тонка и кусочек от меня откусить! – Короткая речь вышла довольно жёсткой, но отняла изрядно и без того тающих сил.
- Зря! Зря! – прошипел сквозь зубы собеседник распятого. – Зря!
Много в этом мире зря, подумал Джэйсон, когда «Ангел» отлетел от него.
Крахан опустил голову на грудь, сосредотачиваясь на боли. Он ещё жив, а значит, ещё есть шанс что-то изменить, но будучи распятым что-либо сделать, затруднительно.
- Мистер, Джэйсон Крахан, вы обвиняетесь в совершении тяжких проступков против Бога и церкви, и будете наказаны. Да простит Господь вашу грешную душу, - вычурно произнёс серокрылый давно заученный текст. А после мимолётным жестом руки что-то приказал своим сокровникам.
Несколько минут ничего не происходило, но после гости-хозяева начали своё решительное действо, от которого по телу побежали холодные мурашки.
Одни окружили крест с Джэйсоном, заключая его в своеобразное кольцо; другие беспорядочно расположились по всей зале храма.
Перешёптывание огоньков утихло, а вскоре они и вовсе все потухли, серым пеплом опустившись на мраморный пол.
Казнь началась, если это так можно назвать.
Тишину взорвало невнятное песнопение «Ангелов». Они пели очень низкими тонами, вызывая тем самым гротеск происходящего. Звук эхом разрастался во всём помещении. Те, кто взяли Крахана в кольцо, начали крутиться по оси, сомкнув веки. С каждой секундой их хоровод становился всё быстрее, от чего поднялся свист. Те, которые сумбурно раскинулись по всей зале, подъяли руки кверху и в них начал разрастаться какой-то белёсый энергетический ком, похожий на снежок. Холодные сумерки расступились перед серокрылыми, в страхе поджав хвосты, и умчались, куда глаза глядят.
Своды храма затряслись и с невидимого потолка посыпались маленькие крошки камня. Воздух наполнился диким ветром, бьющим Джэйсону в лицо. И этот ветер поднимал с земли пыль.
Джэй в ужасе за всем этим наблюдал и чувствовал, что с каждой секундой боль в его теле возрастает, точно эти энергетические комья, похожие на снежки. Он больше не смог сдерживаться и в мрачную мелодию сотен голосов ворвался крик парня. Из ушей и носа у него потекла кровь, оставляя на коже алые росчерки.
Энергетические комья в руках «Ангелов» меж тем начали стекаться в один единый шар, и девственная белизна его ослепляла глаза распятому, и из его утробы вырвался такой крик, который, наверное, не издавали даже динозавры при смерти. А взвыл он из-за того, что из глаз вместо слёз потекла кровь и такая боль вселилась в зрачки, что не завопить он не мог.
Голова загудела от жуткого песнопения, а по всему телу прошёлся нестерпимый зуд. Он хотел вырвать руки с гвоздями из камня и разодрать тело до крови, но лишь бы избавиться от такого зуда.
Он в очередной раз взвыл.
Всё взвыло.
Казалось, мироздание лопнет от напряжения, проделав дыру в Бездну.
Энергия стала совершенно необъятной и рвалась наружу, чтобы насытиться беднягой журналистом.
Она лилась через край!
Внезапно всех «Ангелов» объяла дрожь и их глаза закатились, обнажая белизну белков. Шар энергии пошатнулся и прошёл сквозь колону, которая растаяла, будто снег в тёплых руках.
Сам шар дрожал и рвался из рук его обладателей, норовя взорваться, как переспелый арбуз!
Несколько секунд и всё взлетит на воздух! И от самих «Ангелов» останутся лишь перья.
Сара…
Сара…
Имя супруги металось в голове парня, выгоняя все остальные мысли, дабы отгородить его от сумасшествия. Хотя в данной ситуации это было бы лучшим исходом.
Воздух накалился и обжёг лицо Джэйсона. Серокрылые перестали петь и сломя голову кинулись в энергетический шар, который сами и породили. Был ли это их чудесный план или же это произошло потому, что их план провалился, было не ясно…
… через минуту шар занял больше половины пространства зала.
Камень горел, бессильно тая. Колоны рушились под гнётом исполинской мощи. Всё тряслось и маленькая крошка, ниспадающая с потолка, превратилась в дождь из каменных валунов, способных раскроить череп.
Кожа на распятом трескалась, и маленькие алые речушки кровоточили, а сам он обезумевше орал. Похоже, избежать сумасшествия перед концом ему так и не удалось, не смотря на все старания имени жены.
… Сила солнца скопилась в храме. Сила самого Бога!
И она поглотила всё!
Жизнь! Смерть! Любовь! Отчаяние! Слёзы! Боль!
Обоюдный замок всего этого рушился на глазах, образуя груды обломков, под которыми погребены все остальные человеческие чувства и эмоцию. Они задыхались и умирали, видя перед смертью лишь холодный камень и пыль, оседающую на лёгких. Осталась лишь пустота, поистине вечная.
Мир горел синим огнём финала! Всё!
Бездна…
Ещё один шаг и клетка сжимается, заключая в себя все перипетии жизни…
Храм «Ангелов», Джэйсон… а, наверное, весь мир!.. проглатывала энергия в свою утробу!
Последнее, что увидел Джэйсон – это приближение шара энергии, плавящий его череп; а последнее воспоминание, оставшееся в его мозгу – это лицо Сары. Нынешней Сары. Лицо худое, бледно-жёлтое, с оттенком смерти под глазами…
… а после он…
                                                      ***
Когда церковь загорелась, весельчак Билли был неподалёку в окружении двух «Ангелов» с автоматами «Калашникова». Когда произошёл жуткий всплеск энергии, отозвавшийся взрывом, они отключили бдительность и своё внимание от заключённого, перевели на горящие руины храма, в котором должна была пройти экзекуция Джэйсона Крахана.
Видимо везение миновало тех палачей с крыльями и перекочевало к Биллу, потому что, как только гости-хозяева отвернулись, он попытался выхватить автомат у одного из них. Но летающие бестии в разы сильнее людей, поэтому вырвать так и не получилось. Летун встрепенулся, предупреждая своего напарника, и они оба направили автоматы на мужчину. Правда один из них это сделал быстрей и Джэй поступил следующим образом: когда один из серокрылых открыл огонь, он толкнул другого на него, а сам спрятался за его спиной. Получилось так, что порхающая бестия сама же своего и завалила, но и умирающий сыграл немалую роль. Когда плоть его вспороли горячие пули, он по инерции нажал курок и застрел того, кто наградил его свинцом. Оба рухнули наземь совсем как люди… истекающие кровью, а не чем-то иным.
Шум выстрелов, должно быть, привлёк остальных летунов, поэтому весельчак схватил автомат, собрал патроны, имеющиеся у его мёртвых сопроводителей, и был таков.
Он мчался по руинам до тех пор, пока ноги не заплелись друг об друга и не повалили своего хозяина на землю.
Он сумел добраться до помещения бывшего магазина и сполз туда, где некогда был подвал. Туда слабо проникал свет, сквозь трещины в камне, но всё же там было не так темно, как хотелось бы. Билли опустился на пол и облокотился о холодную стену.
Вместо мерного дыхания из его груди вырывался чрезмерный хрип, а биение сердца было настолько сильным, что, казалось, звучит на всю округу.
Весельчак достал из кармана куртки сигарету и закурил, стараясь, чтобы дым не проникал в трещины. Вокруг было тихо, как в пустыне ночью, ни одной души, но ведь летающие твари могли объявиться в любой момент и сожрать его, как и его сотоварищей.
Дьявол!
И всё из-за сраного Джэя с его долбаными замашками! Лучше бы его жена уже сдохла и его с собой прихватила, мать его! Одни проблемы! Одни неприятности от этого чокнутого кретина!
Небось, поджарили его задницу в этом храме. То-то же! Правильно! Хрен с ним!
Теперь и мне придётся ныкаться от летунов до самой чёртовой смерти, думал Билли.    
Можно сказать с абсолютной точностью, что, если даже Джэй и ухитрится каким-то боком выжить, то весельчак завершит начатое серокрылыми. Он хотел отомстить даже мертвецу. Джэйсон Крахан сломил всё более-менее благополучное положение весельчака Билли! Налетел на него, точно шторм на корабль в открытом океане!
Теперь веселье улетело в небо с последней птицей смеха, потому что весельчака можно было считать мертвецом. Больше недели ни один счастливчик не мог миновать «ангельского правосудия». Все, рано или поздно, переваривались в их желудках.
Билли себя исключением не считал, а даже, наверное, придерживался той точки зрения, что сегодня, ближе к ночи, гости-хозяева его кастрируют, заставят проглотить собственный яйца, молясь их сраному Богу, отрежут ноги с руками и затолкают в задницу, заставив вновь молиться, а потом поджарят на медленном огне, подливая масла для аромата, и сожрут! Извращённая фантазия?! Да… только у того кто пришёл «спасать» Землю. Спасение людей равнозначно их убиению.
Видно Бог привил свою извращённую похоть и своим чадам, чтобы те радовали его такими кровавыми актами. Что ни говори, а Всевышний настоящая сука. Как ни крути, но он некий сгусток всего человеческого отстойника, воплотивший в себе всю грязь, а не такой чистенький и добренький, прощающий всё и всех! Ублюдок ещё тот!  
Билли взглянул на «Калашников» и улыбнулся.
- С такой штуковиной шастать опасно, а расставаться с ней в моём положении безумно. Святое дерьмо! И что же мне делать?!
Портфеля или сумки у мужчины не было, да и вокруг, кроме холодных камней ничего нельзя было найти. Потратив на раздумья, ещё несколько минут, весельчак решил оставить всё как есть. Пока.
Потом он добёрётся до своей дыры, найдёт там портфель, запихает внутрь «калашь» вкупе с едой и двинет из чёртового Джигоку куда-нибудь подальше. Найдёт местечко потише и там обоснуется, а изредка будет делать вылазки в близлежащий город за едой. Так никто его никогда не достанет, чёрт возьми, думал он!  
На словах то легко, а на деле сказка. Можно, выйдя из этого подвала, схлопотать пулю в лоб.
Да…
Хреново всё. Хреново, и ничего не попишешь. Как пить дать. Можно было бы, конечно, выйти на улицу и поперестрелять их, забрать побольше с собой в последний путь, но мысль об этаком геноциде быстро выветрилась из головы.  
Весельчак Билли выкурил ещё несколько сигарет перед тем, как сон сомкнул его глаза, не смотря на то, что на улице свирепствовал мороз. В водовороте беспорядочных мыслей он забыл о холоде… он забыл, обо всём, падая в Бездну кошмарных снов. В мире с «Ангелами» хороших снов больше не существовало, как впрочем, и вообще понятия «хорошо».
А снилось ему нашествие серокрылых, которые просто-напросто свалились с неба без предупреждения, и начали рушить всё, что видели, и плевать им было, что под останками разрушенных строений гибли дети, женщины и старики… Их энергетические шары, похожие на мячи, бомбили настолько бойко, что под конец дня Джигоку превратился в руины. И так наверняка везде, потому что прошёл уже год, а никто не пересёк черту города из новоприбывших. Люди только убывали… на небо. Просто не может быть, чтобы за столь длительное время никто не заинтересовался, почему это Джигоку, точно город-призрак? Почему всё глухо?.. Наверное, интересоваться некому. Своих забот выше крыши.
Так вот…
… реки крови разливались по улицам, сочась гнойной желчью из изувеченных тел, покореженных своенравной судьбой. Плакали дети. Визжали в панике женщины, умирали мужчины, пытаясь хоть что-то противопоставить этому кровавому шабашу.
Тщетно.
Кровь лилась лишь сильнее, а небеса покрылись тучами, поливающими страдалицу землю дождём из энергетических сгустков, забирающих с собой чьи-то крики и чьи-то надежды.
Причина?
Не известно. Летуны поскупились на какие-либо объяснения, посчитав очевидно, что говоры со смертными унизительны.
Да и неважно всё это.
Важно то, что человеческий род на исходе. Он вымирает, но продолжать его будут далеко не люди, а уроды с перепончатыми крыльями, которые курице предпочитают человеческое мясо. Почему некому продолжать? Да потому, что детей «Ангелы» забирают себе в храмы, а, что они там с ними делают, остаётся только догадываться. Но ещё ни у кого не возникло мнение, что нечто хорошее.
Боженька любит смаковать человеческие мольбы, а в тот день у него был Праздник Живота. Он ими просто обожрался! Набрал силушек могучих и айда забирать у людишек то, что когда-то дал попользоваться! Люди это за тысячелетия обжили, улучшили, воспитали, вырастили, украсили, а теперь настало время отправляться отдыхать после изнурительной, но полезной работёнки. Бог получил идеальный подарочек по сравнению с той нагой фигурой, какую некогда он сам подарил жалким человекам…  
… Проснулся весельчак уже вечером, когда солнце наполовину скрылось за горизонтом, пряча свои лучи от земных обитателей. Те перестали платить за свет! Пришёл в себя он в холодном поту и грудь его тут же разодрал свирепый кашель, которому он и не удивился. Что можно ожидать от сырого подвала, продуваемого со всех сторон всеми ветрами?
Его посетила очень странная мысль. Мисси Безумство как всегда вовремя! Лучше поздно, чем никогда, не так ли?
Билли захотел проведать жену Джэйсона.
Странное наваждение.
Джэй, разумеется, сгорел в той церкви, которую вроде и подпалили сами летуны, а Сара ведь ждёт его, страдает и плачет от боли, от болезни. Хотя… она уже на такой стадии, что, наверное, и забыла про всё и всех. Джэйсон должен был в эти последние дни не отходить от неё, а он бегал за призрачной мечтой идиота!
Билли захотел ей помочь. Или отомстить?
Дьявол!
Он решил её убить, но с какой целью не мог понять!
После смерти своей супруги его не тянуло на добродетель, но с одной стороны – убийство Сары благодать для неё самой, ибо он избавит её от того ужаса, в котором она пребывает, ведь её всё равно постигнет смерть, причём очень скоро. А с другой… с другой – это месть уже мёртвому Джэю. Месть мертвецу… то же самое, что заедать водку соленым огурцом и шоколадом! Но, чёрт меня дери, если некоторые не ловят от этого кайф!..
И что же он хотел на самом деле?
И хотел ли он что-то вообще?!
Билл не стал тратить часы на размышления из-за чего ему в голову пришёл такой параноидальный бред. Он решил действовать, пока его конечности не стали каменными.
Подступающие сумерки и сумятица в стане серокрылых (а он не сомневался, что после взрыва храма, где была туча этих мразей, они сейчас не умнее мухи) играли ему на руку. Вероятность его обнаружения врагами сокращалась донельзя.
Он выбрался из подвала и направился в дом к Краханам. Варьируя меж руин, Билл старался никому не попадаться на глаза, а люди ещё встречались на улицах, хоть и довольно редко. К его счастью «Ангелов» на пути не попадалось, и он не забивал голову вопросами, почему так.
Лишь бы на них не наткнуться вовсе.  
Но опасения так и остались всего лишь навсего опасениями, когда до пристанища семейки Краханов весельчак Билли добрался без лишних приключений. Но как только он вошёл в комнату, где надеялся застать Сару, то мгновенно пожалел о том, что примчался сюда.
Засохшая кровь красовалась на полу, стенах, потолке… везде! Воняло человеческими отходами и тлением гнилого мяса…
Тяжело сказать, что здесь произошло, ибо та, которая могла хоть что-то поведать, лежала в разных углах комнаты.
                                                         ***
                                                   Антракт.
Чёрная бесконечность прорезалась алыми волнистыми сполохами, вбирая в себя, весь смысл вечности. Шепчущиеся огоньки ласково баюкались в темноте, тихо повторяя одно и то же.
Тела, похожие на него как две капли воды, устилающие всё вокруг ковром, исчезли, растворились в черноте. Огоньки поглощали их, точно вампиры. Что бы это значило?
Мириады одинаковых тел, без дыхания и жизни, лежащие в пустоте и переговаривающиеся между собой в унисон пылающих точек. Может это некий фундамент? Фундамент мира?..
Точно!
Только мира – не в понимании Земли! Мира – в понимании души! В понимании человеческой сущности! Того божественного, а не животного начала. Глубинного и по-настоящему вечного! Это первый порог лестницы, ведущей к Истине, сокрытой за толщей космической черноты.
Вот, что это было. И это, по правде, чудесно! Прекрасно! Когда вокруг витает жизнь, а не смрад смерти, естество ликует от счастья. В окружении жизни и дышать легче.
Он присел около огоньков, прислушиваясь к их шелестящему гласу, и взял один из них в руки. На светящемся дне, где билось некогда остановившееся сердце, плескалась ароматная жидкость цвета солнца. Цвета жизни!
Он поднёс это к губам, игнорирую жар и выпил сладкий нектар, оставив светящийся огонёк в молчаливом окружении черноты, подальше от остальных его собратьев.
Жидкость растеклась по всему телу, вселяя свежесть в каждую частичку его духа и тела.
Он засмеялся, ибо под кожей проползли маленькие жучки щекотки, но он чувствовал, что жизнь, покинувшая идентичные ему бездыханные оболочки, вселилась в него самого. Фундамент слился с пустотой, и он ощутил некое рождение!
Он знал, что сам стал душой, трепыхающейся на дне маленьких светил. И начал шептать на их манер, понимая их речь, и понимая себя.
Мир закрутился во все стороны сразу и поднялся жуткий ветер. Пошёл дождь разрушающий всё привычное. Капли низвергались из пустоты напротив порыва ветра. Он ощутил, что душа обрастает плотью, которая умерла там, где… холодно и безразлично. Где лишь только серый камень и чёрная пыль.
Он услышал знакомый голос. Сухой, старческий и спокойный. Слова рассыпались на буквы и теряли общий смысл, но становилось почему-то приятно. Вернулось ощущение жара и холода. Будто в куклу вдохнули бьющееся сердце и пульс. Будто мёртвая земля уступила место зелёной траве…
Всё началось сначала, а в руке тем временем хранился холодный кусок железа…
                                                          ***
                                              Глава четвёртая.
- Мать твою! – воскликнул Билли, стараясь и вовсе не завизжать от увиденного. Однако сдавленный стон всё же просочился во внешний мир. – Охренеть! – И в очередной раз он не смог пойти против собственной природы. К горлу подкатил склизкий вал рвоты, вырвавшийся наружу зловонным потоком.
Ноги подкосились, точно срублены деревья, а красный румянец в ужасе уполз с лица, отдавая своё место бледности. Сам он упал на заляпанный кровью пол. Как ни было противно, но подняться не было сил, и максимальное на что хватило ничтожного запаса сил это на то, чтобы он смог лишь отвести взгляд от головы Сары, безжизненное стекло глаз, которой буравило её же тело, только лежащее от головы в нескольких шагах.
Кто-то постарался за него. Очень постарался, глядя на плодотворные результаты.
Только с изощрённой жестокостью.
Возникало чувство, что её просто рвали на куски, как мягкую игрушку озлобленные дети, а она до последнего всё это чувствовала. Хотя вероятнее умерла она быстро, и плевать ей было на всю жестокость, но всё же… Возможно происходило это тогда, когда её мужа поджарили как индейку, и тогда мечта умереть в один день у них сбылась. Кровь была засохшей, и воняло уже так, что впору от этого терять сознание.
Твою мать!
Страшно.
Чёрная, жужжащая стая мух наводнила помещение, расположившись на останках былой красоты. Быть может Билли и усмехнулся бы, учитывая какова его натура, ибо эти мухи слишком походили на «Ангелов», питающихся останками былой цивилизации. Они так же мелочны и так же грязны, но значимое отличие разделяет их чешуйчатой змеёй.
У мух нет хозяев – они беспринципные твари. У «Ангелов» хозяин есть, почитающийся за всеведущего и всемогущего – вот только он хуже любой драной мухи. Мозг изощрённей, острей, а от того более развратней. Власть Его во всех. В каждом гнилом подвале с мёртвой крысой прорастает крупица Его власти; а люди… они так вообще носители вируса Его могущества. Пиарщики, если угодно.
Люди – твари Божьи. Его пища и театр, выпивка и сигареты, женщины и секс.  
Бог для людей всё; люди для Бога падаль, а порой в сравнение годны те же самые мухи. Всё… слишком много тратить слов на Него равносильно Его почитанию, не так ли?
Весельчак Билли отдышался и почувствовал, что силы, разгорающиеся костром, возвращаются к нему. Он поднялся на ещё неокрепшие ноги и вышел из смрадной комнаты, надеясь не наткнуться глазами на очередную «часть Сары». Повезло. Не наткнулся.
Плохие мысли в голове разрастались, как катящийся по снегу ком. Только рыхлостью он не обладал, напротив – крепчал, как жидкая сталь в горне кузнечной печи.
- Боже мой!
Он тяжело дышал. Хрипел. А возможно даже плакал. Шмыгал носом. Солёные бесформенные големы подъяты для жизни самым странным волшебником во всей Вселенной – человеческим мозгом. И они, эти големы, ползут по щекам.
Почему он плакал?
Ему было жаль?
Едва ли весельчаку было жаль эту женщину больше умирающих еженощно голодных псин, сожранных не менее голодными блохами, ну, или же людьми.
Нет, не жаль!
Тогда, что?
Может и ничего! А может просто рефлекс. Привычка. Закон. Стереотип. Хотя, нет! Стереотипы в прямом смысле рухнули год назад, поэтому пляшите господа крушители!
В принципе это не столь важно как то, что надо было делать ноги куда угодно, лишь бы подальше от многочисленных миссис Крахан и серокрылых ублюдков, выискивающих его по запаху носков и пота!
Неуместная шутка, учитывая то положение, в которое он угодил, и в котором был заключён путами милостивой судьбы, или ещё какой-то херни! Разве можно в таком положении шутить!
Мужчина собрался с силами и замер, будто пловец перед финальным заплывом. Так оно и было, только в другой форме.
Билли ядерной ракетой вылетел из треклятой квартиры и ломанулся напролом, сломя голову. Мозг его не шибко задумывался над тем, куда бежал его хозяин и что собирался делать, но похоже хозяину было в тот момент больше всего наплевать на то, о чём задумывается его мозг.  
С какой скоростью бежит смерть, чтобы достичь своей жертву?
Со скоростью одной выкуренной сигареты под предсмертную порчу воздуха затравленными мыслями и словами.
Билли бежал быстро. Гораздо быстрей, так что, если бы смерть пыталась бы его сейчас нагнать, то её ожидало бы крупнейшее фиаско во всей истории и жгущая в груди отдышка.
Налево!
В глаза врезается просторная улочка населённая серым камнем небытия.
Направо!
И всё это меняется на яму, в которой гниёт труп собаки. Полусгнившие останки разливаются зловонием и плохим предчувствием.
Нырнул под балкой!
И оказался в окружении тюрьмы обломков, возвышающихся нерушимыми твердынями.
Назад!
И снова гнилой смрад, но это не отвлекает от боевой задачи, поэтому ещё шаг в сторону!.. выплывает узенький проход меж развалин двух домов, напоминающий зловещую расщелину.
Переведя дух, протискиваемся!
Вбирая воздух в грудь, подтянув живот, тело, словно слизь, просочилось в проход и, переставляя ноги, миновало жуткую преграду.
Налево!
Одна нога угождает в лужу. Брызги почерневшей воды летят на штанины, но это всё ерунда! Лишь бы эта вода не превратилась в собственную кровь!
Вперёд!
Вновь однообразная панорама улочек в духе постапокалиптических романов. И куда же нынче делись все писаки?! Без них тошновато, чёрт возьми!..
Впереди человек!
Носитель вируса Божественного могущества. Потенциальный стукач и паникёр, в виду, приближающегося к нему человека с автоматом в руках.
Но человек не боится, а даже, как ни странно, преграждает Биллу путь!
Это тощий старик в монашеском хитоне, мешком висевшем на нём. Седые локоны нежились, оперевшись о старческие плечи, а густая борода шёлковым ковром опускалась на грудь. Потухшие тёмные глаза, выражавшие собой вселенское «ничего» любопытно оглядывали новоприбывший экземпляр, застывшей с нелепой гримасой на лице, будто над ним подшутили и вместо шоколадной конфеты подсунули… не трудно догадаться что именно.
Странно.
Перед стариком стоит псих с «калашом» в руках, а он и бровью не ведёт, стоит себе и стоит, как ни в чем, ни бывало. Смелый такой старикашка попался. Без обмоченных трусишек за душой.
- Эй, отец, уйди с дороги! – сорванным в прерывистом дыхании голосом произнёс весельчак.
- Нет. Нам стоит поговорить.
- Не о чем мне с тобой лясы точить! Проваливай! – всё так же сетовал Билли, потерявший в душе своей нить той индивидуальности, за которую получил своё «экстраординарное» прозвище.
«Весельчак Билли»…
- Нам есть о чём поговорить, Майкл Соверайн, - произнёс старик и Билл почувствовал, как съёжившееся сердце упало в желудок, вопя от страха.
Он знал его настоящее имя.
Имя, которое весельчак Билли спалил на сковородке, а потом сожрал, сочно чавкая! Имя, которое унесло с собой его самого и всю старину! Имя, которого больше не существовало в этом мире. Оно болтыхалось в скользкой жиже на дне Божественного желудка.
Грёбанный Майкл Соверайн сдох, мать его!
- Что?! Какого хрена?!
- Я знаю… нам нужно побеседовать в более уютной обстановке…
Как только прозвучало последнее слово невнятного поноса старика, глаза бывшего Майкла Соверайна ослепила режущая вспышка, затянувшая зрачки белым маревом долины вечности.
Мир, постапокалиптических романов, крикливой вороной улетел в ночь, оставив в душе лишь песчаную насыпь.
                                                          ***
Билли, осторожно прижмуриваясь, открыл глаза и обнаружил, что яркая дрянь больше не пытается вырезать глаза из глазниц. Прошло.
Но в этот раз он стушевался, увидев, где пребывает его физическое тело, когда разум уехал на роликах в Ад!
Вокруг, звуком лиры разливалась сочная мелодия ветра и шелеста листвы деревьев. Деревьев! Бесчисленной армией древних исполинов мужчину в дутой куртке по прозвищу «весельчак Билли» и странного старика в мешковатом хитоне окружал лес. Самый настоящий лес! То, что навсегда покинуло Джигоку, забрав своих сыновей и дочерей.
Лес!
Яркое солнце на голубом небе пылало буйством оттенков на влажных листьях, колышущихся в так мелодии ветра. В недрах крон щебетали птицы, завидев странных гостей. Где-то неподалёку в траве шелестели змеи, пытаясь миновать людей…
Лес!
И всё это такое… такое настоящее!
Тело не врёт. Оно чувствует биение сердца живого организма. Биение сердца самого Леса, которое, казалось, остановилось так давно, что само Время об этом позабыло!
Это было, словно волшебное перенесение на страницы красочных романов в стиле фэнтэзи. Но всё ведь это взаправду!
В волосах извивался тёплый поток воздуха, растекающийся после по всему телу нежной простынёй. Нос нежился ароматом свежести, которая наполняла каждую частичку в лесу.
От палящего солнца гостей спасали прохладные тени вековых мудрецов, впитавших в свою кору всё мироздание. Они располагались по всему бесконечному простору долины жизни и закрадывались в самые потайные закоулки.
Нутро возликовало!
Нутро возликовало сперва от сильного удивления, но в то же время и от счастья, что вокруг Лето, настоящее Лето с пылающим ароматом свободы! Настоящий Лес с пьянящей свежестью!  
- Нравится? – старик улыбнулся, глядя на изумлённого мужчину. Но тот, кажется, уже перестал слышать слова. – Вижу, что нравится.
- Это невероятно! Бо… Невероятно! – Глаза мужчины блестели, пылали под сенью высоких крон.
- Да… это действительно прекрасно.
- Как это сде… - Билли отдёрнул себя от лицезрения всего этого природного богатства и заставил сосредоточиться на старике. – Для начала… кто вы?
- Священник, - буднично произнёс старик, срывая травинку и вставляя её тоненькую изящную ножку в рот.
- Священник? Ни хрена себе! И всё вы вот так вот фигачите?!
- Нет, - он рассмеялся.
- А, что вам вообще нужно от меня? Я до конца не догнал, - утаил-таки Билли за душой обман, пытаясь это скрыть «залихватскими» речами. Ничего у него не вышло, ибо он ничегошеньки не понимал! НИ-ЧЕ-ГО!!!
- Мне? Ничего. Это ты искал помощи, это тебе что-то от меня угодно. Мне стало скучно сидеть без дела, и я решил сам явиться на твой зов. Рано или поздно ты сам бы ко мне пришёл, но я решил не ждать… в этот раз.
- Что за ахинея?! Я направлялся домой, и тут вы, давай чудеса творить! Я знать-то не знаю ни о какой помощи! – махая руками, сетовал весельчак.
- Порой для того, что понять то, что человек нуждается в помощи, достаточно посмотреть на его руки, - бывший Майкл Соверайн опешил, а после взглянул на свои руки. Они были разодраны. Запёкшаяся кровь смешалась с грязью.
Не сказать, что весельчак до конца понял смысл слов священника, но ярость в нём забурлила кипящей лавой обиды. Зачастую мужчину очень задевает осознание собственной беспомощности.
Но Билли боролся, дабы утихомирить пламя ярости. В  конце концов, он вылил на него галлоны воды и успокоился. Взял себя в руки, как говорится.
Закрыл глаза. Вздохнул. Утих.
- Пошли, прогуляемся, весельчак Билли, - старик указал рукой вглубь леса и, неспеша, двинулся. Мужчина, повинуясь странной энергии старика, потопал за ним, прижимая влажную траву к земле. В глаза попал лучик света, но Билли защитило покрывало спасительной тени.
- Ну и где мы? – Спросил весельчак.
- Зависит от того, что ты хочешь видеть… представь себе белый лист. Пустой. Ты хочешь что-то изобразить на нём, но нет сподручных средств. Что делать, Майкл? Как быть, если хочется, а не можется?
- Оторвать свою задницу от кресла и сходить, в чёртов магазин, - незамысловато ответил мужчина. – Что за тупой вопрос?
- Очень интересное предположение. Всё проще. Надо закрыть глаза и нарисовать эту картину мысленно. Представить и сделать фото в памяти.
- А бумага-то зачем? Подтираться?
- Не знаю. Может в помощь для полёта фантазии, - развёл руками старик и засмеялся, но весельчак его шуткой доволен не был.
- Я так и не догнал, что это за местечко?
- Лес.
- Это я, чёрт возьми, вижу! Но… мы же были в Джигоку, а там никакого леса не было. Где мы сейчас?
- В Джигоку и остались. Никогда не верь внешней оболочке. Аппетитный плод внутри может быть и гнил, как, впрочем, и наоборот. То, что ты видишь, зависит от того, что ты хочешь видеть. Я дал тебе шанс полюбоваться на твои желания.
- Кабздец! Ладно… Может мы уже поговорим о помощи мне? А, сенсей? – бывший мистер Соверайн усмехнулся, но священник не обратил на это и малейшего внимания.
- О помощи? Без законченной прелюдии? Ну, хорошо… говори, что тебе нужно, а я скажу, что нужно мне, а дальнейшее не мне тебе объяснять.
Путники вышли на освещаемую опушку, окружённую кольцом пышных берёз. Солнце яростно пекло на открытом пространстве, да и ветер к тому времени приутих, так что нечему было дать нагоняй жаре. Она испепеляла, наслаждаясь минутами своего полного могущества.  
- За всё как всегда нужно платить?
- Да.
- Как же это бесит! Почему нельзя сделать так, чтобы всё доставалось на халяву? Так лучше же было бы!
- Представь, что ты маленький хлюпик, но у тебя чертовски классный телефон. К тебе подойдёт громила, даст в нос и телефон заберёт, а ты уже ничего сделать не сможешь, ибо всё достаётся безвозмездно.
- Раньше их и так могли отобрать. Хоть и законы были.
- Я просто привёл тебе пример. Тогда представь, что к тебе в дом заявится незнакомец, заберёт твою жену и пропадёт. Всё достаётся безвозмездно.
- Хорошо! Но ведь можно сделать что-то, что не позволит забирать всё у других? Ну, закон какой-нибудь.
Священник устало выдохнул, будто коп, услышавший очередную ересь от наркомана, пытающегося оправдаться.
- Тоже не годится. Если всё бесплатно, то люди налетят на казённое и расхватают в миг, поэтому многие останутся с шишом и маслом. А когда на шее появится плеть, а в животе пустота, тогда этот закон будет рушиться с каждым новым трупом.
Оба замолчали, а подслушивающий их беседу ветер вновь закрутился в хороводе, дабы не обнаружить себя для них за этим грешным делом. Весельчак Билли тем временем обдумывал слова старца, когда тот неспешно жевал землянику, улыбаясь во весь рот. Земляника была вкусна. Дьявольски вкусна!
- Чёрт! – нарушил тишину бывший Майкл. – А ведь верно. Я как-то так далеко не заглядывал. Ладно, хрен с ним. А, что нужно сделать, чтобы не платить, но, чтобы в то же время все были довольны? – спросил мужчина и опешил от брезгливого фырканья собеседника. Казалось, он утратил интерес от разговора и от поедания земляники. Или же ему просто не хотелось отвечать на заданный вопрос в силу определённых обстоятельств.  
- Умереть. Единственный выход для того, чтобы ничего не делать.
- Охренеть…
- Люди всегда буду чувствовать дискомфорт в чём-либо, поэтому для их же блага стоит отпустить их судьбы на самотёк, а не пытаться добиться всеобщей удовлетворённости. Жалующийся на низкую зарплату учитель сопьётся или умрёт, коли у него отнимут самую никчёмную работенку. Это конечно образно. Но счастлив он точно не будет. Чтобы всё шло своим чередом, нужно, чтобы все шли своим чередом. Ограниченная «свобода» для людей счастье. Полная Свобода для людей смерть.
Священник закончил свою тираду, взглянув на Билли. Тот стоял, молча, и лишь кивал, как загипнотизированный.  
- Да, сенсей… вы правы, чёрт бы вас побрал! Дьявольски правы!
- Ты действительно так считаешь?
- Ну да! Если бы не считал бы, то и не говорил бы.
- Иногда звучат те слова, которые не соответствуют личному мнению, и звучат лишь потому, что вынуждает положение.
Весельчак Билли не успел что-либо ответить (да и ничего вразумительного не ожидалось, глядя на выражение его лица), когда лес вокруг преобразился в чёрную пустошь. Небо усыпали конфетти ярких звёзд, а луна сияла в вышине золотым блеском осени. Вокруг, на много километров, кроме остывшего от солнца песка ничего не было. Слабый вечерний ветерок колыхал незыблемую песчаную гладь и трепал волосы гостей. Было довольно холодно по сравнению с пагодой в лесу, но и это не помешало шествию путников. Их молчание было самым восхищённым изумлением, которое и не выразить словами. Иногда и слова беспомощны… даже очень часто.
Бывший Майкл Соверайн вертел головой так, что впору было усомниться в сохранности его шеи.
- Сенсей, да вы шарлатан! – воскликнул весельчак и засмеялся, как ребёнок.
- Почему сенсей?
- Да, потому что вы непонятный. Говорите не так как все, и хрен поймёшь о чём.
- Ясно.
Они прошли ещё несколько минут, перед тем как священник остановился, фокусируя своё зрение на блеске луны, чьё лицо усеивали веснушки кратеров, кажущихся с такой высоты маленькими точечками.  
- Что случилось?
- Дальше путь закрыт.
- Почему?
- Нет ничего бесконечного, не так ли?
- Так ли, - согласился Билли и кивнул.
- Представь свой рисунок и попробуй заглянуть за его границы. Что?
- Ничего. Пусто.
- Так и здесь… воображение в определённые моменты тоже имеет границы, хотя признаюсь мощь у этой силы бескрайняя. Исключения, как известно, лишь подтверждают правила. А правила, как известно, служат для того, чтобы их нарушали? – В этот раз рассмеялся старик.
- И что теперь, сенсей?
-  Ты говоришь, что хочешь, а я говорю, что нужно мне.
- О’кей, - согласился мужчину, но тут же умолк. Он вдруг осознал банальную истину, что не знает, что сказать этому странному старику! В голове всё путалось и смешивалось в манную кашу!
Он хотел слишком многого, чтобы выбрать из этого перечня одно единственное.
- Самое тяжёло – это выбрать одно, не так ли? Никогда не знаешь, что из всего самое важное. Это похоже на воровство груш. Представь… ты мальчишка, забравшийся на чужой участок, где растёт дерево с грушами. Все они сочные, аппетитные, мягкие; одно лучше другого! Но за спиной слышен приближающийся крик хозяина с ружьём, заряженным солью, и время у тебя есть лишь на то, чтобы сорвать одну грушу. Одну! И ты терзаешься в сложном выборе. А зачастую бросаешь всё и остаёшься ни с чем.  
Билли не хотел уйти ни с чем. Он хотел сорвать ту заветную грушу, но приближающийся хозяин с ружьём сдавливал горло и обессиливал. Вернее даже сказать, что он спутывал мысли, мешая выбрать самую важную грушу. Самую главную!
- Сорви свой плод, и он будет самым сладким, - начал старик, - я уверяю тебя, Майкл Соверайн.
Откуда он знает это имя?
Он раскопал могилу. Вандал, мать его!
Наверное, он и есть хозяин грушёвой плантации. Одну грушу украсть позволит, а за больше расстреляет.
Билли засмеялся. Внутри. Внешне остался всё тем же. Но решил. Даже вроде твёрдо. Хоть и наивно.
- Я хочу найти покой! – разом выпалил он и даже зажмурился. Надежда попала песчинками в глаза.
- Хорошо, - не раздумывая, сказал священник. – А ты должен найти одно «место». Не спрашивай как! Это решать тебе. И вообще больше не задавай никаких вопросов, всё равно не отвечу, ибо времечко поджимает. Я дам тебе кое-что, что поможет в поисках, а когда ты найдёшь это «место», я найду тебя и исполню то, что ты желаешь.
- Ну и бред, - фыркнул весельчак.
- Держи, - старик протянул мужчине небольшой обломок длинной в пачку сигарет, на котором красными буквами было выведено «Мечта».
- Мечта, - прочёл Билли. – Вот это помощь! На фиг мне эта хренатень?!
- Решать тебе, а теперь…
Бывший Майкл Соверайн почувствовал усталость и начал проваливаться в забытьё. Цепкие пальцы пытались удержать ватное тело, хватаясь за воздух, но это не помогло. Весельчак Билли рухнул на песок, остывший после знойного дня.
- Удачи, Майкл Соверайн. И помни: счастье не в том, чтобы достать побольше плодов или хотя бы один. Счастье в том, чтобы те плоды вкусить, - он помахал рукой перед смыкающимися глазами мужчины.
Весельчак Билли, бывший Майкл Соверайн, ушёл… впрочем, как и загадочный старик.
Мир померк. Луна потухла. Звёзды растаяли.
Тишина.  
                                                        ***
… Пошёл дождь и серые грозовые тучи застлали весь небосвод.
Билли стоял под дождём, разглядывая полученный обломок с изрядным любопытством, но по разочарованной маске на его лице не трудно было определить, что обломок для него всего лишь кусок металла. Бесполезный и… холодный.
Неизвестный священник исчез так же внезапно, как и возник, словно его породила земля, а после прогулки утащила обратно. У весельчака остались противоречивые мнения насчёт «сенсея». Вроде тот ничего и не сделал, а лишь навешал лапши на уши, но в то же время сумел что-то защемить и выдавить некую симпатию к нему. И даже благодарность.
За что?
Возможно за то, что он смог на миг сделать бывшего Майкла Соверайна настоящим счастливчиком. Как бы то ни было, он действительно радовался, вкушая по-настоящему чистый, блаженный лесной воздух. Да и звёзд на безоблачном небе, казалось, не видел целую вечность. Небо в Джигоку всегда было туманным и… серым. До жути серым.
Он не знал, был ли старик на самом деле священнослужителем, но чувствовал в нём что-то от Бога. Что-то совершенно чуждое для этого мира скрывала старческая дряблая оболочка. Что-то неуловимое, непостижимое, но способное унести мириады жизней, но в то же время способное столько же и спасти от вечного падения на Дно.
Билли попытался отогнать крикливый рой мыслей, но они просачивались в мозг, не смотря ни на что. Но всё же он смог заставить себя двигаться, а не стоять истуканом с «калашом» в руках посередине дороги под открытым небом. В его положении это было лёгким способом самоубийства.
В конце концов, он решил, что самое время собрать дома шмотки, переодеться и валить ко всем чертям. Но куда?  
Сначала достичь своей норы, а уж потом решать куда ползти – вот такие установки. Как всегда, решение действовать по наитию оказалось самым простым и мудрым в то же время.
Билли не знал, как искать это «место», о котором твердил безумный старец, но обломок выкидывать не хотел. Что-то внутри удерживало его от этого, говоря, что потом пожалеет.
К Дьяволу!
Мужчина сошёл с дороги и направился домой, стараясь пробираться под крышами изувеченных строений. Было на удивление тихо, что его и настораживало. В столь навязчивой тишине каждый лишний шум приводит в ужас, проползая по телу липким и мокрым страхом. В каждой тени видны гротескные фигуры «Ангелов» с перепончатыми крыльями и огромными клыками, готовыми перемалывать всё что угодно! Но это лишь паранойя, смутное наваждение и помутнение внутреннего «я» от напряжения нервов, которые дрожали чересчур натянутыми гитарными струнами.
Через полчаса безумных вихляний меж разрушенных строений весельчак Билли таки достиг своего «пристанища».
Его комната являла собой подвал, в воздухе которого плавал огонек, полученный от серокрылых за хорошую работу на постройках храмов. В помещении было всё, что могло пригодиться человеку «Нового Мира»: стол, стулья, даже подранный диван, застеленный шерстяным пледом, какие-то тумбочки и большой шкаф. На стенах висели плакаты, изображающие либо голых женщин, либо… голых женщин. Найти любовь или хотя бы «быструю страсть» в этом мире – задача никому непосильная. Здесь она приравнивается свободе. Теперь это слова, утратившую свою силу… и постепенно теряющие свой смысл. А скорее всего даже просто архаизмы.
Бывший Майкл Соверайн открыл шкаф и извлёк оттуда немногочисленную одежду. Чёрные джинсы он сменил на потёртые синие, а дутую куртку на дырявое, но тёплое пальто. После, в куче тряпья отрыл большой походный рюкзак, куда скинул автомат с патронами и всю еду, которую только смог найти у себя. Ещё покидал внутрь бумаги, спичек и прочей нужной мелкоты.
Когда искал еду, то наткнулся на непочатую банку пива, прикрываемой тенью и холодом. Улыбнувшись, он лишил её девственности, и она пеной зашипела на него, а после припал губами, лакая с жадностью этот чудесный нектар. Много времени, чтобы убить одну банку ему не потребовалось, и уже через несколько минут он вновь мок под проливным дождём, всё усиливающимся и усиливающимся…
… шествие под дождём его продолжалось недолго. Оно прервалось, будто его ножом укоротили.
Он застыл, отказавшись принимать ту безумную правду, которая злорадно мельтешила перед глазами.
Весельчак Билли просто не мог найти здравого объяснения происходящему. Он только часто моргал, чувствуя шквал гнева, хлынувшего у него изнутри. Но вместе с гневом из глубин естества доносились приближающиеся шаги необъяснимого страха. Вернее страх сам по себе был объясним, но вот причины его пробудившие запрятались куда-то далеко.
Боже мой, как же глупо! До жути глупо!
И треклятые причины страха тоже ясны! Как пить дать! Как солнце! Как небо! Как ветер! Как дождь! Как дыхание! Как голод!..
Элементарно!
Причины ясно, но остаётся загадкой почему именно они вызывают страх, ведь, по сути Билли ничего страшного перед собой и не видел. Скорей необъяснимое… возможно необъяснимость сего и пугала?..
Перед ним стоял человек, и он, этот человек, выглядел в помутившемся разуме весельчака, подъятым мертвецом. Он ничего не делал, только смотрел на бывшего Майкла Соверайна и улыбался незнамо чему.
Облик одновременно такой смутный и такой ясный, что тяжело однозначно ответить кто это. Много похожих черт… много людей, явлений, действий… смыслов, наконец! Много миров, оставшихся неопознанными до самого конца финального акта странной, но, тем не менее, жестокой трагедии!
Только спустя несколько секунд, когда всё началось, и Мир окончательно сошёл с ума, весельчак Билли заприметил у человека в руке что-то чёрное, похожее на какой-то осколок или вроде того.
Похожее на… на обломок железа…
                                                         ***
                                                     Антракт.
Она сидела в кресле-качалке, держа в руках книгу в твёрдом переплёте.
Роджер Желязны – «Хроники Амбера. Рука Оберона». Хорошая книга, как, впрочем, и все из этого цикла.
Она отвела глаза от текста и воззрилась, сияя улыбкой, на растущий на улице цветок. Он нежился под лучами солнца, удерживая на своих мягких лепестках прозрачные капли утренней росы.
Он глядел на всё это с трепетным изумлением, не веря тому, что видит, хоть и не мог точно определить, что он видит. Он просто чувствовал, что изваяние прелестной красоты в кресле не могло читать книгу и любоваться, растущим из вечности в вечность цветком, который умирал каждую зиму. Он всегда хотел видеть её такой красивой, но почему-то казалось, что не мо…
Всегда?.. Но ведь только сейчас он её увидел!..
Он ничего не помнил, но чувствовал… его тянуло к ней, но их отделяли друг от друга миллионы лет, бесконечные километры и тонкое стеклянное окно дома, в котором она пребывала. А он не мог туда попасть, изгнанный самой судьбой. Дом противился, чувствуя в нём ещё какой-то огонёк, похожий на жизнь.
Тебе рано ещё, шептали ему стены, а сонм огоньков, окруживших его со всех сторон, шептали, что нужно бороться, бороться, бороться… бороться!
Разбить окно, обагрив стекло кровью, прорвать хрупкий заслон вечности и припасть к её ногам! Расцеловать её нежное тело и вдыхать сладкий запах её бархатной кожи! Вперёд! Ну же! Ведь!.. Ведь свобода от всего так близко! Истинная свобода для любого отчаяние, перерастающего в счастье!
Боже мой, да вот она! Перед глазами, застланными пеленой лжи и слёз! Вот она! Перед глазами, желающими видеть мечту, но ещё её не принимающими! Вот она! Возьми!
Что-то не позволяло… он не готов. Стены правы. Как и всё вокруг, кроме огоньков. Хотя… и они были по-своему прав, но как бы то ни было, он ещё не готов. Слаб. А вернее не сломлен.
Она перевела взгляд на него и улыбнулась так ласково, что он почувствовал ноющую дыру в сердце, которое билось совсем тихо!..
Он умирал.
Она жила и забирала жизнь, сама не зная того. Он повалился на землю, и пот залил его глаза. Щёки впали, а кожа окрасилась в мертвенно бледный оттенок и стала холодной. Сквозь толщу домика он увидел, как цветок на другой стороне сгнил. Сгнил! Поднял глаза к окну и усмехнулся.
Злорадие, заливало его душу желчным ядом чёрной оболочки, окружающей судьбу и счастье.
Лицо её осунулось, а глаза выпали из глазниц. Волосы на голове поседели и поредели, уродливыми клочками держась на нагом черепе. На щеках застыли слёзы, а грудь разрывали вопли вперемешку с безудержным плачем.
Она умирала! Она завяла и сгнила!
А он уже был мёртв, обнимая её истлевший скелет своими костяными пальцами.
Всё кончилось и началось заново, в ожидании долгожданного финала… только на этот раз… нового.
                                                          ***
                                                 Глава пятая.    
… тихое перелистывание страниц…
Из слабых домашних колонок вырываются тяжёлые отголоски «Children Of Bodom», вроде песня «Angels don’t kill».
Нет, не надо!
Кипит чайник. Из-под крышки вырывается свистящий пар. Это недалеко. Может в соседней комнате, а может чуть подальше, но довольно близко. Свист сильный, слегка противный.
Хватит!
Неподалёку журчит вода. Громко. Словно водопад. Но это только кажется. Наверное, набирается ванная, усеянная разными шампунями, гелями для душа и кремами. Может даже свечки есть. Но это всего навсего полёт фантазии.
Пожалуйста, не надо!
А может, эти звуки просто кажутся, а на самом деле где-то работает телевизор, изображающий человеческий быт, от которого обычно воротит.
Перестаньте!
А может просто кто-то играет в компьютер? Почему все эти звуки слышны одновременно? Дьявол!
Самое странное то, что вкупе со всем этим слышен вой ветра и шелест раскачивающихся цветов, радующих терпким ароматом природы. Нектар счастья.
Всё это невозможно, нереально, глупо и…и как-то совсем далеко-далеко, хоть и слышится у самого носа. Всё запредельно высоко и так же запредельно низко. Всё не здесь и нигде!
Хва!..
Джэйсон открыл глаза, но вместо ожидаемого неба увидел над собой низкий потолок. Он повернул голову и обнаружил, что лежит на шерстяном ковре, а рядом с ним стоит помятая двухместная кровать. Чуть поодаль расположился шкаф, в котором обычно хранят одежду и нижнее бельё. С правой стороны от кровати находится окно, пропускающее в спальню ласковое утреннее солнце. На бежевых обоях красуются рамки с фотографиями Джэйсона и Сары. Фотографии того времени, которое горьким дымом растворилось в темноте.
Парень оглядел всё это ещё раз и готов был поклясться, что либо он мёртв, либо сошёл с ума. Либо сошло с ума всё его окружающее и вообще весь Мир. Второе, казалось неуместным, так как Мир сошёл с ума уже как год назад.
Окончательно и беспросветно.
Вместо грязных и порванных лохмотьев на Джэе красовались чистые синие джинсы и щегольская чёрная рубашка навыпуск с подвёрнутыми рукавами.
- Боже мой… - только и смог слабо пролепетать Джэй, заливаемый до краёв волнующим удивлением. Да и больше сказать то было нечего. Слова в этой ситуации стали невесомы и бесполезны.
Всё окружающее казалось абсурдным и глупым, но бывший журналист улавливал себя на том, что он верит во всё это! Вся эта чепуха кажется перед ним реальной!
Но как, чёрт побери?!
Ведь буквально несколько минут назад он обессилевший болтался на кресте, пожираемый энергетической дрянью проклятых «Ангелочков». Он должен был умереть, а он…
А может всё предыдущее было просто гадким кошмаром, который останется в памяти на долгие года?
А может!.. может, он мёртв и попал в Рай? Возможно и ад, кто знает, что там за дверью?
Сомнения резали душу поперёк, ибо однозначного объяснения всему просто не приходило в голову.
Он попытался подняться на ноги и удивился тому, с какой лёгкостью он это проделал. Привычка просыпаться от холода с онемевшими руками и ногами давала о себе знать. Непривычно было вновь ощутить себя человеком.
Джэй увидел в окне не руины изувеченного города и серое покрывало, нависшее над ним, а небольшую опушку, поросшую цветами, которые нежились под ярким солнцем.
Солнцем!  
Джигоку солнце и самым скупым лучиком не одаривало, будто обиделось на что-то! Оно пряталось за серой хмарью, испугавшись новых кровожадных гостей-хозяев. Или просто Бог держал его на привязи, как буйную псину. От любой перспективы легче не становилось.  
Потоптавшись около окна, Джэйсон направился к двери, из-под которой пробивался слабый, но ощутимый запах готовящейся еды.
Жареная курица в японском соусе. Это благовоние ни с чем нельзя перепутать!
Бывший журналист потерял связь с реальностью или реальность потеряла с ним связь, это не имело значения, ведь вокруг было слишком всё прекрасно, чтобы пытаться объяснить абсурдность происходящего. Возвращаться к летунам на крест Джэйсон не хотел. Да и, в конце концов, абсурд не требует своего объяснения, когда чувствуешь себя хорошо. А когда чувствуешь себя хреново, то и объяснение всему найдётся с большей лёгкостью.
Сглотнув застывший в горле сухой ком, он толкнул дверь и зажмурил глаза. Слишком уж боялся увидеть там нечто, что разрушит прозрачную гладь его радости. Но ничего такого не последовало, лишь изумление зашкалило за допустимую норму, и термометр разлетелся на куски. Однако ртуть в этот раз обернулась не отравой, а лечебным снадобьем.  
Спальня вывела в просторную и светлую залу, освещаемую множеством окон, за которыми так же красовалось буйство цветов. Посередине залы стоял лакированный столик, на котором расположились телефон и пульты от телевизора. Около стола красовался мягкий диван, обтянутый кожей, на которой переливались блики солнца. С обеих сторон от телевизора расползались полки, забитые книгами и любимыми журналами Сара. Она их, к сожалению, предпочитала больше, нежели художественную литературу. Около одного из окон стояла невысокая тумбочка с дисковым магнитофоном, проигрывающим «Children Of Bodom». Только уже другую песню, название которой Джэй не знал. На стенах висели незамысловатые картины. Одна изображала великолепный линкор, борющийся с морской стихией. Другая – обыденный натюрморт с преобладанием красного цвета: разрезанный грейпфрут, клубника, малина, яблоки с красноватым отливом, гранат; и тут, ни к селу ни к городу, была нарисована ярко-зелёная груша. Казалось, что и она борется со стихией преобладания красного цвета… Пол устилал широкий ковёр, испещрённый узорами. Их и разобрать-то было трудновато, не то что бы как-то трактовать.
Здесь запах жареной курицы в японском соусе становилось невыносимым и притягивающим магнитом к кухне. Из самой кухни доносились немелодичные подпевания магнитофону и звуки, неустанно сопутствующие домашней готовке.
Джэйсон чувствовал, как былые воспоминания усыпают в нём под действием снотворного – счастья. Но это было более чем странно, учитывая то, что он пребывал в Аду и боролся со своей смерть и со смертью своей жены не менее года! А сейчас он готов был растаять от того, что чувствует счастье от запаха, курицы в каком-то соусе, а тревога потихоньку сгорает и её прах улетает вместе с ветром! Святое дерьмо, что за ересь!
Он постоял ещё немного, стуча пальцами в такт песни по джинсам, а после неспеша двинулся на кухню, растянув  лице довольную улыбку.
… на Саре была одета лишь полупрозрачная блузка, покрывающая изящное нагое тело, линии которого пробуждали в недрах сознания нечто трепещущее и страстное. Шёлковый каштан волос ниспадал с плеч и опускался на спину. Кожа гладкая… настолько гладкая и чистая, что от неё даже отражается солнечный свет, возбуждающе ползая по ней. Она крутилась у электроплиты, напевая и поглядывая в духовку.
Запах еды сводил с ума, бьющим в нос аппетитным ароматом и предвкушением эстетики, но Сара… она сводила с ума гораздо сильнее. Мысли, как бешенные гончие носились в голове, когда Джэй смотрел на её тоненькую талию. Она возбуждала и пробуждала внутри те запретные фантазии, которые порой трудно сдерживать. Джэйсон уже и не в силах был терпеть обуревавшее его вожделение и обнял её, прижимаясь к спине. Гладкой и чистой спине. Девственной и прекрасной!
Она удивлённо вздохнула и засмеялась,… повернулась и…
Твою мать!
На Джэйсона глядел полусгнивший труп! Кости торчали из гнилого мяса, глаза еле держались в выеденных буркалах, клочки волос, цвета пожухлой листвы торчали со всех сторон! Она открыла челюсти, обнажая ряд гнилых зубов, и высунула язык, покрывшийся едкой слизью…
Последнее, что сделал Джэйсон – это со всей силы двинул чудовищу по лицу, что некогда было его женой, и повалился на пол, ощущая, как его рука утопает в протухшей гнили полуистлевшего человеческого мяса.
                                                         ***
… над головой шумели «Ангелы», суетящиеся из-за взрыва храма, где было столько их сородичей. О чём они говорили было совершенно непонятно, ибо их язык не походил ни на один из земных. Но по встревоженным ноткам в их голосах было не трудно догадаться, что обсуждают они далеко не прекрасную роль Джека Николсона в фильме «Пролетая над гнездом кукушки». Они изрядно напуганы. Напуганы до ужаса!
Он стоял в эпицентре всей этой суеты. Серокрылые нависли над ним грозными облаками, но почему-то ничего не предпринимали, как ни странно. Вокруг дымились головни церкви, которую сами летуны и изничтожили в пыль.
Джэйсон ошарашено крутил глазами, пытаясь хоть что-то понять, но тонкая нить разгадок, похоже, сгорела вместе с храмом и теперь вонюче дымилась. Про кошмар, который был перед этим парень уже и позабыл, сосредотачивая своё внимание на то, что происходит сейчас в реальном Джигоку. Слишком уж всё это волнительно.
Почему он жив?!
Как такое могло случиться?!
Он сам чувствовал, что плоть поджаривается, когда он висел на кресте, но сейчас всё было по-другому, будто и не было никакой изуверской экзекуции. Ушла усталость, боль… даже стигматы исчезли, не оставив на коже и розовых рубцов.
Он был жив, но поверить в это было трудно, хоть и хотелось. Сомнения в здравости рассудка свили прочное гнездо в его голове и нарожали много маленьких детишек, чтобы те продолжали дело родителей.
Спустя несколько минут он почувствовал, что правая рука что-то сжимает… холодное и жёсткое.
В руке он держал обломок с загадочной надписью «Последняя», который ему вручил странный священник странного храма. Холодное железо врезалось в горячую ладонь и прорезало кожу до крови, но боли Джэйсон не чувствовал. Хотя возможно она была столь незначительна, что мужчине не пристало обращать на такое внимание. Но всё же кровь обильно струилась по ладони.
Ему было не по себе. Ощущение того, что внутри бездонный колодезь какой-то энергии, захлёстывающей его сознание, было довольно непривычным. Эта энергия растекалась по кровеносным сосудам, питая сердце чем-то неведомым и слишком уж мощным… Это чувство сопутствовалось осознанием того, что он готов на многое, что его прежние силы не в сравнение с предыдущими!
Может…
Может, гости-хозяева тоже это чувствовали, поэтому держались на приличном расстоянии, дабы не подпалить свои задницы? Но они же могли полить его свинцом сотен орудий, ждавших в их руках! Почему они, чёрт возьми, не стреляли?!  
А может они пробовали, когда мистер Джэйсон Крахан, бывший журналист был в эйфории, но у них ничего не вышло?! Что-то пошло не так, поэтому они все и пообсерились от ужаса?!
Объяснение не хотело одарить Джэя своими плодами, они почему-то становились для него, недосягаемы, будто сторонились. Возможно из-за того, что он не был гладко выбрит и чисто вымыт. А возможно они держались в стороне, потому что парень чувствовал внутри себя нечто исполински-мощное. Нечто нечеловеческое и страшное для окружающих.
Всё вокруг его боялось! Даже наверно воздух! Казалось, что ещё чуть-чуть, и он сам будет бояться себя и страх его будет гораздо оправданней, учитывая ещё и то, что сам себя он посторониться, не сможет, как бы ни хотелось.  
Стоять истуканом – не лучший выход из сложившейся ситуации, да и вообще не выход, поэтому Джэй сделал несколько шагов и «Ангелы» встрепенулись, не желая отпускать его на волю, но приближаться никто так и не стал.
Он усмехнулся…
… через несколько минут его окаянные ноги мчались по улицам Джигоку, когда за спиной хлопали крыльями обезумевшие летуны. Всё складывалось в который раз не в лучшую сторону для бывшего журналиста. Кто-то осмелился стрелять, но удача распутница бросила ему пыль в глаза и пуля пролетела над ухом Крахана, его самого не задев. Но это испугало самого парня и послужило допингом для смелости остальных преследователей. Сам он помчался прямиком по развалинам, стараясь укрываться под дырявыми крышами, а серокрылые, вдохновившиеся подвигом сородича засвистели в воздухе свинцом, пробивая камень. Джэй уже не чувствовал себя так же самоуверенно, как прежде. Склизкий червь страха и разочарования выполз наружу и напомнил о своём существовании!..
Налево!
Ныряем в дыру в стене и вылетаем в просторный двор, открытый со всех сторон, но так как не возникает желание быть продырявленным, стопоримся буквально мгновение.  
Вперёд!
Ноги захрустели по гравию, пытаясь достичь хоть какой-нибудь защиты. Влетаем в узкий дверной проход! Осматриваемся несколько секунд! Тяжело дышим! Находим разбитое окно! Выскакиваем в него!
Направо!
Ноги поворачивают за угол, и мешок с костями натыкается на человека, который ошарашено, оглядывается вокруг! Выдавливаем из сжавшейся глотки несколько скупых матов и продолжаем движение. Тяжело дышим! Больно.
Назад!
«Ангелы» совсем близко и ещё несколько секунд и тело Джэя станет неплохим дуршлагом. Но вот совсем не хочется стать столовым приспособлением!
Всё же ноги приводят тело к нужному выходу и вот, он уже мчится по улицам бывших торговых рядов. Люди ещё попадаются на пути, но лишь завидев разъярённую кучу серокрылых, разбегаются в разные стороны с воплями и без.
Джэйсон бежит на пределе своих возможностей, но усталость лишь бьётся к нему в окно, вопрошая милостыню. Но вместо стекла стоит стеклопакет и все попытки усталости остаётся бесплодными. Крахан чувствует себя прекрасно, но надоедливый хвост не даёт ощутить радость сполна и не исчезает, поэтому приходится силы, тратившиеся на мысли переключить на ноги.
Осколок!..
Не получилось. Ещё одна мысль настойчиво требует своего рассмотрения, точно антивирус, нашедший в дебрях компьютерной сети, спрятавшийся вирус, портивший воздух всей системе.  
Осколок!..
Почему-то он не сомневался, что странный дар старика сохранил ему жизнь в горящем аду, и, что именно его летуны так и бояться.
Он извлёк из кармана заветный подарочек, который всё так же был объят холодом.
«Последняя»…
- Что «Последняя», чёрт?! – крикнул он самому себе, не рассчитывая дождаться мало-мальски здравого ответа.
Недалеко показалось пресловутое здание бывшей школы, где и схватили «Ангелы» за яйца его и весельчака Билли. Парень забежал внутрь, поскрипев по битому стеклу, поднялся на второй этаж, прижался к стене…
Звук перепончатых крыльев летел к нему гаркающим кровожадным коршуном. Сердце бешено стучало в унисон такому же дыханию.
Страшно…
Холодно…
Тяжело…
По лбу бегут бисеринки пота, устраивая гонки на выживание, а после обдают губы влажной солью. Рука, держащая обломок дрожит, наливаясь болью, ибо острые края железа впиваются всё в ту же рану. Кровь тёплой струйкой течёт по коже, оставляя длинную красную дорожку, по которой никому никогда не суждено пройти… Мир начинает двигаться медленно и всё острые рецепторы притупляются. Дрожит земля. Дрожат руки и ноги. Озноб. Озноб мириадами муравьём бегает по мокрому телу.
Звук крыльев совсем уже близко. Ещё несколько секунд и они найдут его, наградя жаркими, любвеобильными выстрелами.
Смерть летела, боясь своей жертвы, как необузданную природную стихию, не подчиняющуюся никому и ничему.  Козырной туз всё ещё прятался в рукаве Джэя.
Он закрыл глаза, опускаясь в черноту, и со всей силы сжал обломок, рисуя перед глазами весь сонм «Ангелов», сгорающих, точно бумага.  
Он вскрикнул от боли, а после застонал от того, что всё вокруг сжалось и будто скрутилось друг с другом в прочные узлы.
«Ангелы» вылетели с обеих сторон, воинственно закричав при виде Джэйсона. Он успел бросить на них один единственный, долгий как вечность взгляд и истошно завопил, а обломок в его руке вспыхнул алым огнём, объяв истерзанную руку… Перед глазами, в черноте всё ещё горели «Ангелы».
… крик разлетелся эхом по всему зданию, затрясшемуся у самого основания. Боль пронзила всё вокруг острым клином, а через несколько мгновений свирепые летуны осыпались серым пеплом на холодный камень. Автоматы так и не успели выстрелить…
… кровь струилась из открытой раны, образовав на полу алую лужу. Гости-хозяева медленно оседали на землю, а перед закрытыми глаза уже догорали остатки крыльев.
                                                          ***
Солнечный свет заливал всю пёструю долину цветов, колышущихся под ветром. В небе щебетали, порхали птицы, а где-то неподалёку слышен довольный лай собак, которые наверняка играли друг с другом. Двухэтажный древесный домик так и стоял, нетронутый временем, словно его защищала какая-то магическая оболочка, не пропускающая в свои пределы ни года, ни месяца, ни недели, ни дни, ни часы… вообще не пропускала любой коэффициент времени! Окна занавешены бежевыми шторами, по-видимому, хозяева ещё нежились в мягкой кровати и видели сны.
Джэйсон застыл посреди цветочной долины, всё так же сжимая в руке злосчастный железный обломок, вошедший на половину в ладонь. Грубая рана кровоточила, обагряя цветы жидкостью жизни.
Он вновь потерял ощущение боли, волнения и страха. Мягкий ветер исполнял слишком сладкую симфонию, чтобы чувствовать былую горечь. Постепенно тревоги уплывали речной водой в моря и океаны; градировали до роя пчёл и с жужжанием устремлялись вдаль; последним пересвистом птиц таяли в ночи…
Умиротворение. Спокойствие.
«Ангелы» деградировали от могучих гостей-хозяев до недалёких вампиров, не обладающих никакими мифическими кодексами чести. Они стали глупыми детскими кошмарами, которые так любят рассказывать в лагерях по ночам, сидя у костра. Так романтично…
Джигоку же перенёсся на страницы писателей-фантастов, телеэкраны и послужил обильней пищей для разработчиков компьютерных игр. Всё вокруг запело на одну тему, которая поначалу казалось и оригинальной и привлекательной, но после осточертела настолько, что с головой канула в Лету.      
Всё стало вымыслом.
Реальность заключала в себе цепочку, берущую своё начало в Джэйсоне, огибающая цветочную долину и упирающаяся в древесный двухэтажный домик.
Парень полностью слился с тем, что готов был назвать реальностью, свободно вдыхая так называемый «настоящий воздух», а не затхлость руин и сырость подвалов.  
Он медленно перебирал ногами, двигаясь к дому, где его ждала Сара. И вот, словно почувствовав тягу к себе, она выглянула из окна, обнажив в улыбке ряд беленьких зубов. Зелёные глаза пылали на свету, а на волосах переливались солнечные блики.
Джэй зашагал ещё быстрей, когда мир за его спиной сгнивал и рассыпался! Был лишь дом Сары, ставший в данном случае спасением, к которому стремился бывший журналист. И он уже бежал к нему, откидывая всю грязь в Бездну, образовавшуюся позади него, засасывая всё былое… ставшее чужим.
Он вспомнил про обломок в руке и ещё раз взглянул на него. Чёрное железо пылало алым огнём, обволакивая руку, по которой неспеша, вразвалочку прогуливалась судорога. Рана на ладони становилась всё шире и глубже, кровь лилась уже фонтаном, орошая не только цветы, но и одежду. А цветы!.. Боже мой! Цветы, после того, как на них попадали брызги крови, вяли!      
Но боли не было.
Лишь слабые её обрывки всплывали в разуме рваными островками.
Железо всё так же оставалось обжигающе холодным, впрочем, и алое пламя, исходившее от него, было тоже чертовски холодным…
Сара махала рукой, а Джэйсон смеялся во весь голос и бежал…
Бежал!
Дом был уже совсем близко, когда в лицо тараном ударил жуткий порыв ветра. Дом начал рушиться, и улыбающуюся Сару пронзил острый обломок дерева.
Кровь хлынула из её рта, а глаза закатились. Она упала, рыдая всхлипами в груди, когда Джэй тем временем вопил, чувствуя как гнилая Бездна затягивает его в себя. Она хотела его сожрать! Хотела сожрать всё, что ему принадлежат! Хотела сожрать ту мнимую помощь, которую он видел в этом доме! Хотела сожрать всё! Всё!  
Обломок пылал всё сильнее, рана уже поглотила всю ладонь и, казалось, что кровь вытечет вся, до последней капли!
В голове внезапно заиграли слова старого священника. Слова про «место», которое Джэйсон должен был отыскать во имя спасения своей супруги от смерти. Что за «место» он так и не понял, впрочем, как и то, почему именно сейчас он вспомнил старого кретина! А после… последовало нечто новое. Голос старца в голове повторял одно и то же, но до боли знакомое.
Да!
Старик повторял, что и некогда повторяли стены: «Тебе рано ещё. Ты не готов полностью» и всё в этом духе!
Точно!
Когда ноги бывшего журналиста оторвались от земли, а тело стремительно полетело в Бездну, алое пламя потухло, и обломок принял прежний чёрный цвет с красным отпечатком ладони Джэйсона Крахана.
                                                       ***
Было уже темно, когда он, наконец, пришёл в себя, лёжа на полу. Просыпаться трудно, а ощущать физическое тело в Джигоку ещё труднее. В глазах рябит, а тело разламывает напополам от ноющей боли во всех суставах. Холод сквозняком бегает по коже. Ощущения такие, точно проснулся после смерти на северном полюсе где-нибудь на границе Мира.
Он посмотрел на руку, и удивление, в который раз ударило в пах так, что ему стало трудно дышать. На руке не было и царапины. Былая кровоточащая, как водопровод рана исчезла, словно по волшебству. Такое чувство, что пока он валялся без чувств кто-то зашил ему рану, извлёк нити и сделал нечто, что не осталось даже шрама. Похоже на бред (хотя Джэйсон стал ощущать, что весь мир сплошной бред после череды безумных событий), но всё же это факт, видимый глазами.
Джэй засунул руку в карман, убедившись, что обломок у него, достал из другого кармана сигареты и закурил, а уже  после поднялся на ноги.
  Наступив в кучку пепла, он вспомнил предшествующие его очередному бреду, события и поёжился. Рука притягивала его внимание, он щупал её, тёр, но всё было как прежде… до ранения.
Но он готов был слиться в безумной содомии с самим Дьяволом, если до сего момента его рука не было искорежена зловредным подарком незнакомого старика! Да из неё кровь хлестала, как вода из пожарного шланга!.. Такая хреновина бесследно не исчезнет!
… Небольшой домик с Сарой, гниющие позади него цветы и затягивающая Бездна… кошмар, твою мать! Хоть и всё это уже поросло былиною, но всё же вспоминать было жутковато.
Что это?
Долина цветов и домик, стоящий посреди неё, напоминая предыдущие видения, будем так их называть…
Бывший журналист встряхнул головой и закурил по-новой, после чего вышел на улицу. Вокруг никого не было, кроме гуляющих звуков ветра. Воздух ничто не тревожило. И Джэй наконец-таки вспомнил, что его ждала умирающая от рака жена, и поспешил домой.
На улице удивление парня снова вылезло наружу, ибо он почувствовал, что ему не было так же холодно, как прежде. Он вообще не ощущал ни холода, ни тепла, будто кожа его, покрылась деревянной корой. Он не чувствовал присутствия ветра, только лишь слышал!
Что сие значит, он не задумывался, а лишь быстрее переставлял ноги, а вскоре и вообще решил перейти на бег.
Внутри засверлила тревога. Она была необоснованна и неожиданна, но тем менее не утихала совершенно, а, наоборот, с каждой секундой становилось всё ощутимей и ощутимей. Он начал беспричинно переживать за Сару и строить самые страшные догадки насчёт того, что могло с ней случится во время его отсутствия. Ведь его долго не было, и никто ей не помогал! А она умирает! С каждой секундой всё ближе к грани!
Почему же раньше эта мысль не посетила его. Возможно, она уберегла бы от всех авантюрных приключений, произошедших с ним. Уже неважно… поздно обдумывать то, что содеяно. Пора браться за то, что ещё не успело полностью утонуть в дерьме!    
Но много пробежать ему не удалось, потому что в сумерках он всё-таки смог узреть, что навстречу ему двигался не кто иной, как сам весельчак Билли, про которого Джэй, казалось бы, позабыл. Только он почему-то был переодет в синие джинсы и чёрное пальто, но маску-то на лицо не нацепил, поэтому бывший журналист его узнал. Слабостью зрения он не отличался, что в принципе не играло никакой роли.
Но не сказать, что приближающаяся встреча его радовала. Мозг внутри настраивался на месть, а рука сама ползла в карман, но месть сейчас была солью на рану!
Да к тому же, за что было мстить весельчаку Билли?!
Джэй думал, что тот его продал проклятым летунам, но даже и не задумывался, как он мог это сделать. Разум отказывался действовать здраво и принимать рациональные решения.
Парень извлёк вожделенный обломок, всё такой же холодный и такой же загадочный, сжал его в руке и застыл в ожидании бывшего друга. Железо пронзило кожу, и на землю упала первая капля крови.
Бывший Майкл Соверайн тоже заприметил Джэйсона и лицо его, искажённое сначала изумлением, а после ненавистью, выражало отношение к их встрече с лихвой, красноречивей любых слов. Похоже, он возненавидел парня и нисколечко этого не скрывал. Всё предельно ясно и открыто, что даже и дурак осознает, что угодил в неприятности.
Джэйсон примерил на лице злорадную маску. Она села как родная, становясь не маской, а истинной внешностью, отображающей нутро.
- Добрый вечер, Билли, - приветствовал он дьявольским голоском, наполненным некой хитростью.
- Здарова, Джэй, - отозвался весельчак.
- Значит, всё-таки жив?
- Это мне впору задавать такие вопросы, ты не находишь? – парировал Билли.
- Жив, как видишь. А вот те, которым ты меня продал, уже в Его обители, - в голосе Джэй прозвучали медные нотки, - отдыхают, - в этот раз он усмехнулся.
- Не понимаю, - признался мужчина весьма честно, - о чём это ты?
- Не удивительно, хотя мне как-то плевать на твои игры.
- Какие, мать твою, игры?! Что за хрень ты загоняешь?!
- Разумеется! Я и не сомневался, что услышу именно это.
- Слушай, брат, я не понимаю, что за фигню ты городишь, но мы в полной заднице и это всё из-за тебя! Твои дебильные выходки фигурально скормили нас грёбанным засранцам! Наверное, они и замочили твою жёнушку! Чего ты добился?! Она всё равно сдохла! И ты виной тому, что именно так!
- Что? – тихо переспросил бывший журналист, дёрнувшись, услышав то, что сказал весельчак о его супруге. – Что с Сарой? Что ты сказал?
- Она мертва, придурок. Её убили. Замочили на хрен, как суку! – заорал мужчина.
- Ну, Билли…
- Мне твои лекции к чертям не въелись! Я правду говорю! Я видел всё. Её размазали по квартире, как дерьмо по асфальту! Иди, взгляни, полюбуйся!
- Какой же ты ублюдок, мразь…
В это время его сердце подпрыгнуло к горлу и казалось, застряло в ротовой полости, ибо он со всей силы сжал обломок, но при этом попытался оставить каменную маску на лице, дабы не выдать ни своей боли, ни своего гнева, ни своего отчаяния врагу. Не вышло. Слабая судорога дёрнула уголки рта, но весельчак не разглядел этого под гнётом сумерек. Сперва.
Ветер подул сильнее и Джэй заметил, что Билли увидел что-то у его собеседника в руке и даже, наверное, испугался, глядя на окровавленную руку бывшего друга. Вот тут и начнётся веселье. Веселье для настоящих весельчаков, готовых смеяться и в гробу!
- Что… что ты это творишь, кретин?! – Билли начал сторониться, снимая на ходу свой рюкзак.
- Сейчас увидишь. – Джэй сжал обломок ещё сильней, чувствуя, что хрустят пальцы и завопил от боли.
Всё началось.    
Чёрное железо вспыхнуло алым пламенем и холодными языками расползлось по всей руке, лакая человеческий нектар. Джэй весь затрясся, а глаза, дотоле сухие, увлажнились скупыми слезами. Он поверил… да, он поверил словам весельчака и они убили в нём волю, но пробудили ненависть. Как известно ненависть прекрасный допинг, когда сталкиваешься с чем-то непреодолимым.  
Перед глазами парня пробежала Сара в прозрачной блузе и на бегу кинула ему воздушный поцелуй.
К чёрту! Мираж!
Мгновение спустя она мимо проехала на велосипеде в солнечнозащитных очках, кивая Джэйсону.
К чёрту! Бред!
Под ногами зашелестела трава, и он почуял запах подсолнухов, а спустя секунды увидел, кружащуюся среди них Сару. Она пела и смеялась.  
К чёрту… к чёрту… к чёрту!
Билли выкатил глаза так, что они норовили выпасть из глазниц, лишая его столь удивительного зрелища. Он быстрее закопошился в рюкзаке.
Сияние озаряло пространство вокруг, которое заполнил дикий ветер, но с последнего применения обломка кое-что изменилось. Кровь Джэя, соприкасаясь с землей, превращалась в те самые огоньки, которые «Ангелы» принесли в наш мир.
Шёпот огоньков они услышали оба.
И если Джэйсон этому обрадовался, то весельчак Билли скривился от боли в ушах.
Потекла кровь.
Над их головами появились гости-хозяева. Их было много. Безумно много. От их количества зарябило в глазах и вообще бывшие друзья не смогли увидеть неба.
Сонм светящихся душ окружил Билли, а алое пламя огородило новоиспечённых врагов от всего мира. Несколько серокрылых попыталось пробить эту ауру, но после они рассыпались серым пеплом и поэтому попытки прекратились.
- Они хотят тебя! Они ещё живы и твоё тело станет для них прекрасным вместилищем! – Крахан рассмеялся, а бывший Майкл, наконец, извлёк из рюкзака автомат, издавший несколько выстрелов, после которых потухло несколько огоньков.  
- Ууу… - насмешливо протянул парень. – Мы с тобой всего лишь люди, чтобы пытаться умертвить вечные души.
Всего лишь только люди и способны умертвлять что-либо. Если Богу и суждено когда-либо потерпеть свой крах, так это только от человеческой руки, ибо это самое прекрасное и отвратительное Его создание.  
Огоньки внезапно всей тучей облепили весельчака, и он завопил, чувствуя, как те проникают в его тело и поедают нечто неосязаемое. Энергетическое. Нечто безликое, но мощное.
Алое пламя на руке Джэйсона приобрело очертания клинка, и он побежал в сторону Билли.
Тот застыл. Время застыло вместе с ним, затаив дыхание. Страх обуял каждую частичку его организма…
… клинок нырнул внутрь, не причиняя боли, но Билли ощутил, как силы в нём иссякают, точно вода из продырявленного бурдюка.
- Наслаждайся, - произнёс Крахан и мир перед глазами померк. Мужчина успел лишь разглядеть светящиеся души и, казалось, его глазам открылся их шёпот. Да! Он увидел их звуки. Ужаснулся. Вскрикнул, потратив на это последние усилия.  
                                                       ***
                                                  Антракт.
Старика окружили огоньки, и он уловил их встревоженный шёпот, после чего тяжело вздохнул, будто давно не глотал свежий воздух.
- Не беспокойтесь. Скоро всё закончится, - произнёс он бесцветным голосом и направился к нему. – Скоро всё закончится. Похоже, что он практически готов. По крайней мере «место» нашёл и это не малого стоит. Тем более, что, видимо, его уже тянет.
Он лежал в траве без сознания, хоть в нём и пребывал огонёк, пытающийся привести его в себя, посредством своей энергии. Она лежала напротив. Мёртвая и холодная, как сталь. Всё те же огоньки, которые доселе питались её душой и разумом потухли вместе с ней самой. Теперь всё зависело лишь от него.
Небо заливало алое сияние, от чего густые брови священника сошлись у переносицы.
- Ох, сынок. Не переборщи, - тихо прошептал он, глядя, как где-то вдали пожирает землю злобная стихия и где небо пылает кровью. – Невероятен… такая тяга буквально лишь из-за неё. Да… это однозначно единый исход. Другого и не предвидишь.
Огоньки вновь окружили сгорбленного старца, не меньше их за него переживающего. Возможно даже больше. Ведь всё на его совести. Он пообещал некогда исполнить то, что тот просил, и он исполнил… ещё тогда, когда протянул помощь в поисках.  Гнусно конечно, но всё же окончательно исполнение просьбы его заключалось в его же действии. Старик бессилен, хоть и выглядит всемогущим. Это лишь внешность.  
Чёрт возьми! Все эти высокие словеса невесомый бред! Ни к чему! Всё пустое!
- Всё будет хорошо. Скоро вы полностью сольётесь с ним. Ещё немного надо потерпеть. Его душа потихоньку сворачивается, я больше за его друга боюсь, на самом деле. Он может и не достичь своего долгожданного покоя. В этой игре его роль, к сожалению, второстепенная.
Старик перевёл взгляд на дом. Дерево постепенно сгнивало, от чего он нахмурился ещё сильнее и вновь тяжело вздохнул.
                                                       ***
                                              Глава шестая.
… тик-тик-тик…
Время мчится с бешеной скоростью вперёд, минуя всё на своём пути, но ведь от всего этого рано или поздно устаешь, и остаётся лишь желание ощутить покой. Время не умеет жалеть – в этом огромный минус и веская  причина, за что можно ненавидеть это понятие.
… тик-тик-тик…
Время никогда не существует в меру. Оно либо слишком быстро бежит, либо еле-еле ковыляет, спотыкаясь на каждой неровности. И именно время будет вас сжимать и связывать кучей обязательств перед мирозданием. Время – палач. Все мы перед временем жалкие налогоплательщики, у которых невероятные задолжности.  
… тик-тик-тик…
Мы все рабы Времени, живущие лишь для того, что мстить Времени, растрачивая попусту отведённые нам дни. Пытаться избавиться от оков часов, минут и секунд. Мы все зависим от Времени, когда само это понятие абсолютно свободно. Оно лишь издевается над нами, питая своё безудержное лицемерие.
… тик-тик-тик…
Тело, душа и разум прикованы к стрелкам часов, живущие лишь тогда, когда они, эти стрелки, двигаются. И оглядываясь назад, становится ясно, что у нас есть только единственный друг – электронные часы, время которых можно элементарно перевести назад. Но… это всего-навсего сизифов труд…
… Вокруг бывшего Майкла Соверайна разливалась густая чернота, усеянная звёздами из огоньков, точно йогурт с кусочками фруктов, только цвет слегка не подобающий.
Как ни странно, но он не чувствовал ровным счётом ничего, кроме усталости, разумеется, поэтому его удивление спало мирным сном, наблюдая изумительные витражи с картинами, где царствовала обыденность. Но такая реакция для ситуации, в которую он угодил, была более, чем сумасшедшей.
Он сделал несколько шагов, но бросил эту затею, ибо тело отяжелело в разы, будто внутрь налили тонны жидкого железа. Трудность вызывало даже шевеление пальцами рук, которые безвольно болтались в безветренной пустоте.  
Он поднял глаза, и взор уловил удивительнейшую картину, которая его, однако, никак не тронула. Всё тоже нездоровое холоднокровие.
В воздухе висели огромные круглые часы, стрелки которых, как и положено двигались по кругу. Их тиканье так сильно било по ушам, что Билли даже заметно скривился от этого. Но удивительно было не то, каких размеров были часы и, что они висели в черноте, ничем не удерживаемые, а то, что к ним был прикован Майкл Соверайн, точно Иисус. Только мистер Соверайн выглядел более официально, нежели Христос. Деловая картина… И висел там именно Майкл Соверайн, а не весельчак Билли. В чёрном костюме, из-под пиджака которого выглядывает воротник чёрной рубашки и красный галстук; чёрные туфли, начищенные до зеркально блеска, кажется даже, что весельчак видит в них своё отражение. Длинные чёрные волосы свисают до груди. Прилизаны лаком, но от долгого «отдыха» на крестике слегка поистрепались.
Билли смотрел на своего двойника, не подававшего никаких признаков жизни. Билли заметил и ещё одну фантастическую странность. Снизу у часов зияла чёрная дыра, из которой сыпалось само Время, исчезая в глубине бесконечной Бездны. Часы, минуты и секунды нескончаемым пчелиным роем цифр вылетали из дыры, покидая навсегда области и границы Сферы. Вот, что значит время утекло… Сколько не наливай воды в дырявый бак, всё равно будет мало.
Весельчак, прикусив губу до крови, переборол тяжесть своих рук и поднял их, сложил ладони лодочкой, и в них опустилось несколько цифр Времени. Поднеся к ушам, он услышал их тихий стук, а после они превратились в сгоревшую бумагу и обожгли ладони. Все мы обжигаемся, осознавая, что потраченный впустую час, мог послужить для воплощения мечты. Но это будет понятно после… когда, само собой разумеется, уже поздно.  
Безмолвный крик. Двойник на часах оживает. Он и закричал. Тело пронизывает судорога и начинает трястись. Стрелки часов сходят с ума и сумбурно крутятся в разные стороны, точно впали в панику, только вот причина была неизвестна. Майкл Соверайн умирает. Кашляет. Всхлипывает. Что-то кричит на пределе своих несуществующих сил. Изо рта, ушей и носа течёт кровь… вот, теперь ещё и из глазниц…
Стеклянная защита часов трескается, а ещё через мгновение осколки летят в разные стороны, прорезая трепещущуюся плоть Майкла. Он задыхается. Пытается уйти, но Время держит. Оно его заковало – оно его и терзает. Он раб собственной заскорузлости… Время лишь могущественный помощник. А может даже и кукловод.
Внезапно Билли падает навзничь, чувствуя по всему телу острую боль! Осколки стекла, пронизывая Майкла, пронизывают и его! Раны кровоточат, а крик теперь становится более объёмным, ибо вырывается из двух глоток одновременно, в унисон.
В пустоте повис безумный звон, перекрывающий и шёпот огоньков, и крик бедняг.
Весельчак видит, что волосы его седеют, а руки покрываются коркой дряблой кожи, точно у старика. Крик срывается на хрип, тоже более похожий на старческий. Слабость. Усталость. Зрение притупляется и глаза покрывает водянистая призма. Звуки смешиваются в кашу и кроме какофонии он уже ничего разобрать не может.
Теперь и сами часы покрываются трещинами, а тело прикованного к ним расползается, обнажая кости. Он извивается, кричит, молит, но Время лишь смеётся.
Секунда!
Часы взрываются, и всё Время вылетает наружу, подхватывая истерзанное тело, а вернее останки, мистера Соверайна.
Запах крови ржавой сталью повисает в воздухе…
… запах слёз. До конца невыплаканных.
Огоньки обволакивают Билли, истекающего кровью от осколков и пожирают его душу… душу. То, что он потерял со смертью своего истинного я. Вернее со смертью комплекса его истинных я, которые объединялись под одним именем – Майкл Соверайн. Новая же маска, шута, изображала «я» совершенно новые. Пустые. Глупые.
Душа рвётся, как полиэтиленовый пакет!
Бьётся о прутья клетки, но огоньки проникают всё глубже и глубже в его естество.
Безмолвный вскрик.
Мёртвое время, взорванными часами Сферы гаснет, как свеча…
Темнота.
                                                        ***
Весельчак Билли открыл глаза. Купол алого пламени всё так же возвышался над ним, а огоньки, похоже, уже слились с душой и пытались сейчас забрать её из его тела. Но он держался, как мог. Ощущение лёгкой трапезы для них поникло.
Но в этот раз он ужаснулся по-настоящему.
Его рука сжимала обломок чёрного железа, на котором красовалось одно слово «Мечта». Та самая штуковина, которую ему вручил шизанутый сенсей с параноидальной ахинеей. Кровь тем временем падала на землю, но вместо огоньков она превращалась в цифры и они, эти цифры, повисли в воздухе, словно в ожидании чего-то. Приказа, что ли или вроде того.
Джэйсон уже был полностью объят кровавым огнём и походил на Дьявола с его безумным смехом. Обломка уже не было в его руке, по-видимому, он полностью вошёл в тело. А ладонь правой руки исчезла, как будто её просто-напросто отрубили. Осталась лишь кровоточащая культя.
Но парень, казалось, боли не чувствовал. Он заливался смехом, точно ему рассказали несусветно смешную шутку и…
… слезами.
Сара. Хрупкая маленькая женщина, сломавшая жизнь многим… в том числе и себе. Кто виноват? Тот же, кто и прав. Решайте сами.
- Ты тоже, - сорванным голосом пробубнил Джэй и вновь разразился смехом.
Весельчак Билли глянул на свою руку, но не закричал. Сдержался, хоть и с трудом…
Она была объята чёрным пламенем, а через мгновение он и сам весь им покрылся, будто сажей. Пламя было холодным и мягким, но легче от этого не становилось.
… они стояли друг против друга.
Огоньки и цифры плавали, покачиваясь в воздухе, наполняя огороженное пространство.
«Ангелы» пытались пробиться сквозь алый купол, но лишь рассыпались серым пеплом. Ничего не помогало. Пробовали, и стрелять… тоже тщетно. Оставалось ждать и наблюдать за всем этим сумасшествием. В конце концов, кто-то из них двоих должен одержать вверх.
- Ты знаешь, кто этот старик? – спросил Джэй.
- Священник, - начал Билли, - кажется. Сенсей.
- Да… а мне кажется, что он Бог.
- Да нет… Тому шалопаю на всё срать, а этот хоть что-то делает. Лясы точит, голову заморачивает, хрень какую-то суёт, которая оказывается… ну… волшебной, что ли. Сенсей хотя бы разговорчивый и интересный, а тот, зажравшаяся скотина.
- Да, ты прав, - они оба рассмеялись, но продолжалось это буквально несколько секунд.
- Обломки достанутся лишь одному, - произнёс Джэй и весельчак почувствовал, как голос его бывшего друга задрожал. Слёзы вновь покатились по его щетинистой щеке.
- Как давно ты это понял?
- Только что. Мои иллюзии безупречны. Я нашёл это «место». Нашёл… я уйду туда. Заберу свои огоньки и уйду. Там Сара… Я создам там всё, что заблагорассудится. А эти обломки вместе никого ко мне не подпустят. И будет у меня и Сара и твоё грёбанное спокойствие… - стёлы потекли ещё сильнее.
- Валяй… но ты не должен этого делать. Ещё рано.
- Нет. Здесь уже ничего стоящего не осталось.
- Ты доверяешь этому старому пердуну? Да ты не знаешь кто он? И что будет, когда ты отберёшь у меня этот сраный обломок и соединишь со своим!
- Знаю. А ты слишком глуп, чтобы это понять. И твои фокусы со Временем тоже дешёвка, хоть и помогли тебе избавиться от моей иллюзии. Иллюзия – Душа, а Душа сильнее Времени, как бы то ни было.
- Да, возможно. Вот только неувязочка… твоя-то душонка сгнила к чёртовой бабушке!    
- Ты просто завидуешь.
- Много таких «незаменимых», как ты в утробе у серокрылых.  Если ты не можешь смириться с настоящим, то и будущее для тебя лишь могила.
- Нет. Ладно, это бесполезный разговор с бесполезным дерьмом. Здесь больше ничего нет, что могло бы меня удержать. Пора, - он улыбнулся, что изрядно взбесило весельчака, и тогда-то и начался финальный акт всего этого каламбура…
… алое пламя столкнулось с чёрным, а светящиеся души с армадами Времени. Пыль взвилась вверх от поднявшегося ветра, который бешено, завыл, приглушая все другие звуки. Земля вокруг соперников выгорела, огонь слизывал чёрствую плоть Мира.
Джэйсон Крахан и бывший Майкл Соверайн истошно кричали, стараясь подавить пламя, друг друга, но упорно не сдвигались со своих точек. Душа и Время боролись в них самих…
… кровь и чернь…
Обе инстанции были равносильны во взаимодействии друг с другом.
- Запершись в себе, ты лишь сдашься! Сара должна была умереть! – закричал Билли, и первая цифра Времени проникла в тело Джэйсона, оставив знойную рану. Он пошатнулся. Отошёл слегка назад. Согнулся.
- Почему же ты захотел покоя?! От мира ведь не убежишь! Время всё равно сожрёт тебя! Как не манипулируй! Сорвётся с цепи и сожрёт! – парировал бывший журналист, когда четыре огонька, проглотив несколько обрывков Времени, проникли в весельчака.
Тот взвыл, и по телу прошла судорога. Он тоже оступился и согнулся. Услышал внутри своего разума отчаянный вой. Увидел перед собой огромные часы и прикованного к ним Майкла Соверайна. Проскрежетал зубами.
- А ты хочешь наслаждаться кукольным счастьем?! Хочешь укрыться от всего! Это не жизнь! Ты тряпка! Твои иллюзии всего лишь иллюзии не больше! – Пламя яростно шипело и от напряжения соперники вспотели. Тонкая алая гладь подернулась в том месте, в котором ударил «Ангел» и Джэй понял, что потихоньку силы его увядают. Всё вокруг темнело, а в цифрах он начал видеть совершенно невиданное. Сначала это были обрывки его воспоминаний, после картины, которые он никогда и не видел. Он мысленно потянулся к «месту», но двухэтажный дом остался под пеленой тьмы.
- Ты ничем от меня не отличаешься! Разве ты не бежишь?! Разве не бежишь ты от Времени?! Оно догонит тебя, знай! Нет таких лошадиных сил, с помощью которых можно убежать от Времени.
Джэйсон толкнул Билли к границе купола и пока тот приходил в себя, помчался к нему, но не успел и весельчак, объяв цифры чёрным пламенем, ударил ими в парня, точно тараном в неприступные врата. Тот повалился наземь и закричал, что есть сил в связках, а после волосы его покрылись сединой, а кожа морщинами.
- Ублюдок! – прошипел он сквозь зубы. Попытался снова мысленно дотянуться до «места», но в этот раз вместо мглы увидел встревоженные лицо священника, сидящего около какого-то тела… Что?!
Это тело было им сами – точная копия, только без дыхания! Боже… Священник что-то почувствовал, но тут контакт оборвался и снова тьма.
«Ангелы» снаружи, казалось, пришли на футбольный матч. Они перестали даже пытаться прорвать кровавую оболочку, не говоря уже о каких-либо радикальных действиях.
- Отдай обломок, Джэй! Там не настоящая Сара! Она мираж! Твоя мастерская иллюзия! Но ведь иллюзии даже более хрупкие, чем человек!
Огоньки начали сливаться воедино, образуя энергетический шар наподобие того, что спалил храм. Цифры в свою очередь преобразовывались в часы.
Оба боролись.
Джэй возобновил контакт с местом и в этот раз увидел полностью долину цветов, посреди которой двухэтажный домик. Огоньки, тело Джэя и Сары. Старик. Всё рядом… всё вместе. Он почувствовал невероятную тягу к месту, его вырывали из реальности. Душа пыталась вылезти из тела и перенестись туда, овладев тем телом. Оно было ближе и дороже, лишь потому, что оно могло быть счастливо, ежели Джэй совершит то, что задумал.
Внезапно земля затряслась и, казалось, треснула и именно в этот момент обоих соперников захлестнули силы невероятной бесконечной мощи. Они переполняли всё вокруг, а враги ей буквально обжирались.
- Храмы, - пояснил Билли. – Я чувствую… обломки и есть секрет храмов. Церкви образуют точки накопления силы, которые подпитывают эти обломки. Храмы не выдержали.
- Значит, скоро всё закончится!
Священник принялся за работу. Джэйсон нашёл «место», а теперь старая шельма выполняла свою часть уговора.
Энергетический шар столкнулся с Часами, и Билли с Джэем откинуло в разные стороны. Они упали, лишившись сил. Теперь их изувеченные судьбы зависели от Души и Времени.
Теперь они боролись.
Всё вокруг вспыхнуло красным пламенем с чёрным отливом… «Ангелы» визжали, как резаные свиньи. А Душа и Время буравили друг друга, пытаясь изничтожить в пыль. В энергетическом шаре проступали изображения «места». Старик стоял у дома и что-то пасовал руками. Огоньки окружили дом и шептались как обычно. Часы Времени в свою очередь пытались замедлить процесс колдовства священника, но видимо старик был не лыком сшит.
Тем временем обломок Билли слился с его телом.
Сумерки разошлись, уступая место ярым и изувеченным соперникам. Всё вокруг сияло настолько, что летуны поразлетелись, дабы не остаться без глаз.    
Душа оборвала путы, в которые её заключало Время, ибо свобода её теплилась в закрепощении с разумом Джэя. Оно сливалось с его миром, к которому он мчался. Священник пытался помочь.
Где-то послышались очередные взрывы, озарявшие руины Джигоку. Земля затряслась.
Через несколько минут Душа упала в объятия Времени, а Время осталось солидарным и приняло в свои объятия извечного соперника.
Энергетический шар слился с Часами.
Взрыва не было, но от них вырвался яркий луч, поднявшийся до самого неба. Серокрылые, попавшиеся на пути луча, сгорели синим пламенем. Взаимодействие прошло. Когда Душа со Временем становятся единым целым, то весь мир вокруг становится до жути неважным, пустым и глупым. Главное верить, что такой контакт возможен, а Джэй верил. Он верил, поэтому старик, ожидавший его, пытался помочь переместить Душу туда, где она будет нужна. Где она не потеряет смысл.
Весельчак Билли покрылся огоньками и на миг сам превратился в энергетический шар. А после… он исчез, но на земле остался лежать его обломок с надписью «Мечта».
Джэй пришёл в себя и ужаснулся от того, что превратился в глубокого старика. Видно полное слияние Души и Времени, возможно, лишь после долгого трепания жизни. Рядом с ним лежал его обломок. Пробежав взглядом, он увидел обломок бывшего друга.
- Выиграл, - произнёс он тихим шёпотом и заплакал.
Со всех сторон слетались «Ангелы», но он не обращал на них внимания. Ещё мгновения и он создаст самую идеальную иллюзию из тех, что когда-либо существовали на земле. Там Время и Душа будут одним, неразрывным целым и никогда не будут вступать в конфликт. Почему это будет иллюзия?.. Потому что это утопия!  
«Последняя Мечта»…
Единство Души и Времени хранилось в его сердце… в его разуме. Он и стал этим единством. Как старик. Только тот был любым пространством в Сфере, а он стал единством. Человеческое естество в нём давно уже умерло. Наверное, ещё при экзекуции. Тогда он прошёл по тонкой грани между забвеньем и единством. Тогда начался процесс формирования.
Джэйсон поднял оба обломка, и они вспыхнули огнём: один – красным, другой – чёрным.
Обломки проникли в него, став одни целым. И «Последняя Мечта» получила жизнь, дыхание и цель. Всё вокруг стало ничтожным. Иллюзия впереди! Она перерастёт в реальность!
Главное верить, не так ли?..
                                                         ***
                                                     Эпилог.
… Бездна разрасталась. Она была настолько близка, что легко разувериться в возможности всего.
Он, Джэйсон Крахан, бывший журналист, бежал, что есть сил по цветочной долине к двухэтажному домику, где его уже ждала Сара. Позади за ним гнались зловещие демоны, пришедшие из реальности и охотившееся за его душой, но он бежал…
Весельчак Билли получил покой, а Джэй здоровую Сару, которая ждала его, готовя жареную курицу в японском соусе.
У порога стоял нахмурившийся священник. Выглядел он изрядно изношенней с момента их последней встречи. На лице его отражалась та помощь, которую он оказал парню в борьбе с реальностью, в борьбе со Временем.
Лицо осунулось и пожелтело, сам похудел, а мешковатый хитон на нём и вовсе поистрепался.
- Доброго здравия, - приветствовал старик Джэйсона.
- Я нашёл! Я остаюсь! Спасибо! – разом выпалил Джэй.
- Да… отдай обломки и ступай.
- Хорошо, - парень протянул Последнюю Мечту и помчался в дом.
- Мечта действительно становится последней, ежели заключает в себе жажду жить в собственной клетке, - произнёс старик и исчез.
Демоны приближались, а бездна с каждой секундой разрасталась всё больше и больше. В её зёве были отчётливо слышны отчаянные вопли, скрежет металла и боль.
Джэйсон тем временем уже обнимал и целовал Сару, которая крепко сжала его в своих объятиях. А в окно бились кровожадные исчадия реальности, но все их усилия были тщетными. Джэйсон нашёл это «место» в глубинах своего сознания, он соединил Душу и Время, воплотил в себя весь этот смысл, поэтому стал недосягаем для внешних проявлений. Старый Джэйсон Крахан умёр в Джигоку, новый же не был ни человеком, ни существом… он бы инстанцией. Иллюзией самого себя в самом себе.
Любая мечта становится самой заветной, если она действительно самая Последняя…