Ветер детства. Стихи. Перевод Бориса Вайнера

 Нарасый

Когда удушье в воздухе висит,

Дыханье сбито – есть одна отрада:

Летит к нам лёгкий ветер Нарасый,

Что урожай провеивал когда-то.

Взмывало ввысь пшеничное зерно,

Подброшено лопатою соседской.

Мои соседки… Лишь в стихах давно

Они живут, светясь улыбкой детской.

Шыбыр-шыбыр – шуршит зерно с небес,

Я в шелухе от чуба до тетрадки,

Мне хорошо, и счастье в мире есть,

И вечность впереди, и дом в порядке.

     А Нарасый не постарел совсем,

И мы с тобою стариться не будем.

Он теплоту несёт из детства всем

И верит, что она поможет людям.

Как будто там по-прежнему зерно

Провеивают, не подозревая,

Что мы не те, и дом у нас вверх дном –

Ветра иные на дворе гуляют…

Васильки

Колосья ржи привет прошелестят –

И скатится слезинка невпопад

Мне по щеке, лишь только выйду в поле.

Там мамин серп давно осиротел.

Там я мальчишкой лето просвистел

Под старым вязом, у реки, на воле.

Среди колосьев спелых васильки

Под дуновеньем клонят стебельки;

Припоминаю мигом все названья.

Когда-то и подумать я не мог,

Что в день урочный скромный василёк

Мне будет означать воспоминанья.

А поле с ветром шепчется опять.

Когда б не он – ну кто бы приласкать

Сюда пришёл цветочки полевые?

Желтеющей кивая головой,

Как будто делят грусть мою со мной

Цветы мои, друзья мои былые.

Вьюга

Зимний вечер спать ложится,

На дворе темным-темно.

Мальчуган один стучится

Мне в замёрзшее окно.

Смотрит, шапку поправляет…

В двери выгляну скорей –

Только вьюга и гуляет

Вдоль по улице моей.

Или в сердце эта вьюга,

Этот посвист и разбой?

До утра мальчишка другом

Ходит за руку со мной.

Детство прыгало с откоса,

За телегой мчалось вдаль.

     Намотались на колёса

     Не солома, так года.

Может быть, оно и свищет,

И стучится в поздний час –

Всё друзей пропавших ищет,

Грустно вглядываясь в нас.

Взаперти

               Альфии

     Закрыла мама двери за собой,

Мы взаперти – ребята и ягнята.

(Они ведь нам ровесники с тобой,

И кто чуть-чуть постарше, непонятно).

По-нашему они не говорят,             

Зато умеют по дому носиться,

И барабанят  в лад и невпопад

По половицам звонкие копытца.

Они бегут, и ты им вслед беги,

Они кричат, и ты кричи вдогонку,

Чуток задремлешь – уши береги:

Им ухо что пустышка для ребенка.

Они на шум гурьбой летят скорей,

И дверь бодают, и на месте кружат, –

Но хоть ты лоб о дерево разбей,

Ни им, ни нам не выбраться наружу.

Но вот пришла хозяйка – и тотчас

Вся малышня к мамашам-овцам мчится.

Их хор нестройный в памяти сейчас

Магнитофонной записью хранится.

Они кричат, они играть хотят,

Они глядят сквозь времени теченье 

И видят в нас всё тех же пострелят,

Товарищей по играм в заточенье…

О, как бывает помощь нам нужна –

Как тем давнишним запертым ребятам.

Но мама не откроет нам – она

В краю таком, откуда нет возврата.

Не надо слёз, сестрёнка. Лучше спой,

Пока ещё с тобою нам поётся.

И может быть, не звуком, но душой

Она на песню нашу отзовётся.

Ручеёк

Твой грустный светел взор, и в серебре виски,

И старость тихая от дома далека,

И как живут в родной деревне земляки,

Ты слышишь разве иногда от ветерка.

За горизонт глядишь ли, где весна твоя

И где с серпом бежишь по лугу в ранний час,

Где постлан намазлык, и алая заря

Глядит, как ты, мечты полна, творишь намаз?

Лишь о терпенье просишь небо нынче ты.

Но чаша через край течёт – и ты не можешь

Слезы сдержать… И вновь, как в зной кувшин воды,

Былой напев хранишь, сродни молитве той же.

Уходит время, но жива душа в тебе,

Слаба она, но всё же путь себе проложит…

На ручеёк, что заперт в каменной трубе,

Сама того не зная, ты похожа.

     От  печки

Танцор от печки танцевать идёт,

Я как подсказку это принимаю.

Когда карандаша напрасно ждёт

Мой лист бумажный – город покидаю

И падаю в зелёную траву

Далёких лет… И сердце оживает,

И вновь ко мне, во сне ли, наяву

     Приходит слово, издали мерцая.

В родимый край спешу за разом раз –

К его зиме, и осени, и лету.

Хотя, признаться, у меня сейчас

В моей деревне печки-то и нету.

Но я пляшу – под дальнюю гармонь,

Повозки скрип и сполохи рассвета…

Зажжённый в детстве негасим огонь,

Пускай не в очаге – в душе поэта.

Сенокос

В знакомый путь шагаю я с утра –

На старый луг, где всё кругом в росе,

Где свежим сеном пахнут вечера, –

И хорошо ладоням на косе.

А руки не состарились ничуть

И не забыли ничего, пожалуй.

Вот ворот расстегну – и заточу

Я остриё, как в юности бывало.

Всё расскажи, земля, мне; песню спой

О девушках, что нынче на чужбине.

Со времени кору сниму косой,

Век воротив, что нету и в помине.

Всё тот же лес, отцовские луга,

Где я босым мальчонкою носился.

В траве густой, как будто жемчуга,

Сияют мне приветливо росинки.

Косьба же, как и встарь, себе верна:

Пот градом льёт, и валит с ног усталость.

И ничего, что есть на мне вина, –

Тех, кто упал, у нас жалеют малость.

Пройду покос, и заново косу

Точить возьмусь, и полегчает сразу.

Я эту землю в памяти несу,

Я с нею словно пуповиной связан.

Мы плод её, мы плоть и кровь её,

Мы то, что ей желалось и мечталось,

Но время беспощадно разнесло

По далям нас… А сердце здесь осталось.

В траве ль былое, в памяти ль живёт –

На самом дне ты различишь любую

Жемчужину… Но не нырнёшь, как тот

Ловец удачи, в бездну голубую.

…Травинкой проверяю острый край –

Могу тревоги запросто прогнать я.

Спасенье наше – милый отчий край,

Земли родимой крепкое объятье.            

Гармошечка

                                 Гармонисту Гали Землиханову

     Гармонь, со спичечный размером коробок,

     Он вынул из нагрудного кармана.

Народ подумал: «То-то посмеёмся!  

Весёлый нам попался гармонист!»

Ну кто мог знать, что в ларчике узорном

Сокровище приют себе нашло?

Вот, набирая звук, она запела –

И онемел битком набитый зал:

Да это не гармонь! Да это ж сердце!

Гляди, как бьётся, как в руках дрожит,

В глазах суровых слёзы вызывая…

     Напев старинный весть издалека

     Для нас несёт, и плачет, и тоскует;

И как гармошка малая сумела

В себе такую бурю уместить?

Поди-ка сам малышке вслед попробуй!

И кажется: ещё, ещё немного,

И всех она с собою уведёт,

Потом за ней с «Кара урман» в груди

Потянутся на родину джигиты

     И вновь очаг угасший возгорится …

Не рви нам сердца!.. Стой!..

Народ вдруг ожил:

«Ну жару дал шутник! Всего-то ведь

Гармошечка – а душу растревожил».

Струна

                                  Памяти композитора

                                    Захида Хабибуллина

    Он был из тех, чей голос не умрёт –  

Пускай скрипач покинул мир подлунный.

Пока живёт, пока поёт народ –

Не умолкают порванные струны.

Не умирает песня, если в ней 

Смеётся радость или плачет горе.
И та из них во времени живей,

Какой душа без приглашенья вторит.

Пусть истекает расставанья час

И «Тафтиляу», как снежинка, тает –

Он был, он есть, он будет среди нас.

Напев звучит, и сердце подпевает.

Осеннее приглашение

Осенних листьев запах от земли,

Привычный вкус прощанья и прощенья,

И стаи птичьи в голубой дали –

В небесную дорогу приглашенье.

Летят они от сёл и городов,

Перекликаясь – или окликая

Не всякого, кто слышит этот зов,

А только тех, в ком сердце замирает.

Вползает вечер, как туман стелясь, –

Мечты мои туманны оттого ли?

Я со скалы готов в поток упасть

Души девичьей, будто из неволи

Спастись. Но ничему доверья нет

У нас, в земной обители тревожной…

Куда бежать и где искать ответ:

Как сделать невозможное возможным?

                                          Перевод Бориса Вайнера