АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ОЗЁРНОЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ СКАЧАТЬ

А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я

Александра Магзянова

Простое и сложное. Стихи

? ? ? ? ?

Двусторонняя тяжесть дверного проема - стук,

отдающийся грохотом, или бесшумный как

разрезающий зеркало озера юркий крюк,

что дрожит, пленный лески, в пропахших смолой руках.

Эти руки хватают резную ладонь двери,

но смыкаются губы замка - терпеливый ключ

будет лучше отмычек (хотя голова болит

и раздавленной ягодой подпись скрепил сургуч:

временные издержки на цены различных мер -

слово, кровь, красота, повторения вновь, и в круг

заключат треугольник как самый простой пример

постоянства живущего - птицы летят на юг).

В дверь стучится, целует рассохшийся ей порог

шестирукий, болезненный и бледноглазый бог

и, приливом отброшен, беспомощно смотрит вдаль:

за окном наконец-то засохший расцвел миндаль.

? ? ? ? ?

Как отец всех животных, включая людей и тлю,

сквозь полотна распахнутых век на тебя смотрю

(я торгую объятьями, жалок и невредим,

и возлюбленных братьями кличу). В моей груди

бьёт горячий источник (выдаёт его белый пар,

возникающий к ночи - я жадно её нектар

собираю - так бледные мертвецы,

превращенные в бабочек

жаждут живой пыльцы).

Все извивы - спиралью и листья растут в узлах,

(открывающий тайны живет в девяти телах,

и морочит все девять повенчанных мной голов,

стрелка смотрит на север, откуда моя любовь

возвращается, слова мне не сказав).

Почему же я помню только твои глаза? -

Раскололи пещеру, сокровища унесли,

камни сделали серыми, (сердце мое, боли:

во всех встреченных птицах,

во всех обреченных псах

узнаю твои лица,

мой молчаливый царь).

Объяснять поражения - как подойдет рабу

(но святые-блаженные встали на берегу,

да, копье поразит меня раньше, чем шепот губ -

защищая принцессу, Георгий, о ней забудь -

пусть копыта коня мне проломят больную грудь).

В.О.

И знать наперёд - сохранить, но не уберечь,

идущий последним по следу всегда ль идёт?

Скупая слова, хранишь их в котле, но Речь

уходит смолой, превращая поля и скот

в блестящие, томные, грузные корабли -

здесь лечат лишь то, что (по правде) и не болит.

Нутру ни жемчужин не вынести, ни плода,

права принадлежности считывают коды:

лишь требует жертв все предавшая Красота,

в которой лишь имя осталось от красоты.

На всякую просьбу киваешь в ответ - всегда

идёшь позади, заметая свои следы.

Не в этом ли дело, что в каждом легко узреть

и слабость, и силу (первому - больше льгот)?

Никто не боится ни сдохнуть, ни постареть,

пока он имеет в запасе туза и ход.

Ты смотришь в глаза тем, кто знает: такая смерть

лишь обод кольца, где написано:

«Все пройдёт».

? ? ? ? ?

Аде

И говоря о любви, добавляют: «взаимной»,

о завтрашнем дне, зарекаясь, бормочут: «не».

Ты знаешь, последняя ночь будет самой длинной,

но мы не увидимся больше. В твоей вине

и в теле твоём прозреваю разбитых улиц

заплатки и скрепы, которыми удержать

давно невозможно. Ты сплёвываешь, как пули,

слова и смеёшься - пока ещё можно ждать.

Что с нами случится? - неверный вопрос. Что может

случится с такими, как мы (если мы - не нас?)?

Запрет возвращаться (заплатишь ещё дороже) -

меняется атлас, сменивший весной окрас

на новые карты, и их потаённый сборник

ты прячешь в шкафу, отвечая: «откуда знать».

Не так понедельник страшен, как мрачен вторник:

устали валяться в грязи - так пора вставать.

И горькая песня рассвета по колыбельным

проходит, сминая тела и века в кули -

Ты снова смеешься и морщишься: «не смертельно,

нарывы прорвутся и вскроются волдыри:

границы не стоят гроша. И, живя отдельно,

всегда были солью (и кровью)

одной земли.

? ? ? ? ?

И беда моя в том,

что нет у меня беды.

Люди просты:

одни пожимают руки,

другие - поджимают хвосты.

Одни не знают, как будет: тОрты или тортЫ,

Другие чисты снаружи, внутри - пусты.

Одних держит слово, других костыль,

Одни встают на пост,

другие марают листы,

перестилают простыни,

втягивают животы.

Люди просты,

я не знаю сложных людей:

один не любит холодной воды,

другой не любит детей.

Одному открывай душу,

другого зови в постель.

Один идет и не слушает,

другой идет - видит цель.

Одному - райские кущи,

другому - марсовые поля,

Один любит погуще,

другой - когда его злят.

Третий не любит болеть,

четвертый - маленьких

французских цыплят.

Числа кончаются,

а я только начинаю перечислять:

один умрет от тоски,

другого погубит яд,

третий порвет башмаки,

(о четвертом не говорят)

Люди просты:

в других я вижу ненужные им черты,

а кого-то мыслю почти святым,

спотыкаюсь, моргаю часто, «иду на ты»,

не могу остыть.

Люди просты,

но мне-то как стать простым?

Даже я - единица,

являюсь как шесть шестых.

в поисках следующего числа

прибавляю до дурноты,

открываю не только свой,

но и чужие рты,

выхожу без золота золотым.

Сложность является рамкой для красоты,

но все прекрасные вещи,

будь то руки, лица, исписанные листы,

нагромождения возвышающих запятых

или любимой оставленные следы,

для меня хуже любой узды.

И беда моя в том,

что нет у меня беды.

ЛАСТОЧКИ

Время кончается, мне снятся мои друзья

в разбитой ступенчатой чаше: смотрят вниз.

Небо спускает легкие снежные якоря,

цепляют крючки меня за спину - вместо лиц

я узнаю лишь плоские блюда на голове,

ем постоянство, оно рвет мои бока.

Я говорю другим, что люблю. Пока

это ли правда, если не снишься мне?

Я давно знаю, что стоит кого позвать:

буду иметь и ключ, и открытый ход.

Только я внутренний и нечестивый тать,

или я - внешний, с которым наоборот?

Требую таять тебя

и себя беречь,

и, получая подачки,

бодаю стол.

Мне тяжело разговаривать:

эта речь

может вести и в воду,

и на костер.

Я же желаю кувшина из милых рук.

Пусть не любимым

будешь,

хотя бы - друг.

? ? ? ? ?

Ты знаешь, что мне нелегко даются отчетливые решения,

что я себя чувствую наглой мушкой,

опаздывающей в движении,

что портит фактуру в тенях и жжением

сбивает все вымышленные мишени.

Но флейта играет (толкаешься ты - волшебная?),

но флейта играет, и рамка больная шейная

ложится в прорезь плеча и уха,

ты улыбаешься -

когда я стану седой старухой

(сейчас стараешься!)

земля прогнется под белым пухом

(не в мае маешься,

ведь в белых пятнах узнать друг друга,

неважно, нравишься,

влюблен, надежен иль занят другою сложностью,

едва возможно.

Другие кличут тебя возможностью,

а я молчу, проставляя галок во вторник кипами.

Всех рыжих я себе представляю Липами,

и тех, кто меня задевает - Клёнами.)

Я губы кусаю,

чтоб помнить - они солёные.

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера

Центр

Владимир Вольвач

Юлия Бунина

Мария Конопицкая

Регионы

Россия

Западная Европа

Кавказ

Азиатско-Тихоокеанский регион

Африка

Восточная Европа

Северная Америка

Центральная Азия

Страны Балтии

Александра Магзянова

Простое и сложное. Стихи

Голосование

Как часто вы посещаете портал "Мегалит"?

Журналы

Журналы, публикация которых на сайте прекращена: