Валерий Кириченко

Курс судьбы поэта Юрия Баранова

Сборник стихов «Гром небесный», не иначе, можно найти на просторах Интернета. Сборник другого иркутянина – «Гул небесный» стоит почти бездыханным на полках книжных магазинов вот уже несколько лет. И всё же «Град небесный» – тоже иркутского поэта – только что вынут из полиграфических машин.*

Сине-голубую книжку карманного формата с росчерком газотурбинных струй самолёта над белыми кучевыми облаками мне презентовал на «Литературном квартале» главного сквера Иркутска в день города сам автор. Скажу честно, книжку стихов прозаика и детского писателя я открыл с нетерпением – мы оба в какой-то степени породнены Дальней авиацией: Юрий Иванович – военный лётчик в Сибири, а я – тогда ещё сержант отдельного батальона авиационно-технического обслуживания авиаполка стратегического назначения в Карелии.

И всё же: что нового открою я в этом человеке, которого знаю как литератора? Если коротко, то его поэтический труд – о державности и верности России, о православной составляющей поэта и его месте в социуме, о гражданской позиции чуть ли не в мировых процессах бытия и лирических экскурсах в окружающий мир, о личной поэтической лаборатории и любви к своей лётной профессии. Ну и, конечно же, о времени и о себе. Всё это – в семидесяти стихотворных произведениях, отчасти, как мне показалось, выстраданных душой. А вот стоило ли «страдать», попробуем спокойно и аргументировано разобраться.

Прежде всего, главное замечание – стихи Юрия Баранова стопроцентно авторские, они не навеяны чьим-то признанным талантом, в них нет надоевшей оскомины подражательности под какого бы то ни было классика: что вышло из-под пера, то и вышло. И в этом – самобытная ценность поэта.

Краткое предисловие к книге опускаю преднамеренно – я никогда не читаю чужих рецензий, пока не напишу свою. Как говорил Виктор Гюго, объясняя, почему он не читает других авторов, «коровы не пьют молока, чтобы не испортить собственное».

Что касается рисунков, выполненных самим Юрием Барановым почти в таком же количестве, сколько и стихотворений в сборнике, то они, на мой взгляд, ошеломительно талантливы. Тонкая графика иллюстраций вызывает столь же тонкие эмоции, как и сами сюжеты рисунков, их содержательные акценты, философия пространства и деталей метафорических чёрно-белых картин. Поразительно то, что контуры и детали рисунков так экономны, так ненавязчивы и в то же время так самодостаточны, что просто диву даёшься: поистине профессиональное чутьё у художника, мастерски сочетающего русский пейзажный, русский графический стиль и … мистику современного модернизма. Отсюда, наверно, внутреннее вдохновение и поэтической составляющей Юрия Баранова.

Меня всегда привлекает творческая лаборатория поэта, его видение стиха, отношение к собрату по перу и самой поэзии, ну и, конечно же, мировоззрение поэта. Надо сказать, что в «Граде небесном» этой проблеме посвящено немало строк. «На голубом без грунта полотне // Рисую краской чувственной и вечной // Свои стихи, что виделись во сне», – говорит Юрий Баранов, раскрывая истоки своего вдохновения, когда душа закрыта от мирских забот и распахнута для творчества. И всё же поэт, ностальгирующий по своей профессии даже в забытьи, не всегда доверяет интуиции: «Какою правдой наше небо дышит? // И мог ли истину увидеть я во сне?» – спрашивает он.

Истинно русский лётчик-поэт даже в отставке всегда в строю: «В обойму зарядил слова // Слова, готовые стрелять // Слова такие всё сожгут // И в каждом сердце оживут». И пусть эта рифма глагольная и противоречивая, в гражданственных стихах она к месту. Хотя в то же время именитый классик мог сказать и по-иному: «глаголом жечь сердца людей». Но высказаться иначе Ю. Баранов, видно, не может и заявляет далее: «Я падал и в строй становился опять // Такая судьба для меня благодать // И гнать чужеземную чёрную рать!».

Но не слишком ли воинствен поэт? Что-то сильно попахивает поспешностью простенькой рифмы. Если поэт исконно русский, то не следовало ли обратить свой праведный гнев на внутреннюю «скрытую рать»? Было бы куда справедливее. Однако он всё равно воюет: «Я курс судьбы хочу равнять // На маяки военных песен». А почему не «гражданских», «мажорных», «лиричных» песен? «Солдатских», наконец? Не пора ли встать на путь мира и согласия? Иначе какими тропами пойдёт на новую войну поэт? И нужна ли она ему? Вот в чём сакраментальный вопрос касательно творческой лаборатории поэта и нашей реальной жизни.

Другая «запятая» в «Граде небесном» – философия местоимений «мы» и «я», а точнее – их уместность в конкретном стихотворном произведении. Говоря о проблеме преемственности поколений, Ю. Баранов резюмирует: «Растрачено и заложено // Нажитое отцами // И тело Родины нашей // Мы сами покрыли рубцами». Но почему «мы»? Если поэт хочет за что-то взять личную ответственность – флаг ему в руки, пусть так и говорит: «Я сам покрыл рубцами». Честный сверстник поэта и читатель его стихов никакими «рубцами» Родину не покрывал. Мало того, кто зло бросал реплику «В этой стране дураков», он тут же парировал: «Так ты, выходит, тоже дурак?!» Нет, русофоб себя хотел видеть умным! Так что путь поэтических обобщений очень скользкий и рискованный.

Тем не менее, поэт продолжает:  «Мы разодрали державу // Жадной рукой окраин». Да окстись, поэт! Мы-то тут причём? Мы и все окраины высказались чётко и ясно за сохранение Советского Союза, однако «троица» – всего лишь троица, облечённая государственной властью! – начихала на волю народа (то есть на «мы»!) и сделала всё по-своему. Разве поэт об этом не знает, разве он об этом слышит впервые? Так зачем же публичный стих наполнять сомнительными сентенциями? А вот когда он пишет далее: «Кто там ещё на Россию? // Мы не таких видали!» – совсем другой коленкор. Именно все мы в ответе за Родину, если у границы реальный враг, а не сконструированный антирусским телевидением.

И когда литературный коллега заявляет со страниц своей на вид прелестной книжки: «Мы – осколки империи // Кухонные аналитики // Над горьким стаканом водки // Громим вождей и политиков», оппоненту-патриоту становится не по себе. Он не считает себя «осколком империи», не сидит за стаканом водки, когда душа на разрыв, а вот «кухонный аналитик» он – как и все, потому что если выйдет на площадь без письменного разрешения властей и в микрофон «отблагодарит» любую партию за нескончаемую болтовню, его тут же пригласят «на беседу». А что: разве в России хоть когда-то было иначе? Однако видение окружающего мира у автора сборника почему-то скатывается нередко на политологический аспект: «Мы живём на раскоряку // И нелепы, и смешны // То ползём с каким-то бряком // То взлетаем до Луны // То спасители Европы // То дубасим всех подряд». Опять это обращение «мы». «Дубасим»-то не мы, а политики, как в приснопамятные дни развала Советского Союза. Неужели поэт не понимает, что не все думают о той же Украине так, как пишет он в своих стихах? Ведь в России обрусевших украинцев сегодня наберётся ещё на две Украины – там родина их дедов и прадедов, там могилы их предков. Разве гражданская позиция поэта в такой ситуации верна? Разве она служит и так хрупкому в России межнациональному миру? Разве сам поэт не из украинского Мелитополя? И как он посмотрит в глаза бывшим друзьям лётчикам – украинцам, когда они прочитают его «поэзию»? Обернуться это может только персоной нон-грата. Как и для другого иркутского поэта, который «прошагал» сегодня в своих виршах якобы русским сапогом по Эстонии и Латвии.

Такое стихоплётство – совсем не во благо России, которая ещё недавно клялась в братстве по крови с украинцами. Однако вот уже четверть века вместо отторгнутой Украины в братья нам определили … Казахстан! Но политика движется по спирали, мы снова станем братьями украинцам. Что тогда будут писать барановы и сотоварищи? И что они писали об Украине в советские времена? Политическая мимикрия! Потому резон ли включать в сборник стихов политику, далёкую от поэзии? Не лучше ли необдуманной поэтической публицистикой упражняться в стол? Потомки скажут спасибо, и курс судьбы поэта будет выверенным.

На этом можно было бы поставить жирную точку в рецензии и отправить в печать. Но всё ли было бы по-честному по отношению к поэту? Думаю, нет. Просто он политику ни с того ни с сего «воткнул» в середину сборника, тем самым спровоцировал читателя «отвернуться» от поэта. Я так поступать не могу, как бы мне ни было тяжело читать это. А потому – вновь о стихах.

Мерило особенностей творчества любого поэта – богатство стихотворных образов и метафор, да притом таких, каких нет у поэта-собрата. Многообразие же  метафор и образов – бесконечно. Найти их в собственной душе, а не на просторах Интернета, – вот ключевая задача поэта. Есть ли они у Юрия Баранова? Да, есть. И немало. Это и струящийся снегопад над храмами – белыми ангелами Сибири, и вышитый серебром туман рассвета на фоне летнего неба – «голубом без грунта полотне»,  и «лиловость рассвета в лиловости ночи», где «запах сирени как горечь разлук»: «И ржаво и грустно увянет сирень. // И падает занавес. Синяя тень».

Что сокрыто в этих двух безыскусных строках поэта? Наша юность и затем наша старость – «синяя тень» под занавес жизни. Круговорот их, как и самой Природы, неотвратим. «Всему своё время!» – постоянно твердит «Радио России». Занавесу жизни – тоже время своё: «И когда я улечу к Престолу,// Спросят ангелы, каких я сфер: // «Господи! – отвечу. – Я же русский! // Павший за Россию офицер».

Лирический герой Юрия Баранова здесь искренен и настолько адекватен читателю, что может иногда всколыхнуть сердце и накатить слезу на глаза, если ты тоже давно убелённый сединой офицер. Ведь способен сказать иркутский поэт вдруг яркое слово! Если бы так же адекватна этому слову была композиция сборника. А она, к сожалению, не продумана нисколько, всё «свалено» в кучу, даже наспех. Политики больше, чем лирики, а поэтическая публицистика довлеет так явно, что собственно поэзию приходится отыскивать как песчинку золота в груде… руды!

Поспешность в выборе поэтического слова порой настолько очевидна, что просто диву даёшься. Вот к примеру: «Ржавеют созвездья сирени, // Грязнится лиловая стыдь».

Или: «Сибирскую стать узнаю. // Зелёную чудь отмолили».

Мало того, что повторы найденных ранее образов «ржавой сирени» и «лиловой лиловости», так ещё и неуместные московско-рязанские и воронежско-тамбовские архаизмы времён Владимира Даля типа «стыдь» и «чудь». Неуклюжая попытка их использования в современной поэтической лирике и явные штампы типа «сибирская стать» наподобие давно изжёванной «сибирской шири» ну просто умиляют! Вот только не от восторга. А поэтический портфель Ю. Баранова – «как эпилог в романе», «не хрюкает, не лает», «он к звёздам улететь … готов». Как говорится, без комментариев!

 

Июль, 2015.






*Юрий БАРАНОВ. Град небесный: Стихи – Иркутск, «Форвард», 2015. – 127 с., с илл.