Александр Юдин

Взрыв мозга. Жёсткий приворот. Гриб всевластия. Лёгкий способ. Симпатическая магия. Рассказы

foto3

 

Родился в 1965 г. в Москве. По образованию и профессии – юрист. Публиковался в журналах «Полдень XXI век», «Юность», «Наука и жизнь», «Знание-сила», «Искатель», «Мир Искателя», «Наука и религия», «Тайны и загадки», «Ступени», «Хулиган», «Шалтай-Болтай», «Космопорт» (Минск), «Я» (США), «Edita» (ФРГ), и др., а также в сборниках «Настоящая фантастика-2010», «Настоящая фантастика-2011», «Самая страшная книга-2014». Автор романов «Пасынки бога» (2009) и «Золотой лингам» (2012, в соавторстве с С. Юдиным).

 


 


 


ВЗРЫВ МОЗГА


Рассказ


 


Девушка в кожаных шортиках и коротком топике из последних сил бежала по выщербленному асфальту. Девушку звали Кристина. Грязно-белый с прозеленью туман скрадывал неряшливые очертания урбанистических строений по обеим сторонам улицы. Внезапный порыв ветра взъерошил девушке волосы, прогнал по асфальту обрывки газет, окурки и полиэтиленовые пакеты и, просвистев дальше, вырвал клок тумана, обнажив красную телефонную будку с побитыми стеклами. Кристина поправила лямки брезентового рюкзака и со всех ног припустила к будке. Не добежав до телефона метров десяти, она резко остановилась, настороженно всматриваясь в туман и прислушиваясь. Она явно чего-то боялась. Помедлив секунды две, девушка собралась с духом и медленно двинулась вперед.


Ей оставалось сделать всего пару шагов, когда раздался хруст битого стекла и из-за будки, пошатываясь, выступила тварь. Тварь была скроена из двух пар человеческих конечностей: ниже бедер – волосатые мужские ноги, а выше – тоже ноги, только женские. С этих последних кожа была ободрана, мышцы и сухожилия обнажены, зато ступни украшали туфельки с каблуками-шпильками. В том месте, где все четыре ноги срастались друг с дружкой, угрожающе зияла дыра зубастого сфинктера. Тварь двинулась вперед, лихорадочно зондируя пространство верхними конечностями.


Создание было явно слепо, а вот способно ли оно слышать? Кристина засомневалась. Поэтому на всякий случай замерла и даже задержала дыхание. Тварь чуть помедлила, но уже в следующее мгновение уверенно ринулась на Кристину, целясь в нее острыми каблуками. Девушка взвизгнула, развернулась и опрометью бросилась прочь. Четырехногий монстр, прихрамывая, заковылял следом.


Кристине почти удалось оторваться от неуклюжего преследователя, как вдруг ей наперерез из тумана выпрыгнул гигантский пес с окровавленной пастью и белыми, точно вареные яйца, глазами. Девушка ловко отскочила в сторону, но, к несчастью – прямо на использованный кондом; взбрыкнув в воздухе ногами, она со всего маху шлепнулась на спину. Белоглазый тут же вцепился ей в левую лодыжку. Кристина принялась с остервенением пинать его правой ногой. Тяжелый армейский ботинок моментально превратил собачью морду в кровавое месиво, и пес с недовольным рычанием выпустил добычу. Но тут сзади подоспел Четырехногий и, опершись на все четыре конечности, навис над Кристиной. Она попыталась вскочить и угодила головой аккурат в зубастую дыру монстра. Раздался отвратительный хруст, тело девушки забилось в конвульсиях. Воспользовавшись моментом, пес деловито вгрызся ей в пах.


 


* * *


– Бли-ин! – воскликнула Кристина и в раздражении отпихнула от себя клавиатуру. – Достало! И почему сохраниться, блин, можно только у телефонов-автоматов?


– Моя очередь. Давай, – произнес стоявший за ее спиной брат – подросток лет пятнадцати со снулыми рыбьими глазами.


– Да подожди ты, – отмахнулась девушка.


– Давай. Моя очередь, – повторил парень.


– Ну, Бо-орь! У меня еще одна жизнь, блин, осталась.


– Нет, – ответил тот. Левой рукой он схватил сестру за волосы, а правой полоснул ей по горлу канцелярским ножом.


Девушка забулькала, судорожно хватая ртом воздух и пуская розовые пузыри. Борис молча спихнул сестру с кресла, сел на ее место и стремительно заработал мышью.


В дверь комнаты постучали. Подросток никак не отреагировал, продолжая давить на клавиши и щелкать мышью. Стук повторился, дверь приоткрылась и в комнату заглянула женщина с озабоченным усталым лицом.


– Идите ужинать, – сказала она, близоруко всматриваясь в полумрак помещения. – А где Кристя?


– У нее здоровье кончилось, – не отрывая глаз от монитора, заявил Борис и ткнул пальцем в вниз и в сторону.


Посмотрев на пол, женщина сунула в рот кулаки и пронзительно завизжала.


 


* * *


Пузатый мужик в растянутых трениках и застиранном тельнике убавил звук телевизора.


– Отстой полный, – поморщился он. – С самого начала все понятно и предсказуемо. Нашли, чем удивить: идиот брат зарезал сестренку-дебилку за то, что та не уступила ему комп… Туфта галимая, ексель-моксель!


Он запрокинул голову и вылил в себя остатки пива из бутылки, потряс ее, посмотрел на свет и со вздохом поставил на пол.


– Нина! – позвал он. – Пивка мне еще принеси. Из холодильника… Нинка! Оглохла что ли? Пива, говорю, принеси!


Минут через пять в комнату вошла женщина в цветастом халате, молча протянула мужу открытую бутылку и замерла, сложив красные, натруженные руки на засаленном переднике.


– Наконец-то, – проворчал пузан. – Я уж думал, ты там померла, ексель-моксель…


Он сделал большой глоток и поперхнулся.


– Ек… екс… й-окс… – удивленно заикал он.


Неожиданно глаза вылезли у него из орбит, словно шарики для пинг-понга, а бутыль выскользнула из ослабевших пальцев. Толстяк широко разинул рот, силясь то ли закричать, то ли сказать что-то. Но вместо слов изо рта у него вырвался придушенный хрип и какой-то желтоватый дымок. Он с ужасом уставился на супругу.


– М-м-мооокссель… – промычал он, царапая руками выпирающее из-под тельняшки пузо.


– Все кишки мне выел, алкаш проклятый, – ровным, безжизненным голосом заметила женщина.


 Толстяк сделал отчаянную попытку встать с дивана, но тут брюхо у него лопнуло и на ковер хлынула зеленая жижа.


 


* * *


– И это они называют хоррором? – не то хихикает, не то всхлипывает мужчина. – Брат зарезал сестру, жена отравила мужа, хи-хи-хи-хи! Если вы хотели меня насмешить, поздравляю – вам это удалось, хи-хи….


Несмотря на такое заявление, из глаз мужчины безостановочно текут слезы. Сморгнуть их он не может, как, впрочем, не может даже закрыть глаза – этому препятствует специальное, надетое ему на лицо устройство с векодержателями. Сам он тоже накрепко зафиксирован в кресле, похожем на гинекологическое, так, что не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Кресло снабжено моче– и калоприемниками. Тем временем титры на расположенном перед ним экране возвещают о начале нового фильма. Мужчина хихикает и плачет, хихикает и плачет…


Два человека в белых халатах – один среднего возраста с окладистой каштановой бородкой и второй – пожилой, в огромных бифокальных очках с диоптриями – внимательно наблюдают за мужчиной в кресле через стеклянную, прозрачную с их стороны стену.


– А вы убеждены, профессор, – спрашивает Бородач, – что ваш метод поможет вернуть этому бедолаге душевное здоровье?


– Понятия не имею, – пожимает плечами очкастый профессор. – Тем паче, он и так абсолютно здоров… Точнее, был здоров, когда поступил ко мне.


Бородач, округлив глаза, долго смотрит на собеседника.


– Ну, знаете, профессор! – взрывается он. – Это… эт-то… – Он буквально захлебывается от возмущения. – Вы просто безумный старик! Я этого так не оставлю… Ни в какие рамки! Я сейчас же, немедленно…


Бородач решительно разворачивается и направляется к выходу. Профессор семенит следом. Когда Бородач подходит к двери и притормаживает, чтобы ее отворить, профессор опускает руку в боковой карман своего халата, вытаскивает оттуда шприц, и резким отработанным движением вонзает иглу в бедро Бородача. Тот, удивленно вскрикнув, падает как подкошенный.


Профессор склоняется над упавшим, щупает ему пульс, оттягивает веко и бормочет: «Ничего, ничего, голубчик… Все образуется. Для начала испробуем классику: поставим вам парочку «Восставших из ада», «Пятницу 13» и старую добрую «Техасскую резню бензопилой» … Да, «Резню» непременно! А «Кошмар на улице Вязов»? А вот его, пожалуй, не стоит… Если не увидим ожидаемого эффекта, применим массированную атаку актуальными средствами… «Пила 3D», «Астрал», «Вместилище кошмаров», «Еда» – в равных пропорциях. Потом – возможно – «Страх сцены» и «Я плюю на ваши могилы», ремейк разумеется… О! Вы еще, голубчик, от счастья писаться станете!»


 


* * *


Переполненный зал взрывается аплодисментами. На сцену выходит ведущий в сиреневом с искрой костюме.


– Дамы и господа! – восклицает он. – Вы только что посмотрели фильм «Зловещая хрень» молодого, но дьявольски талантливого режиссера Павла Лаврина. Надеюсь, вы получили такое же неподдельное удовольствие от просмотра, как и ваш покорный слуга. – Ведущий галантно раскланяется, зал аплодирует. – А теперь давайте попросим к нам автора этого неординарного и, не побоюсь заявить, знакового творения. Ита-ак… Павел! Лаврин!! Встречайте!!!


Зал вновь взрывается аплодисментами, а на сцену, победно потрясая руками, взбегает молодой человек в потертых джинсах, зеленом свитере, с гладко выбритой головой, татуированной языками пламени.


– Павел, красота ты моя, – обращается к нему ведущий, – расскажи-ка нам, что для тебя самого значит «Зловещая хрень»?


– Н-ну… фильм этот во многом этапный для моего творчества … – начинает режиссер.


– Как тонко подмечено! – прерывает ведущий. – Этапный, несомненно, этапный! А вот еще вопрос, которым наверняка задаются многие зрители: персонажи твоего фильма, кто они?


– Люди, – уверенно отвечает Павел.


 – Это понятно. Но кто на самом деле скрывается за образами геймерши, ее отмороженного брата, толстяка-телезрителя, его жены-отравительницы, сумасшедшего профессора, наконец?


– Н-ну… дело в том, что «Зловещая хрень» многоплановый фильм; он содержит в себе сложную семиотическую систему знаков и символов…


– Замечательно! – снова прерывает его ведущий. – Просто замечательно! Именно это мы и хотели услышать. А верно ли я уловил основную идею, главный посыл картины: пагубное воздействие на человеческий мозг интернета и телевидения?


– Бред! На самом деле…


– Так я и думал. Тогда расскажи нам лучше, э-мм… расскажите-ка… Вот что! К какому субжанру, точнее направлению ты относишь свою «Зловещую хрень»? Постой, постой! Дай угадаю: есть в нем и сюр и эстетический эклектизм… Постмодерн, верно?


– Какой еще постмодерн? – хмурится Павел.


– Нуар? – делает вторую попытку ведущий.


– Это сплаттерпанк, – с ноткой раздражения в голосе поясняет режиссер.


– Сплаттерпанк, разумеется, сплаттерпанк, – легко соглашается ведущий. – Я знал, просто забыл. Нелинейность повествования, мрачный, асоциальный посыл – натуральный сплаттерпанк! В любом случае, твой фильм, э-мм… подлинное событие, веховое явление в нашем российском кино.


Режиссер пожимает плечами и скромно улыбается.


– Новое, свежее слово в отечественной кинематографии, – продолжает ведущий.


Улыбка режиссера становится шире. Он разводит руками и делает нечто вроде книксена.


– Хотя почему только отечественной? – не унимается ведущий. – Мировой кинематографии!


Павел Лаврин расплывается от уха до уха.


– Твой фильм, это настоящий… настоящий… взрыв мозга!


Улыбка режиссера моментально гаснет. Он бросает на ведущего испуганный взгляд и переспрашивает:


– Ч-что?


– Взрыв мозга! – четко артикулируя слова, с расстановкой повторяет ведущий.


Режиссер отшатывается и в панике обшаривает глазами неожиданно притихший зал. Ведущий молча – внимательно и жадно смотрит на Павла. То же жадное предвкушение ощущается во взглядах зрителей: разряженных, женоподобных мужчин и женщин с мертвенно-ботексными лицами. Все они чего-то напряженно ждут.


Лаврин проводит вспотевшими ладонями по своей татуированной голове, и чувствует, как та стремительно увеличивается в размерах, вспучиваясь огромными волдырями, будто забродившее тесто.


– Мм-му-у-э-эм-у-э… – пытается что-то сказать Павел Лаврин. Но не успевает.


Раздается громкий, сочный хлопок – голова режиссера взрывается, и во все стороны шрапнелью летят бело-розовые куски его мозга. Ведущий и зрители ловят их в воздухе, подбирают с пола и жадно суют в рот. Единственный звук, который теперь слышен в зале – это влажное чавканье, чавканье, чавканье…

 

 


ЖЁСТКИЙ ПРИВОРОТ


Рассказ


 


Гулькин вышел из кабинета начальницы бледный, в холодном поту. Шаркая, добрёл до своего места и плюхнулся в кресло. Во рту у него пересохло, а в голове звенела пустота. И лишь одна мысль неоновой вывеской сияла в этой зияющей и звенящей пустоте: «УВОЛЬНЕНИЕ ПО СОКРАЩЕНИЮ ШТАТОВ». Он отхлебнул из кружки давно остывший чай и окинул взглядом офис. Остальные сотрудники как ни в чём не бывало пялились в мониторы и перебирали бумажки. И не обращали на него внимания. Или делали вид.


На Гулькина накатила обида. Почему он? Что за невезение! Отчего, в самом деле, не уволить Стряпухина? В фирме тот совсем недавно, у него ещё испытательный срок не истек, даже сокращать не пришлось бы. Или ту же Далилову, к примеру? Вон она, кобыла ленивая, как обычно жует овсяное печенье и спокойно листает газету. В рабочее время, между прочим!


Нет, всё дело в Туче – так сотрудники за глаза величали свою начальницу Тучкову Диану Петровну. Она его с первого дня невзлюбила, постоянно придиралась. И было бы за что! Конечно, он не очень молод, почти лыс и вообще, как мужчина, малопривлекателен. Не то что Стряпухин. Но работник-то он исполнительный и опытный. А главное, сама Диана Петровна тоже далеко не модель! Мягко говоря. Недаром же её прозвали Тучей.


– Батюшки! – воскликнула Далилова и вскочила, точно ошпаренная. – Уже пять минут как обед, а мы всё горбатимся. Этак и язву можно заработать. Я в столовку, кто со мной? Гулькин, пойдёшь? Как знаешь. А чего такой кислый? Прям зубы от тебя сводит. – В офисе раздались злорадные смешки. – На-ка вот, отвлекись, почитай прессу. – Она кинула ему на стол газету «Треножник пифии», раскрытую на странице рекламных объявлений, и удалилась гарцующей походкой.


«Астротантрическая фирма «Золотой лингам», – машинально прочитал Гулькин. – Срочная магическая помощь уже сегодня. Обширный ассортимент услуг. Заговоры, талисманы, амулеты; волшебные конфеты, неразменные монеты. Снятие порчи, возврат жён-мужей, собак и кошек. Поворот денежных потоков. Любовный приворот, в том числе с полным подчинением…». Взгляд Гулькина зацепился за последнее предложение. «Приворот с полным подчинением». Он нахмурился. А что, если..?


Воображение услужливо принялось рисовать картины, одна другой прельстительней. О том, как зловредная фурия чудесным образом превращается в заботливую, даже любящую начальницу, готовую исполнить любую его прихоть… И вот он уже командует отделом, а Стряпухин с Далиловой у него на побегушках. Да что там! Сама Туча в его, Гулькина, полном подчинении.


Судя по указанному в объявлении адресу, «Золотой лингам» находился где-то рядом – одна остановка на метро. «А что? – решился Гулькин. – Вот сейчас и съезжу, время всё равно обеденное».


 


* * *


– А как его применять? – спросил Гулькин, с сомнением разглядывая крохотный синий флакончик.


– Прежде всего, добавьте в пузырёк капельку своей крови и хорошенько взболтайте, – начал объяснять мужчина в деловом костюме, отрекомендовавшийся доцентом тантрогенетических наук.


– Крови? – с беспокойством перебил его Гулькин. – Зачем это?


– Чтобы средство сработало адресно. В противном случае сексуальная привязанность сформируется в отношении произвольного лица. Проще говоря, объект, употребив эликсир, влюбится в первого встречного.


– Ага, ага, понял, – кивнул Гулькин. – Значит, смешать с кровью, а потом?


– Добавляйте по три капли эликсира в любое питье или пищу объекта, – терпеливо продолжил доцент, – один раз каждые два дня в течение трёх недель.


– Так просто? А подействует?


– У нас годовая гарантия. При условии соблюдения клиентом предписанной дозировки. И сохраните, пожалуйста, товарный чек.


 – Понятно, – неуверенно протянул Гулькин. – А если я, как-нибудь, того… больше трёх капель плескану? По случайности, к примеру. Что будет? Ну, в смысле, отравиться этим вашим эликсиром нельзя?


– Средство совершенно безвредно, – заверил доцент. – Но гарантия в этом случае аннулируется. И потом, вы же, насколько я понял, желаете получить на выходе стойкую привязанность, а не жгучую животную страсть? Последняя может оказаться несколько, гхм… обременительна. Кроме того, не исключены побочные эффекты.


– Да, да, – согласился Гулькин, – стойкой привязанности, полагаю, будет вполне достаточно.


По дороге на работу он зашёл в кафе, слегка перекусил и принял для храбрости сто граммов водки. Потом поразмыслил и хлопнул еще пятьдесят – для верности.


 


* * *


В офисе Гулькин незаметно позаимствовал у Далиловой шило. В туалете промыл острие жидким мылом и уединился в кабинке. После нескольких попыток он сумел выжать немного крови в пузырёк с эликсиром, тщательно его встряхнул и сунул в карман.


Когда он зашёл в приёмную, секретарша как раз собиралась относить Туче поднос с кофе.


– Нина, – попросил её Гулькин, – сооруди-ка и мне чашечку.


Секретарша отвернулась к кофейному аппарату, а он тем временем быстро выдернул зубами пробку и опрокинул пузырёк над кружкой начальницы. Руки его тряслись.


– Вы к Диане Петровне? – спросила секретарша, оборачиваясь и подавая ему кофе.


– Ага, но у меня не горит. Пожалуй, я попозже зайду.


Выйдя из приёмной, он посмотрел флакон на просвет и обнаружил, что тот абсолютно пуст! Сначала он несколько опешил и даже испугался. Но потом махнул рукой: черт с ней, с этой гарантией! Ну, предположим, втрескается в него Туча по самые уши, так что с того? Пускай! Ещё вернее выйдет. Тогда уж точно можно будет из неё веревки вить! Да и вообще не факт, что эликсир подействует.


Успокоив себя таким образом, Гулькин вернулся на рабочее место и стал ждать.


Часа через полтора Туча вышла из кабинета, буркнула: «Я на встречу», и в развалку направилась к выходу. При ходьбе всё её необъятное тело подрагивало и колыхалось, точно подтаявший студень. «Вот квашня», – с неприязнью подумал Гулькин. Поравнявшись с ним, Туча неожиданно остановилась, приблизила к нему щекастое, потное лицо и негромко, с придыханием произнесла: «Дождитесь меня, есть разговор».


Гулькин мысленно возликовал. Кажется, подействовало!


 


* * *


Без двадцати шесть, когда сотрудники уже собирались по домам, Туча вернулась. Она оглядела Гулькина с головы до ног налитыми кровью глазами, обеими руками поправила монументальный бюст и заявила: «Через десять минут – ко мне». Теперь у него не осталось никаких сомнений – не обманул доцент, эликсир настоящий!


Когда Гулькин, выждав четверть часа, зашел в кабинет, начальница молча указала ему на стул. Он сел, постаравшись принять позу как можно более небрежную, даже ноги вытянул. Туча молча перебирала какие-то странные предметы, разложенные перед ней на столе: нечто вроде мухобойки и два меховых кольца, соединенные цепочкой. «Смущается, старая корова», – догадался Гулькин и решил взять инициативу на себя.


– Ну что, Диана Петровна, – спросил он с фамильярной ухмылкой, – полагаю, о моём сокращении больше речи не идёт?


Начальница медленно поднялась. Гулькин едва сдержался, чтобы не захихикать: Туча явно решила произвести на него впечатление и перед встречей кардинально сменила имидж. Она натянула на себя тесную куртку с заклёпками, кожаную юбку и высокие сапоги; между короткой юбкой и сапогами выпирали целлюлитные ножищи, словно два узловатых баобаба. Бррр! И ведь всё это, чтобы ему, Гулькину, понравиться. Вот дурища! Точно, втрескалась. Ну, теперь-то она у него попляшет. Теперь все у него попляшут! Гулькин вновь усмехнулся и, набравшись наглости, подмигнул начальнице.


Между тем Туча обошла стол и грозно нависла над Гулькиным.


– Конечно, нет, – пророкотала она, потянув носом воздух. – Какое может быть сокращение? Я тебя по восемьдесят первой статье уволю.


– Э-э? – опешил Гулькин, непонимающе хлопая глазами.


– Не «э», а за нахождение на работе в состоянии алкогольного опьянения. Кстати, так оно выйдет и быстрее и дешевле. Опять же трудовую инспекцию уведомлять не надо.


– Что быстрее? Как дешевле?! – Гулькин вскочил, опрокинув стул, и в панике попятился к двери. – Как, то есть, по статье?!


– А так, – охотно пояснила Туча. – От тебя, озорника, спиртным за версту несёт. Я ещё давеча почувствовала. Сейчас вот Нину приглашу, акт составим и – вперёд, заре навстречу, без выходного пособия.


– Но… Но… Диана Петровна, за что? – растерянно забормотал Гулькин. – То есть, я хотел сказать… предложить… может, как-нибудь того… по-другому решим? Иначе как-то разберёмся… сами, по-свойски, приватным образом… без Нины…


– Иначе? – переспросила Туча, тяжело наступая на Гулькина. – Без Нины, говоришь? Можно и без Нины, можно и по-свойски. Хе-хе-хе! – вдруг заколыхалась начальница. – Хе-хе-хе! Приватно, значит, хочешь? Ладно, будь по-твоему.


Откуда ни возьмись в руке у неё появился не то хлыст, не то стек. Она несколько раз согнула его, видимо проверяя на упругость, и перевела взгляд на подчинённого.


– Но, Гулькин, ты же понимаешь… – почти ласково продолжила Туча. – Ты был сегодня плохим мальчиком. Очень плохим. Верно? – Она занесла хлыст. – Тебя спрашиваю! Ну?!


– Ве… верно, – промямлил тот, упёршись спиною в дверь. Дальше отступать было некуда.


– Да, да! Ты очень плохой мальчик, Гулькин, – с удовольствием повторила Туча и облизала толстые, с фиолетовым отливом губы, – и тебя следует наказать. Примерно наказать. Следует, спрашиваю? М-м? Не слышу!


Туча резко махнула рукой, и над ухом Гулькина раздался оглушительный щелчок хлыста. Он вжал голову в плечи и обречённо проблеял:


– Да, моя госпожа.


 


 


ГРИБ ВСЕВЛАСТИЯ


Рассказ


 


«Вот дерьмо!» – выругался Марио. Он споткнулся о трухлявый ствол упавшего дерева, не устоял на ногах и рухнул лицом в красную, устланную гниющими листьями землю. Тяжелый рюкзак больно стукнул его по затылку. Марио поднялся, яростно отряхиваясь и отплевываясь. «Вонючая сельва», – пробормотал он. Мануэль Марио Боста, в узких кругах Сан-Паулу более известный как Супер Марио, поправил рюкзак, утер рукавом пот и бросил хмурый взгляд на шагающего впереди Даймона Хьюза.


– С вами все о’кей? – спросил тот, оглядываясь.


Идущий первым Пио – обнаженный по пояс индеец-проводник из племени синта-ларга – продолжал невозмутимо орудовать тяжелым мачете, прорубая дорогу сквозь густое сплетение лиан и воздушных корней эпифитов.


Марио лишь раздраженно махнул рукой. Он ни за что бы не поперся с этим чокнутым гринго в самое сердце амазонской сельвы, но другого выхода у него просто не было. Головорезы дона Фулану буквально наступали ему на пятки, да и агенты АНБ прочно сели на хвост. Марио понимал, что совсем скоро либо первые, либо вторые поджарят ему задницу. Пытаясь уйти от преследователей, он забирался все дальше и дальше вглубь страны. И в конце концов очутился в Тукандейре – забытой богом деревушке гуарани, притулившейся на илистом берегу одного из бесчисленных притоков Амазонки.


Тукандейра – десяток грязных хижин на пальмовых сваях, между которыми бродили куры и несколько тощих свиней, являлась, пожалуй, последним островком хоть какой-то цивилизации; сразу за поселком высилась плотная темно-зелёная стена джунглей. Но даже в этой глуши Марио не чувствовал себя в безопасности. Он знал – охотники где-то рядом, их появление лишь вопрос времени, возможно – нескольких дней.


И вот при таких отчаянных обстоятельствах он встретил Даймона Хьюза.


Однажды на закате тот прибыл в сопровождении двух носильщиков и проводника на баркасе, который раз в месяц доставлял в поселок товары и продукты. Представившись профессором Пенсильванского университета, Даймон рассказал, что приехал в Тукандейру с научными целями. Утром он намеревался отправиться в джунгли, чтобы отыскать дикое и малочисленное племя пираху, живущее где-то на берегах Мэйхи. Но как назло оба его носильщика-гуарани, с которыми он имел неосторожность расплатиться вперед, напились и валяются теперь мертвецки пьяные. И, судя по всему, протрезвеют не скоро. А одному проводнику Пио всей поклажи не унести. Марио моментально сообразил, что, пожалуй, это его единственный шанс. Ни боевики дона Фулану, ни тем более агенты АНБ не полезут за ним погибельные глубины тропического леса. А через неделю-другую ситуация, глядишь, изменится. В конце концов, охотники могут сбиться со следа. Да и толстяк Фулану не вечен – братья Очоа давно точат на него зубы. Шансы, конечно, невелики. Но в его положении оставалась уповать лишь на чудо.


Под многоярусным пологом тропического леса царило полное безветрие. Оно и еще влажный, насыщенный испарениями воздух делали жару невыносимой. Джунгли кишели жизнью. Между огромных, поросших орхидеями и другими паразитными растениями деревьев с писком порхали стаи крошечных разноцветных попугайчиков. Их более крупные сородичи летали парами, издавая резкие противные крики. Опасность подстерегала повсюду. В ветвях таились змеи, гигантские пауки-птицееды и множество других смертоносных тварей, под ногами шныряли ядовитые тысяченожки-сколопендры. Мириады мух и вездесущих москитов с жужжанием кружили над путниками. Марио как мог отмахивался от назойливых насекомых, с завистью поглядывая на полуобнаженного Пио – тому, кажется, всё было нипочём. Размеренными, отработанными движениями он расчищал путь их маленькому отряду, не обращая внимания ни на удушающую жару, ни на укусы москитов.


Хоть Марио был наполовину араваком, он, подобно многим метисам, смотрел на индейцев с презрением, как на примитивных дикарей. Разве нормальный современный человек станет жить в этом зелёном аду? Куда даже солнечный свет проникает с трудом! Джунгли он не любил, не знал и боялся их. Прошлым вечером, когда им пришлось вброд преодолевать заболоченный участок сельвы, Марио постоянно мерещилось, что где-то у его ног, в коричневой непрозрачной воде, скользят тугие пятнистые кольца анаконды. Когда же он заметил четырехметрового каймана, нежившегося на плавучем островке и пристально следившего за людьми маленькими, близко посаженными глазками, то едва не обделался со страху. При этом Марио, выросший среди уличных банд в фавелах Сан-Паулу, отнюдь не был трусом. Однако сельва и её обитатели внушали ему безотчетный брезгливый ужас.


Марио снова споткнулся и чуть не упал. Он весь день ощущал какую-то странную сонливость. Это от изматывающей жары, решил он.


Когда стемнело, они разбили привал в корнях сейбы, чей ствол подобно исполинской мачте пронзал лесной полог и, казалось, упирался прямо в небо. Разожгли костер и вскипятили воду. После ужина каждый занялся своим делом. Пио улегся в гамак, ловко приладив его между двух древесных стволов, и закурил неизменную трубку, а профессор принялся что-то записывать в маленькую черную книжицу.


Марио допил остатки кашасы из фляжки, потряс ее над ухом и зашвырнул в обступившую их чернильную тьму. Спать он не хотел; ночные звуки джунглей – немолчное стрекотание, жужжание, щебетание – нервировали его. То и дело раздавались чьи-то леденящие душу крики. Иногда они напоминали хохот сумасшедшего, иногда – плач ребенка. Чтобы как-то успокоить нервы, он решил поговорить с гринго.


– Значит, вы изучаете жизнь дикарей и… все такое?


Даймон прекратил писать и с улыбкой взглянул на Марио.


– Совсем нет, – по-португальски он говорил свободно, правда, скорее как европеец. – Я ведь не этнограф, я миколог.


– Кто, кто?


– Микология, – терпеливо пояснил профессор, – это наука о грибах. Вот их-то я и изучаю.


Марио прищурился. Грибы – тема лимонадная. На некоторых из них можно неплохо заработать.


– Выходит, вы разбираетесь в грибах, – хмыкнул он. – А на кой тогда вам сдались эти пираху?


– Собственно, меня интересуют не сами пираху, а шаман их племени. Его зовут Купа. По моим сведениям, он знает, где растут легендарные грибы гумбо. И вот Пио, – гринго кивнул в сторону проводника, – обещал мне устроить встречу с этим Купой.


– Грибы гумбо? – нахмурился Марио. – Не слыхивал про такие. И в чем их ценность? Какой-то особенный кайф?


– Насчет кайфа не знаю, не пробовал, – рассмеялся Даймон. – Хотя все возможно. Но главное, с ними связано одно любопытное индейское поверье.


– Никогда не интересовался дикарскими сказками, – скривился Марио.


– А напрасно! – оживился ученый. – Согласно этому поверью, гриб гумбо обладает таинственной силой, является источником загадочной власти и даже способен совершенно изменить природу человека, который рискнет его попробовать. Причем речь идет не о банальном расширении сознания а ля Кастанеда, а о реальных физических метаморфозах… Разумеется, надо делать скидку на склонность представителей первобытных культур к гиперболизации действительности. Но, возможно, гумбо на самом деле способен оказывать на человеческий организм некое мощное трансмутирующее воздействие. В любом случае, это неизвестный науке гриб. А значит, я стану его первооткрывателем.


Марио понял далеко не все из сказанного. Однако слова про «власть» и «силу» крепко запали в его сознание. Это были правильные слова. Они грели сердце.


Он долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, его бросало то в жар, то в холод. Забылся он лишь под утро. Ему приснилось, как, чудесным образом сделавшись неуязвимым и могучим, вроде Капитана Америка или Хэллбоя, он играючи расправился со всеми врагами, даже с доном Фулану. А потом сам возглавил его бизнес.


Проснулся он весь в поту и совершенно разбитый. Даймон с тревогой посмотрел на его красное от внутреннего жара лицо и поинтересовался, как он себя чувствует. «Проклятые джунгли, – проворчал Марио, со стоном закидывая на плечи рюкзак, – они высасывают меня, высасывают точно пиявка».


– Ничего, – обнадежил его профессор, – Пио говорит, что до сада дьявола осталось всего полдня пути. Шаман Купа должен встретить нас там. У него наверняка найдутся какие-нибудь лекарственные снадобья.


– Что еще за «сад дьявола»?


– Участок леса, на котором произрастает лишь один вид деревьев – дуройя, – охотно пояснил ученый. – Индейцы верят, что в таких местах живет злой дух Чулячаки. На самом деле все дело в лимонных муравьях, которые гнездятся в полых стволах дуройи. Муравьи состоят в симбиозе с этими деревьями и строго контролируют, чтобы ничего помимо дуройи там не выросло. Они просто уничтожают всю прочую растительность.


Марио суеверно сплюнул и перекрестился.


 


* * *


К полудню путешественники и впрямь очутились посреди частой колоннады одинаковых невысоких деревьев. Между изумрудных листьев порхали крупные – размером с ладонь – ярко-синие бабочки. Стволы деревьев были свободны от лиан и эпифитов; на земле под их кронами тоже не росло ничего, даже кустика папоротника; лишь слой напоминающих финики плодов устилал красную почву. Отряд остановился.


Из-за стволов дуройи бесшумными тенями выступили трое индейцев: густо покрытый татуировками старик и два вооруженных копьями воина; у всех троих волосы спереди были выстрижены, но оставлены длинными на затылках.


Пио протянул татуированному старику сверток и что-то спросил на гортанном наречии. Шаман молча принял подарки и так же молча ткнул рукой в сторону Марио. Все посмотрели в том направлении. Марио также опустил взгляд и увидел совсем рядом, буквально в шаге от себя, гриб с мясистой коричневой ножкой и конусообразной багрово-красной шляпкой. Он походил на конский фаллос.


– Гумбо! Это точно гумбо, черт меня подери! – вскликнул Даймон Хьюз и кинулся к грибу. Но Марио заступил ему путь, грубо оттолкнул ученого и выхватил короткоствольный револьвер.


– Все отошли, – хрипло скомандовал он. – В сторону… Живо!


Даймон попятился, оторопело глядя в вороненое дуло. «С вами все о’кей?» – пробормотал он. Один из воинов-пираху занес копье. Грохнул выстрел, воин подпрыгнул и упал на спину. Второй воин издал возмущенный возглас, но шаман вскинул руку в останавливающем жесте, и тот послушно замер.


– Кто шевельнется – убью, – срывающимся голосом предупредил Марио. – Это мое… Мое!


– Чулячаки, – едва слышно прошептал Пио, указывая на Марио пальцем.


– Еще слово, и ты труп, – посулил ему Марио.


 Проводник медленно опустился на корточки и, обняв колени, застыл с бесстрастным выражением.


– Друзья! – фальшиво-бодрым тоном начал Даймон Хьюз. – Давайте не будем горячиться…


– Замерли, я сказал! Всех положу! – истерично завопил Марио. Лицо его было мокрым от пота. Глаза налились кровью и бешено вращались в орбитах.


– Вы явно больны, приятель, – вновь попытался успокоить его Даймон. – У вас мозговая горячка. Вам следует…


 – Захлопни рот, гринго!


– Но что вы собираетесь делать? – скорее с удивлением, чем со страхом поинтересовался профессор.


– Заткнись! Заткнись! Заткнись, задница!


Лихорадочно переводя ствол с одного на другого, он нагнулся, выдернул гриб из земли и жадно сунул в рот. Давясь и морщась, кое-как разжевал и проглотил. Потом, продолжая держать профессора и индейцев на прицеле, попятился и обессилено прислонился спиной к дереву. Его била дрожь.


Сначала ничего не происходило. Ровным счетом ничего… И тут Марио ощутил в животе странный холод. Впрочем, это был приятный холод. Конечности его, напротив, обдало внезапным жаром. Он посмотрел на свои руки и удивленно выдохнул: жилы на них вздулись, мышцы налились силой и бугрились как у культуриста. Волна эйфории захлестнула его сознание. Да! Да! Да! Марио понял: еще чуть-чуть, и он будет способен ломать деревья и дробить скалы! Он станет настоящим Супер Марио! Отныне никто не будет ему страшен! Ни гориллы дона Фулану, ни ищейки из АНБ. Он всех их сделает!


Марио хотел издать победный клич, но закашлялся – что-то мешало в горле, что-то постороннее. Марио сунул в рот пальцы и вытянул какой-то белесый сгусток, похожий на ком слипшейся паутины. Потом еще один. И еще… И еще.


Он тянул и тянул из себя комки липкой субстанции, но той не становилось меньше. Марио почувствовал, что задыхается. Он уронил пистолет. И с гадливым ужасом обнаружил, что из всех пор его тела выступают тончайшие полупрозрачные нити; эти нити стремительно росли, вытягивались, змеились и, спускаясь вниз, исчезали в лесной подстилке. Вскоре он весь, словно угодившее в паутину насекомое, оказался опутан этими отвратительными белесыми нитями. Целыми пучками они лезли теперь из его рта, носа, ушей и других отверстий. Еще через несколько секунд глаза Марио неестественно выпучились, вылезли из орбит и – чпок! – двумя белыми шариками шлепнулись ему под ноги. А из опустевших глазниц брызнули фонтаны паутинных нитей. Марио зашатался и рухнул наземь. Его тело конвульсивно задергалось, сдуваясь и скукоживаясь точно проколотая резиновая кукла.


 


* * *


Через четверть часа место его падения обозначал лишь пологий холмик. Но и он продолжал быстро оседать. Даймон Хьюз и трое индейцев наблюдали за этой метаморфозой в торжественно-мрачном молчании.


Первым не выдержал Даймон:


– Потрясающе! Какой эффективный способ утилизации биомассы. Очень интересно. И перспективно. Но что же легенда? Про власть, про силу… Вымысел?


Пио повторил вопрос шаману. Старик усмехнулся.


– Нет, легенда не врет, – перевел Пио его ответ. – Гриб гумбо действительно дарует власть. Полную власть. Но не человеку. А грибу над человеком.


 


 


ЛЁГКИЙ СПОСОБ


Рассказ


 


В кабинете сидят двое: человек лет тридцати в строгом деловом костюме – за столом, а напротив него, в низком кресле – мужчина под пятьдесят с помятым лицом и блуждающим взглядом; последний явно нервничает.


Человек в костюме некоторое время пристально смотрит на посетителя, а потом произносит:


– Вы слишком напряжены, Владимир. Расслабьтесь.


– Ладно, – кивает Владимир. – А вас, простите…


 – Зовите меня доктором. Полагаю, так будет правильно.


– Как скажете.


– Поверьте, всё будет хорошо, – убеждает его доктор. – Я использую многократно проверенную методику Каррена Алла. Это самый легкий способ избавиться от зависимости.


– Угу.


Доктор выкладывает на стол пачку сигарет и коробку сигар, аккуратно расставляет – коробку слева, пачку справа. Пациент наблюдает за этими манипуляциями с недоумением и тревогой.


– Скажите, Владимир, – продолжает доктор, – вы сознательно решили расстаться с этой мерзкой привычкой?


– Да.


– И это действительно ваше решение?


– Абсолютно.


– Что ж, уже неплохо, – кивает доктор. – А с какого возраста вы пристрастились?


– С пятнадцати лет.


– М-да… А помните, кто предложил вам попробовать?


– Первый раз? Отец.


– Родной отец? – поднимает брови доктор, неодобрительно качая головой.


– Поймите правильно, в те времена это не считалось особенным пороком. Даже напротив, свидетельствовало о том, что юноша повзрослел, стал, так сказать, самостоятельным…


– Не стоит оправдывать то, что недостойно оправдания, – останавливает его доктор. – Главное, сейчас вы полны решимости перестать наконец кормить это маленькое чудовище. Давайте так, для наглядности, назовем вашу зависимость.


– Ну не такое уж и маленькое, – замечает Владимир, бросив рассеянный взгляд на коробку с сигарами.


– Конечно, – соглашается доктор, – тут все зависит от толщины кошелька и личных пристрастий. Хорошо, пусть будет просто «чудовище». Но, согласитесь, это именно чудовище. И оно просит, чтобы его регулярно кормили! Буквально требует: «Покорми меня! Покорми меня!» – последние слова доктор произносит противным, визгливым голосом капризного ребенка. – А что вы получаете взамен? Задумывались над этим? Постоянный ущерб здоровью, как своему, так и окружающих. Риск в любой момент оказаться прикованным к больничной койке. Возможно, навсегда. И, наконец, просто умереть, не дожив до старости! Согласны?


– Согласен, – неуверенно кивает Владимир.


– А раз так, почему вы не бросили раньше? – резко спрашивает доктор, подавшись вперед. Теперь он угрожающе нависает над пациентом. – Отчего столько лет потакаете этому чудовищу? Можете назвать причины? Я слушаю, давайте! Давайте!


– Ну, понимаете, – начинает Владимир, – жизнь в городе – сплошной стресс. Да и работа у меня нервная. А эта привычка…


– Зависимость, – поправляет доктор. – И мы договорились именовать её чудовищем.


– Да, да. Так вот, с ним я чувствую себя как-то комфортнее, спокойнее, защищеннее даже. Особенно в таком мегаполисе как Москва. И, наоборот, без этого дела вскоре начинаю нервничать, испытывать тревогу, дискомфорт. А то и вовсе впадаю в депрессию… Как-то так.


– А удовольствие от самого процесса испытываете?


– Бывает, – после легкой заминки признается Владимир.


– Всё правильно, – улыбается доктор. – А теперь слушайте внимательно. Сейчас я вас удивлю. Всё что вы перечислили: и чувство защищенности, и комфорт, и приятные ощущения – всё это лишь иллюзия. Да, да! Реальны только психо– и физиологические неудобства, которые возникают при длительном воздержании. Потому как это симптомы обычного абстинентного синдрома. Или ломки.


– Но позвольте, доктор…


– Не позволю! Вы хотите избавиться от своей зависимости? Так? А раз так, не перебивайте и верьте всему, что я вам говорю. Иначе эффекта не будет. Припомните-ка, разве до того, как заработать свою зависимость, вы чаще, чем сегодня, раздражались, впадали в депрессию? И наоборот, неужели с тех пор как вы превратились в раба привычки, невротические состояния сделались более редкими? Вот видите! Разумеется, нет! Так вот, на самом деле, потакая вашему чудовищу, вы никоим образом не защищаете себя от стрессов. И удовольствия тоже никакого не испытываете. Вместо этого вы просто снимаете неприятные ощущения, вызванные ломкой. Отсюда – ложное чувство комфорта и всё прочее. То есть практически всякий раз вы приходите в норму. Улавливаете? В норму! Иначе говоря, возвращаетесь в то состояние, в котором нормальный, здоровый человек, не подверженный этому вредному, пагубному пристрастию, пребывает постоянно. Согласны? Согласны?! Ну-ка, в глаза мне, в глаза! Да или нет? Нет или да?!


– Д-да.


– Вот и славно. Теперь добавим немного мотивации, дабы закрепить результат. Вы наверняка почувствовали, что в последние годы отношение общества к вам и вам подобным кардинально поменялось. Вместо терпимости, индифферентности, а порой и снисходительного одобрения – резкое повсеместное осуждение. А то и обструкция. Сегодня это не просто дурной тон. Сегодня это асоциальное поведение. А в публичных местах и вовсе – административное правонарушение. И подобная государственная политика – политика нажима и давления – будет только усиливаться. Скоро уже не останется мест, где бы вы смогли открыто предаться своему пороку. Во всяком случае, в городах и вблизи населенных пунктов. Что вы будете делать тогда? Уверяю вас, пройдет совсем немного времени, и безнаказанно отравлять воздух вы сможете разве что где-нибудь за городом, в пустынной местности. А оно вам надо? Стоит ли ваше чудовище подобных жертв? Подумайте над этим.


Владимир задумывается. В памяти послушно оживают картинки: косые взгляды сослуживцев, соседей по дому и просто прохожих. Он вспоминает, как при его приближении мамаши в ужасе спешат закрыть лица своих детей платочками или марлевыми повязками. Припоминается ему и недавнее выступление какой-то пучеглазой, похожей на рассерженную осу, депутатки от «Конкретной России». Как она тогда говорила? «Мы добьемся, чтобы рабы этой гадкой привычки повсеместно чувствовали себя гражданами второго сорта. Изгоями! Их не станут принимать на работу. На них начнут смотреть как на латентных убийц. И это справедливо! Ведь, по сути, они преступники. Они рискуют не только своими жизнями, но и постоянно, ежеминутно гробят наше здоровье! Почему мы это должны терпеть? Почему остальные обязаны по их милости дышать этой гадостью?!»


– Давайте смотреть правде в глаза, – продолжает доктор, – эта пагуба отнимает ваши время, деньги, подвергает риску вашу жизнь и крадет здоровье окружающих. Известно ли вам, сколько людей в России ежегодно гибнет от, образно говоря, лап чудовища, которому вы верно служите? Я вам скажу: тридцать четыре тысячи! И еще триста тысяч остаются по вине этого порока инвалидами. Причем, половина из них – невинные, пассивные жертвы. А в масштабах всего мира эта цифра приближается к полутора миллионам. Вдумайтесь в эти цифры. Ведь это же геноцид! А вы – его орудие. Ладно бы вы рисковали только своим здоровьем, так нет, вы подвергаете смертельному риску жизни тысяч и тысяч других людей, не страдающих такой зависимостью. Дети, старики, беременные женщины. Чем они провинились перед вами?


– Довольно, доктор! – просит Владимир, утирая пот со лба. – Я все понял. Осознал. Проникся. И готов завязать. Навсегда!


– Отрадно слышать, – кивает доктор. – Что ж, сдавайте ключи от вашего чудовища. Кстати, какой оно у вас марки?


– Джип «Гранд Чероки», – отвечает Владимир, дрожащей рукой протягивая ключи зажигания.


– Я лично прослежу, чтобы уже сегодня ваш «Гранд Чероки» пошел под пресс, – заверяет доктор. – Вот увидите, совсем скоро вы ощутите, что стали свободнее. Теперь не надо тратить деньги на бензин и ремонт, терять время на парковку и стояние в пробках, наконец, волноваться, что кто-то угонит вашего монстра. Свобода! Кроме того, вы избавитесь от иссушающего чувства вины. Ведь в выхлопах вашего джипа – вся таблица Менделеева. Настоящая нацистская душегубка!


– Так-то оно так, – вздыхает Владимир. – Одна беда – от общественного транспорта я изрядно поотвык за эти годы.


– То беда небольшая! Вы скоро привыкнете. Метро удобнее, быстрее и надежнее. А главное, метро самый безопасный вид транспорта. Никаких пробок, никаких проблем с парковкой и расходов на бензин. И никаких вредных выхлопов! А если вас смущает запах немытых тел – эта проблема легко разрешима. Достаточно, прежде чем спускаться в подземку, выкурить сигаретку, – доктор подвигает Владимиру пачку. – А лучше – сигару, – пододвигает коробку с сигарами.


– Но я некурящий.


– Ничего, голубчик, закурите. Кстати, при выходе из метрополитена тоже неплохо подзарядиться никотинчиком. Снимает, знаете ли, раздражение и всё такое.


– Спасибо вам, доктор, огромное!


Владимир встает, но у двери внезапно оборачивается и робко спрашивает:


– А если я… куплю электромобиль?


– Не советую! Во-первых, так вы никогда не избавитесь от зависимости. Это будет лишь очередная подмена, обманка. Вроде той же электронной сигареты. А во-вторых, Дума постановила распространить на личные электромобили общие ограничения и запреты. Потому как они – скрытая реклама бензиновых авто. Вот так вот!


 


 

СИМПАТИЧЕСКАЯ МАГИЯ


Рассказ

 

«Гадская жизнь!» – в сердцах воскликнул Денис Иванович Бубнов, обнаружив, что его обычное место возле дома уже заняла какая-то наглая красная «сузуки». Кое-как припарковавшись в самом дальнем конце двора, он побрел к подъезду, раздраженно ворча под нос. «Это я-то суетливый? – бубнил Бубнов. – Деятельный – возможно. Но суетливый?.. Сам он суетливый! Пузатый боров!».

Лифт, разумеется, не работал.

«У меня мелочный ум? Дурные манеры?! – продолжил он ворчать, поднимаясь по лестнице на девятый этаж. – Да у меня высшее образование! Плюс курсы категорийного менеджмента… – Бубнов высморкался на ступеньки. – Старпёр! Пьяница красноносый! Думает, я не знаю, что он каждый вечер прикладывается. У него даже из сейфа спиртным несёт. Алкаш хренов!».

Раздражение Дениса Ивановича объяснялось тем, что сегодня он стал невольным свидетелем одного пренеприятного для него телефонного разговора. Уже в конце рабочего дня, проходя мимо приоткрытой двери директора управления Козырева, он услышал, как тот говорит Генеральному: «Да, Пал Палыч, полагаю, Валетов вполне справится с обязанностями начальника отдела продаж... Что? Бубнов? Не-ет, Пал Палыч, Бубнов абсолютно не годится. Уверяю вас! Почему? Ну… суетливый человечек с мелочным умом и дурными манерами, и вообще… ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Короче, не лучший кандидат... Вот именно. Хы-хых, согласен. Значит, Валетов, решено». А ведь Денис Иванович так рассчитывал на это назначение! И главное, заслужил его! Многолетним трудом на благо фирмы. И вдруг – здрасьте! – Валетов. Притом в столь обидной форме. Ох, лучше бы ему вовсе не слышать этого разговора. Да еще вечером в пятницу!

Жены дома не было – уехала на выходные к родителям на дачу – и Бубнов, не разуваясь, протопал на кухню, открыл холодильник и достал бутылку водки. Обычно он себе не позволял. То есть практически. А бокал вина или бутылку пива на праздник почитал за изрядную пьянку. Между прочим, Денис Иванович и не курил. Короче говоря, имел все основания считать себя хорошим работником и примерным семьянином. Тем, кого называют «солью земли». «Ни богу свечка, ни чёрту кочерга», – тут же вспомнилось Бубнову, и он решительно откупорил бутылку.

Уже после третьей рюмки он изрядно захмелел и перебрался в гостиную, на диван. Телевизор ему включать не хотелось («всё одно и то же»), до книжек он был не охотник, поэтому помутневшим взором Бубнов принялся оглядывать предметы домашнего интерьера.

Взгляд его зацепился за алебастровую фигурку какого-то божка, китайского или японского, черт их разберет. Фигурку ему презентовал старинный приятель Борька Перунов, он вечно разъезжал по разным экзотическим странам и при встречах одаривал Бубнова всякими сувенирными безделицами. Правда, Денис Иванович эту дребедень сразу выбрасывал или передаривал, чтобы квартиру не захламлять. Но алебастрового божка отчего-то сохранил. С чего бы это? История, что ли, какая с ним была связана? Ах, да, Борька заявил тогда, что лицом божок очень походит на него, Бубнова; дескать, потому он его и приобрел. Сам Денис Иванович никакого своего сходства с сей круглой раскосой физиономией не усмотрел, но жена с Борькой Перуновым неожиданно согласилась и водрузила статуэтку на верхнюю полку серванта.

Бубнов поднялся с дивана, достал фигурку и вгляделся в мелкие, насупленные черты идола. Чёрт знает, может и впрямь некоторая схожесть имеется? Перунов в тот раз им с женой целую шутливую лекцию прочитал. Вы, говорит, эту статуэтку берегите и никому в руки не давайте. Потому что-де в древние времена во многих странах бытовало поверье: если такой фигурке, сделанной по подобию конкретного человека, причинить вред, так и сам, так сказать, оригинал непременно пострадает. Причем аналогичным образом. Типа, если руку повредить – рука заболит, а голову – тоже, соответственно. И даже научное название у этого явления существует… Как это? Денис Иванович нахмурился, силясь припомнить. Смешное еще такое. «Симпатичная магия», что ли? Нет, не «симпатичная», а «симпатическая». Точно, симпатическая магия! И еще Перунов что-то рассказывал, страшилки всякие… Про то, как в Средние века колдуны да ведьмы лепили из воска подобия своих врагов, добавляли в них волосы или ногти жертв, а потом трижды задом наперед прочитав «Отче наш», пронзали эти фигурки булавками… «Тьфу ты, – скривился Денис Иванович, – всякая дрянь в голову лезет. А все из-за этого толстопузого борова Козырева».

Он прошел на кухню, налил себе еще рюмку и залпом выпил. Но злость и обида не отпускали.

Вдруг некая причудливая мысль посетила его захмелевшую голову. Бубнов с минуту обдумывал её, а потом вернулся в гостиную и принялся шарить по шкафам. Наконец среди жениных вещей он нашел то, что искал: пучок тонких церковных свечек желтого воска и карманный «Молитвослов». «И пускай глупость, – с пьяной усмешкой думал Денис Иванович. – Пускай! Так хоть душу отведу». Он повыдергивал из свечей фитили, размял податливый воск в пальцах и быстро слепил нечто отдаленно напоминающее пузатую человеческую фигурку. Затем достал из ящика буфета пластиковую коробочку с иголками и высыпал их прямо на кухонный стол… Но тут же хлопнул себя по лбу и, сходив в прихожую, вытащил из портфеля пачку бумаг; отыскал среди них служебную записку с размашистой резолюцией Козырева, аккуратно оторвал клочок с начальственной подписью. «Не ногти, конечно, – бормотал он, запихивая бумажный обрывок внутрь восковой фигурки, – и не волосы… Но хоть что-то… Сойдет!». Закончив с этим, Денис Иванович уложил фигурку на разделочную доску, взял в руки иголку и нахмурился. Что-то еще… Чего-то он, кажется, упустил. Ну, конечно! Бубнов открыл «Молитвослов» на нужной странице и, изготовив первую иглу, стал водить пальцем по строкам «Отче наш» справа налево, снизу вверх.

– Огавакул то сан ивабзи он… – запинаясь, прочёл он и с силой воткнул в восковое подобие обидчика первую иглу.

Бессмысленные, тарабарские слова эти прозвучали как-то неожиданно гулко, будто под пещерными сводами; Денис Иванович огляделся вокруг, точно хотел убедиться, что никто за ним не подсматривает и зябко передернул плечами.

– …еинешукси ов сан идевв ен и. – Вторая игла вонзилась в оттопыренный живот куклы.

Казалось, все кругом замерло, затихло, внимательно прислушиваясь; лишь канализационная труба где-то под раковиной вторила пьяному бубнежу Бубнова утробным урчанием.

– Мишан мокинжлод меялватсо ым и ежокя. – И третья игла отправилась следом.

Бубнов плеснул в рюмку водки; выпил. Странные, трепещущие тени сгустились по углам кухни, зато лежащий на разделочной доске болванчик, напротив – теплился каким-то внутренним свечением, точно остывающая головёшка. Бубнов потёр глаза. Пожалуй, хватит на сегодня, решил он и убрал водку в холодильник. А затем вернулся к столу.

– …хесебен ан исе ежи, шан ечто!

Прочитав перелицованную молитву три раза подряд, Денис Иванович взглянул на дело рук своих и хихикнул: фигурка была утыкана иголками, точно ёж. «Вот, будешь знать, кто свечка, а кому кочерга…» – погрозил он ей пальцем и, пошатываясь, отправился спать.

Утром в субботу Денис Иванович проснулся поздно и с головной болью. С чувством некоторого стыда («Что за ребячество!») смахнул вчерашнее безобразие в мусорное ведро и сделал себе яичницу. Но поесть толком не смог – голова разболелась пуще прежнего, прямо до тошноты. Он принял пару таблеток анальгина и заставил себя заняться разными хозяйственными делами. А о давешних манипуляциях с иглами и воском приказал себе не вспоминать.

И действительно не вспоминал. До самого воскресенья. Ибо в воскресенье перед обедом ему позвонил не кто иной, как иуда Валетов:

– Чего тебе? – холодно спросил Денис Иванович.

– Уже слышал новость, старик? – жизнерадостно, как ни в чем не бывало, поинтересовался тот.

«Позлорадствовать решил. Вот же свинья!» – возмущенно подумал Бубнов, а вслух произнес:

– Да. Рад за тебя. Поздравляю.

– Поздравляешь?! – ахнул Валетов. – Ну, ты циник!

– Я? Я циник?! – задохнулся Денис Иванович. – Ты вообще о чём?

– А ты о чём? А-а, понимаю… Значит, еще не слышал, – и выдержав эффектную паузу, Валетов выпалил: – Козырев скончался!

– …К-как то есть скончался? – после почти минутного замешательства выдавил Бубнов. – Когда с-скончался? От чего?

– Вчера. Точнее, в ночь с пятницы на субботу. А от чего, доподлинно пока не известно. Что-то вроде внутреннего кровотечения. То ли геморроидальное что-то, то ли желудочное. Но внезапное и обширное. О как, старик! Что об этом думаешь?

Бубнов молчал.

– Впрочем, ты ж знаешь, – доверительным тоном продолжал Валетов, – поддать-то он всегда любил. Так ведь? Любил, говорю, Козырев поддать?

Но Бубнов молчал.

– Извини, старик, – несколько смущенно произнес Валетов, – не думал, что тебя это так… зацепит. Ладно. Завтра переговорим, отдыхай.

Денис Иванович положил трубку, утер со лба пот и оторопело уставился в пространство. В висках у него нещадно стучало, а глаза точно распирало изнутри, того и гляди лопнут.

«Это давление, – догадался он, – давление подскочило. Надо взять себя в руки, принять лекарство и всё будет хорошо. Ничего особенного не случилось, всё нормально!».

Бубнов сделал несколько шагов, его шатнуло, и он крепко приложился плечом о сервант. Что-то с грохотом упало на пол.

Он опустил взгляд: на паркете лежала алебастровая китайская фигурка; голова божка от удара разлетелась на множество осколков.

Безжалостный, ослепительно-белый свет просиял в мозгу Бубнова, зато перед глазами, напротив, разом потемнело.

Когда супруга Дениса Ивановича вернулась с дачи, он был еще жив, но шевелиться не мог. И говорить тоже, только мычал временами. Врачи «Скорой» констатировали инсульт.

А через два дня он умер.

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера