Александр Кобринский

Эхо неземное

СЛОВО СТАРЦА

 

Брагу мужики в тот день не пили,
Насупились не от гнилой погоды –
Враг идёт! – в домах заголосили
Жены муторнее, чем «ду-ду» удоды.


Весь апрель осада продолжалась...
Молодым теплом сменился холод
Не к веселью – где ты, Божья жалость?
Жителей схватил за горло голод.


И Перуну бьют челом, и Богородице –
Молятся, а лихо ходит щёголем.
Девкам жизнь походную придётся
Услаждать поганцам – печенегам.


Главный вход старейшины решили
Отпереть – ждать помощи пустое.
Бесы город люто окружили:
Ждёт чужбина пленных – все чужое.


Над рыданьем горестным, над всхлипами
Сквозь просвет в листве луна светила
И над вечем, собранным под липами,
Тень резная блики разносила.


Явлен был глазам людей столетний
Белобровый старец – волхв убогий.
Чётко на земле клюкой наметил
Равных круга два и молвил, строгий:


«Надобно, чтоб здесь две ямы вырыто
На две кадки было побыстрей:
В первой кадке приготовьте сыту,
Во второй – кисель из отрубей!»


Наскребли в медуше княжей меду,
Отрубей в амбарах наскребли –
Слово старца выполнили сходу
И в надежде хитрость обрели:


«Мы уйти вам с миром предлагаем,
Потому что мором нас не взять;
Как пришлёте ваших, обещаем
Им на деле это доказать!»

 

И послы ответно приходили –

С любопытством к кадкам подошли,
Сыту и кисель хлебнув, решили,
Что еда идет из-под земли.

 

Приумолкли – спешно возвратились
Вниз – к реке – к высокому шатру,
На котором змейно колотились
Ленты голубые на ветру.


Доложили – и сказал, сжимая
Плеть властитель: «С ними не берусь
Воевать я!»... Спасена святая,
Только что крестившаяся Русь!

 

10 ЯНВАРЯ 1775 ГОДА

 

И направо, и налево 
Низко-низко поклонясь, 
Уторопливо при этом 
На собор перекрестясь: 


«Отпусти, – сказал народу, – 
И прости, в чем согрубил 
Пред тобой» – и экзекутор 
Палачей поторопил. 


На настил Емелька падал 
Навзничь – в небеса ничком. 
В тот же миг топор на взлёте 
Засветился серебром. 


Хлестанула кровь толчками. 
Казни жуткая картина 
Совершилась... Овдовела 
В этот день Екатерина! 

 

*   *   *


                Любо, братцы, любо...
                         Из народной песни
Любо прищуренным светом
пройтись и заметить, при этом,
в звоннице медно-лобастой
четвертованного себя –
серпастыми и молоткастыми
глазами базарного дня.


 

ЭХО НЕЗЕМНОЕ

 

Клином сосны к небесам, 
клином ели, 
потому что только там – 
в глубине достигнут цели 
кроны... 


Кроны, 
кроны, 
кроны – 
королевские короны. 


Одноногие принцессы 
убегают от надзора, 
от фотографов и прессы... 


Очень скоро, 
очень скоро 
анжелики и агнессы, 
золушки и баронессы 
огненные рассекут просторы – 
канут звёздно. 
Кронам нужен 
вольный воздух, 
а не тот, 
где шито-крыто 
под орнамент малахита 
сумрак из палеолита 
меж стволами 
вдоль опушки 
смотрит стражно 
и острожно. 


Тут же шёпот – 
осторожно! – 
цыц, замри: 
молчанью клёво 
наблюдать, 
как гибнет Слово. 
В обиходе только ахи – 
ахи жалкие 
и охи... 
Им подыгрывают 
вздохи. 

 

Но вне контура эпохи, 
возглас – ЕОН МЕЗЕНОХЭ! 
На холмах 
танцует хвоя. 
Близок март. 
Теплее стало, 
чтобы ЭХО НЕЗЕМНОЕ
гнёзда на земле свивало. 
Как свивало? – 
по земному. 
Ближе к собственному дому 
быть не может 
по другому. 


К ливням, 
к молниям 
и грому 
на краю воздушных ям 
пляшут сосны, 
пляшут ели... 
Вверх. 
Все выше – 
так, что корни 
прирастают к небесам! 

 

ОБМАНУТЫЕ

 

Куролесилось жуткое, внебытийное –
прибывало нежданно-негаданно –
растекалось по переднему и по тыльному,
как нечто само по себе Богоданное...


И люди дров не заготавливали –
в раю обещанном не топились печи,
и старухи райское сквозь темноту выглядывали,
и щурились, и к окнам подносили свечи...


И когда Преподобная Богородица зелень марта
серебряным звоном отметила,
село уснуло после долгой бессонницы
и стало похожим на оглохшего тетерева.

 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера